День Флота

 
       - Привет Валер, - раздается в трубке  мягкий баритон.
       - Привет  Вов, - отвечаю я, - рад тебя слышать.
       - Ты где был? Звоню, звоню, нету.
       - В Махачкале, в командировке. Ночью прилетел.
       - А какой завтра день, помнишь?
       Я тупо пялюсь на висящий на стене календарь и мучительно морщу лоб.
       - День Флота, тундра  - ласково рокочет баритон.- Что-то ты совсем плохой стал.
       - Это точно - грустно вздыхаю я, и с безысходностью озираю заваленный    делами стол.
       - Значит так, - бросай всю свою трахомудию и завтра в тринадцать ждем тебя у нас, на Фрунзенской. И непременно в форме. Будет Лева. Он, кстати, желает тебя видеть.
       Потом  в трубке что-то щелкает, и мой абонент отключается.
       Я  тянусь к лежащей на столе коробке с «Казбеком», щелкаю зажигалкой и, окутавшись дымом, перевариваю услышанное.
       Володя Денисов,  в недалеком прошлом помощник командующего Тихоокеанским флотом, а сейчас  преуспевающий бизнесмен, мой старинный приятель. Мы знакомы с ним еще с тех времен, когда он был старпомом  на одном из подводных ракетоносцев в Гаджиево, и мы вместе выходили в море. 
       А  «Лева»,  так мы называем его между  собой  - наш командующий Лев Алексеевич Батюшкин,  вице-адмирал, Герой Советского Союза  и весьма известная на Флоте личность.
       В свое время я служил  в его соединении срочную,  потом стал офицером    и  даже удостоился чести быть посаженым на «губу».
       Затем наши пути надолго разошлись, волею судеб я оказался уже совсем в другой системе в Москве, где и встретился с Володей.
       Тогда, после развала Союза, в числе многих я был выброшен на улицу и устроился на работу в юридическую службу крупного холдинга, принадлежавшего  весьма известному олигарху. Там мы и встретились с Вовкой, возглавляющим одну из его компаний.  В том холдинге я проработал почти три года,  а потом, когда  вновь созданная правоохранительная система стала давать сбои, снова был приглашен на службу в центральный аппарат.
       Вообще-то Москву правильно называют «большой деревней».
       Можно годами мотаться по необъятным просторам нашей Родины  и не встречать своих потерянных друзей, но как только  оказываешься в первопрестольной, кто-то из них обязательно возникает на горизонте.
       Так случилось и со мной.
       Сначала в столице отыскались немало моих однокашников, подтянувшиеся сюда с    Балтики, Севера и Дальнего Востока, затем  ставший «новым русским»,  друг детства с Юга  и, наконец,  этот самый  Володя Денисов.
       Под воспоминания  бурных дней юности, в столичных кабаках было выпито немало коньяка и водки, поведана масса душещипательных историй  и все дальше пошли по жизни.
       Одни, как я, продолжая  по инерции  служить тому, что стало называться новой Россией,   другие  влились в ряды, так называемых «бизнесменов», а третьи свели счеты с жизнью или просто спились.
       Мои размышления прервал  звонок внутреннего телефона и, прихватив рабочую справку по итогам командировки, я двинулся на доклад к своему  очередному начальнику.
       - Значит так, - констатировал тот, ознакомившись с ее содержанием. - В понедельник, Сам, -   ткнул  он пальцем в лепной потолок, - поедет на доклад в Кремль. В воскресенье нужно выйти и все доработать с конкретными предложениями.
       -  Нет вопросов, - пожимаю я плечами, а про себя думаю, - хрен тебе.
       «Сам», после  Руденко, у меня уже  пятый, а таким вот начальникам я уже и счет потерял.
       Вернувшись  в кабинет, я  запускаю дремотно заурчавший  компьютер и  в течение часа дорабатываю справку. Их, за последние десять лет службы в центральном аппарате, с начальственными подписями целой   череды Генеральных прокуроров и их замов я  накропал десятки.    Государственными «стратегами» они рассматривались и в Совете безопасности, и в Думе и даже на Старой площади. 
       Потом  следовали грозные  команды «усилить», «принять меры», «активизировать» и в разные точки страны  направлялись из столицы, обличенные особыми полномочиями,   бригады силовиков.   Летели  разного уровня начальственные головы, в бюджет поступали очередные уворованные   миллионы  и снова растаскивались.
