Все было уже сказано. Симфоническими нотами вывесили плакаты твоего мне признания о несовершенстве гиперболических миров. Я сунула в карман узких джинсов теплый металлический жетон и не приехала. А так мечталось, что ты теплых казахских кровей.
Мы болели проницательными вирусными гриппами на два П-образных города. На две разноцветные страны.
Бесподобно-бесконечная комната. Высокие потолки. Я кручусь заводным механизмом голая на офисном стуле. Сто шестнадцать ритмичных поворотов. Зажимаю уши, шею только бы не бессонница. Я вскидываю в потолок листы твоих рукописных книг про рисовать на спине и рассеченные аорты.
У тебя бурятский разрез глаз и платье кокетливо уронила на кафель. Ты – архитектор. Ты оставляешь на память черные тубусы. Ты один непрерывный кривой расчерченный тушью график.
В комнате семь углов по потолку. Я втираю красный перец в рыжие волосы. Из крапивы вяжу палантин. А руки такие слабые, сто двадцать семь поворотов, я выгибаю позвоночник так чтобы тебе было слаще меня целовать. И будут сниться самоубийцы с широкими лбами на юго-западах, высотки и хруст теменной кости об асфальт. Мы презираем толпы. Мы друг другу про химию врем в google-talk. Сто пятьдесят ударов. Ты делаешь мне прямой массаж сердца на окоченевшем от спиртного градуса линолеуме. Ты упорно связываешь мои мышцы в пучок аутоиммунных заболеваний по своему призванию. Осенний гербарий, горячий компот, медицинские термометры. Вот для чего ты твердишь мне снова нужно выживать.
А у меня вирусный гепатит и воспаление лимфо-узлов в приданное.
На обеденном столе разложила на свежей скатерти по размеру скальпели, молотки, топорики. Пятьсот поворотов на стуле в опустошенной комнате. Надорвала ноготь, выщипала бровки, в колени расплакалась.