Очень серьезная история на ночь

Хельги Нордкап
                "Лился сумрак голубой
                В паруса фрегата
                Провожала на разбой
                Бабушка пирата"
                Э. Успенский



Не спишь еще, дружок? Я расскажу тебе на ночь одну историю. Не сказочку, а историю. А ты расскажешь ее своим дружкам. Те – своим. Так, глядишь,-когда нибудь дойдет она и до тех дружков, которым она нужнее всех, но рассказать им я ее не могу…Слушай.

   Дело было сразу после войны. Году , так - в сорок шестом…Надо сказать, что , хоть и поубивало на фронте народу – море, да и не на фронте тоже, но все-таки еще много осталось. И среди этого оставшегося народа, как всегда это бывает, затесалось кроме хороших людей много всякой сволочи. Нет, я не о тех,  кто в Ленинграде на хлеб Рубенсов выменивал – об этих я тебе завтра расскажу. Я – о той сволочи самой простой, об уголовной шушере. Это сейчас вам в кино показывают, как они в штрафбатах Родину защищали. А на самом деле никто их до фронта не допускал. Сидели по лагерям, а тех, кто не сидел, стреляли на воле без суда. Да были дела  поважнее – всех не перестреляли. А уголовнички , отдышавшись по углам укромным, начали потихоньку обживаться в мирной уже стране. Короче, по вечерам ходить  одному стало неуютно. Ну, - как сейчас почти…
  Происходило все на окраине Москвы.Сумерки. А сумерки – вообще дело опасное. Вроде и не темно еще, а уже и не светло. Нечисть ворочаться начинает в это время, просыпаться…               

  На тихую окраинную московскую улочку в тот вечер свернула очень красивая женщина в енотовом полушубке и высоких шнурованных красных ботах на каблуке. Свернула не просто так, а чтобы пройти ее всю – до самого конца. И если кто-то в тот момент подумал, что это у нее не получится, то это была плохая мысль . Неудачная.

  Неудачные мысли, дружок, надо гнать. Они приводят нас к неудачным действиям, которые в народе попросту называют ошибками. А ошибки…ошибки, малыш, очень сильно укорачивают человекам жизнь.
             
  Элеонора ( по паспорту Елена) Николаевна действительно была очень красива. Было у нее и еще одно качество, поважнее красоты – она была умна – но это в глаза не бросалось. Она была из тех женщин, которые умеют быть женщинами в любых обстоятельствах. Ничего не умела делать кроме того, чтобы оставаться красивой. Это получалось у нее и во время войны. Причем, получалось как-то естественно, без напряжения и никому не приходило в голову осуждать ее. Ее муж, - трижды раненный полковник - артиллерист был мужиком крепко заваренным, жену свою любил, многое прощал, где-то баловал , где-то просто понимал…Были они как будто равными. Только друг другу понятными…Детей у них не было. Не получалось. Или – не судьба…

  Однажды, году в сорок третьем, заехав по дороге из госпиталя на фронт домой, полковник, выдержав вопросительный взгляд жены, сказал:
 
   - Знаешь, Лена, я ведь могу  и не вернуться. Совсем. Ты все понимаешь.И я все понимаю…

  Она  молча смотрела на него.Он сказал – она поняла.К чему слова и болтание головой? Поняла.

    - И вот  что…

  Полковник потянул к себе чемодан, порылся в нем, достал и положил перед женой на стол маленький пистолет.Достал коробку с патронами и  подвинул к оружию.

- Пусть это будет у тебя.Мне так спокойнее.Стрелять ты умеешь.Ружейное масло – в шкафу.
  Я не всегда смогу быть с тобой.Жизнь продолжается, сейчас война, но потом все может
  вернуться…  Если опять начнется этот кошмар, если  опять будут приходить за людьми по 
  ночам…Лена, ты там не сможешь.И я не смогу. Но мне проще  себя защитить.Я знаю тебя.
  Знаю, что  тебе так будет легче жить.Чтобы ты жила   спокойно, у тебя должен быть
  выход…или выбор – как  хочешь…Не открывай им – стреляй в дверь.На уровне груди – три
  раза, по  одному   – влево и вправо и два-вниз. А это  держи отдельно…


  Ты можешь понять это, дружок? То-то же – не можешь.Поэтому не лезь никогда к людям, которых тебе понять не дано.У них – все другое. Свое … Ладно, - слушай дальше.
  Полковник выщелкнул обойму и передернул затвор. Маленький тупорылый пистолетный патрон глухо стукнул о столешницу, покрытую бархатной зеленой скатертью. Тот самый патрон. Его надо держать отдельно, чтобы не израсходовать в азарте боя. Даже если у боя и нет никакого азарта – все равно есть железные правила. Пока у человека цел последний патрон, - ничего не страшно.

   Ее дом был единственным приличным домом на этой улице. И находился в самом конце. Женщина шла и каблуки деревянным стуком обозначали ее уверенное движение. Она шла домой. Терпкий аромат “Красной Москвы” , четкий бой каблуков – все говорило о том, что на улицу вошла Жертва.
Такая краля…И есть, что снять, и есть, что…эх, такая краля…..


