Вчера.
Был один из тех дурных дней, когда наконец-то настали выходные.
Прямо с утра я зацепился за пасьянс в компьютере (неожиданно открыл себе FreeCell с большими комбинаторными возможностями). Остановился перевести дух только на сороковой партии, хотя давал себе слово сыграть десять.
Мне лучше играть по утрам, когда я набираю 75-80% побед, в то время как вечером, не более 65%.
В процессе этого полезного занятия позвонил маме и, выслушав ее страдания (как тяжело жить с годами), пообещал прийти через полчаса. Но партии сменяли одна другую, и я очнулся только через два. Было стыдно, но я знал, что она уже привыкла ждать меня часами и даже перестала ругать.
Полез в душ и смыл себя весь пасьянс. Стало гораздо легче. Объяснил Марфе*, к ее великому неудовольствию, что «она к бабушке не идет» и вышел на волю. На улице было так хорошо, что подумалось, - «ты я не заслужил сегодня от природы такого подарка».
Путь мой в двести метров лежал мимо фруктово-овощной лавки, и стало ужасно жалко себя, что почти всю жизнь я не мог видеть этой красоты и даже не предполагал, что она существует.
Мама полулежала на диване, а я, в ответ на ее жалобы, сначала профилософствовал, что разве она хуже английской королевы, которая дожила до ста одного года, а затем, не переведя дух, спел - "Не уходи, мне будет горько без тебя" на мелодию одного из любимых романсов. Меня повело, - я плавно перешел на студенческий шлягер из арсенала прошлого столетия, - "Вставайте китайцы, вставайте китайцы, - Мао уже встал" и даже сплясал.
Мама засмеялась, - ей понравилось, но не преминула использовать неожиданную паузу в концерте, когда танец вызвал незапланированное бурное сердцебиение во мне. Она, не теряя времени, от своих перешла на несчастья внука (моего сына), - какой он бедный, как ей его жалко, «ему так тяжело ездить к своим детям в Хайфу», (детей и жену он послал … пол года назад). Я понял, что мама сейчас расплачется.
Я вспомнил, что несчастный мой сын привез бутылку "Абсолюта" к бабушке, и хотя было еще дообеденное время, спросил, - остались ли пельмени, которые под ее зорким взглядом делала «социальный работник» недели две назад.
Она с радостью указала на холодильник, окончательно забыв о неприятностях, - чадо ее бедное проголодалось (это я про себя).
Я принялся за приготовление закуски, что совпало со звонком в дверь.
Поскольку я никогда не закрываю дверь, когда нахожусь у мамы, то Соня самостоятельно появилась на пороге. Милая Соня, мамина подружка по северному Тель-Авиву. Когда мы, совсем свеженькие "олимы" **, вторглись на территорию настоящих израильтян, она уже считалась там старожилом, батрача полных 5 лет у богатого старичка и, успешно используя при этом его достаток в обустройстве своих детей и внуков.
Есть такие женщины, которые всегда красивы и приятны, даже если им 82 года. Это моя любимая Соня. Когда она стала слаба, дети миллионера нашли ему новую подружку - покрепче, а Соня, к нашей радости, переехала к своей дочке в наш же поселок.
Я предложил ей пельменей, и мы немного поиграли в отказы и предложения, сговорившись на чашечку кофе.
Соня, конечно, потом согласилась и на пельмени, когда я вожделенно нанизывал их на вилку одну за другой, стараясь скорее погасить крепость рюмки "Абсолюта". Возможно, подействовал", и мой тост в одиночку, - о том, как люблю я обеих подружек, и чтобы они не расставались до ста двадцати.
Мама при этом немного нервничала, наблюдая за нами, - я делал много хаотичных движений в ограниченном пространстве кухонного отсека, где существовала реальная опасность битой посуды или еще какого-либо страшного несчастья.
А когда все благополучно обошлось, и я уже убирал со стола, (не очень качественно, наспех, моя тарелочки), то из-за спины услышал приятные вещи, например, что я - мамино спасение.
