Тимур. Поход на север

Виктор Воронков
В.Воронков
А.Воронков


Территория современного Казахстана
 Конец 14 века

     Вокруг междуречья Амударьи и Сырдарьи лежит выжженная солнцем степь. Видны сухие чахлые кустики колючих сорняков, редкие пастухи пасут свои немногочисленные стада баранов и верблюдов. Лишь иногда на невысоких холмах виднеются покосившиеся каменные бабы на древних могилах забытых племен.
Весной в пустыне созревают травы, цветы, равнина становится похожа на красивый пестрый ароматный ковер. Блестят озера, журчат ручьи. На пышных лугах хорошо пасутся стада. Гудят пчелы, щебечут птицы.
     Но через две недели влага пересыхает, солнце выжигает все живое, и бурая безжизненная степь или каменистое плоскогорье, без конца и края, превращается в горячий ад на земле и становятся непроходимыми для караванов и воинов.
Сбор и движение войска началось в конце зимы, и все вначале было похоже на большое кочевье. Подходили отряды, собирались тумены. Тянулись кибитки, подгонялись стада овец. По ночам стояли сильные морозы, из-за которых нужны были юрты, войлочные одеяла и ватные халаты. Звездными вечерами горели костры из кизяков, воины собирались, грелись, пили крепкий соленый чай с молоком и бараньим жиром. Узнавали и приветствовали старых знакомых. Разговаривали и пели мало. Предстоящий набег был непрост.

     Замысел Тимура был смел и расчетлив. По мере продвижения весны на север таял снег, наступало разнотравье и так же медленно двигалось вперед войско, выпасая коней и баранов, кочуя дальше и дальше. Впереди был сильный враг. Позади была выжженная солнцем земля, без надежды на возврат к родному порогу в случае неудачи.

Поход.

     Чем дальше на север, тем свежее была трава, кони стали лучше наедаться, немного округлились.
Позади остался тяжелый переход через  аральские степи, верблюды, бараны и ишаки большей частью отстали, но коней почти не потеряли.
Теперь весна быстро заканчивалась и здесь, степь быстро становилась   бурая и пыльная, пора было ускоряться, несмотря на возможную потерю части коней и скота, поскольку уже враг был близок.

Сражение. День первый.

     Солнце взошло высоко, линии всадников рассыпались в группы, передние сотни стали останавливаться, спешиваться,  расседлываться. Появились юрты для беков. На стоянке внушительный строй воинов сразу превращался в стойбище,  становился похож на обычный майдан, с его суетой. Костры теперь не разводились. Сзади подходили кибитки, подгонялись стада баранов. Потом по командам все снова свернется, и лавина всадников потечет дальше на север. 
     Шли ночью и утром, потом делалась остановка днем, следующий переход вечером. Путь выбирался по долинам, идущим одна за другой, чтобы лавы полностью в них скрывались. Впереди шли, рассыпавшись, гейдары на расстоянии полутора переходов. Вперед Тимур послал хорасанских кизылбашей. Их была дюжина сотен, но из-за излишней лихости и любви к индийской траве осталась половина, хоть и пополнялась туркменскими джигитами. Ему нравились четкие доклады их беков.

     Тимур ехал верхом впереди бохадуров, с темниками, беками и сыновьями.
«Сюда, Темирбек, твой шатер готов».
Сразу все остановилось и рассыпалось, кругом были слышны топот копыт, подобный общему гулу, бряканье сбруи, кольчуг и оружия, облако пыли ветер донес до спешившегося войска.
Коня ухватили за уздечку двое нукеров, Тимур оперся об их плечи, кряхтя слез с коня. Все знали про его ногу, скрывать болезнь и храбриться он давно устал и перестал. Нужные команды дадут беки, он молча прохромал в юрту. Сел на бархатные подушки.
«Эй, тащите с меня сапоги. Дайте чувяки. Где Ахмед-Бек, что от кизылбашей, где они?».
За войлочной стенкой юрты кто-то подъезжал, спешивался, брякая, передавал уздечку, негромко переговаривался со старшими воинами, все было прекрасно слышно, Тимур узнавал некоторых лошадей по фырканию и ржанию. Полог шатра распахивался, входили беки, снимали шапки и шлемы, оставляли оружие у порога, кланялись в пол, поджимая ноги и подбирая полы халатов, по знаку садились.

