Злоключения Коли на Новой Земле

Александр Шарковский
Мы занимались устройством полигона для испытания подземных ядерных зарядов малой мощности. Шахтеры вели штольню от пролива вдоль хребта. А мы, геологи, бурили скважины в штольню для установки измерительной аппаратуры, и вели геологическое описание полигона.
Наверно надо описать то место где мы вели эти работы. Ха, почти лунный пейзаж, практически без растительности, вот если вы бывали в высокогорье вот точь-в-точь как там, только здесь на уровне моря и, в общем, то на  берегу моря.
Жили в палатках армейских таких больших брезентовых,  две печи на палатку. Быт наш обеспечивали матросы, порядок наводили,  печи топили, готовили еду, а мы занимались наукой…
Работы поначалу было много, а потом, как-то вдруг её поубавилось. Ну, делали замеры, меняли аппаратуру с нужной периодичностью и еще, кое-что по мелочам. Времени свободного оставалось уйма. Да еще и молодые все были неуемные, энергия так и била из нас через край. Вот и придумывали себе развлечения, кто на что горазд. Да, чуть не забыл, на счет спиртного ни-ни, сухой закон на всей Новой Земле, без каких либо исключений, доходило до того, что вещи всех вновь прибывших с материка досматривали матросы из комендатуры и если кого заподозрят – обыскивали. Женщин не было, местных жителей и тех от сюда убрали на большую землю. Не хочу кривить душой, на счет спиртного, была одна отдушина, с материка раз в месяц приходил транспорт с почтой, продовольствием и прочим, и,  завозили сюда раз  в месяц одеколон. Вот название как-то в голове не отложилось? Не тройной, если бы был тройной, а то … Или «лесная фиалка» или « махровая сирень». Ну да, что-то в этом роде. Вот только отдушина эта, была не про нас. По каким-то негласным законам, этот … Даже не знаю, как его точнее назвать. А я предпочитаю называть вещи своими именами! Этот напиток, да вы не ослышались, именно напиток. И он, этот напиток, выдавался только старшим офицерам! Так кап. три, то есть капитан третьего ранга получал четыре флакончика этого одеколона на руки. Кап. Два, как вы вероятно уже догадались, что это капитан второго ранга получал… Интрига… Целых десять флаконов! А капитан первого ранга! Вот уж по истине белая кость, голубая кровь! Получал целую упаковку! А в упаковке, двадцать две маленьких красивых бутылочки, наполненные спиртосодержащей жидкостью. И вот он выходит из складской палатки, а  мы стоим здесь же, кто почту получает, кто посылочку от родных. А он, высоко и гордо задрав голову, идет мимо нас, и несет вожделенную упаковочку. И смотрит на нас как на пыль земную, сверху вниз! А мы стоим, глотаем слюни, гоняем свои кадыки порожняком вверх вниз, и завидуем…
Чем развлекались?
По выходным, большой турнир – по великой карточной игре истинных русских интеллигентов   преферанс. У нас это звучало как «большой преф.», конечно играли исключительно классику, ставки небольшие, но классика есть классика, на «тройных бомбах» гора росла как на дрожжах и  достигала к закрытию игры космических значений, я уж не говорю о вистах. Что еще ну, лазили по горам, собирали кристаллы пирита, и не только. Да моей поездки на Новую Землю, был я на курской магнитной аномалии (КМА) и набрал там, вы не поверите, ростры билимнита (чертов палец) это останки морских животных которые жили в меловой (Юрский) период, я и сам то не знаю, зачем привез их с собой.
Идем мы как-то с Колей вдоль хребта, от залива в глубь острова, обычный обход, рутина. А я с вечера в рюкзак бросил себе несколько горстей этого чертова пальца, и вот когда мы встали у одного из шурфов, стал потихоньку разбрасывать их вокруг себя. И к Коле подхожу этак со спины, а он, на корточки присел у шурфа и пишет себе, что-то в блокноте.
- Коля!-  говорю, - смотри, что нашел!
И подаю ему парочку чертовых пальцев. Он сначала, так мельком взглянул, с видом, как будто говоря, ну что у тебя там опять, не видишь, что я занят. А тут как рассмотрел мои «находки», аж на месте подскочил. Я над ним, было, наклонился, но вовремя успел отпрянуть, иначе бы он мне зубы своей головой выбил.
 - Чттоооо! Гдее Нашел!? - прокричал он на высокой ноте.
- Да, вот здесь, рядом, смотри там еще есть!
