Притязания на Спящую Красавицу

Автор: Энн Райс
Перевод: Кирилл Борджиа


Глава 1


Притязания на Спящую Красавицу
      
      
      Принц еще в юности знал историю Спящей Красавицы, которая, уколов пальчик веретеном, проспала вместе со своими родителями - Королем и Королевой - и всем двором сто лет.
      Однако он не верил в нее до тех пор, пока сам не оказался в замке.
      Даже тела других принцев, пронзенные иглами ползучих роз, покрывавших стены, не убедили его в правдивости истории. Они-то, по всей видимости, явились сюда с верой в легенду, тогда как ему нужно было убедиться в истории самому.
      Потеряв голову от горя после кончины отца, слишком подверженный воле матери, пекущейся о его благе, он рубил страшенные вьюны, рубил под самый корень сразу же, не давая им поймать себя. Он хотел не погибнуть, но победить.
      Прокладывая себе дорогу по останкам тех, кому так и не удалось разгадать тайну, он, наконец, вступил в огромный банкетный зал.
      Солнце стояло высоко в небе, вьюны были сорваны, и теперь свет лился пыльными струями через высоченные окна.
      Вдоль всего банкетного стола Принц увидел господ и дам старого двора, спящих под залежами пыли; их нарумяненные, дряблые лица были оплетены паутиной.
      Он открыл рот от удивления при виде слуг, дремлющих у стен в платьях, сгнивших в клочья.
      Оно оказалось правдой, это преданье. И, как прежде, без страха он отправился на поиски Спящей Красавицы, которая должна была находиться где-то в центре.
      Он обнаружил ее в самой верхней опочивальне дома. Переступив через дремлющих горничных и слуг, вдыхая пыль и затхлость помещения, он остановился, наконец, на пороге ее пристанища.
      Лен ее волос струился по темно-зеленому бархату постели, под свободными складками платья обрисовывались округлые груди и члены молодой женщины.
      Он распахнул ставни на окнах. Солнечный свет залил девушку. Приблизившись к спящей, Принц издал тихий возглас изумления, когда коснулся ее щеки, ее зубок между приоткрытыми губами, а затем нежных округлостей ее век.
      Лицо ее показалось ему совершенным. Вышитое одеяние глубоко просело в расщелине между ее ног, так что под материей Принцу отчетливо были видны очертания женского достоинства.
      Он вынул меч, которым перерубал вьюны снаружи, и, осторожно вложив клинок между ее грудей, легко вспорол ветхое полотно.
      Платье открылось перед ним, он распахнул его и взглянул на девушку. Соски у нее были розоватыми, как губы, а волосы между ног - темно-желтые и еще более вьющиеся, нежели длинные пряди на голове, что скрывали ее руки по бокам почти до пояса.
      Он разрезал рукава, нежно приподняв ее при этом, чтобы освободить от одежды, и, казалось, сама тяжесть волос потянула ее голову вниз с его рук, а рот чуть-чуть приоткрылся.
      Он отложил меч в сторону. Снял с себя тяжелые доспехи. А потом снова поднял ее, подхватив левой рукой под плечи, а правую положил ей между ног, уперев большой палец сверху в лобок.
      Она не издала ни звука; но если человек может стонать молча, то именно такой стон и изобразила она всей своей позой. Голова ее упала вперед, и Принц почувствовал горячую влагу на правой руке. Укладывая ее обратно, он подержал на ладонях груди, нежно пососав одну, потом другую.
      Они были полные и упругие, эти груди. Когда ее поразило проклятие, ей было всего пятнадцать лет отроду. Он покусал ей соски, почти грубо поиграл грудями, чтобы почувствовать их вес, а потом пошлепал, получая от этого наслаждение.
      Неодолимое желание мучило его, когда он входил в комнату, а теперь оно жгло его немилосердно.
      Он подхватил ее, раздвинул ноги, ласково и глубоко пощипал белую плоть на внутренних изгибах бедер и, сжав правую грудь в левой ладони, вонзил в девушку свое древко.
      Делая это, он поддерживал ее, стараясь приблизиться ко рту, а, пробившись сквозь невинность, открыл ей рот языком и резко ущипнул грудь.
      Он сосал ей губы, он втягивал в себя ее жизнь, а когда его семя устремилось в нее, услышал крик.
Ее голубые глаза открылись.
- Красавица, - прошептал он.