     Все верхние военачальники собрались. Тимур молчал, все тоже молчали. Было слышно, как нукеры за стенкой юрты отгоняют лишних, раздвигая кольцо охраны. Уши снаружи не нужны, когда в юрте Амира собрались беки. Слишком хорошо слышно сквозь войлочные стенки. Тимур вопросительно взглянул на Ахмед-Бека.
«Амир, тревожные вести. Есть гонцы от гейдаров. Вдали впереди они видят массы конников. Они движутся нам навстречу. Очень много. Не меньше полдюжины туменов. За передней лавой есть еще другие, но сосчитать их гейдары не могут. Темирбек, это совсем не похоже на кочевья. Мы весной начинали  набег, полагая, что татары не будут готовы нас встретить. Впереди целая орда, когда они успели собраться?»
«Кто передал?»
«Джелал-Хан, потом и справа и слева. Наши огланы не слазят с коней, все видят, но могут только докладывать нам, что есть масса врагов. Они разворачиваются. Видели бунчук Тохтамыша. Это начало большой лавы. Ты сам знаешь Тохтамыша, Амир.»
«Точнее»
«Точнее не можем. Их много, они быстро перемещаются, только понятно, что они растянулись шире, чем мы на полперехода, и в глубину дальше. Джелал-Хан пытался взять кого-нибудь живьем, не вышло, только своих потеряли. Доносят, что их кони достаточно свежие,  воины выглядят хорошо, готовы к бою. Только наши отмечают, что три-конь мало, в основном два- или одно-конь. Как думаешь, Темирбек, сейчас это важно?»
«Во время боя Аллах даст силу коням и победу сильнейшему. Потом их кони устанут. Во время погони это станет важно».
Поднял лицо Марметкул: «Темирбек, мы разворачивались для набега. За гейдарами идут основные силы наших таджиков, тумены идут, как ты велел. Широко, чтобы корма хватало всем коням. Расстояния по  треть  перехода, с нами сейчас только бохадуры, они собраны плотно и не рассыпаются, сам видишь. Но наш строй сейчас не годится. Непонятно, какой шайтан научил Тохтамыша, но они готовы начать свою игру,  татары начали действовать как всегда. Ради Аллаха, приостанови передние тумены, надо собираться плотнее, тогда против каждого их крыла мы успеем хорошо подготовить свое. Татары затеют свою карусель, но наши бохадуры в саблях сильнее, оружие у нас лучше, остальные пусть пойдут в стрелы».
Тимур задумался и ответил не сразу, сидя неподвижно. Его покрытое резкими морщинами лицо было непроницаемо. «Не останавливаться. Основной строй мы изменить уже не успеем. Запутаем людей. Перед нами не пешие персы, забыл, Марметкул? Тохтамыш слишком быстр. Всем передним одинаковый приказ. Не торопиться, но и не мешкать. Вперед, в бой. Не давать им быстро перемещаться. Изматывать, стрелять, показать, что наши таджики сильнее татар. Но костьми не ложиться. При сильном натиске отступать по команде. Если отступят без команды, пусть вспомнят Ясу. Марметкул, Муса, Ахмед, Осман!»
«Да, Амир».
«Дальше. Бохадуры пусть держатся плотнее. Их поведу я сам. Гонцов завтра слать в два раза чаще. Железо на коней одеть. Да, что-то у некоторых тетивы отпущены. Натянуть, проверить оружие. Щиты на руке, если татары налетят, снять с седла не успеете. Почему Тохтамыш успел собрать свою орду, пока не понимаю. У меня будут вопросы к его нойонам. Но легкого набега у нас уже не получится. Готовьтесь ко всему». 
  «Да, Амир».



