Из дневников давних лет, мне 23-24 года, 25 лет:
эпиграф Ивана Алексеевича Бунина, цитирую по памяти: "Самое интересное - это дневники, остальное - чепуха."
Что в этих записках:
О Пушкине, немного из ранних дневников, творческая жизнь в Поленово, поэт Валентин Берестов, пушкинист Валентин Семёнович Непомнящий, дочь художника Ввсилия Дмитриевича Поленова Ольга Васильевна Поленова, Александр Викторович Бобровский профессор Московской Консерватории, знакомство с ним в молодые годы
Пушкин умер в день святого Ефрема Сирина, написавшего молитву "Господи и Владыка живота моего" (её часто читают коленопреклонённо в дни Великого поста), которую Пушкин переложил на стихи "Отцы пустынники и жены непорочны".
28 декабря. Как Бах для Нейгауза, так Пушкин будет для меня единственным оправданием жизни.
*
7 июня. Ужасно хочу креститься. Всё время гнёт и удушье.
9 июня. Физическая боль души.
28 июня. В доме у сестры Натальи Львовны, Татьяны Львовны разговоры о царях, о Распутине, о Юсупове, о дельфинах. Читаю Владимира Соловьёва “Оправдание добра”. Трудно, но очень интересно.
Лёва, сын Натальи Львовны от первого брака, написал умнейший разбор книги двоюродного брата Александра Блока, Георгия Петровича Блока “Московляне”, кроме того он изучал в лагере английский язык.
9 октября. Я крестилась сегодня и по совпадению, оказалось суббота, день Иоанна Богослова, день рождения Марины Цветаевой. Я думаю, что она помогла мне в этом событии. Я счастлива.
*
16 марта. Театровед Марина Бабаева умный, бесконечно живой человек.
Витя Мунистов, друг Вити Мамонова читал мне свои стихи, выделяя слоги, нажимая на каждый. Я сказала: “Хорошо! Пиши”. Он постарел. В его лице что-то птичье, потерянность и упоение чем-то своим. В движениях резкость.
18 марта. Я всё пою, пою жалобным, хрупким голосом. Хочу писать стихи. Дикая суета вокруг.
У поэта Аркадия Слуцкого на груди подаренная мною цепь. Слушаем музыку Габриэля Форе “Пробуждение”.
Он носит цепь мою, она ему к лицу
И древних рыцарей напоминает он
В доспехах медных...
25 марта. Аркаша написал мне лестное стихотворение. Я ругалась, что мы играем в слова. Аркаша говорит: “Меня ведь никто не любит. Меня ведь за поэзию только любят, за стихи”. Я говорю: “Я тебя люблю”. Аркаша не верит. Он влюблён в Галку Умывакину.
29 марта. Я меняюсь, меняюсь. Аркаша улёгся на лестнице. Мы с Галкой и Валерием Поповым у Марины Бабаевой. “Уйди”, - сказал Аркаша Галке. Я его подняла, застегнула пуговицы на пальто, на улицу повела. Нельзя было его так оставлять. А, вообще-то, я никому из них не нужна.
4 апреля. С Аркашей найден в общении верный тон – просто, ребячливо, светло. Бродим с ним по Остоженке и Пречистенке. Он хочет мне купить цветы, а я их хочу отдать Наталии Львовне от него, он соглашается.
5 апреля. От Валерия Б. письмо: “Дома примирения нет. Быть не может”. Опять я тону в словах, в бесконечных мысленных с ним разговорах. Дух будит он во мне. Я не могу быть жестокой. Но мне некуда и звать его.
На работе смеялась с учениками своими и была, как они – ребёнком.
8 апреля. На вечере Валерия Брюсова свободный, изящный Сергей Васильевич Шервинский. Владимир Рогов мастерски читал стихи Брюсова.
11 апреля. Приехал Валерий. Страшно за нас. Такого дня мне уже не пережить. Если это воскресение из мёртвых, то как это тяжело. И всё крутиться мысль: “Чем я заплачу за это?”.
12 апреля. После вечера Ахматовой в литературном Музее им. Пушкина, гуляли по бульварам Витя Мамонов с Асей, Оксана Ковалева, Лина Докторович и мы с Валерием. Смотрели на прелестных смешных собак. Мне захотелось иметь собаку.
13 апреля. Просила о любви и вот твоя любовь, твоя вечная разлука, твой вечный страх потерь. Пей и благодари, это всё пройдёт.
Тоска о причале, о береге. Сколько сегодня было веры, сомнений, растрат, смеха и чудачеств.
14 апреля. Валерий уехал.