       Все это я называю «бой с тенью»  и никаких иллюзий, насчет светлого будущего не питаю.
       Когда  принтер  выплевывает последний, отсвечивающий глянцем лист, с полным наименованием и классным чином последнего Генерального внизу, я тщательно   вычитываю свое творение,  ставлю на оборотной стороне   визу (потом будут еще две)  и снова отправляюсь к начальнику управления.
       Тот сидит за пустым  столом, под висящим сзади портретом  очередного президента   и лениво перелистывает  «Плейбой».
       - Вот, - кладу я на стол справку. - Все готово.
       - Однако, - бормочет  тот через полчаса, перечитав ее трижды.
       - Что-то не так?
       - Да нет, вроде так, но очень уж вы все это быстро, не по государственному.
       Начальников я делю три категории. Умных,  с которыми в свое время мне довелось служить в   Прокуратуре Союза и почерпнуть много полезного, не очень - тех, что пришли им на смену в начале 90-х, и полных дубов, взращенных в последнее время.
Этот относится к  последней.
       При наличии базового университетского образования,  он  с трудом различает уголовный и уголовно-процессуальный кодексы,  никогда не расследовал экономических преступлений  и  очень смутно представляет,  чем они отличаются от  прочих.
      -  Ну что ж, оставляйте, я тут еще помыслю - значительно надувает щеки начальник.
      - Во-во, помысли, - думаю я, и,  встав, направляюсь к выходу.
      Пройдя длинный, по субботнему пустой  коридор, со скрадывающей шаги ковровой дорожкой и длинной анфиладой  увенчанных  медными табличками дверей, я  захожу в свой кабинет  и обнаруживаю там  весело насвистывающего  человека.
       - С наступающим тебя Днем Флота, Николаич, - блестит он черными маслинами глаз и  кивает на висящий позади моего стола  крейсерский  военно-морской флаг.
Флаг перемещается со мной  давно, и не раз собирал компании  тех, кто под такими плавал.    
       - Спасибо, Казбек, -  улыбаюсь я, и мы тепло пожимаем друг другу руки.
Казбек мой сосед по кабинету, переведенный  несколько месяцев назад в центральный аппарат из Дагестана. Он родственник  одного из замов Генерального и  я натаскиваю парня  по предмету.
       В отличие от современных балбесов, имеющих высокопоставленных благодетелей, парень, пять лет оттрубил в горах следователем, грамотен, напорист и  схватывает все на лету.  Отношения у нас самые добрые, тем более, что я давно знаю его дядю и  лет десять курирую Кавказ.
       - А это от меня, презент -  говорит Казбек и  поочередно вручает мне  коробку марочного «Каспия»  и изящного вида  небольшой кинжал в ножнах.
       - Кубачи,   -  поставив на стол коньяк,  констатирую я, и цокаю языком.
       - Ну да, - следует ответ. - Для твоей коллекции.
       - На -  протягиваю я парню металлический рубль. Таков порядок.
       Потом  мы  откупориваем «Каспий», я  извлекаю из стола плитку шоколада,  и мы принимаем по рюмке.
       -  Так вы завтра где, снова у Толи?  - интересуется Казбек.
       В прошлом году  мы отмечали день Флота в офисе моего однокашника по Высшей школе и сослуживца по Северу, Толи Бывалова, который теперь заделался политиком, стал верить в бога  и  организовывает с Бабуриным какую-то партию. Тогда Казбек увязался со мной, и ему очень понравилось.
      - В этот раз нет, - отвечаю я, и говорю, куда поеду.
      - Слышь, Николаич, возьми и меня, - оживляется Казбек.- С вашими весело и интересно.
      -  Какой вопрос? Поехали, - улыбаюсь я. - Ты ж тоже вроде как наш, с Каспия.
      На следующее утро, ровно в десять, облаченные в  отутюженные мундиры, мы  вкатываем  на его серебристом «мерине» на стоянку   нужного нам  офиса. Там уже стоят  Вовкин «джип» и еще несколько иномарок.
       Слева, закованная в гранит,  отсвечивает на солнце Москва-река, за нею зеленые кручи   Нескучного сада, метрах в трехстах впереди, ажурное переплетение арок энергомоста.
       - Хорошее место, красивое - говорит  приятель,  мы выходим из машины, и она весело взлаивает сигнализацией.
       Пройдя  десяток метров, мы оказываемся перед стеклянной дверью, створки ее бесшумно отъезжают в стороны  и в прохладной глубине холла возникает поджарый, с рацией в руке,  секъюрите.