Маму с Соней я оставил в приподнятом настроении, расцеловав перед уходом, и потом тихо переводил дух в лифте с ощущением, что опасность миновала, и главное дело на сегодня сделано.
На смену счастью приходило полное недоумение о предстоявшем дне.
В машину я сел автоматически. Другого варианта у меня не оказалось.
На выезде из города свернул на бензоколонку и поехал вначале на мойку, где суперсовременным агрегатом владела дружная семья моих очень дальних родственников. Повезло. В очереди стоять не пришлось. Надежно защищенный от огромных разлапистых щеток и потоков пенистой воды крепостью своего Ситроена, я радовался очищению поверхности. Стало значительно светлее и внутри салона, хотя умылся только снаружи. На выходе ждали парни в огромных резиновых сапогах и с тряпками. Работали они ловко, да и выглядели вполне дружелюбно, несмотря на свое вражеское происхождение. Я их постоянный клиент со дня открытия.
Встал на заправку. Прохрипел динамик и я доложил, - полный бак и оплата в кредит.
Бензин не дорожал и, судя по новостям, через неделю обязан был значительно подешеветь. (У бензо-богов изменение цен происходит раз в три месяца). Все складывалось не так уж и плохо.
Расплачиваясь за корм для автомобиля, я автоматически позаботился и о себе, - купил бутылку пива и пакетик с какими-то бурыми витиеватыми сухариками. Это означало, что прием пива сегодня будет не у Баруха, а на камешках, то есть по дикарски. Мысленно сосчитал экономию – получилось шекелей двадцать. Но Баруха было жалко, - у него и без этого доходы зимой не бог весть какие.
Одновременно со многими ненужными повторами крутилась и мучила мысль, что возможно, все это лишнее, - я ведь уже «отметился» сегодня на сыновнем «Абсолюте».
Однако процессы не контролировались, шли сами по себе. Работали программы, которых я лично не составлял. (Я ведь не программист, а их жертва, или как в народе говорят, - СИСАДМИН).
Отъезжал от заправки в растерянности, не представляя, куда и зачем ехать. Не хотелось ни пива, ни сухариков, ни моря.
Мне вспомнились кинотеатры до перестроечной поры, и я даже попытался придумать, где их здесь видел. Ничего не придумалось.
В сторону лесопарка не завернул и катил на запад, все к тому же морю. Точнее, катил не я, - ехалось как-то само.
Потом звонок по мобильному:
- Ты где?
- Да еду
- Может, купишь чего-то сладенького? Тортик?
- Ладно.
Стало как-то легче. Возникла цель и присоединилась к программам.
К этому времени евреи все закрыли, торопясь на шабат, - до первой звезды оставалось лишь два часа. А, значит, путь лежал в знакомое Яффо, где в арабских магазинах и кондитерских заждались опоздавших двоюродных братьев.
Приехал, купил и уже по накатанному пути поехал в сторону местного пляжа, мимо мечети и кладбища, где огромная стройка, пока еще загадочно зияла котлованом.
Яффо. Узкая улица, звонит мобильник. Разговариваю со своим главным клиентом и продолжаю движение.
- Здравствуйте!
- Я вас слушаю, Юра.
- У меня опять дома не работает Интернет, когда я подсоединяюсь к фирме. Сколько можно это терпеть?
- Пожалуйста, проверьте «ipconfig /all”.
- У меня адрес – хххх.
Пытаюсь связать адрес IP *** с неисправностью. Перебираю варианты. Ничего не получилось.
Резко бью по тормозам. Сначала замечаю испуганное лицо мужчины и только потом справа выбежавшую на мостовую девочку и ее бабку в белом туго затянутом платке, прозевавшую малютку.
- Чуть ребенка не задавил, блин. Будем разбираться с вами, Юра, в «ём ришон», в фирме.
- Я вас очень прошу, пожалуйста, будьте на работе послезавтра в восемь часов. И вы должны обязательно ликвидировать неисправность в моем лэптопе. Мне это мешает.
