VIII. ЭКЗОТИЧЕСКИЕ ОСТРОВА
1
До первого погружения время течёт быстро и незаметно. Надводный переход — это всегда интересно и даже романтично. Почти круиз. Солнце, рассветы и закаты. Опять же чужие страны, пусть без захода в порты, но где-то рядом.
Путешествие по незнакомым морям и океанам вызывает живой интерес и бурю эмоций, потому что всегда находится повод для удивления, познания мира совсем с другой, неведомой доселе стороны. А походы на подводных лодках, кроме всего прочего, дают особую возможность каждому познать самого себя.
Экипаж подводной лодки — это не просто семья, не просто братство, это особое соединение душ всех подводников с железным телом субмарины. Именно этот союз делает синтезированный организм единым, а лодку живой.
Не следует путать союз Ивановых, Петровых, Сидоровых … это только группа людей. Также не соответствует понятию экипажа союз офицеров, мичманов и матросов, потому что это всего лишь воинский коллектив.
Рождение экипажа происходит не по приказу вышестоящего командования, не росчерком пера, а в муках испытаний, которые выпадают на долю подводников в длительном походе. Только там, вдали от родных берегов, в жёстких, порой жестоких условиях, сопряжённых с риском для жизни, формируется особое состояние духа всех и каждого, ибо это состояние никогда не возникает без проверки на прочность всего организма в целом.
2
Заканчивался первый этап похода — первая его надводная часть, пришло время испытаний подводным плаванием…
— Мостик, штурман, до точки погружения пятнадцать минут, предлагаю застопорить ход.
— Спасибо, штурман, что не забыл, — отозвался на доклад Дербенёва командир. — Записать в вахтенный журнал: море — штиль, видимость — полная ночная, облачность — пять баллов, визуально горизонт чист, глубина с карты...
— Две тысячи восемьсот метров.
— Вот так и запиши.
Чуйков осмотрелся по сторонам. Ровной бесконечной гладью перед ним лежал океан. Особого желания лезть в железо прочного корпуса не было. Так бы и стоял под куполом усеянного серебром звёзд неба. Но есть одно маленькое НО — простое слово НАДО, ставшее нормой жизни каждого, кто связал себя с флотом, военной службой.
— Боцман, проверь в ограждении рубки, всё ли готово к погружению, и спускайся вниз, пора нырять.
Осинов медленно, растягивая последние минуты пребывания вне прочного корпуса, двинулся с мостика, закурил и, подсвечивая фонариком, приступил к осмотру. Убедившись, что всё готово, доложил командиру и спустился в центральный пост.
— Метристы, сделайте два мазка «своей лопатой» на разных дистанциях — минимальной и максимальной и дайте данные штурману. Стоп левый дизель. Оба мотора товсь!
На мостик поднялся старпом.
— Товарищ командир, лодка готова к погружению, личный состав полностью, можно нырять, — доложил Манишевич, доставая сигарету. — Вот только последний перекур, и всё — на двое суток мы некурящие, — заметил старпом, — или на сутки, как вы решили, Владимир Артемьевич?
— Я решил, Юрий Михайлович, — на трое… - «обрадовал» старпома и весь экипаж командир, — тем более что ты и так не куришь, а только сигареты переводишь. Давай вниз. Поехали.
Оба спустились с мостика. Старший помощник перешёл в центральный пост, а командир ещё раз осмотрел ограждение, спустился в боевую рубку и задраил верхний рубочный люк.
После непродолжительной дифферентовки лодка погрузилась на рабочую глубину для замера вертикальной составляющей скорости звука. Командир ГАГ старший лейтенант Суворин внимательно изучил диаграмму замеров, обсчитал данные и представил результат.
— Товарищ командир, третий тип гидрологии. Слой скачка скорости звука на глубине девяносто метров. Наблюдается приповерхностный ПЗК на глубинах до 30 метров. Рекомендую глубину погружения более ста метров, при всплытии и погружении на глубинах менее тридцати метров не задерживаться.
— Данные замеров утверждаю. Записать результаты в вахтенный журнал, — приказал Чуйков. Видя, как в ожидании замерли его подчинённые в центральном посту, добавил: — Ну, что, братцы, поздравляю вас с началом главного этапа нашей боевой службы.
Подойдя к «Каштану», командир подводной лодки объявил распоряжение на поход всему экипажу.
С этого момента начиналась совсем иная жизнь, точнее, сама жизнь оставалась прежней, а вот её ритм менялся до наоборот. Теперь сутки делились не на день и ночь, а на смены ходовых вахт – первая смена, вторая, третья. При этом временными ориентирами становились не утро или вечер, полдень или полночь, а всплытия для приёма сеансов связи и заряда аккумуляторной батареи.
Прозвучал отбой тревоги, и на вахту заступила первая боевая смена.
3
— Над чем задумался, детина? — протискиваясь в штурманскую рубку, спросил Чуйков.