      Она закрыла глаза, золотые бровки ее сдвинулись, а на широком белом челе сияло солнце.
      Он приподнял ее подбородок, поцеловал в горлышко, и, извлекая орган из узкой дырочки, услышал, как она стонет под ним.
      Она была ошеломлена. Он поднимал ее до тех пор, пока она не осталась сидеть, голая, одно колено согнуто на остатках бархатного платья, сброшенного на постель, плоскую и твердую, как крышка стола.
      - Я разбудил тебя, моя дорогая, - сказал он. - Ты проспала сотню лет, а рядом с тобой - все те, кто любил тебя. Послушай. Слушай же! Замок пробуждается к жизни, а ведь никто и никогда еще не слышал этого.
      Из коридора уже доносился пронзительный визг. Служанка замерла, прикрыв ладонью рот.
И Принц подошел к двери, чтобы поговорить с девушкой.
      - Ступай к своему господину, Королю. Скажи ему, что явился Принц, которому предрекли снять проклятие с его домочадцев. Передай, что я сейчас останусь наедине с его дочкой.
      Он захлопнул дверь, запер ее на засов, и обратил свой взор на Красавицу.
      Красавица прикрывала руками груди, а длинное золото ее прямых волос, тяжелых и дышащих шелковой пышностью горело на постели вокруг нее.
Она наклонила голову, так что волосы скрыли ее всю.
      Она смотрела на Принца, и ее взгляд потряс его бесстрашием и хитроватостью.     Она походила на трепетных лесных животных за мгновение до того, как он поражал их на охоте: глаза распахнуты, лишены всякого выражения.
      Ее грудь вздымалась от бурных рыданий. Тут он, засмеявшись, приблизился и поднял пряди с ее правого плеча. Она уперлась в него взглядом, щечки ее ярко вспыхнули, и он снова ее поцеловал.
      Он раздвинул ртом ее губы и взял за руки, положив их ей на колени, так что теперь он мог приподнять ее груди, чтобы внимательней их обследовать.
- Невинная красота, - прошептал он.
      Он знал, что именно она видит, глядя на него. Он был старше ее всего на три года. Восемнадцати лет, едва став мужчиной, он уже не боялся ничего и никого. Он был высок, черноволос; худоба придавала ему подвижность. Он любил представлять себя мечом - легким, прямым, очень ловким и чрезвычайно опасным.
Он уже оставил далеко позади многих своих соперников.
      В нем теперь жила не столько гордость, сколько великое удовлетворение. Он достиг сердца проклятого замка.
В дверь стучали, слышались крики.
Он не обращал на них внимания. Он снова уложил Красавицу.
      - Я твой Принц, - сказал он. - Отныне именно так ты будешь обращаться ко мне и поэтому меня слушаться.
      Он вновь развел ее ноги в стороны. Он увидел на полотне кровь ее невинности, и это заставило его мягко рассмеяться себе под нос, когда он снова нежно вошел в нее.
      Она издала подряд несколько тихих стонов, прозвучавших для него как поцелуи.
- Отвечай мне как следует, - сказал он.
- Мой Принц, - сказала она.
- О, - вздохнул он. - Это упоительно.
      Когда он открыл дверь, в комнате было почти темно. Он сообщил слугам, что намерен ужинать и немедленно принять Короля.
      Красавице он велел ужинать вместе с ним и остаться у него, и, кроме того, твердо ей заявил, чтобы она ничего на себя не одевала.
      - Я желаю видеть тебя голой и всегда готовой для меня, - сказал он.
      Ему следовало сказать ей, что она несравненно прелестна, облаченная лишь в золотые пряди, прикрытая румянцем щек, с руками, столь тщетно пытающимися заслонить пах и груди, однако он не сказал этого вслух.
      Зато он взял ее хрупкие запястья и держал их у нее за спиной, пока вносили стол, а потом приказал ей сесть напротив.
      Стол был настолько не широк, что он мог без труда дотянуться до нее, коснуться, погладить груди, если пожелает. И, потянувшись, он поднял ее подбородок, чтобы осмотреть Красавицу при свете свечей, которые держали слуги.
      К столу было подано жаркое из свинины и дичи, фрукты в больших, сверкающих серебром чашах, и вот уже сам Король стоит на пороге, облаченный в тяжелые церемониальные наряды; склонив увенчанную короной голову в сторону Принца, он ждал позволения войти.