И показываю ему туда, где я только что вывалил на землю три горсти таких камней.
А он мне: «Не может быть!»
Конечно же, не может быть, ведь там, на НЗ пермские породы (а в Пермский период ничего живого не было на земле, её матушку тогда  страшнейшие катаклизмы сотрясали.) А тут остатки древних морских ископаемы!)
Коля мне на ухо орет, - да ты понимаешь, что это сенсация! это немедленно надо подробнейшим образом описать и сообщить в академию наук!  Это, пожалуй, хлестче, чем  найти африканскую муху ЦЦ в Америке.
Бедный Коля Винько, а был он в нашей партии главным геологом, и это вам не шутка! Так вот, оставшуюся часть маршрута он шел как в тумане. Когда вечером вернулись в палатку, засел за свой блокнот и что-то в нем писал, согнувшись в три погибели. От ужина отказался, и в ту ночь так и не уснул. По-моему, он уже видел себя нобелевским лауреатом. На утро Колю было не узнать, бледный с ярким румянцем на щеках, глаза горят. А была суббота! И Коля заядлый преферансист отказался от игры! Ребята недоумевали, никто ровным счетом ни чего не понимал! Но это длилось не долго, к обеду я не выдержал, когда все, набив свои желудки макаронами по-флотски высыпали, из палатки на открытый воздух на перекур. Все кроме Коли. Тут я все и выложил на чистоту как есть. Реакция  моих товарищей поразила меня. Сначала все некоторое время молчали, осознавая мною сказанное. Затем, кто-то, наконец, понял, что же произошло и засмеялся, сначала один, затем другой, через минуту всю компанию из двадцати человек охватил гомерический смех.
- Ха,ха,ха… ископаемые в Пермском слое! Ой, не могу, ну Коля, ну муд.., а еще кандидат наук! Ой, лучше убейте меня сейчас, не то лопну от смеха!
Так продолжалось довольно долго. Но мало помалу ребята начали успокаиваться. И тут кто-то поинтересовался, - а чем это интересно наш Эйнштейн сейчас занят?
И в этот момент из палатки вышел Коля. Собранный, прямой как будто палку проглотил, смотрит строго и говорит, обращаясь сразу ко всем:
«Вот вы тут, лясы точите, анекдоты пошлые и глупые травите, и сами же ржете над своей глупостью! А тут серьёзные вещи происходят! Вероятно, придется все теорию  геологии пересматривать!» И показывает мой чертов палец всем с такой гордостью и значимостью, что я готов был сам поверить в его «открытие»!
- Есть у меня одна идея, которая спасет геологию как науку!- продолжал Коля, возвышая голос.
Ребята плотно обступили его со всех сторон, лица буквально у всех вытянулись. Воцарилась  полная тишина. И только голос Коли звучал в этой тишине тревожно и пророчески: « Можно предположить об уникальности этого места! То есть о том, что именно этот участок Евразийской плиты испытал несколько раз подъем и опускание, и что здесь геологические процессы продолжались и в меловой период. В противном случае придется предположить, что геология как наука просто не состоятельна!» Сказав это, Коля повернулся на сто восемьдесят градусов и удалился в палатку.
И как только полог палатки закрылся за ним. Такое началось! Громкий смех в двадцать глоток грянул как гром среди ясного неба. Через минуту ребята уже не смеялись, они стонали и плакали, но остановиться не могли. Смех и вопли не прекратились даже в тот момент, когда все увидели Колю, на  этот раз красного и разъяренного. Он стоял и слушал и, кажется, все понял без объяснений. И мне было его искренне жаль в тот момент, а себя я ощущал подлецом и садистом.
На этом злоключения нашего главного геолога как вы понимаете, не закончились!
Как-то поехали мы на ту сторону Маточкиного Шара, то есть залива. В группе были я  Коля,  Боря  Горячев, еще кто-то из наших и матрос. Я  был с мелкашкой, солдат с автоматом  АК, кто-то с ружьем. Виновником этих событий был Боря. Хочу сказать пару слов о нем, личность интересная, альпинист, мастер спорта, и тоже любил пошутить. Пока мы выполняли свою работу, он насобирал плавников (бревна палки, в общем – деревянный мусор, который море выбрасывало на берег) сложил из того хлама, что насобирал костер и поджег его. А потом пошел Колю искать. А времена были такие: Советский союз противостоял мировому империализму, холодная война была в разгаре. И вдобавок были слухи, что американские подводные лодки кружат вокруг Новой земли со шпионскими целями и что американцы собираются высадить шпионский десант на берег со дня на день. Естественно наше руководство призывало нас к бдительности и очень  вероятно, что искусственно нагнетало обстановку вот такими вот слухами
И Горячев, памятуя об этом, сделал вот что - разыскал Колю в полутора километрах от своего костра и говорит ему: « Коля, а мы, между прочим, на берегу одни!»