       - Владимир Алексеевич вас ждет, - вежливо кивает он головой, и мы поднимаемся по мрамору ступеней на второй этаж.
       -  Во, уже командует, -  говорю я Казбеку,  слыша сверху напористый Володин голос, после чего мы направляемся к полуоткрытой,  с табличкой «Генеральный директор» двери, минуем  заставленную цветами пустую   приемную  и входим в просторный кабинет, с видом на Москву реку.
       - Однако! -  шмякнув на рычаг телефонную трубку, широко шагает мне навстречу здоровенный  Вовка, и мы заключаем друг друга в дружеские объятия.
       Потом  я рублю строевым  к  окну, у которого, блестя позументами и золотом шитья, улыбается наш командующий, и, как принято в таких случаях, докладываю о прибытии.
       - Молодца, молодца, - одобрительно оглядывает он  меня и крепко пожимает руку. - Так ты что, полковник?
       - Так вышло, - развожу я руками, и все смеются.
       - А чего наград мало? - кивает адмирал  на куцую планку на  моем мундире.
       - Служит хреново, - скалится Вовка, не то что я, - и выпячивает украшенную изрядным иконостасом грудь.
       - Ничего, поправим, -  значительно произносит  Лев Алексеевич и косится на Вовку.
       -  Тот снова ухмыляется и кивает головой.
       После этого я представляю Казбека, мы усаживаемся на кожаный диван, а Володя  возвращается  к  зазвонившему на столе телефону.
       -  Здравия желаю! Да Лев Алексеевич у меня! - гудит он.  - Передаю трубку.
Адмирал неспешно встает, подходит к столу и прикладывает ее к уху.
       - Спасибо, весьма тронут, и Борису Николаевичу мои     поздравления, - чуть кивает серебристой  головой.
       -  Помощник президента, -  приложив к губам руку, - громко шепчет нам Вовка.   
       Этот звонок меня не удивляет. Льва Алексеевича, первым всплывшим на стратегическом ракетоносце в географической точке Полюсе в условиях полярной ночи, а потом успешно командовавшего самой мощной в СССР флотилией, немало попортившей крови американцам, лично знали Брежнев и Андропов,  и он,   бесспорно, заслуживает такого к себе отношения.
       - А помнишь, как я тебя на «губу» определил, - снова присаживается рядом  адмирал и хитро щурит  прозрачные глаза. - Ох  и бурчал же тогда Васька.
       - Помню, Лев Алексеевич - улыбаюсь я, а Казбек  с интересом косится на  его Звезду.
       Такой случай действительно был, хотя сидеть мне и не пришлось -  «отмазал»  тот самый   Васька, а если точнее,  начальник Особого отдела флотилии Василий Ефимович Худяков, тоже адмирал  и мой непосредственный начальник. Они были близкими друзьями  и отличались своеобразным юмором. Василий Ефимович, при случае,  не приминал вздрючить кого-нибудь из провинившихся  командиров,  а Лев Алексеевич успешно  отыгрывался на операх.
       Потом в приемной  слышатся   голоса, дверь распахивается   и в кабинет  вкатывается  низенький молодцеватый адмирал, в сопровождении двух рослых  капитанов 1 ранга. Все при параде, с регалиями и   кортиками.
       - Здравия желаю, товарищ командующий! Прошу разрешения войти!
       - Уже вошел, - поднимается ему навстречу Батюшкин  и они тепло приобнимают друг друга.
       Прибывших я знаю. Первый -  Вовкин  однокашник,   командовал на нашей флотилии головным ракетоносцем  и теперь служит в Главном штабе, а капразы его «порученцы».
Вслед за этим следуют взаимные приветствия, дружеские подначки и веселый смех.
       - Так, товарищи офицеры, - смотрит Вовка на часы,- сейчас подъедет еще одна дама и начнем.
       -  Лариса? - спрашиваю я у него.
       -  Ну да, - кивает рыжей головой приятель.-  С поздравлениями от шефа.
       Лариса  частный нотариус, один из акционеров холдинга и пассия Вовкиного олигарха. 
       Минут через пять  за дверью слышится цокот каблучков  и  в облаке  тонкого парфума,  она возникает в кабинете.
       И происходит то, что я не раз уже видел. Треп  мгновенно прекращается, все встают и восторженно на нее пялятся.  А смотреть есть на что. Если бы Лариса пошла по пути топ-моделей, то украшала бы собой  лучшие подиумы.
       - Надеюсь я не опоздала? -  с улыбкой  интересуется она, подходит ко Льву Алексеевичу,  вручает ему огромный букет роз и чмокает в щеку.Тот довольно крякает, и все выходят из ступора.