- Хорошо, Юра. Я разберусь, если сумею.
- До свиданья.
- Всего хорошего.
Здесь идет серия нецензурных мыслей, которые автор, будучи не достаточно модным, привести, не решился.
Повезло с ребенком. Удачный день.
С сомнением поглядываю на бутылку «Хейнекен» и пакетик с закуской, тихо лежащие справа на сидении пассажира. Никакого желания так и не возникло.
Пляжная стоянка пуста, - январь, только вдалеке несколько авто. Поставил «Ситроена» с краю.
Сумку пристроил по-офицерски, - ремень через голову, накрест.
Огляделся. Над морем солнышко.
Немного мешало замечание уборщика, с которым встретился здесь год назад и тоже зимой.
Знакомые две пальмы и лужайка, - кругом безлюдье, только в метрах ста, ближе к центральной части, несколько арабских семьей.
Присел на каменное обрамление ступенек и ключом открыл бутылку.
Пиво подействовало, и я пошел к волнам. Остановился на намокшем, уплотненном песке.
«Четырнадцать лет уже я здесь. Ну и что?
Когда они перестанут нас ненавидеть. Когда поделятся землей? Когда признают богоизбранность?
Что? Никогда? Опять скитаться?
Многие из тех, кто был рядом уже в пути. Многие пока только мечтают о безопасном рае. А, ты сам? Семья?»
Волны необычно смиренные. Накатывают, но без всякого энтузиазма. Им тоже, наверно, зябко. Солнышко почти не греет.
Мобильный. Спасительный звонок. Разобрав имя на дисплее, начинаю сам:
- Ну, как? Оклемался? Остался жив?
- Да, вроде бы. Это меня врачиха моя «кинула». Не дала сразу антибиотики. Стрелять их всех надо.
- Всех не перестреляешь.
Мимо прошла группа подростков. У одного зачем-то в руках была длинная палка. Он волочил ее по песку.
- Вот, еду в автобусе сейчас после лекций.
- Что в стране нового?
- В какой? В нашей, несчастной, или той, откуда нас выгнали?
- Никто нас не выгонял. Ты опять за свое. Страх бежал впереди тебя. Кушать хотелось, вот мы и «дали деру». А ты еще за сионистскими идеалами к тому же. Помню. В заводской столовой перед отъездом ты красиво так излагал, - где наше место. Или обманывал?
- Что ж мне надо было погромов дожидаться?
Обычный диалог раз в неделю. Из месяца в месяц, из года в год. Иногда он кончается у древних греков, иногда в великом 1917, а иногда застревает на преимуществах социализма.
Хорошо, все-таки, что я уже выпил пива. Но ветер с моря неутомим – сознание постепенно возвращается. Запала хватает на пол часа. Продолжая защищать, сам не зная что, поворачиваю к «Ситроену».
- Слушай, я вот к машине подошел, а у меня стекло разбито.
- А ты где?
- Да, я в Яффо.
- У арабов, что ли?
- Ты меня извини, мне разбитые остатки надо вынимать из машины.
- Ну, пока.
- Будь здоров, Семен!
Палец я порезал сразу, так как несколько кусков не раздробились и оказались острыми. Взял из багажника специальную губку для мойки, и, орудуя ей, как шваброй, стал выскребать осколки.
Подъехала чужая машина и остановилась в сочувствии.
- Мы слышали «бум». Зря вы здесь с краю поставили.
- Да. Наверно. Меня уборщик предупреждал не так давно.
- Надо было бы ближе к центру.
- Вы правы.
- Много чего стащили?
- Нет, ничего не взяли.
- Видно не успели.
- Нет, они не для этого…
Все было не вычистить, и я отправился в обратный путь. Подголовник оказался выбитым из направляющих, но, после ловкого движения и легкого кивка головой, - послушно встал на место, совершенно не сопротивляясь. Опять удача. Ну и денек.
И снова узкие улочки Яффо.
