Сегодня я расскажу вам сказку...
В одном старом-старом доме был старый-старый чулан...
Нет, подождите. Сначала надо немножко рассказать о самом доме...
Когда-то в этом доме жила одна старушка. Про таких говорят - Божий одуванчик - и ещё - видела самого Ивана Грозного. Никто толком не знал, сколько ей было лет, а соседям казалось, что она с самого их детства была такой - сгорбленной, высохшей, в светленьком платочке на голове.
Дома у нее хранилось такое количество старинных вещей и сувениров, что когда человек в первый раз попадал туда, ему казалось, что он очутился в далеком прошлом. Впрочем, и потом это чувство полностью не проходило...
Но год от года гости в старом домике появлялись все реже и реже. Даже соседские дети и те не заглядывали больше, хотя хозяйка готова была рассказывать им сказки и были с ночи до утра...
А потом старый дом осиротел...
Он хотел было разрушиться, но нежданно-негаданно приехала и поселилась в нем какая-то женщина, то ли дочка старушки, то ли внучка, и дом решил постоять еще и посмотреть, что будет.
А было много чего. Новой хозяйке совершенно не понравилась обстановка, и она, закатав рукава, ринулась наводить в доме свой порядок.
Большинство вещей она выкинула - "зачем хлам такой хранить-то?" - только самые красивые сувениры запихнула в чулан. Поклеила обои, постелила линолеум, поставила новые окна.
Старый дом терпел. Но ему все это совершенно не нравилось.
День, когда начинается наша история, был серый и дождливый. Новая хозяйка ушла куда-то, и старый дом скрипел и вздыхал (при хозяйке делать это он боялся). Постепенно в комнаты заползал вечерний сумрак, а в чулане стало и вовсе темно...
На верхней полке чулана стояла старинная музыкальная шкатулка. Старушка говорила, что когда-то она принадлежала то ли княжне, то ли самой царевне, словом, даме богатой и знатной. Шкатулка была резная, коричнево-красная, разделенная перегородкой на два отделения будто домик на две комнатки. В одной комнатке жила Танцовщица, а в другой - Скрипач.
Впрочем, шкатулку так давно никто не открывал, что они забыли друг про друга и считали, что за стенкой никого нет. Так было до этого вечера...
Танцовщице было грустно. Белый фарфор, из которого она была сделана, посерел и потускнел, а пышная юбочка и платочек, который она держала в руке, так покрылись пылью, что уже невозможно было разобрать, какого они цвета.
- И зачем я здесь стою? - грустно спрашивала она.
За время своего одиночества бедная Танцовщица стала разговаривать сама с собой...
- На моей юбочке совсем не видно блесток, - продолжала она. - А когда-то сама госпожа N*** воскликнула: "Какая прелестная девушка! Сияние ее юбочки сравнится разве что с моей диадемой! А как изящно она держит руки!" Какое прекрасное было время!.. Я кружилась, и кружилось, и кружилась...
Танцовщица чуть отклонилась назад, поднялась на цыпочки...
"А что же за мелодия была тогда?.." - подумала она, и вдруг, словно в ответ на ее мысли, откуда-то полилась музыка...
Танцовщица замерла, закрыла глаза и...
Поплыла.
Она забыла, что под ногами ее всего лишь грязный пыльный бархат, что в шкатулке темно и очень неуютно. Она видела сверкание огней, улыбающиеся лица, чувствовала запах воска и шампанского, и еще чего-то, тяжелый и сладкий. Она скользила по полу на кончиках пальцев, покачивала руками и делала полупоклоны - направо-налево, налево-направо... И казалось, этому не будет конца...
Но внезапно музыка оборвалась.
Танцовщица вздрогнула, открыла глаза... и поняла, что она по прежнему в своей старой шкатулке среди пыли и сора.
Танцовщица растерянно замерла.
"Кто же это играл? - подумала она. - Не приснилось же мне все это?"
Она стала вспоминать, откуда доносилась музыка. Кажется, из-за стены...
Танцовщица нерешительно подошла к ней. Из-за стены не доносилось ни звука.
Тогда она подняла свою тоненькую ручку и постучала.
Но ее ручка была такой хрупкой, а стенка такой толстой и прочной, что стук получился еле слышным.
Однако любопытство ее было таким сильным, что Танцовщица забыла о приличии и манерах и заколотила в стенку обоими кулачками.
