Письмо-рецензия на книгу В. И. Литвинова Врёшь, не

Виктория Орешкина
////////////////////////////////////////////////////////
Письмо-рецензия
на третью книгу повести В.И. Литвинова «Босоногие»
«Врёшь, не возьмёшь!».
////////////////////////////////////////////////////////

Вся книга «Босоногие» – начиная от историй о маленьком мальчике, которого осиротила война – это гимн человеку, его силе и стойкости духа, гимн тому человеческому, что позволяет ему звучать гордо. Вспоминая первые две книги «Босоногих», в отношении маленького Семы, одолевающего болезнь, переживающего страх, одиночество и голод, других характеристик кроме «герой» и «настоящий человек» у меня не возникает. И вместе с тем, «Босоногие» - история живого, во всех отношениях человека, с его живыми радостями, страхами, победами и ошибками. И его жизнь – это живая и яркая иллюстрация времени, в котором ему довелось жить: не простом, противоречивом, подобно герою повести, жестоко покалеченном, времени, в котором покалечена сама сущность, душа человека.

Третья книга повести «Босоногие» «Врёшь, не возьмёшь!» необычна. В первой части, так же как и двух предыдущих книгах, повествование ведется от лица автора. В четвертой же части, повествование ведется уже от лица самого главного героя повести – Семена Лубина. Смесь двух видов повествования – от лица автора и от лица главного героя – в одном произведении не тривиальна и позволяет читателю взглянуть на описываемые события как бы с двух сторон – глазами автора и глазами самого Семена.

Взгляд автора – более обширен, более независим. Он дает возможность рассмотреть все происходящее «сверху», увидеть героев повествования со всех сторон и со всех точек зрения: разглядеть взаимоотношения главного героя с окружающими, с обществом, увидеть мотивы поступков всех действующих лиц.

Взгляд самого Семена Лубина субъективен. Его дневники позволяют читателю взглянуть на происходящее его собственными глазами, делают читателя более близким соучастником происходящих событий, заставляют ближе и глубже переживать все трудности и радости Семена; через его взгляд на жизнь, через мотивы его поступков лучше узнать и понять его самого.

Время существования СССР для Семена – время его взросления, его надежд, свершений, любви. Вся жизнь Семена – образ мыслей, поступки – демонстрирует стремление к верности коммунистическим идеалам. Если оторваться от идеологической терминологии – идеалам, по сути, чисто человеческим. И он этим идеалам – насколько в его силах – следует, всей своей жизнью подтверждая главный принцип человеческой совести – «не для себя человек родился, а чтобы другим от него ладно было».

Время после развала СССР – время крушения надежд. В главе «Между нами первыми» между Семеном Лубиным и его шефом и наставником, бывшим первым секретарем райкома партии, Н.Г. Усенко происходит разговор, в котором сталкиваются лбами две эпохи – прошлая, коммунистическая и нынешняя – постперестроечная. Смена эпохи – всегда тяжелое испытание для человека, особенно для человека зрелого, прожившего большую часть жизни в эпохе ушедшей.Так вот, в частности, в этом разговоре Н.Г. Усенко произносит такие слова: «Думаю, как минимум, 150 миллионов народа из тех наших двухсот советских миллионов в нас не ошиблись! Просто оглушены предательством верхушки партии!».

Боль и разочарование слышны в этих словах. И, думаю, боль эта знакома всякому нашему человеку, которому довелось жить в эпоху СССР и пережить ее крушение. Кажется, что ушла почва из-под ног, что никому стал не нужен, не понятно как жить дальше, что ждет детей и внуков. Для Н.Г. Усенко и Семена Лубина, как для людей, всю жизнь отдавших служению своей стране и людям, добавляется и еще один вопрос: неужели закончилось все, ради чего стоило жить и трудиться?

Последние три главы неоднозначны. С одной стороны, они звучат оптимистическим аккордом в повести: рушатся эпохи и политические строи, но звание Человек, его совесть и чувство долга в нем – гордо и нерушимо. Человек выше эпох, выше званий и должностей. И быть человеком можно и дОлжно всегда, что бы ни происходило вокруг. Когда-то, заболев и потеряв возможность ходить, маленький Сема стал учиться жить заново, вопреки болезни. Теперь, после крушения эпохи, он вновь встает и по-прежнему остается человеком.
Но с другой стороны, все три главы-рассказа не закончены, у их автора по-прежнему остается ощущение «отсутствия почвы под ногами». Он так и не пришел ни к какому окончательному выводу, его разрывают противоречия. На этом повествование обрывается…
Автор как бы, говорит нам: я не нашел окончательного ответа. Ищу. Ищите и вы!