  Слушай , дружок, а ты был когда-нибудь на охоте? Был, да? Уток стрелял? А зайцев не пробовал? Знаешь, что заяц может броситься на охотника и съесть его? Да ладно, не пугайся – шучу я. А вообще, дружок, охотник и жертва меняются местами гораздо чаще, чем тебе кажется.Лучше это всегда держать в уме, если , конечно, он есть.На всякий случай…И еще. Заяц с ружьем – точь в точь как обычный заяц. Но это совсем другой зверь. Ничто так не меняет зайца, как наличие у него огнестрельного оружия. Ничто…А уж о человеке и говорить нечего…

  Кличку, или , как говорят у блатных, “погоняло”, Шило придумал себе сам. Два его подельника тоже наименовались какими-то предметами хозбыта – то ли Винт с Болтом, то ли Болт с Винтом – не важно это.  Перебивались блатняги гоп – стопом – подстерегали пьяненьких, не брезговали избить человечка, да и ткнуть наборной финочкой, особенно если дело делалось в темноте.В одном месте нигде не задерживались, в центр не совались , ни на кого буром не перли и поэтому пока числились в живых. Была бы краля попроще, рванули бы сумку – и атас…, но тут случай особенный вышел…
  Заходили всегда по-подлому и, как им казалось правильно – двое сзади, а Шило – спереди…
  Никогда, дружок, не подходи к незнакомым людям и животным сзади.Это тебе так кажется, что ты сзади всегда можешь напасть, а тебя не видно. А чего, собственно, на тебя смотреть-то?

   Беседа – монолог, произошедшая при встрече гоп-компании с Элеонорой Николаевной, вряд ли достойна чьего-нибудь интереса. Говорил один Шило.На собачьем своем языке попросил снять шубку. Сняла. Потянулся, было к сумочке, да задержался взглядом на сапожках - ботиках. Хороши были “цыплятки”. Умела Леночка одеться. Талант.  Шило лыбился гнилыми зубами, два других “крепежных изделия” тоже веселились. Добрая мысль заразна – всем сразу пришла. Так что пускай краля раздевается…
   
    - Снимай – показал Шило на ботики.

    - Сам и снимай – и поставила ногу как сапожнику.

   Но как поставила!  Королева! Ухмыльнулся Шило,  подельничкам  подмигнул и присел перед красоткой. Узел распустил на шнурке, пальцами потянул за петлю, а одна рука сама вверх по ноге пошла, по шелку, цепляя заусенцами…Не дрогнет даже - вот баба!
Или переклинило от страха?  Не смог удержаться Шило и не посмотреть в глаза чужому страху. Ведь самое вожделенное, что в тайне мечтает получить человек – это власть. И чем мерзее и слабее этот самый человек, тем больше власти ему хочется. Собственная воля, положение в иерархии, физическая сила и даже деньги не дают власти такой всеобъемлющей и бесконечной, какую дает страх. Поэтому всякая мразь пытается прежде всего внушить страх .Понял Шило, что сейчас испытает он тот самый момент, посмотрит в чужой страх, унизит и растопчет такое, чего самому ему в жизни никогда не светит. И , уже начиная наслаждаться , наливаться  кровью, медленно поднял голову, чтобы посмотреть Жертве в глаза...
   Последнее, что он видел в своей собачьей жизни, был бездушный и неумолимый зрачок  браунинга.
  Вот так-то, дружок. Никогда не подходи к человеку на расстояние его ближней защиты. И вообще не подходи близко. А уж сзади…

  Тупая пистолетная пуля в упор разнесла череп как горшок со сметаной. Вот так просто. Был гроза переулков Шило. Трусливая и мстительная тварь. Был и нету. Философия, блин…

  Полковник учил жену стрелять так, как учили и его. Елена брала в правую руку тяжелый чугунный утюг, вставала в правую стойку.Левая рука – за спину, а правой – утюгом медленно начинала обводить по контуру карту  мира, висевшую на стене. И так, чтобы без дрожания, четко – как по линеечке. Пока рука плетью не повиснет. Научил. А при стрельбе в упор еще более нужна твердая рука…

  Первая пуля – она всегда в десяточку идет. Шпана, стоявшая сзади, потеряла от неожиданности свои пол-секунды. Больше им было форы не положено. Все по правилам. Когда грохнуло, они, стоявшие у Елены за спиной, ничего не поняли. Когда к ним она повернулась – уже было поздно. Первый выстрел – направо. Готово. Второй бандит успел развернуться и сделать два шага. Пуля ударила в спину и с силой бросила его на тротуар. Следующий выстрел прикончил шпаненка наверняка.

  Последний патрон так и остался лежать в футляре от старой губной помады. Она не стала убивать себя. Зачем? Просто пришла домой, спокойно дождалась мужа и все рассказала. Полковник  написал рапорт на себя и отнес бумагу комдиву вместе с оружием. А комдив своей властью запер все это в сейф. Была у него такая власть.  Хода не дали.
  И потом они жили долго и счастливо. Лена с полковником, да и комдив тоже.  Как и должны жить все хорошие добрые люди.
  А шпана московская не только офицеров стала опасаться, но и офицерских жен. Только как их определишь – то? Они же не в форме. Лотерея, одним словом…

  Вот так. Понял что-нибудь? А еще вот был случай уже в другое время. Пошла старушка-пенсионерка погулять с собачкой. Маленькая такая собачка – кабыздох диванный. Дело зимой было и старушка сердобольная эту собачку за пазуху себе посадила, чтобы та не мерзла. А бандюга – налетчик на старушку в подъезде напал. Чего уж он там хотел со старушки этой поиметь теперь  никто не узнает. Потому что высунулась эта кабыздошная собачка у бабки из-за пазухи и , защищая хозяйку да и себя, вцепилась острыми зубищами бандиту в лицо, прямо в нос. Очень больно это. Скончался сердешный на месте от болевого шока. Старушке – хоть бы хны. А собачку судили. За превышение самообороны…Шутка.