И тогда из-за стены донеслось: "Кто там?.."
В первый момент Танцовщица подумала, что ей послышалось. И она на всякий случай громко переспросила:
- Есть там кто-нибудь?
И прижала ухо к стене.
- Есть, только говорите громче, я Вас не слышу, - разобрала она.
- Кто Вы?
- Я Скрипач, а кто Вы?
- А я Танцовщица.
Танцовщице приходилось кричать, иначе бы ее собеседник не услышал ее, да и ей самой приходилось каждый раз прижимать ухо к стене, чтобы расслышать его слова.
- Если сможете приподнять крышку - перелезайте ко мне, - донеслось из-за стены, - Я бы с удовольствием помог Вам, но не могу...
"Как же я подниму такую огромную крышку? - с сомнением подумала Танцовщица. - Если бы хоть вдвоем..."
И все же она решила попробовать, потому что уж очень интересно ей было, кто там, за стеной. Тем более что он так божественно играет...
Крышка приподнялась на удивление легко. Едва Танцовщица надовила на нее изнутри, как она скользнула будто бы на шарнирах и так и осталась приоткрытой.
"Ой-ой-ой, что будет, если она захлопнется, - со страхом думала Танцовщица, перелезая через перегородку. И страх ее был не напрасным - если бы крышка упала и закрылась, бедную Танцовщицу разбило бы напополам.
Но она перелезла благополучно. Спрыгнула - и оказалась в такой же комнатке, как и у нее самой. С той лишь разницей, что здесь посредине стоял Скрипач.
- Здравствуйте, - вежливо поприветствовал он ее.
Когда-то давно он, вероятно, был в черном костюме с белой манишкой, и скрипка в его руках отливала лаком. Сейчас же он был покрыт пылью и - о, Господи! - даже кое-где плесенью.
"Где же я его видела?" - мучилась Танцовщица.
- Здесь беспорядок и очень пыльно, извините, - проговорил Скрипач, - Но видите ли - я - музыкант, мне не нужно двигаться во время исполнения музыки. Я привык стоять, а когда однажды уронил смычок и хотел его поднять, то обнаружил, что я прирос к полу...
- Какой ужас! - воскликнула Танцовщица.
- Ничего, - Улыбнулся Скрипач, - Я уже привык. Да и зачем мне ходить? Нужно только быть аккуратным и не ронять смычок... В тот раз мне повезло и он упал совсем рядом... Впрочем, я давно уже не играю.
- Но сегодня-то Вы играли!
- Сегодня играл.
Скрипач взглянул на Танцовщицу, устроит удобнее скрипку на плече и провел смычком по струнам...
Как хороша была мелодия!.. Грустная, нежная, но не было в ней горя и тоски, только свет, словно воспоминание о чем-то, очищенное Временем от боли...
И помимо воли в Танцовщице ожило что-то, то ли хранившееся где-то на самом дне ее души, то ли родившееся прямо здесь, в эту минуту... Она смотрела на Скрипача и не могла отвести глаз...
Где-то далеко хлопнула дверь. Танцовщица испуганно подскочила.
- Это хозяйка!
Танцовщице нужно было скорее уходить, потому что еще в стародавние времена было решено, что люди не должны узнать о том, что все вещи живые. Это был Закон.
- Прощайте, - сказал Скрипач.
Прощайте...
"Значит, мы никогда больше не увидимся?" - испуганно спрашивали глаза Танцовщицы.
И Скрипач отвел взгляд...
- Можно, я еще как-нибудь к Вам приду? - робко спросила она, уже сидя на перегородке.
Скрипач попытался почистить борт своего фрака - впрочем, безуспешно - и тогда ответил, не глядя на нее:
- Вам будет не интересно со мной... И к тому же я так привык к одиночеству, что не смогу занять Вас разговором...
- Что Вы, мне очень интересно!
- Вряд ли, - сказал Скрипач и усмехнулся.
Танцовщица поникла, плечи ее опустились. Наверное, Скрипачу стало жаль ее, а может, это было что-то другое, но когда она уже собиралась спрыгнуть в свою комнатку, он тихо произнес:
- Ну, может быть иногда...
Наверное, он думал, что она не услышит. Но она услышала.
- Правда? - обрадовалась она. - А знаете что! Когда Вам захочется увидеть меня, дайте мне какой-нибудь знак!
Танцовщица огляделась. Не увидев ничего подходящего, она без жалости дернула свою юбочку и распустила длинную нитку.