День второй.

     Далеко впереди клубилась пыль от передовых туменов. Гонцы скакали один за другим, Тимуру картина нового боя становилась яснее. Навстречу надвигались массы татарских всадников.  Они были разделены на большие отряды.  Иногда, наталкиваясь на передовые лавы таджиков, начинали свою карусель, засыпая стрелами из мощных луков, метко поражая коней и людей, иногда бросались в сабли, быстро отступая после столкновения. Но слишком много конных масс было видно далеко впереди. Все складывалось не так, как было задумано раньше.
     Тимур ехал верхом, окруженный беками, сыновьями, нукерами. Позади на полсотни шагов двигались ряды всадников, много рядов. Остроконечные шлемы, кольчуги, круглые щиты, бунчуки, лес копий. На конях были плотные попоны с железом, у некоторых на крупах виднелись шкуры гепардов. Это были бохадуры, его ветераны. Смуглые лица были спокойны, глаза внимательны.

     Примчался гонец: «Амир, наши кизылбаши уже пошли в сабли, они режут татар! Джелал-Хан сам снес две, нет, четыре головы, все видели, это только начало!» 
Тимур, недовольно: «Что делается впереди? Видели бунчук Тохтамыша? Какие силы татар перед вами?»
«Амир, мы их разметали. Скоро пришлем их головы».
«Уберите этого ишака. Нет, стой. Скачи к Джелал-Хану, пусть больше наблюдает, главный бой еще впереди. Дорогу знаешь, скачи, и сообщай, что видел, и что передали, как можно чаще».
Подскакал другой гонец: «Амир, они засыпают нас стрелами, быстро двигаясь. Мы также стреляем, Ахмед-Бек просит пойти в атаку лавой, как мы умеем».
«Аскер,  скажи Беку, что они сами сейчас пойдут на него, пусть встретит этих детей шайтана, как он умеет. Вперед не лезть!».
Гонцы скакали один за другим. Все быстро менялось, не успев дослушать гонца, Тимур видел, что вдали творилось уже что-то другое. Солнце припекало. Доспехи нагревались, становилось тяжело. Впереди кипел бой. Массы всадников сближались, затевали перестрелку, бросались в сабельные атаки, тут же расходились, собирались в ряды и снова шли на противника.
Назад потянулись вереницы раненых со свежими повязками. Некоторых несли, другие ехали сами или ковыляли пешком. Вели за уздечки усталых потных и грязных коней без всадников.

«Амир, Ахмед-Бек отступает, перед ним бунчук Тохтамыша. Там большая лава, мы не удержимся».
«Я же с тобой передавал, чтобы Ахмед не лез вперед! Его выманили на большую лаву, как барана! Скачи назад, послать еще гонцов на всякий случай. Скажите Ахмед-Беку, отступать, но в порядке. Пусть он ведет татар сюда. Когда мы пойдем, расходиться в стороны, чтобы не путаться под копытами».

Когда от татар двинулась большая орда, передовые отряды оказались опрокинуты и перемешаны, без приказов началось отступление. Бой приближался. Движущиеся массы всадников были уже довольно близко, их скрывала пыль. Татары массой пускали стрелы и бросались вперед с саблями. Таджики в ответ поднимали свои луки, стреляли, разворачивали коней и отходили, укрываясь щитами, больше не рискуя вступать в ближний бой. Их конный строй все больше распадался на толпу.

Тимур видел все, было уже довольно близко, были слышны крики, слившиеся с топотом и ржанием коней, стуком оружия, пыль, видны спины всадников. Кони, потерявшие хозяев, бегали, собираясь в табуны.