Коля смотрит на него, ну ничегошеньки не понимая. А Горячев ему на костер показывает. А дым от костра стоял коромыслом, так что его издали видно было. И вдобавок ко всему Боря пригнулся, и Коле показывает рукой, пригнись мол, а то заметят.
- Что, думаешь, американские шпионы?!- сказал Коля и побледнел, сам своих слов не на шутку испугался. Я рядом стоял, все видел своими глазами.
Собрал нас Коля вместе. И серьезно так заявляет. Что серьезно это было видно сразу, уж очень он бледен был!
- Я лейтенант запаса и как старший по званию, принимаю командование на себя – занять круговую оборону!,- и все на полном серьезе! Какие там шутки, шпионы высадились на берег.
Мы там и расположились, где он нас собрал вместе, а наш новоиспеченный командир, выдвинулся ближе к источнику дыма – все правильно, все по военной науке, чтобы принять решение надо получить информацию о противнике. Пока Коля проводил рекогносцировку, Боря мне все и рассказал как есть, и попросил молчать, а ребята оставались в неведении. Я, конечно же, согласился, мне и самому было интересно, что из этого выйдет!
А Коля после неуспешной разведки, вернулся к нам
Присел рядом со мной на камушке и пишет донесение  в штаб! С первым донесением ушел Горячев. Через несколько часов со вторым  донесением ушел я, потому что Коля предположил, что Горячев погиб выполняя его задание, поскольку подкрепление все не приходило. И на всякий случай, что бы я не остался без поддержки со мной пошел матрос с автоматом, а Коля с еще одним нашим остались наблюдать за «противником».
Когда спустя почти сутки они пришли в палатку продрогшие и голодные, то были встречены всеобщим смехом.  А Колино донесение  мы потом  публично читали в палатке чуть ли не каждый день, целый месяц!
Но не это событие окончательно расстроило наши с ним отношения! В один прекрасный момент вместе с посылкой из дома наш Главный геолог получил балалайку. Толи от духовного одиночества, которое так свойственно истинным русским интелегентам, толи от тоски по родине (свойственной славянам вообще, это мы знаем на примере Огинского), но решил наш Коля научится играть на балалайке! А поскольку слуха  у него не было, это означало только одно, что всем обитателям палатки предстояло нелегкое испытание! И началось! Все свое свободное время Коля самоотверженно отдавал балалайке. Брень-брень –бернь звучало без остановки, упорству Коли мог бы позавидовать любой великий музыкант! Пока было светло, мы спасались на улице! А как быть в темное время суток? Уходили, каждый куда мог! Я, например, проводил время на «радиорубке», Боря – у топографов. Но, в конце концов, нам приходилось возвращаться в свою палатку, а там : трень-трень- тернь! Что только ни делали, прятали инструмент, находил, чутье у него было что–ли. Свет отключали, Боря в «Дизельную» бегал, там отсоединял провода, ведущие к нам, но наш Моцарт эту уловку быстро раскусил, да и темнота ему не очень то мешала, можно сказать помогала совершенствовать свое мастерство. Через месяц таких вот мытарств наше терпение иссякло, а русский народ очень терпелив это еще Александр Сергеевич Пушкин заметил, но мы не выдержали, назревала революционная ситуация.
А тут еще одно ЧэПэ случилось у нас на базе.
Я уже упомянул, что коллектив у нас был – сплошь молодые парни! Но стоит все-таки оговориться, был один дед. «Стар.Пер.» - в смысле старый перец (а вы, что подумали?)
Начальник экспедиции П. Коляда, ему было тогда около пятидесяти. А если рассмотреть средний возраст всех остальных участников экспедиции, то он не превышал 28 лет, вопиющая разница в возрасте. Но не это было причиной конфликта поколений!  Был наш начальник заносчив и высокомерен, от куда у него это, кто знает. В довершение своего морального портрета, он заставил солдат построить ему индивидуальный туалет. Добротную  будку из досок разместили над глубокой узкой ямой, которую матросики долбили целую неделю в скальном грунте. И вот когда будка была готова, он повесил замок на ее дверь. Народ недоумевал, мы то думали, что ошиблись в человеке, что он для блага общества старается, о нуждах трудящихся радеет. И вот оно классовое неравенство в действии, начальник ходил по естественным надобностям в комфортную будку, а мы – труженики геологи опорожнялись, где придется, под открытым небом, подверженные всем превратностям полярного климата, ветер, снег, холод.