Я живу только тогда, когда люблю. Я люблю тебя сквозь всё, сквозь пустоту, смерть, безразличие. Но меня–то нет без тебя. Дай нам Бог умереть в один миг. Руки его опали, как лепестки.
Я сижу у Марины Бабаевой. У Сони ищущие глаза, они меня пугают. Слушаем молитвы. Неистовые Грегорианские колокола гремят. Горят две свечи, одна отражается в гравюре, де изображен Рихтер. Соня на дощечках рисует Христа, Пастернака - выжигает и мучиться перестаёт. Она религиозна.
На стене висит огромный, дивный портрет Пастернака. Таким будет Валерий в старости. Слушали нечеловеческое пение певца Николая Гедды. Он пел “Однозвучно гремит колокольчик” и “Вечерний звон”. Исконное, русское, тургеневское, “через край и мимо, в землю чёрную питать тростник”, (Марина Цветаева) нечто бездонное, безмерное, неохватное и такое щемящее, что душа – навзничь, ничком и – нет её – вся в песне осталась, вся излилась.
Я родилась не в том веке, не в той семье. Никакого воспитания и окружения не было, пока я не встретила Наталью Львовну.
18 апреля. Вся моя жизнь – взлёты поэзии и провалы. Отсутствие гармоничности.
Жажду всем смотреть в глаза, говорить только правду. Хочу рисовать.
Моя бабушка Лидия Алексеевна Волынская вышла замуж в 25 лет за Василия Степановича Грибакина, который был моложе её на 6 лет. Они обожали друг друга. Образование дедушка получил в царских тюрьмах. Его вместе с другими коммунарами расстрелял Александр Васильевич Колчак. Бабушка упала на землю с рыданьями: "О, мать-земля сырая, ты мне теперь ближе моего Василия".
23 апреля. Галка Умывакина не пишет. Я просила её хоть словечко написать. Ушла?
Разящий, цепенящий, как колдовство, страх пришёл, когда купила билет в Воронеж. Душа предчувствует ужасное, тоскует.
25 апреля. Читаю дневники Софьи Андреевны Толстой.
С Олей Наседкиной много рисовали. Нарисовала по памяти лицо Галки.
Пришла на выставку художника Якова Симкина, долго сидела одна на подоконнике, созерцая публику и улицу. Здесь Артемий Григорьевич Бромберг с женой Серафимой Александровной (она секретарь пианистки Марии Вениаминовны Юдиной), Ник (Коля Л.), художник Олег Гостев, поэт Шура Гринберг, великолепный чтец Эдгар Карлович Вальдман (из бригады Маяковского), Лина. Я выловила из толпы только Шаргаева Толю, я называю его Гай.
Где отражаемся мы, в каких, в чьих видениях и снах?
Деревья – чьи-то души, я в этом уверена. Так хочу тишины и деревьев.
1 мая. Любимого нет со мной. Листья светятся. Суеты много. Ничего нам не принадлежит. Надлежит мне принадлежать кому-то. Как хочется быть чьей-то.
2 мая. Страшно, но Валерий – единственно родной – слишком много жизни сулит. Последнее диво моё.
4 мая. Не изменюсь, всегда буду ребёнком, всё прощу, всё верить буду людям.
Люблю тебя. В землю врасти и корни деревьев молить. Стлаться по земле листом осенним.
5 мая. Встретила в метро неожиданно Ника. Он посетовал, что я с ним не поздоровалась, укорял меня, что это некрасиво. Чужак. Промолчали всю дорогу.
Наталья Львовна про Валерия говорит мне: “Не то”. А что то? Я чувствую, что спасение моё – его любовь ко мне и моя к нему. Откуда вдруг такая светлость и детскость?
8 мая. Когда мы с Мариной Бабаевой приехали в Воронеж, нас встретили Галка и Валерий. Сияющие бежали они к нам, два молодых прекрасных зверя, Галка кричала: “Ура!”. Мы поехали в Берёзовую рощу (р-н Воронежа). Вечером праздновали мой день рождения.
Валерий говорил, что любит меня, но боится родителей, боится решиться на брак со мной, боится, что я умру, если нам будет плохо, боится себя и не верит себе. Несмотря на его признание в любви, я осталась в полном безразличии и твёрдом решении расстаться с ним.
9 мая. Как ни в чём ни бывало, Валерий появился у нас. Мы пошли в лес, мальчишки купались в реке. Я была грустна. Я забыла на траве часы, мы вернулись за ними с Валерием. Очень устали, обратно еле брели. Нашли чудесное сосновое бревно, посидели на нём. Большая Медведица сияла.