Необходимо было обдумывать план действий, но перед глазами, по-прежнему брела на фоне волн группа подростков…. До меня, наконец-то, дошло…. Вот для чего на конце палки длинного парня торчала железяка! Товарищи его брели по воде, а он шел по мокрому плотному песку и железякой на конце палки чертил линию позади себя. Он был старше, выше, сильнее и совсем не походил на остальных, хотя говорил на их языке. Когда они проходили мимо, то именно этот отточенный предмет на конце заинтересовал меня своей никчемностью. Тогда, он остался мною еще не разгадан.
На шоссе поток воздуха в заднем открытом окне стал создавать сильные шлепающие звуки и вернул меня к реалиям.
Уже совсем приблизился шабат, - евреи готовились к отдыху и молились.
«Сначала снова на мойку. У них сильные пылесосы».
На мойке темнокожие парни искренне удивились, но не разбитому стеклу, а моему новому появлению. Они без проволочек включили огромную пылесосную машину и старательно вычистили все – сидения, пол и коврики от стекол.
Подошел хозяин. Рассказал, что и его стукнули недавно. Дети балуются. Я сделал упор на том, что это произошло в Яффо. Но мы не затронули межнациональные отношения. Просто помолчали.
Хотел расплатиться. Парень со шлангом покачал головой и что-то сказал хозяину. Тот ответил ему также на арабском. Парень перевел, - «ты был уже сегодня и мы денег не возьмем».
Я не стал настаивать. День действительно складывался удачно.
Выехал, а плана никакого не появлялось.
Метров через триста, прямо по ходу Ситроена оказались раскрыты ворота ремонтного гаража.
«Вот, то, что надо. Попробуем».
Я автоматически свернул. Остановился. По радио передавали прогноз погоды. На Израиль из Турции надвигалась буря с грозами.
Подошел абсолютно черный рабочий.
- Стекло вставишь?
- Нет, это не моя специальность. Хочешь, - покрашу.
- Может, ты знаешь кого?
- Сейчас позвоню. Вернее, звони сам. Набирай номер.
Он открыл свой мобильник и прочел мне номер.
- Его Талеб зовут.
- А где его искать.
- Искать не надо. Он к тебе приедет сам.
Позвонил. Договорились. Моего звонка явно ждали. Талеб говорил с сильным акцентом и пообещал приехать через полчаса. Но про эти полчаса я уже не раз слышал.
Решил вернуться домой. В руках тортики и, конечно, сразу за пасьянс.
Полчаса незаметно переросли в полтора. Но я их не заметил. Когда раздался звонок, сыграл уже двадцать партий и процент был немыслимо низок, - всего 50% побед.
Талеб приехал в темноте на «Субаре», когда-то, лет тридцать назад, имевшей белый цвет. Он сразу вцепился в дверцу моего Ситроена. Отвинчивал, отдирал, стягивал, подсвечивая лампочкой из мобильного телефона.
Такое освещение я видел впервые. Мне это очень не нравилось.
Но работал Талеб, хотя и на ощупь, но очень ловко, умело. Внутренности дверцы распались, и он без перекура принялся втискивать привезенное стекло.
- Слушай, а как же осколки? Их полно внутри двери. Там же половина всех осталось. На мойке мне вычистили только снаружи, из салона.
Он посмотрел на меня, как будто только сейчас заметил мое лишнее присутствие здесь, но спорить не стал.
- Принеси пылесос.
- Моим тут ничего не сделаешь и где электричество взять, - я на восьмом этаже живу? У тебя есть мастерская?
- Ты хочешь ехать ко мне?
(Он снова пристально посмотрел мне в глаза, еще больше удивившись).
- Если не очень далеко?
- У железнодорожного переезда, совсем рядом.
Талеб явно надеялся, что откажусь.
- Поехали.
Такой день. Все шло само собой.
Мы свернули налево и поехали вплотную с железнодорожными путями.