Естественно мы возмущались, но это недовольство носили при себе и обсуждали только в «кулуарах» - начальство все-таки, против него не попрешь!
Время шло, на эту несправедливость накладывались другие. Потом мы подустали от жизни за полярным кругом. И тут еще Коля со своей балалайкой, а Коля хоть и маленький, но то же начальник, и его балалаечные экзерсисы мы тоже восприняли как произвол!
Но буду излагать все по порядку. Сначала пал «Зимний Дворец» Коляды, так мы окрестили его туалетную будку. Революционное выступление трудовых масс состоялось в начале августа в середине одного из погожих дней конца полярного лета. Было решено взять противника врасплох! Главные силы восставших сосредоточились за небольшой мореной, которая пролегала за туалетом, то есть в тылу противника, там же дислоцировался и штаб восстания!
 И поскольку пищеварительная система нашего начальника соблюдала такую же исключительную пунктуальность, как  и её носитель, время прихода Коляды в туалет мы знали с точностью до минуты.
  И вот наш враг явился, точно в положенное ему время, вразвалочку подошел к туалету, не спеша, достал ключ, который хранил подвешенным на шее, на веревочке, точно как несознательная часть русского народа носит крестик. Так же не спеша, с чувством собственного достоинства и величия открыл и снял замок. И надо сказать делал он это виртуозно, как настоящий профессиональный жонглер, сказывалась долгая тренировка. И все так же величественно вошел внутрь и грациозно закрыл за собой дверь.

Мы выдвинули вперед авангард в лице Сержа Воробьева. Он был вооружен увесистым бревном, которым благополучно подпер снаружи дверь туалета. Далее основными силами мы совершили обход справа и слева и таким образом замкнули кольцо окружения, блокировали « зимний дворец» и готовились к его штурму. Но тут возник естественный вопрос, что делать дальше. Поскольку мы добросовестно соблюдали звуковую маскировку, наш противник не заметил наших маневров и прибывал в благодушном неведении, даже песенку, какую- то мурлыкал себе под нос. Признаюсь, этим, он меня лично слегка шокировал, ну ладно петь, принимая душ – это еще понять можно, ну, в крайнем случае, можно посвистеть или насвистеть какую ни будь милую мелодию, изливая урину, но петь сидя на толчке, а его действия были не только слышны, но и хорошо обоняемы, это уж слишком!
    Я конечно не садист, но все эти явные недостатки нашего врага привели меня в благородную ярость. И это именно я предложил облить будку бензином и поджечь ее.
Как ни странно, но мое предложение было поддержано единогласно. А это значит, что благородную ярость испытывал не я один. Так и сделали, Боря принес канистру с бензином,  и мы обильно полили этим бензином будку снаружи. Делали это по очереди все, и вовсе не для круговой поруки, а по велению сердца. Здесь мы уже не таились, звуки песенки и прочие звуки внутри туалета затихли… А мы тем временем завершили полив и кто-то из нас чиркнул спичкой. Будка вспыхнула сразу, как газовый факел на буровой.
Мы разлетелись от нее как стая голубей, потревоженных внезапным нападением кошки. Отбежали на полсотни шагов и наблюдали за происходящим. И было на что посмотреть: будка сотрясалась от могучих ударов изнутри и пылала уже потрескивая и выбрасывая высоко вверх куски рубероида и густой шлейф черного дыма. Потом как-то неестественно оторвалась от земли слегка приподнялась вверх и развалилась на две части. Одна часть большая состоявшая из трех стен и крыши рухнула на бок, а вторая, то есть четвертая стена сначала стояла на месте, затем поднялась вверх на уровень человеческого роста и как бы легла горизонтально и каким то чудом оказалась в руках Коляды, и он удерживал ее над головой. А Коляда топтался на возвышенном месте типа тумбы сколоченной из струганных досок, этакий вид деревенского унитаза, и похоже ему там было скользко и он пытался не попасть ногой в дыру, предназначенную для испорожнений. Но ему все-таки не повезло, потому, что эта конструкция предназначена для того, что бы на ней сидеть и она не была достаточно прочной, что бы на ней отбивал чечетку довольно упитанный мужик. Конструкция сделала то, что и была должна сделать – она развалилась и Коляда с грохотом провалился в яму с нечистотами, а четвертая стена будки, которую он держал до этого над головой, накрыла яму сверху как крышка.
