- Ты чего там засел, а? Что ты делаешь там - с тобой все нормально?
- Да, ну вас, Настасья Филипповна к псу колхозному. Я даже с вами разговаривать не желаю.
- Феликс, голубчик, что вы, в самом-то деле? Если из-за пиджака завелись, то высохнет, будет, как новый, обещаю. И кто вам сказал таких песен, что его не стирают никогда. В грязном что ли будете коцалять по набережной?
- Да причем здесь пиджак! Я уже второй день не вылазию из... Всё! Решено, больше я вашей стряпни и на дух не перенесу. Буду сам готовить!..
- Ну, хватит дуться вам, может с вокзала что-то подцепили, пожевали и не помните, а на меня...
- Да, какой вокзал! Я месяц уже как приехал!..
Феликс Васильевич, как месяц приехал, подтверждаем. С чемоданами в руках. Пенсне нашпилено на нос, как у бухгалтера какого. С сигарой. Всё задымил. Он как приехал, сразу с грязными лапами к столу. Усы свои навялиливал одно, глазки нашей Настасье Филипповне, строил. А теперь что? Он теперь наказан. Мы всегда были уверены, что хорошим это не кончится. Вот пусть посидит, как говорит Настасья Филипповна, подуется.
Тем же днем, но позже.
Феликс открыл фрамугу окна в фигурный рост и тихой сапой прошмыгнул через главную комнату в кухню.
- Всё одно странные пассажи вы устраиваете, Настасья Филипповна, ваше приземленное желание наказать и поучать в корне ошибочно, - тихо скрипел себе в усы стоящие согласно партикуляру параллельно полу Феликс.
Скрипел и осторожно бацал руками в тени занавесок, слепо щурился в кухонный дым, ища дверцу холодильника.
Вот и заветная дверь тихо охнула и приветливо распахнула сырое нутро.
И только Феликс жуликовато приспнул нос и дулю к полным и сытым полкам, как
старый котяра Куклач заорал дурным басом:
- Ёшкино матъ за левую ляжку, ходют тут поцы пришлые, а у нас жратва пропадает!
- Кто крайний будет? – Ясен перец, Куклач!
Раздался сильный грохот, и столб пыли выстрелил из под уроненного Феликса, Настасья Филипповна прятала руки за спиной и крутила губы в глумливой улыбке.