Девятый вал. гл. 7

Александр Дегтярёв
VII.  ДЕВЯТЫЙ ВАЛ
                1
Успешно, правда, не без приключений,  миновав проливы Па-де-Кале и Ла-Манш, лодка продолжила свой поход. Подводников радовала солнечная, по-настоящему летняя погода. Вполне умеренно дул северо-западный ветер, помогая лодке двигаться в нужном направлении. Сказывалось приближение южных широт.  Атлантический океан словно замер и вежливо, на правах хозяина, приглашал путешествовать по своей глади.
Ревущие сороковые широты в эту пору особо не беспокоят мореплавателей. Но, правда, бывают исключения. Акватория Бискайского залива относится к субтропической климатической зоне — довольно высокая температура, большая облачность, обилие дождей и гроз преобладают в течение всего года.  Ветровой режим этой части Мирового океана отличается преобладанием слабых ветров и штилей, которые нередко сменяются шквалами и грозами.
Бискайский залив издавна знаменит своей особенной болтанкой. Даже в тихую, практически штилевую погоду волна здесь длинная, низкая, но широкая и частая. Особая бискайская зыбь, иногда именуемая  бывалыми моряками «стиральной доской», выматывает качкой даже опытных мореходов.
Абсолютно чистое небо и ясное солнце не предвещали беды. Настораживали только одинокое перисто-кучевое облачко на горизонте и полное отсутствие вблизи тех самых яхт и мелких судёнышек, которые доселе сопровождали странствующую в надводном положении подводную лодку.
   Только что закончилась большая приборка, и подводники готовились к приёму пищи. Субботний обед обещал быть изысканным — провизионная камера первого отсека не очень хорошо морозила скоропортящиеся продукты, и старпом приказал выдавать мясные и рыбные деликатесы каждый день, но только в  субботу и воскресенье дополнительно выдавалась красная икра из бочонка и готовился салат из свежих овощей.
Вахтенным офицером заступил капитан-лейтенант Жарков.
— И чем нас сегодня радуют коки ? — спросил сменившийся вахтенный офицер Хомичев.
— Нулевое — супер-салат из свежих помидоров с зеленью, бутерброды с балыком осетрины и красной икрой. На первое — «музыкальный» супчик с рёбрышками, на второе - отварной картофель «по-блокадному», без масла, правда, с огромной отбивной граммов на двести. Помогают успешному пищеварению напитки: вино белое полусладкое — на выбор «Старый замок» или «Токай», сок виноградный молдавский, компот консервированный из персиков болгарский и кисель малиновый местного разлива, — с удовольствием раскрыл всё меню Юрий Николаевич.
— После твоего повествования от слюны захлебнуться можно, — высказался минёр, — надо торопиться, ибо  на желудочный сок изойду.
— Какие особенности несения вахты? — спросил Жарков быстро спускающегося вниз Хомичева.
— Небо — синь, море — штиль…— на ходу крикнул минёр и скрылся в темноте шахты люка.
Тщательно проверив ведение журнала вахтенного центрального поста и заполнив вахтенный журнал подводной лодки, Александр Иванович двинулся во второй отсек, где его ждал «королевский» обед.
               
                2
— От свежего воздуха даже проголодался, — аппетитно почмокивая, высказался Хомичев, входя в кают-компанию.
— Как там наверху? — спросил командир, допивая сок.
— Вам, товарищ командир, я оставил прекрасную погоду: море — лёгкая зыбь, видимость — на весь океан, облачность — ноль. Ветерок, правда, появился лёгкими порывчиками и вращается не в ту сторону, куда хотелось бы, очевидно, тропический циклон где-то рядом гуляет.
— А как давление?
— Атмосферное давление падает, Владимир Артемьевич.
— Вот видишь, Александр Иванович, не всё так славно, как ты поёшь, – отреагировал на доклад минёра  командир лодки, — сегодня практически с четырёх часов синоптики международных, да и наших метеостанций,  передают предупреждение об усилении ветра до двадцати, порывами двадцати пяти метров в секунду по нашему району.
Хомичев, практически оставляя без внимания выводы командира, поднял рюмку с вином и предложил тост за всех моряков, находящихся сегодня в морях и океанах. С удовольствием выпил содержимое и закусил красной икрой без хлеба.
Вестовой — матрос Дмитриев уже стоял возле минёра с тарелкой горячего супа, когда лодку слегка качнуло.
— Ты чего шатаешься? — удивился Хомичев.
— Да это не я, товарищ капитан третьего ранга, это лодка, — ответил матрос.