       - От имени руководства холдинга  с праздником вас всех, Днем Флота, - обводит она нас лучистым взглядом, и  мы молодцевато подтягиваемся.
       - А теперь прошу всех к столу, - берет в свои руки бразды правления Вовка и делает радушный жест в сторону двери.
       Пропустив вперед даму, мы  проходим в небольшой банкетный зал с высокими, выходящими на Москву - реку окнами, где священнодействует пара официантов.
       - Ну как, Жора, у вас все готово?  - интересуется Вовка у старшего.
Тот молча кивает и демонстрирует рукой стол.
       Он один, стоит  в центре,   и накрыт белоснежной скатертью. На ней холодно  отсвечивают  бутылки, фаянс посуды и хрусталь,  среди которых расставлены всевозможные закуски
       - Лев Алексеевич, Ваше место, -  чуть отодвигает   кресло в центре  Володя, и все с достоинством рассаживаются.
       - Итак, прошу наполнить бокалы! - вытягивается Вовка во весь свой двухметровый рост и присутствующие оживляются. Ларисе наливают шампанского, а всем остальным по рюмке водки.
       - Слово для приветствия, предоставляется нашему командующему, Герою Советского Союза, вице-адмиралу Льву Алексеевичу Батюшкину! - оглушительно рявкает Вовка, и вверху тонко отзванивают висюльки люстры.
       - Ну что, ребята, -  поднимается со своего места и проникновенно обводит всех взглядом  -  С Днем Военно-морского флота вас. Всего самого доброго!
       -   Ура, ура, Ур-а-а!  - оглушительно гремит под сводами, рюмки дружно сдвигаются   и мы выпиваем стоя.
       Затем все садятся, звенят ножи и вилки,  а сидящие рядом с Ларисой, наперебой оказывают ей знаки внимания.
За первым тостом  следует второй,  «за тех, кто в море», а потом третий, за погибших в нем.
       Постепенно обстановка становится  все более  непринужденной, возникает  неизбежная морская травля, прерываемая  веселым смехом и подначками.
       - Лев Алексеевич, а помните, как  я  на стрельбах торпеду утопил! - радостно напоминает Батюшкину  маленький контр-адмирал. - А вы мне мать-перемать, под трибунал сукина сына!
       - Было Саша, было, -  по доброму улыбается тот. - Но ведь не отдал? 
       Потом Вовка выдает  уморительную историю  о том, как по приглашению Фиделя они были  Кубе  и    темпераментные  карибки  приветствовали их русским кукишем.
Лариса  заливается  звонким смехом и ей оглушительно вторят капразы.
       - Ну, а ты Ваську давно видел? - наклоняется ко мне Лев Алексеевич.
       - Давно, - вздыхаю я, - на той неделе обязательно заеду.
       -  Без меня не езди, выгонит, -  коротко бросает он и вздыхает.
       Мой бывший шеф, о котором я упоминал выше, а впоследствии руководитель одного из  главных управлений на Лубянке, категорически не воспринял новых перемен, за что, в числе многих, был препровожден в отставку. Отдельные из опальных потом подсуетились, проявили лояльность к Ельцину  и снова заняли начальственные  кресла.
       - А Васька не такой, он упрямый, -  то ли с сожалением, то ли с гордостью,   бросает Лев Алексеевич  и кивает на бутылку - налей, выпьем за него.
       - Сучья все-таки, эта власть -  жестко говорит он, опрокинув рюмку.- Ты как мыслишь?
       - Сучья, - выдыхаю я, и мы некоторое время молчим.
       Потом  Вовка звякает вилкой по бокалу,  встает и  просит минуту внимания. В руках у него наградное удостоверение и синяя коробочка.
       - Давай, - кивает белоснежной головой  командующий, и далее сообщается, что  Указом  президента, в числе других, я награжден  юбилейной медалью «300 лет Российскому флоту».
       - Служу России! - отодвигаю  я стул, и под бурные овации   адмирал  торжественно  пришпиливает медаль  к моей тужурке.
       -  И помни флот, это не ваши  сухопутные конторы!- весело скалит зубы Вовка.
       А чуть позже из двери возникает  его зам,  и  что-то шепчет шефу ухо.
       - Запускай, -  кивает Вовка,  и в зале появляется десяток молодых парней и девушек. Они в морской  форме и с двумя баянами.
       -  А сейчас  перед вами выступит   ансамбль песни и пляски  Военно-Морского флота! - делает Вовка  театральный жест, следуют аплодисменты, и через минуту в зале возникает песня.