— Подсчётом общих сведений за поход занимаюсь. Готовлю статистические данные для отчёта, — ответил Дербенёв.
— И что выходит в цифрах?
— Выходит, товарищ командир, что мы за двести шестьдесят семь часов прошли две тысячи девятьсот четыре мили, а вы так и не нашли времени для решения хотя бы одной астрономической задачи, в отличие от других офицеров.
— Ну ты, штурман, «даёшь стране угля»! Это что, прихват насчёт задач или намёк на то, чтобы я тебе принёс свои бланки для заполнения?
— На флоте, товарищ командир, годковщину никто не отменял, так, что, как хотите, так и поступайте — это ваше право.
— Ладно, ладно, застыдил. Обязуюсь до конца похода всех вас догнать и перегнать по решению астрономии.
— На бис, значит, берёте?
— А при чём здесь бис? Мы, что, в театре?
— Да нет, товарищ командир, театр здесь ни при чём, просто у товарища Сталина Иосифа Виссарионовича уже была однажды идея догнать и перегнать запад по всем показателям экономики, и, помнится, он даже проектам своим литеры стал присваивать. «Бис» — дословно значит «быстрее и сильнее». Запад, правда, его не понял и по-прежнему «загнивает», пыхтя где-то впереди нас по основным показателям. А почему, знаете? — Дербенёв лукаво улыбнулся.
— Поведай непросвещённому сыну пролетариата.
— Да потому, что они — эти самые толстопузые империалисты неправильно перевели «бис»!
—То есть? — командир удивлённо посмотрел на Дербенёва.
— «Бис» они перевели как «большевик Иосиф Сталин» и не уразумели до сих пор, что мы уже почти семьдесят лет собираемся их догнать и перегнать. Следовательно, не поняв, не испугались, а потому шлёпают себе тихой сапой, не подозревая, что мировой пролетариат давно-о-о вырыл им могилу.
— Ну, ты завернул, штурман. Тебе бы политинформацию читать, на Колыме, туда как раз знатоков истории по всей стране собирают. И даже клич придумали: «Чем больше сдадим — тем меньше дадут».
— Спасибо за предложение, товарищ командир. Только можно я дома останусь? Мне дома как-то привычнее, — вымолвил штурман и обиженно добавил, — вот так всегда — «начали за здравие, а закончили за упокой».
— Можно, штурман, Машку за ляжку. А на флоте «разрешите» слово имеется. Так-то! — бросил фразу, как отрубил, Чуйков. — И анекдоты я тебе рекомендую рассказывать, где-нибудь на кухне жене своей, и то по трезвости. Потому что возьмешься чужой тётке песни петь, та тебя быстро сдаст куда следует. Понял, Байрон доморощенный?
— Так точно, понял, — невесело ответил Дербенёв.
Чуйков развернулся и вышел из рубки, традиционно оставив свои холщовые рукавицы под «охраной» штурмана. Уже в отсеке, подойдя к своему креслу и как бы оправдываясь в своей резкости по отношению к Дербенёву, добавил:
— Ишь ты, умник-астроном выискался, я вот посмотрю на ближайшем всплытии, как твой Апилогов торпедный треугольник решает…
4
Сигнал тревоги возвестил о начале всплытия на перископную глубину.
Прошло несколько суток подводного этапа. Люди свыклись с новым режимом бытия под светом электрических ламп, но их, как и раньше, тянуло увидеть живое солнце и синее небо над головой.
Обитатели центрального поста в этом плане выгодно отличались от других членов экипажа. Только у них был, может быть крохотный, но всё же шанс взглянуть в окуляр зенитного перископа и увидеть ту самую не забытую, но уже «вчерашнюю жизнь». Именно поэтому возле рубки радиометристов, где установлен перископ, нет-нет, да и задержится кто-нибудь из любопытствующих подводников, чтобы испытать свою удачу. А вдруг повезёт? И если вахтенный офицер или штурман, работающие на перископе, разрешат взглянуть в окуляр, то, о счастье, можно будет увидеть мир, который теперь надолго скрыт толщей воды.
Самый опасный манёвр для лодки это — всплытие с безопасной глубины под перископ. Что там, на поверхности, и кто там, никто не знает. Может быть, супертанкер где-то рядом в дрейфе лежит, а лодка, как слепая, под него лезет. Работать ГАС в активном режиме для обнаружения целей категорически запрещено, чтобы сохранить самое важное свойство подводной лодки — её скрытность.
Вся штурманская боевая часть на каждом всплытии или подвсплытии, как сейчас, напряжённо трудится в едином порыве. Офицеры, мичманы, матросы в считанные минуты должны получить тот единственный результат, без которого безопасное плавание невозможно. Подобно древним алхимикам, каждый «молится» своему богу и «колдует» над своим заведованием.
— Боцман, всплывай на перископную глубину, — приказал Чуйков. — Задраить нижний рубочный люк!