Он прекрасно знал любимый прием татар с притворным отступлением. Противник должен разогнаться, рассыпаться, расслабиться. Его выманивают в определенное место, где атакует отборный  отряд, чаще сбоку. Он состоит из тяжело вооруженных всадников, которые не будут тратить время на стрелы, а разметают врага саблями. Тимур увидел впереди их бунчуки, они были уже в бою и продвигались, сметая все на своем пути.
Теперь надо применить этот боевой прием на них же.
«Эй, гонец, скачи к Ахмеду и ферганцам, отступать быстрее, направление сюда!»
Подгонять не требовалось, и так все отходили. 
С шуршанием долетела стрела, ткнулась в землю впереди, подняв облачко пыли. Потом другая. Пора!

Тимур оглядел беков, толпившихся вокруг, ближних нукеров. Все были спокойны и сосредоточены. Потом оглянулся на бохадуров.
Всадники стояли стеной. Кони нетерпеливо перебирали передними ногами, фыркали, звякали уздечки и кольчуги.

Тимур  тронул коня, привстав на стременах, поднял плеть.
Стена всадников неторопливо двинулась вперед.
До врага было уже недалеко. Видно было, что татары, рассыпавшиеся во время боя, теперь собирались массами и пытались строиться в ряды.
Тимур остановился, вперед выехали беки, вынув сабли. Всадники обошли Тимура и двинулись дальше. Раньше он был бы среди своих воинов, с саблей в руке. Но сейчас он останется здесь, где все видно и он нужнее.
Мимо прошла вторая волна бохадуров.

Стена всадников ускорила шаг, раздался глухой грохот копыт, заклубилась степная пыль.
Поднятую боем пыль раздувал ветер, татары становились виднее. Отступавшие таджики рассыпались в обе стороны, отходя с направления главной атаки.
Кони убыстряли бег, помчались, от грома копыт задрожала земля. Сквозь заклубившуюся пыль засверкали сабли. Громовое «ура» тысяч глоток заглушило все. Звук удара столкнувшихся всадников был подобен рухнувшей стене. Все скрыла пыль, сквозь которую посверкивали клинки. Крики, ржание, звон и стук оружия.

Тимур теперь глядел в сторону. Там собирались потрепанные серые массы конников, только что вышедшие из боя. Они стягивались к бунчуку Марметкула. Приказы были не нужны. Сейчас Марметкул приведет их в порядок. Затем поведет в обход основной схватки. Ахмед сделает это с другой стороны.
Послышался протяжный крик, и масса всадников вокруг бунчука Марметкула двинулась вперед, на ходу разворачиваясь в лаву.  С другой стороны от Тимура другая лава почти одновременно также пошла вперед, охватывая врага с другой стороны. Все правильно, Аллах с нами.
Татарские массы стали рассыпаться. Они разворачивали коней. Лавина боя покатилась вперед. Теперь это была рубка бегущих.
Подъехал Мираншах, старший сын.
«Мы снова победили. Что скажешь, Амир?»
«Я все сказал, сын. Пусть теперь Аллах скажет свое слово».