- Вот, - сказала она, перебросив один конец через перегородку, а второй - к ногам Скрипача, - Когда Вы перетянете нитку к себе, я буду знать, что Вы меня ждете!
Она улыбнулась и спрыгнула. Потом ей пришлось дотянуться до крышки и, вцепившись в порвавшуюся сбоку ткань, потянуть вниз. Крышка закрылась.
И снова потекли дни. Танцовщица ждала, сначала уверенно, потом все слабее и слабее... Но нитка оставалась на месте.
Теперь она сама не понимала, как она могла столько прожить в одиночестве. Может быть, дело в том, что тогда она была моложе, а главное, верила в то, что скоро, совсем скоро шкатулку снова откроют и она будет как прежде танцевать в прекрасном салоне перед красивыми дамами и господами. Но шкатулку открывали все реже и реже, от своей первой владелицы шкатулка перешла к ее дочери, от нее - к какой-то дальней родственнице, потом ее часто передаривали и продавали, пока она не попала к старушке в этот самый дом. Но старушка очень ее берегла и никогда не открывала...
И теперь Танцовщица тосковала. Думаете, тосковать могут только люди? Как бы не так.
Она вспоминала Скрипача и из ее нарисованных глаз текли слезы. Как ей хотелось быть рядом с ним!.. Сидеть вместе тихими вечерам... Он играл бы ей на скрипке... Хоть иногда... И может - с ней он снова стал бы ходить...
Да если бы даже и не стал, что за беда! Главное, что он был бы рядом! С ней бы он не скучал, она знает столько удивительных историй и сказок! И его глаза улыбались бы, глядя на нее...
Но ничего этого не было. Как не было и нового приглашения. Нитка оставалась висеть на том же месте.
Однажды она, упрятав подальше свою гордость, постучала в стенку и позвала его. Но ответом ей была тишина...
И Танцовщица поняла, что это конец. Он больше не позовет ее. Никогда.
В воскресенье новая хозяйка ушла куда-то по делам. Танцовщица приподняла крышку и выбралась из шкатулки.
Сначала свет ослепил ее. После темноты, в которой она жила, серенький свет кладовки был для нее как яркий солнечный свет. А когда ее глаза привыкли, она разглядела, что до края всего несколько шагов.
Ей было страшно. Она была такая маленькая и хрупкая, а все вокруг такое большое. Но вернуться в свою комнатку в шкатулке она не могла. Если бы она была человеком, она захирела бы и умерла. Но она была всего лишь статуэткой.
Танцовщица подошла к краю и осторожно заглянула вниз. Внизу тускло блестели планочки старого паркета (хозяйка не стала стелить в кладовке линолеум). Высота для нее была страшенная. Танцовщица зажмурилась и шагнула...
Через несколько часов вернулась хозяйка. Какие-то дела привели ее в кладовку и она увидела на полу осколки.
- Фигурка, что ли, какая... - пожала она плечами и смела их в совочек. - Давно нужно все повыбрасывать...
Скрипач ничего обо всем этом не знал.
Видите ли, какая история...
Скрипач узнал Танцовщицу сразу же, как увидел. За долгие годы он успел забыть о ее существовании, примириться с мыслью, что никогда она не будет с ним... А тут такое...
Он помнил ее другой. В мягком свете свечей плыла она по пушистому темно-зеленому бархату, ослепительно-белокожая, в роскошном сверкающем наряде, такая изящная и хрупкая, что за нее было страшно. На нее, только на нее были направлены все взгляды.
А на него никто не смотрел. Он был просто в составе композиции.
И она не смотрела. Все ее мысли были только о том, чтобы хорошо станцевать.
Он не упрекал ее, даже мысленно. Она ведь и сделана была для того, чтобы танцевать. А он - чтобы стоять со своей скрипкой, притворяясь, что играет. Хотя он и на самом деле умел играть...
А потом шкатулку открывать стали все реже и реже. Скрипач очень хотел заговорить со своей прекрасной соседкой. Хотел... но не заговорил. "Разве я подхожу ей? - с горечью думал он, - Она так прекрасна, а я..." И он вздыхал.
А Танцовщица и правда не замечала его. Она знала, что вместе с ней на бархатной сцене есть еще кто-то, но у нее не было времени рассмотреть, кто. А потом она все ждала, ждала, когда шкатулку заведут заново, что напрочь забыла о своем соседе...