После прочтения повести остается ощущение какой-то незавершенности, внутреннего конфликта между внутренним в Семене – тем, как зовет жить совесть, и внешним миром – кажется, напрочь эту совесть потерявшем. По-моему, с ощущением этой неоднозначности живут до сих пор очень многие из тех, кто родился и вырос в эпоху СССР, да и те, кто родился уже в нашу эпоху.
И я, как читатель, как представитель нынешнего молодого поколения, глядя на сегодняшнюю действительность, задаюсь вопросом – неужели действительно нет надежды?


////////////////////////////////////////////////////////
Размышления в тему.
Попытка ответить на вопрос о надежде.
////////////////////////////////////////////////////////

Честно говоря, Владимир Иванович, Вы мне задали ох какую не простую задачу! Вы выступаете в защиту коммунизма. Даже не знаю, что мне делать… Согласиться? Лет 8 назад я бы даже не задумалась – было время, когда коммунистический строй был моим идеалом. Выступать против? Но это означало бы выступить против сотен гениальных ученых, артистов, певцов, врачей, космонавтов, учителей, писателей и т.д., которых дала миру эпоха СССР. Это значило бы выступить против той честности и человечности, которая, как ни крути, а прививалась людям в многомиллионной стране. Это означало бы выступить против миллиардов мужчин и женщин, парней и девчат, отдавших свои жизни ради нашей свободы и мира на земле сегодня. Это, в конечном счете, означало бы отрицать саму себя, так как я тоже «рождена в СССР». Я с огромным уважением и благодарностью отношусь к эпохе коммунизма, к ее урокам, ко всему, что в ней было – не важно, как это оценено сегодня. Ваш опыт, ваши знания, ваша верность истинному человеческому – должны служить примером сегодня нам.
Но загвоздка состоит в том, что я не считаю коммунистический строй единственно верным, а его идеалы – средством, позволяющим человеку оставаться человеком и ни в чем не погрешить против истины и совести.

В основу коммунистических представлений о настоящем человеке положены высокие и прекрасные идеалы. Но только вот придуманы они не Лениным и не Марксом – это законы человеческой совести, вложенные в сердце Творцом от начала времен. Законы коммунизма  - это законы человеческой совести, за одним исключением – там нет прощения: прощение человеку без Бога не потянуть. Там есть классовая борьба: стремление человека к борьбе со злом заменили борьбой человека с человеком. В коммунизме, на мой взгляд, совершили страшное – позволили человеку надеяться на то, что заведомо не вечно – на других людей, на политический строй, на идеологию. И человек оказался стоящим одной ногой на своем человеческом – совести, чувстве долга, а другой – на надежде на партию. И получилось так, что пока была партия – человек стоял, не стало партии – и он не знает на чем ему удержаться.

Наше время – не спорю – труднее времени эпохи СССР. У нашей молодежи нет моральных устоев, у нас - и молодых и старых - уже весьма размыто понятие о том, что такое хорошо и что такое плохо, мы, черт его знает, зачем живем.  Наши жизни, сердца, умы, души не нужны почти никому. Но я вижу в нашей современности один очень большой плюс. И плюс этот состоит в острейшей необходимости морального выбора, иначе говоря - в необходимости осознания себя Человеком, Личностью, а не просто винтиком "большой и дружной страны"; и хоть сделать этот выбор сейчас гораздо труднее, зато сделанный – он будет настоящим. Мне кажется, что в советское время легко – легче, чем сейчас – было выжить большинству. Моя мама говорила мне, что тогда у них была надежда на будущее, на лучшее. У меня складывается впечатление, что главная опасность этой надежды состояла в том, что эта была надежда на что-то, что могло в любой миг рухнуть и только казалось нерушимым. Это была надежда на людей и на созданное людьми.

Знаете, почему я верю в Бога? Потому что в наше время мне некому было рассказать, что у меня есть совесть и что все окружающие – не продажные сволочи. И некому было доказать мне, что лучше жить по совести, чем по «закону времени», то есть исключительно для себя. Рухнул СССР, все полетели в пропасть, и некому было спасти меня. Некому, кроме Бога. И веря Ему, я могу жить и поступать по совести даже тогда, когда вокруг поступают иначе, могу жить и чувствовать себя Человеком, во всех смыслах этого слова. И, более того, делать все то, что в моих силах, чтобы и другие обрели действительно нерушимую опору, подчинились действительно сильной и надежной власти, живя по законам которой, знаешь, зачем живешь.

Выходит все таки, что я спорю… Но я это делаю не от желания доказать свою правоту. Мне просто больно от безнадежности Вашей и многих-многих еще людей – и молодых, и взрослых. Если бы кто показал мне, что лучше жить ребенку на улице и нищенствовать, чем жить у себя дома с папой и мамой... Если бы кто показал мне, что лучше жить, не зная и не чувствуя любви Творца… тогда я не стала бы спорить.



Орешкина Виктория
г. Караганда, 28 июля 2010 г.

опубликовано в журнале "Простор", Республика Казахстан, апрель 2011 г.