10 мая. Были с Валерием в лесу, посидели на бурьянном холме. Небо нежное, жемчужное. Если ты меня покинешь – покидай скорей. “Ты одуванчик, дунешь – и нет тебя ”, - говорю я ему. Ждать нечего. Не спас. Иди.
Письма мои к Валерию читают его родители, меня они ненавидят. За что? Родители у него неверующие. Друзья же - сватают меня за Валерия. Он говорит, что ему никто не нужен. Меня никто не жалеет. 6 месяцев иллюзий. Но царские проводы они мне устроили.
13 мая. Задыхаюсь от Цветаевой, всё она взяла – и ад, и рай.
19 мая. Оля Наседкина говорит мне: “Я тебя люблю. Я тебя никому не отдам”. Я отвечаю ей: “Не отдавай”.
Без Валерия – не жизнь. Всё застыло во мне. Дайте мне его!
20 мая. Марина Бабаева сказала мне: “Вы никогда не будете вместе”. Мрак от её слов.
Марина Цветаева предсказывает, предвосхищает мою судьбу. По её стопам бреду. Не могу без него.
21 мая. Великий плач. Я нуждаюсь в Галке, в Валерии, я ищу жизнь. Я не нужна им. Как это жестоко.
22 мая. Написала Гале отчаянное письмо. Зачем это унижение? Я была ею любима, я была ей необходима.
Собрали в лесу фиалок и бесмертников. Лина хороша, мягка, женственна. Я нечуткая, бездумная. Господи, спаси Лину. Она пишет милые стихи в стиле Бродского.
Были с Линой в гостях у Володи и Оли Харнас, пели песни, читали стихи, были весёлые и пьяные.
Когда я спросила Валерку, почему он мне не писал, он пожал плечами и сказал: “Впереди вечность. У меня, по крайней мере”.
28 мая. На всех лицах – отсвет лица Валерия. Он во мне прочен. Любите меня, люди.
Несколько часов с Линой были у Бромбергов. Артемий Григорьевич любит мои стихи.
29 мая. Мне нужно одно – любить Валерия.
Была у своей любимой добрейшей тёти Сусанны.
30 мая. Валерий не пишет. Я не знаю, что делать, я не понимаю его.
С Линой и Мариной смотрели фильм “День и час”, после него мне показалось ничтожным моё страдание.
Вечером слушали Рихтера, и во мне опять возникла уверенность, что Валерия не отпущу, не дам уйти, остановлю, верну своими письмами, своей жаждой спасения, желанием быть с ним. Галка не помогла мне. Всех простить.
31 мая. Воронеж кончается, я не могу ошибаться в этом, у меня мощная интуиция. Я так слаба и бедна.
Лина бредит Ленинградом.
Я живу без бреда, без ожидания, без воспоминаний даже. Не могу оторваться от Лины.
1 июня. Прости Валерия за равнодушие или сознательное зло. Он – маленький, оттого и жесток, он мало жил, он не понимает, что каждая секунда для меня без него – пустота. Если бы я могла вырвать его из рук чужих. Не влюблённость, не любовь уже – обречённость почти.
“Что без тебя умру, умру, умру –
Расписывалась радугой небесной”
(Марина Цветаева)
“Я душа твоя: Эгерия
Света край,
В час последнего доверия
Не предай”
(Марина Цветаева)
5 июня. Покупала билеты на Смоктуновского, обратно шла – жизни радовалась.
Я у Наталии Львовны, Федя и Серафим Николаевич смотрят футбол. Наталья Львовна читает. Я напилась чаю и вылезла на балкон.
Два дня была в г. Жуковском у папы. Читала Чехова, Тургенева, Горького, готовила еду. Папе плохо. Он сердится, когда начинается разговор о религии.
Если появится личность, более сильно на меня действующая, чем Валерий, я его забуду. Но он мне слишком нужен. Какой рационализм. Но он невозможен, как и все до него.
Пишу письма Валерию. “Безумно хотелось спастись, поэтому поверила тебе сразу, единым духом, предалась, привязалась”.
10 июня. Приехал Толя Давыдов, друг брата Германа.
Два вечера подряд я была на концертах дирижера Игоря Маркевича. Взгляд его глаз глубокий, излучающий силу. Скажи он любое повеление – не было бы отказа.
12 июня. Была на обеде у Оксаны. Пришёл её муж Стас – выбритый, свежий, молодой. Почему женщина раньше стариться? Оксана красивая, усталая. Показала мне хорошие японские гравюры 19 века, репродукции Шагала, Пикассо, Модильяни.
С Толей Давыдовым ходили в Музей восточных культур. Интересные индийские миниатюры 16 века.
13 июня. Мой брат Герман импровизирует на фортепиано. Толя Давыдов его слушает.