В следующее мгновение сильный удар в правую  скулу потряс «Б-224». Лодка резко накренилась на левый борт и одновременно провалилась куда-то вниз с большим дифферентом на нос. Вся  посуда в кают-компании рухнула на палубу вместе с пищей. От богатства изысканно сервированного стола в один миг не осталось даже намёка. Вестовой вместе с тарелкой супа улетел в проход и не мог встать от полученных ушибов. Александр Иванович, сидевший на левом борту, в мгновение был засыпан тарелками, вилками, зеленью салата вместе с балыками, помидорами и прочими деликатесами.
По системе громкоговорящей связи донеслась команда, чередуемая звуковыми  сигналами:
— Аварийная тревога — пожар в агрегатной четвёртого отсека. Поступление воды в центральный пост через верхний рубочный люк.
Командир и все офицеры, оставив кают-компанию вестовым, бросились по своим отсекам согласно расписанию по тревоге.
Атлантический ураган дал о себе знать.
Мёртвая волна, иногда называемая волной-убийцей, подошла к лодке как всегда внезапно. На широкой и ровной глади океана её не различить из-за большой площади занимаемой ею водной поверхности. Девятибалльный шторм, бушевавший где-то рядом, своим могучим вихрем коснулся района нахождения лодки, подошёл так близко,  что сразу изменил привычные доселе ритм и уклад жизни всего экипажа.
В результате внезапно налетевшей стихии подводная лодка приняла в центральный пост восемь тонн морской воды, которая залила агрегатную и вывела из строя часть навигационного оборудования и аппаратуры связи. Возникший тут же пожар вывел из строя на ближайшие трое суток основные агрегаты электроснабжения штурманов, ракетчиков, связистов и гидроакустиков. Многие члены экипажа получили травмы различной степени тяжести. Чудом остался в живых вахтенный офицер Жарков, который в момент подхода смертоносной волны оказался не пристёгнутым специальным поясом с металлической цепью. Случай спас ему жизнь – в момент подхода волны Юрий Николаевич спустился с мостика, решив осмотреть горизонт на ВИКО РЛС, и находился под козырьком ограждения рубки. Именно козырёк и принял на себя основную силу многотонного удара волны. Боцман, несший ходовую вахту сигнальщиком, в этот момент на мостике также отсутствовал, его спасло желание посетить надводный гальюн. Побитый, измазанный  фекалиями, но живой Вячеслав Алексеевич теперь тщетно пытался рассмотреть горизонт в искорёженный бинокль.
Тропический ураган, так жестоко обрушившийся на подводную лодку, бушевал двое суток. Сила ветра достигала сорока — сорока пяти метров  в секунду. Сплошной ливень и волны высотой более десяти — одиннадцати метров создавали впечатление абсолютного господства воды. Солнце, так радовавшее подводников до этого, появлялось среди волн как редкий гость и, казалось, светило откуда-то из глубины океана. Тучи, смешавшись с волнами, господствовали везде, а грозовые молнии дополняли фантастическую картину адским ужасом, коряво раскалывая и небо, и океан на части. Знаменитая картина Айвазовского «Девятый вал» по содержанию была очень близка к истине, представшей перед взорами моряков.
Подводная лодка водоизмещением в четыре тысячи тонн казалась щепкой в объятиях могучего монстра по имени Ураган. Работая на винт двумя бортовыми дизелями, практически с полной нагрузкой, она имела ход не более двух-трёх узлов.
Штормовое предупреждение о надвигающемся тропическом циклоне пришло только спустя сутки после известных событий. Командный пункт флота приказывал погрузиться в подводное положение на весь период буйства стихии.
 Однако погружение в сложившихся условиях было немыслимым, т.к. расчёт дифферентовки подводной лодки с учётом запасов топлива «в перегруз» был  выполнен на плотность очень солёного Средиземного моря. В Атлантике погружение «тяжёлой» лодки, без предварительной дифферентовки и при девятибалльном шторме, могло привести к провалу на запредельные глубины и гибели корабля.               

                3
Все двое суток практически никто не ел. Хомичеву так и не удалось закончить обед, начатый так помпезно. Пожалуй, единственным офицером, способным употреблять пищу и постоянно испытывающим голод, был Дербенёв. Его неуклонно влекло в пятый отсек, где за камбузными плитами выворачивало наизнанку коков, но где можно было раздобыть банку тушенки. Если в пятом его ждала неудача, штурман, как зомби, отправлялся в кают-компанию, где можно было поживиться сушками или воблой. Справедливости ради, следует заметить, что и старший помощник, не афишируя своё состояние, подъедал запасы из провизионной камеры центрального поста. Остальные члены экипажа несли вахту с кандейками  между ног, и сама мысль о пище вызывала у них тошноту.
Последовавший анализ событий того периода невольно наталкивал  на  мысль, что маршрут подводной лодки пролегал через «глаз бури».