Предвкушая увидеть синь и необыкновенную красоту подводного царства ещё до всплытия, Чуйков заторопился с подъёмом перископа. Прозрачное море ласкало взор. Ещё не выбравшись на поверхность, перископ позволял рассматривать всё, что происходит в толще воды. Солнце, ярко светившее на поверхности, здесь — на глубине — присутствовало короткими и широкими лучами, напоминавшими северное сияние. Отсутствие кого-либо и чего-либо в обозримом пространстве подводного мира создавало ощущение бесконечности лазурного космоса.
— Что творят, ну что творят эти братья по крови, посмотри, штурман, - Чуйков предложил Дербенёву взглянуть в перископ.
Через окуляр было видно, как в воздушных пузырьках образуемых поднятым под водой перископом, резвились дельфины. В динамиках гидроакустической станции и боевой рубки слышались щёлканье, завывание и треск подводных «разговоров».
— А вот этого нам как раз и не надо, — высказался командир. — Ещё не хватало быть обнаруженными с помощью дельфинов…
Топ перископа показался над водой.
— Горизонт чист. Никого. И слава богу, — обрадовался вслух Чуйков.
Целое стадо дельфинов двухцветной окраски сопровождало лодку на всплытии: спины чёрные, брюшная часть белая. От глаз к основанию грудных плавников тянутся узкие чёрные полоски.
— Что за вид дельфинов, штурман? — спросил, как на экзамене, командир лодки, всматриваясь в горизонт, на линии которого виднелись два одиноких экзотических острова с пальмами.
— Точно не афалина, не белобочка. Думаю, товарищ командир, что это вид - полосатая стенелла, относится к роду стенелла. В роде насчитывается 11 видов, из которых в пределах наших вод могут встречаться не более четырёх…
— Достаточно, штурман, оценка «отлично». Откуда такие глубокие познания?
— География, физика, биология и литература — мои любимые предметы, гордо ответил Дербенёв.
- И ещё история, насколько я понял? — подтрунивал командир.
— Это хобби, так же, как и астрономия. Разрешите поднять «Лиру» для определения места по Солнцу?
С разрешения командира Дербенёв поднял АНС. Солнце даже через мощный светофильтр пробивалось яркими лучами. Сейчас оно напоминало только что отпечатанный золотой червонец и по-особенному радовало глаз…
— Центральный пост, радист, разобрана повестка — в наш адрес идёт персональное РДО, – из рубки связи доложил Картавин. — Прошу задержаться под перископом на пять минут для завершения сеанса.
После приёма сеанса связи лодка погрузилась. Шифровальщик и радисты разобрали полученную информацию. «Б-224» предписывалось форсировать пролив Гибралтар и продолжить поход на Средиземном море.
— Хороша задачка, это тебе, старпом, не арифметика с личным составом. Посмотри, что пишут — это же нелепость, какая-то: времени на форсирование с гулькин нос, а условия форсирования выбирай сам. Хочешь, иди над водой и будешь обнаружен, хочешь, иди под водой и тогда явно не успеешь в назначенную точку к назначенному времени. Хитро придумано, хитро! Вот и выбери теперь из двух зол меньшее. Как действовать будем, Юрий Михайлович?
— Пролив Гибралтар — довольно узкий, особенно после прохода траверза мыса Марокки на испанском побережье. В самой узкой его части расстояние между Марокко и Испанией составляет около восьмидесяти кабельтов. Насыщен гидрофонами системы «SOSUS». Опасен в навигационном плане сильными прибрежными и приповерхностными течениями, штурман докладывает, что сила течений и их направление зависят от фаз Луны. Кроме того, интенсивность движения судов по нему в любое время суток довольно велика и постоянна, организована по системе разделения. Исходя из вышесказанного, считаю возможными два варианта форсирования.
Первый — в надводном положении до мыса Сирес, что на Африканском побережье Марокко, далее скрытно — в подводном положении, под одним электромотором экономхода, на среднем ходу, прикрывшись, каким-нибудь транспортом, до прохода линии мыс Европа — мыс Санта-Каталина, потом следовать самостоятельно.
Второй вариант - зеркальный, сначала в подводном положении — до самого узкого места, под транспортом, далее всплыть и, заняв место в колонне судов, изображая транспорт или рыболовное судно с помощью ложных ходовых огней, следовать до выхода из пролива. Оба варианта использовать только в ночное время. Доклад закончил.
— Спасибо, Юрий Михайлович, ты практически прочёл мои мысли, но не учёл некоторых нюансов. Например, банку Ридж на входе в пролив, различную степень насыщенности гидрофонами системы «SOSUS» в разных частях Гибралтара и ряд других. Но главное, варианты скрытного прохода Гибралтарским проливом есть, следовательно, задача выполнима, вот и хорошо. Вызови ко мне механика и боцмана, я буду у штурмана, с измерителем покумекаю.