Во мне непрестанно звучат, перебивая друг друга цветаевские строки. Я не могу писать ничего своего, я не хочу писать в стиле Цветаевой.
Отчётливо внутренним взором увидела лицо Галки. Получила от неё письмо, в котором есть такая строка: “Я слишком люблю себя и свой покой”. Больно мне, что она не помогла мне, не услышала, когда я кричала, звала на помощь.
Страх перед жизнью. Убийства людей на улице просто так, ни за что. Иногда смеюсь отчаянно.
15 июня. Бессонница, мысли о Валерии. Не предать никого, не обидеть. Во мне что-то умерло в отношении Галки, какая-то вера убита.
17 июня. Мы с Лидой Савченко приехали в Тарусу. Были в гостях у Поленовых. Набрали цветов прекрасных.
Иосиф,* не приезжайте, не ищите меня.
* И. Бродский
18 июня. Какие прекрасные луга по дороге из Тарусы в Поленово.
Как ужасно понимать, что все мои влюблённости - от потребности любить кого-то, поместить своё сердце в оправу. Чувство это подобно дереву, хотелось бы, чтобы это было вечное дерево с широкой листвой, тёплой корой и приветливыми ветвями, чтобы корни его никогда не иссякали живой силой и добротой. После долгих душевных страданий я ощущаю обретение какого-нибудь нового дара в душе.
Всё легче уходить, всё труднее приручаться к людям. Не лучше ли быть всю жизнь ребёнком?
Мой идеал сейчас: быть чистой, доброй и вечно влюблённой, смотреть людям прямо в глаза.
Сердце должно отказаться от всего земного, стать сильным, но не терять доброты.
Мудрость граничит с бесстрастием.
Каждый навязывает свой мир другому. Редко кто прислушивается к твоему миру.
Меня познакомили с Аликом Бобровским,* крестником Феди Дружинина - альтиста, Федя сын моей крёстной мамы Натальи Львовны Дружининой.
Об Алике мне очень много говорили хорошего. Знакомство происходило на лестничной площадке в Малом зале Консерватории. Когда я его увидела, меня охватило такое волнение, что я чуть не потеряла сознание. Мы разговаривали с ним около часа, исколесив окрестности Консерватории.
* Теперь Александр Викторович Бобровский - профессор Московской Консерватории по классу альта. Я бываю на вечерах его учеников и на его концертах.
В детстве он жил в Воронеже. Как-то он прочёл Марину Цветаеву и свихнулся. Мне казалось, что он торопится уйти, но мы всё время говорили и всё вроде бы о важном. Мне всё важно.
У него жёлтые глаза, детское открытое лицо. Он рассказал мне о своей семье, о яме в Большом театре, где он играет на альте, где столь тесно, что можно повредить руку, о том, что после чтения стихов Марины Цветаевой он сразу же написал два стихотворения в её стиле. Алик играет в камерном ансамбле Брука.
Сердце моё перевернулось, увидев его.
Вадим Васильевич Борисовский, учитель Феди Дружтинина, он звал Федю академиком.
Алик вчера сказал, что он единственный человек в семье, который ходит по земле, потому что он уравновешенный. Вспоминаю слова его, хочу всё запомнить, ничего не упустить.
Позвонила Алику. Хляби небесные разверзлись, и хлынул снег на землю, а я заплакала. Недавно я ещё не знала, что есть на свете Алик. Он предложил почитать мне Гумилёва “Письма о поэзии”.
Вспоминаю Алика. Он меня не заметит, не запомнит, не остановит. Никто не сделал этого, никто не отогрел. У меня нет поводов видеть Алика и подружиться с ним.
Алик во сне дарит мне своеобразные подарки. Его мама спрашивает меня: “Вы хотите взять его в мужья?”. Я вместо ответа говорю: “А Вы этого хотите?”. Она отвечает: “Отчего бы и нет?”. Я обращаюсь к Алику: “А Вы?”. Он отвечает: “Да”. И какие-то туманные слова говорит, что ему нужен человек с литературными знаниями.
Куда же девается любовь к Валерию, желание умереть с ним в один день, чувство родства? Одна любовь уступает место другой. Как будто и не было ничего. Так и Алик пройдёт,и я буду удивляться, куда уходит моя душа безвозвратно.
Почему никогда никому нельзя говорить: “Я хочу Вас видеть”, почему мы отталкиваем тех, кто хочет видеть нас, какой закон здесь скрыт?
Люблю ночь. Люблю ночную Москву, пустые улицы, дома, как берега, я одна плыву, заглядывая в окна и озирая крыши.
На фотографии мне 17 лет, снимал меня мой брат Герман.