Тропический циклон, представляющий собой практически сплошное огромное грозовое облако, напоминает собой высокую воронку с очень крутыми боками. Центральная часть воронки, вращающаяся с громадной скоростью, и есть «глаз бури». В этой части циклона обычно наблюдаются малооблачная погода и слабые ветры. Зона катастрофических ветров находится в пределах до 200 километров. Диаметр такого циклона  может находиться в пределах от 40 до 600 миль, а максимальная скорость ветра в нём может достигать 60 — 80 метров в секунду и более (иногда до 100 и более м/с).
Испытание, которое пришлось выдержать подводникам, невероятно скрепило их дружбу и стало хорошим уроком на будущее.  Известному адмиралу — командующему Тихоокеанским флотом    С.О. Макарову, трагически погибшему во время русско-японской войны 1904 — 1905 гг., принадлежат замечательные слова,  ставшие наставлением потомкам, основой военно-морской службы: «Помни войну». Перефразировав известное высказывание, экипаж лодки надолго запомнил урок тропического циклона. «Помни циклон» — стало правилом хорошей морской практики каждого.
Вахтенные офицеры в течение всего периода противостояния стихии несли ходовую вахту по двое — один в боевой рубке на перископе, при задраенном верхнем рубочном люке, другой — на мостике, пристёгнутый, как собачонка, цепью к ограждению.
Двое суток без перекуров и выхода наверх стали практической тренировкой перед началом основного этапа автономки — периода подводного плавания.                4
На третьи сутки ветер стал стихать. Снова появилось солнце. Океан, правда, оставался «горбатым», а волны были «выше крыши сельсовета».
Оценив обстановку, Чуйков решил увеличить скорость, чтобы догнать подвижную точку и вовремя занять район скрытного патрулирования. Теперь, после отхода тропического циклона, такая возможность появилась.
Перед заступлением на ходовую вахту капитан третьего ранга Гончар зашёл в рубку штурмана определить место подводной лодки и сделать запись в навигационном журнале.
— Олег Станиславович, неужели это ты и без кандейки? — подшутил над штурманёнком ракетчик. — Давай-ка нарисуем моё определение в журнал, чтобы оформить формальности.
— Формальности в суде, а у нас — навигационная безопасность плавания, - спокойно отреагировал Апилогов, — так что становитесь за «КПИ - 5Ф»  и определяйтесь по системе «Лоран С».
— Правильно,  штурман, воспитывай этих неучей,  — поддержал Апилогова командир, заходя в штурманскую рубку. — Ну, и где мы теперь?
— Проходим Пиренейский полуостров. Слева на траверзе  Португалия, товарищ командир. До точки погружения меньше трёх суток, — бодро доложил командир ЭНГ.
— Как успехи, Олег Станиславович, справляешься? — спросил Чуйков, изучая записи в навигационном журнале.
— Стараюсь, — смущаясь, ответил Апилогов.
— Хорошо, старайся и помни: невежество и лень в твоём деле — самые злостные враги. Учись, пока есть возможность, у своих наставников. Вон они какие у тебя грамотные — один Потапков троих штурманов стоит.  Так что дерзай!
Просматривая последние записи в навигационном журнале, Чуйков обнаружил сложенный вдвое  лист бумаги,  мелко и аккуратно исписанный карандашом, поэтические строфы бросились в глаза.
— Поэзией увлекаешься? — серьёзно спросил командир.
— Да нет, это штурман упражняется, — ответил Апилогов.
— И что, получается?
— А вы сами прочтите, мне кажется, очень даже похоже на поэзию…
— Ты считаешь, что можно?
— Да, товарищ командир, даже нужно. Штурман иногда специально оставляет  такие листы, чтобы прочитавший мог дать свою оценку написанному.
Чуйков развернул листок и начал читать:               
                Седой бушует океан,
                Свирепым нравом шторм ликует.
                На волнах пляшет ураган,
                Зловещим демоном танцует.
                Шумит и пенится вода,
                Волна с волною громко спорят.
                На горизонте облака
                С волнами вперемешку ходят…
— Да, неплохо штурман  описал последние события,  — заметил Чуйков, — ловко сравнивает этот кошмар с пляской урагана. 
— А вы прочтите, что он дальше пишет о двойственности характера морской стихии, — настаивал Апилогов.
                Нет предела той стихии,
                Нет границ и нет конца.
                У пучины - два обличья,
                Два  обманчивых   лица.      
— Ай да штурман, ай да сукин сын… Молодец. Я всегда чувствовал в нём что-то этакое — не как у нормальных людей, — подытожил командир  и направился наверх.
До первого погружения оставалось шестьдесят часов.