Шум боя стихал. Преследование ушло далеко вперед. Тимур с последней лавой продвигался по полю недавних схваток. Как обычно, подъезжали гонцы. Везде была полная победа. Группами сидели или лежали воины. Лица и одежда у всех были серо-черные от пыли. Большинство были ранены и все крайне изнурены. Они даже не вставали при приближении Амира и беков. Тимур на это молчал. Они из передних туменов. Пусть, им сегодня досталось.
Воины гнали навстречу табуны лошадей. Вереницами шли пленные, привязанные к одной палке, или связанные одним арканом. Под ногами лежали убитые кони и люди, во многих торчали стрелы.
К конной группе Тимура подъехал всадник, весь покрытый слоем пыли, держа поперек седла татарский бунчук. «Амир, мы добрались до их кибиток! Их стада у нас. Вот бунчук чингизида! Я добыл его!»
Тимур поглядел на бунчук, который воин бросил к его ногам. «Бунчук Джанибека? Молодец, воин, как твое имя?»
«Отец, ты меня не узнал? Разреши мне догнать своих, могут быть еще татарские силы, я должен быть там».
«Хорошо, Шахрух, только скажи, видели ли Тохтамыша? Где он?»
«Я видел его отряд, когда пошли твои бохадуры, потом его не видел никто из наших».
Тимур кивком отпустил сына.
Бохадуры ушли далеко вперед. Сейчас Тимур предпочел бы видеть их поближе, но лишать воинов законной добычи не мог даже он.
Вечерело.
«Эй, сотник, ставить шатер. Убрать отсюда падаль. Я должен говорить с пленными. Осман, если будут темники или нойоны, веди ко мне, с остальными разберешься».
Только теперь Тимур почувствовал, как болит колено. Он привык жить с этой болью, когда-то эта боль приводила его в ярость, теперь только изнуряла. Он оперся о луку седла и склонил голову, закрыв глаза и стараясь немного расслабиться. Невольно представил лица лежащих воинов, иногда мертвенно-спокойные, иногда оскаленные. Потом своих братьев по оружию  соберут, и еще один погребальный курган появится в пыльной степи. Остальные будут лежать под бескрайним небом.  Спустя небольшое время они станут неотличимы от грязи, а потом лишь кости, растащенные зверьми и птицами-падальщиками, останутся желтеть в   степи.

     Стали подводить пленных татар. Снимали с шеи арканы, толкали в общую кучу. Рваные пыльные остатки нарядных одежд,  угрюмые почерневшие скуластые лица, на многих грязные повязки из тряпок с засохшей кровью. Их взгляды были похожи на взгляд затравленного волка на охоте.
Тимур оживился. «А, Менге! И ты здесь. Иди сюда. Я и забыл про тебя».
«Зато я тебя помню, хромой барлас!» Говоривший коренастый могучий воин был немолод. Узкоглазое лицо с редкой бородкой казалось вырезанным из темного дерева. Бритая голова со шрамом и свежими ссадинами. На нем были только рваная шелковая рубашка и узорчатые шаровары, покрытые грязью и пылью. Руку он держал неестественно вывернутой.
Непроницаемое лицо Тимура чуть заметно улыбнулось, глаза недобро прищурились.
«Эх, Менге, сколько лет прошло, а ты опять за свое. Тебе было мало? Если так хорошо все помнишь, скажи, что я тебе про кол обещал? Но я добрый, и забываю зло быстрее тебя. Где Тохтамыш? Ты должен был быть поблизости».
«Твои шакалы его уже не достанут! От восточных и северных кочевий придут новые воины под его бунчуки! Жалко, что я не сломал тебе вторую ногу!»
Ближний сотник нахмурился и вынул кривой кинжал. Тимур взглядом остановил его.
«Зато ты сломал себе руку. Падать с коня так и не научился. Вообще ничему не научился.  Теперь  будешь говорить с Аллахом».
Когда увели, темник бохадуров гневно сказал: «Амир, позволь мне самому содрать кожу с этого шакала с языком гиены».
Тимур задумался о своем и ответил не сразу: «Нет. Его посадить на кол. Потом голову покажешь мне».

Подошел Осман-Бек. «Темирбек, пленные говорят, что когда Тохтамыш увидел бохадуров и твои бунчуки, сразу все понял. Он повернул коня и ускакал со своими нукерами. Куда-то на север. Прикажи вести туда преследование».
«Нет, Осман. На севере редкие кочевья, ни добычи, ни славы. Мы пропадем там, как соломинка в диком поле. Собирай беков в моем шатре, я буду говорить. Приведи араба с картами. Сыновья пусть будут, все, кто не ушел в погоню. Готовьте гонцов к остальным. Мы поворачиваем на запад».
Тимуру помогли сойти с коня. Он заковылял в приготовленный шатер. Зайдя, опустился на подушки.
«Эй, нукер, тащи сапоги! Чувяки мне».


Загорянка, март 2009