А он вспоминал ее долго... Очень долго...
Конечно, самым простым было постучать и познакомиться с ней. Но со стороны всегда все просто...
Так шли годы. Скрипач почти постоянно спал и не видел снов. А потом он узнал, что намертво прирос к полу.
Нет, его это не расстроило. Какая разница, может он ходить или нет. А для сна двигаться не нужно...
Верите мне или не верите - но он и правда забыл о ней...
Но однажды он проснулся со странным чувством. И очень удивился. Он никогда не видел снов, а сейчас смутно ощущал, что ему что-то снилось. Что-то светлое, сверкающее, но он никак не мог вспомнить - что...
Это чувство никак не оставляло его. Скрипач не мог уснуть, его что-то томило. И тогда он сделал то, чего не делал много-много-много лет. Он заиграл.
А дальше вы знаете.
Когда Танцовщица ушла, Скрипач наклонился и отбросил конец нитки как можно дальше от себя. Он знал, что никогда не позовет ее.
Глупо? Может, и глупо, я не знаю... Просто Скрипач не хотел, чтобы все началось сначала. Он не хотел рисковать своим сердцем, даром что оно из фарфора...
Он призывал сон. И сон не сразу, но пришел...
...Он проснулся резко, хотя и сам не понял, от чего. Было непривычно светло - крышка шкатулки оказалась приоткрытой. Где-то рядом что-то ворчала себе под нос хозяйка, двигая по полу веником.
Потом все стихло.
Скрипачу стало тревожно. И тревога никак не проходила.
Он надеялся уснуть, но не тут то было. Едкий страх заполнил его сердце. Страх не за себя - за нее...
Хозяйка была далеко, в кухне. И тогда он решился позвать Танцовщицу.
Но ему никто не ответил. Ни в первый раз, ни во второй, ни в третий... И Скрипач почувствовал, что земля уходит у него из-под ног. Конечно, это просто такое выражение.
Необходимо во что бы то ни стало добраться до комнатки Танцовщицы. И Скрипач начал раскачиваться, надеясь оторвать от пола свои приросшие ноги...
Бедный Скрипач! Он не учел, как крепко он прирос и как хрупок фарфор, из которого он сделан. Крак! - и его ноги отломились чуть пониже колена.
Боли Скрипач не почувствовал. Но беда - теперь он вообще не мог ходить!
Страх творит чудеса, а страх за любимого человека и подавно. Скрипач забрался на перегородку - представьте сами, каких усилий ему это стоило! - и заглянул в комнатку Танцовщицы. Комнатка была пуста!
И тогда Скрипач перекинул свое тело через край шкатулки и упал вниз.
Высота была не большая, и он уцелел.
Скрипач увидел, что край полки совсем рядом, и осторожно подполз к нему.
Внизу тускло поблескивали планочки паркета. И больше ничего. На первый взгляд...
Внезапно скрипач различил что-то белое у самого шкафа. Присмотревшись, он наполовину увидел, наполовину почувствовал, что это тоненькая фарфоровая ручка, прежде так изящно откинутая к голове...
Нет, Скрипач совсем не думал о смерти. Мне кажется, что и сейчас он о ней не подумал бы, хотя вы можете со мной не согласиться. Но тут у него потемнело в глазах, он соскользнул с края и полетел вниз...
Когда хозяйка зашла в кладовку положить еще пару безделушек, на полу около шкафа снова лежали осколки.
- Откуда же они сыпятся? - в сердцах сказала она, смахивая осколки в ведро. А потом внимательно осмотрела шкаф и увидела большую шкатулку.
- Интересно... - проговорила она и пошла за стулом.
Шкатулка оказалась тяжелой. Хозяйка достала ее с полки и спустилась сама. А потом откинула крышку.
Шкатулка запела грустно и словно бы неуверенно. Она уже отвыкла петь. А на бархате, который раньше бы зеленым, с одной стороны лежал скрипичный ключ, а с другой - тоненький платочек...
Здесь хорошо бы закончить наш рассказ. Но это еще не совсем конец.
Шкатулка еще с полминуты попела, а потом в ней что-то звякнула, всхлипнуло, и она замолчала.
- Тьфу ты! Выкинуть, зачем вообще ее столько хранить надо было! - возмутилась хозяйка и пошла в гости к своей знакомой.
А через полчаса после ее ухода старый дом рухнул..