- Глубокая яма оказывается, - кто-то произнес за моей спиной и многозначительно присвистнул.
- Ну, надо же, похоже, что Коляда искупался в своем собственном дерьме, надо спасать, а то утонет, неровен час.
Мы толпой ринулись к развалинам «Зимнего Дворца». Революция революцией, а человека все-таки надо спасать! Поднимаем «крышку», то есть обгоревшую деревянную стенку туалета. И что же мы там видим: узкая круглая яма, довольно глубокая, и наш начальник в ней застрял, так, что макушка его на полметра ниже верхней границы ямы, отъелся на казенных харчах, полный, стоит он там внизу смотрит на нас глазами такими жалостными, рот открывает, а звука его голоса не слышно. А вонь такая, что слезы у нас у всех на глазах выступили, и это еще, если учесть, что люд здесь видавший виды не белоручки.
« Ох, не легкая эта работа, из болота тащить бегемота!»
Вытаскивали мы его часа два не меньше, сами по уши в его дерьме перемазались. Ну, как говориться вот истинный результат всех революций – «досталось» всем!
А начальнику нашему особенно, бойся бунта масс господствующий класс! Мы когда его тащить наверх стали, порвали ему сначала куртку, потом толстовку, он у нас там голый стоял, долго, руки у него в дерьме были перемазаны, скользкие не ухватить. Боря сбегал за веревкой, и мы нашего шефа тащили из ямы полиспастом, устроив над фекальной ямой козловую конструкцию из подножного материала.
  Коли с нами тогда не было, он ушел с двумя матросами на Маточкин Шар, для замеров, вернулся к вечеру. И мы аккурат к вечеру собрались в палатке, настроение на нуле, почистились, кто, как мог, но дерьмом все-таки пахли. А Коля, вот с…, опять за свое принялся, сидит на кровати и тернь - трень - трень, терзает струны своей балалайки.
 На утро его вызвало начальство, понятно зачем, разбор полетов, «подведение итогов штурма Зимнего Дворца», к слову – неудавшегося! А мы злые, на начальника, Н Колю, а больше всего на себя, что затеяли эту чертову революцию, перо её в ж…! Сидим, молчим, тишина в палатке напряженная, предгрозовая. И тут в этой наэлектризованной тишине звучит голос Бори:
- Что делать будем?
- Сухари сушить!
- Причем тут сухари?! С балалайкой надо что-то делать, я, например, так больше не выдержу, или балалайку надо ликвидировать или Колю, он мне мозг засренькал окончательно своим бесконечным пиликаньем!
- А расстрелять её тварь такую, мучительницу нашу!
На том и порешили! Вынесли мы Колину балалайку на улицу, там, рядом с нашей палаткой стояла  «Г» - образная конструкция на которой висел кусок рельса, предназначенный для подачи сигналов, методом ударяния по нему металлическим прутом  – «Бенц», так его назвал в свое время Боря, и мы его так же называли. Подвесили мы балалайку рядом с «Бенц»-ем и отошли на расстояние не более десяти шагов. И те из нас кто вынес с собой оружие, а было там две мелкашки, одна двустволка, и один карабин, изготовились для стрельбы стоя. Конечно залп «Авроры» следовало бы сделать до штурма «Зимнего Дворца», но тут не до хронологической точности было, как вышло, так вышло.
Дали мы два залпа по балалайке и по «Бенцу» из всех стволов, в том числе и из главного калибра.
-Бум-бум-БАМ,- завыл «Бенц».
- Динь, трень, брень,- простонала напоследок балалайка. И если «Бенцу» ничего не было, все-таки сделан из ковкого чугуна, то балалайка, мучительница наша – разлетелась на кусочки. И тут Коля идет. Он понял все и сразу! Молча прошел мимо нас в палатку. Мы же остались стоять снаружи, ярость свою утолили расстрелом балалайки, и было нам за себя стыдно и до великой боли жалко Колю. А он собрал свои вещи и ушел жить в палатку к топографам. Больше коля с нами, кроме, как только по служебной надобности, не разговаривал – обиделся человек!