Лодка диким давлением сжата,
Дан приказ, дифферент на корму,
Это значит, что скоро ребята,
Перископ наш увидит волну…

звучат  первые слова  и будоражат душу.
Это любимая песня северного подплава,  и к ней нельзя относиться равнодушно.
Затем вступает хор, и мы все подпеваем.

Хорошо из далекого моря,
Возвращаться к родным берегам,
Даже к нашим неласковым зорям,
К нашим вечным полярным снегам!

набирает она силу, и у многих за столом увлажняются глаза.
       Вслед за этим ребята исполняют «Прощайте скалистые горы», «Вечер на рейде», и непременное флотское «Яблочко».
       - Интересно, как это Вовка их выцарапал? - наклоняюсь я ко Льву Алексеевичу.
       -  Это не Вовка,  а  Сашка, -  оглушительно сморкается в платок адмирал   - Здорово пляшут, черти!
       - И в завершение,  фокстрот «В парке Чаир»! -  выступает вперед разбитной  ведущий.
       Вслед за этим следует виртуозный проигрыш, вступает второй баян  и девушки приглашают нас на танец.

В парке Чаир, распускаются розы,
В парке Чаир, расцветает миндаль,
Снятся твои, золотистые косы,
Снится веселая, звонкая даль,

с чувством выводит солист, и пары плывут в танце.
       Насколько я помню, этот старый фокстрот  всегда любили в  северных гарнизонах, и он не раз звучал в ресторанах Мурманска, Архангельска и Северодвинска.

... милый с тобой мы увидимся снова,
Я замечтался над любимым письмом,
Пляшут метели в полярных просторах,
Северный ветер поет за окном...

следует продолжение, и, я уверен, каждый вспоминает север, нашу молодость и вот такие письма. Как давно это было.
       Спустя некоторое время  ребята тепло прощаются с нами, все цветы из Вовкиной приемной дарятся девушкам, мы выходим  в холл  проводить таланты,  и белый, с трафаретом «ВМФ» микроавтобус,  уносит их в сторону центра.
       - Так, десять минут  перекур, и мероприятие продолжается, - пучит глаза Вовка, и курящие извлекают сигареты.
       Когда все возвращаются назад, подается  традиционная на нашей флотилии праздничная солянка  с копченостями, оливками и лимонами,  сочные котлеты по- киевски  и  запотевшие графины с клюквенным киселем.
       -  Как в старые добрые времена, - с чувством произносит один из капразов, и все кивают.
       Потом следует   тост за нашу славную флотилию, и  мы отдаем дань поварскому искусству.
       Чуть позже в Сашкином кармане голосит мобильник, он извлекает его и прикладывает к уху.
       - Молодец, майор,  давай  шуруй, мы все внимание!
После этого  встает, приглашает всех следовать за собой  и  распахивает одно из окон.
       Через несколько минут со стороны гидромоста,  в небе появляются  два военных вертолета, с реющими под ними  полотнищами военно-морских флагов и на минуту зависают в воздухе.
       - Ур-ра!  - радостно  вопим мы, и  машем в их сторону руками.
       А вертолеты снова срываются с места и размашисто вращая винтами  несутся вдоль фарватера.
       -  Это наши,  летят к Обводному  на водный  праздник - довольно улыбается Сашка. – Вот, попросил немного задержаться.
       - Могешь, могешь! -  восхищенно чмокает его в макушку  Вовка.
       - Не могешь, а мОгешь! -  многозначительно поднимает вверх палец маленький адмирал,  и все смеются.
       Но самый главный сюрприз выдает в конце встречи Лев Алексеевич.
       -  Значит так, ребята, - солидно изрекает он. -  Тут через неделю в Ягельную будет военный борт, и  новый командующий приглашает меня в гости.  Кто желает, могу взять с собой.
       Желают все,  в том числе и Лариса.
       -  Добро, -  кивает  адмирал,  - о времени вылета  все будут уведомлены.
       Когда над Москвой опускаются сумерки,  и   небо раскрашивается праздничным салютом, мы с Казбеком в потоке машин  катим  вдоль набережной.
       -  Хороший  у вас праздник, душевный   - спустя некоторое время  говорит он. - И люди какие-то не такие, вроде как из другого времени.
       -  Это точно, - вздыхаю я, -  из другого.
       А где-то в Подмосковье  одиноко сидит на своей даче  мой первый начальник, который  не нужен  новой России.
Как, впрочем, и мы, хотя все  еще служим.