Вот уже десять лет я, пересекая переезд, наблюдаю, как они резво выезжают оттуда, словно из глубины веков. Эта знакомая, уходящая влево, вдоль путей, почти по шпалам, полоска асфальта всегда вызывала ощущение, кое возникло и осталось во мне на долгие годы со времен просмотра фильма Тарковского – «Сталкер».
Талеб ехал впереди и остановился около тлеющего костра мусора. Все вокруг было грязно-серое, низкое, темное.
Он открыл двери металлического ангара, который очень напоминал МТС колхоза в период полного развала сельского хозяйства в СССР.
Но свет в амбаре зажегся, и промышленный пылесос полутора метрового роста вселил надежду.
Стекла из дверной внутренности всосались мгновенно, а вся остальная работа заняла полчаса.
Талеб работал, но мы не на минуту не оставались одни.
Входили и выходили подростки и старики, подъезжали машины с двумя и четырьмя боевиками ****. Особо смущало, когда они находились сзади. Однако поворачиваться не стоило, да и смотреть в глаза тоже. Хотелось только одного, вернуться в свой поселок, под многочисленные фонари и к белым домам. Незнание арабского сковывало окончательно.
Зябко, темно и грязно.
Стекло встало на место одновременно с горьким разочарованием.
Не знаю зачем, но я все-таки спросил:
- А как же с царапинами быть.
- Это грязь.
- У тебя есть что-нибудь для чистки?
- Конечно. Сейчас принесу.
Талеб ушел, - стало еще скучнее. Время остановилось и стояло минуты две-три, но такие мучительные и длинные. Вечность.
Продолжали появляться и исчезать в темноте дополнительные террористы.
Он все же вернулся. Принес пачки газет и еще что-то.
Стал этим чем-то неистово тереть стекло одной рукой, а другой заглаживать и высушивать газетами. Я боялся, что стекло он раздавит. Но оно выдержало.
Я не сразу понял, чем это он орудует. Когда он остановился, - оказалось половинкой лимона.
Царапины выглядели теперь намного чище и нагляднее.
Надо было кончать. Достал бумажник и не решился снизить цену, которую он назначил по телефону.
Прощаясь, Талеб пообещал заменить стекло в начале будущей недели. Но мене показалось, что он сам себе не верил.
Наконец-то, обратный путь. С трудом разъехался со встречным бульдозером, чуть не придавив к забору группу детей забавлявшихся тут же.
Мой поселок представился сверхъестественно красивым и праздничным.
Я играл до глубокой ночи и слегка выправил процент, добившись в общем итоге дня -70%.
Палка с гвоздем на конце продолжала чертить по песку свой незамысловатый узор.
Затем началась точно предсказанная буря, и хлестал взбесившийся дождь. Стекла квартирных окон прогибались под ударами ветра, и пришлось опустить металлические жалюзи, полностью отгородившись от остального мира и скрытых низкими тучами звезд.
Природа угомонилась только к утру, изрядно утомившись в своих ночных вакханалиях.
Сегодня.
Шабат. Евреи в шабат не ездят. Нельзя. Решил и я на сегодня стать евреем.
Гулял утром с Марфой. Ей повезло, - достались после ночной бури и сильного ливня только небольшие остатки ветра. Вернулась сухая.
Проверил при восходящем солнце, что стекло действительно сильно поцарапано. Убедился заодно, - салон сухой.
Утром добился 83% в тридцати партиях и написал этот текст. Очнулся к шести часам вечера.
Затем - снова к маме - раскладывать лекарства на неделю в специальные ячейки.
Лекарств было двенадцать типов, а ячеек 21.
Шабат закончился, и я решился на его исходе признаться маме во всем. Ну, во всем, что случилось, и что нет.
Внимательно выслушав, она объяснила мне, кто я на самом деле, и расплакалась.
Конец.
<<< >>>
* Марфа - смесь терьера с местной породой.
** олимы - недавними эмигранты
*** IP - адес ПК в Интернет
**** страх рисовал террористов
***** Макель - палка (ивр)