      - Твое королевство кануло в небытие на сто лет, - сказал Принц, подняв кубок с вином. - Твои вассалы в большинстве своем примкнули к другим господам; добрые земли остались под паром. Но ты, по-прежнему, владеешь своим богатством, двором, солдатами. У тебя многое еще впереди.
      - Я твой должник, Принц, - молвил Король. - Но не откроешь ли ты мне свое имя, имя твоего рода?
      - Моя мать, королева Элеонора, живет по другую сторону леса, - ответил Принц. - В твое время это было королевство моего пра-прадеда; он был королем Хайнриком, твоим могучим союзником.
      Принц заметил мимолетное изумление Короля и последовавший за ним взгляд, полный смущения. Принц прекрасно его понял. А когда лицо Короля вспыхнуло румянцем, Принц сказал:
      - А ведь в те времена ты служил в замке моего пра-прадеда, а может, и твоя королева тоже?
Король смиренно поджал губы и медленно поклонился.
      - Вы сын могущественного монарха, - прошептал он. И Принц видел, что Король не может поднять глаз на свою голую дочь, Красавицу.
      - Я возьму Красавицу к себе на службу, - сказал Принц. - Теперь она моя.
      Он вынул длинный серебряный нож и, нарезав горячей, сочной свинины, положил несколько кусочков на собственную тарелку. Слуги вились вокруг Принца, соперничая за право подставить поближе к нему другие блюда.
      Красавица сидела, снова прикрыв ладошками груди; щеки ее были влажными от слез, и она слегка дрожала.
      - Как Вам будет угодно, - сказал Король. - Я перед Вами в долгу.
      - Теперь у тебя есть жизнь и королевство, - заметил Принц. - А у меня твоя дочь. Я проведу здесь ночь. А назавтра отправлюсь через горы, чтобы сделать ее своей Принцессой.
      Он положил себе на тарелку несколько фруктов и еще вареной пищи, легонько щелкнул пальцами и шепотом велел Красавице подойти к нему вокруг стола.
Он видел ее стеснение перед слугами.
Но он отстранил ее руку, прикрывавшую пах.
      - Больше никогда так не прячься, - сказал он. Он произнес эти слова почти нежно, отводя пряди с ее лица.
      - Да, мой Принц, - прошептала она. У нее был милый голосок. - Но это очень трудно.
      - Разумеется, - улыбнулся он. - Но ради меня ты будешь так делать.
      И он взял ее и усадил к себе на колени, баюкая на левой руке.
      - Поцелуй меня, - сказал он и, вновь чувствуя губами ее теплый рот, ощутил, как - слишком быстро на его вкус - поднимается желание, однако решил посмаковать эту легкую пытку.
      - Можешь идти, - обратился он к Королю. - Вели слугам, чтобы завтра поутру мой конь был готов. Коня для Красавицы мне не потребуется. В воротах ты наверняка повстречаешься с моими солдатами. - Принц рассмеялся. - Они побоялись войти вместе со мной. Скажи им, чтобы были наготове к рассвету, а потом попрощайся со своей дочерью, Красавицей.
      Король поспешил выполнить повеления Принца и с безупречной куртуазностью вышел, пятясь в дверь.
Принц обратил все свое внимание на Красавицу.
      Взяв платок, он утер ей слезы. Она покорно держала руки на бедрах, показывая пах. Он заметил, что она не пытается скрыть ладонями свои твердые розовые соски, и отозвался об этом одобрительно.
      - Теперь не бойся, - сказал он ей с нежностью, снова слегка касаясь ее трепетного рта, и похлопал по грудям, так что они вздрогнули. - Я ведь мог оказаться и старым уродом.
      - Ах, но тогда бы я Вас пожалела, - ответила она елейным, робким голоском.
Он расхохотался.
      - За это я тебя накажу, - мягко сказал он. - Однако когда женской дерзости немного - она забавляет.
Она густо покраснела, закусив губку.
_ Ты проголодалась, моя прекрасная? - спросил он.
Он видел, что она боится отвечать.
      - Когда я спрашиваю, ты говоришь: "Только если это нравится Вам, мой Принц", и я знаю, что ответ утвердительный. Или: "Нет, если только это ни нравится Вам, мой Принц", и я знаю, что ответ отрицательный. Ты понимаешь меня?
      - Да, мой Принц, - ответила она. - Я голодна, если только это нравится Вам.
      - Очень, очень хорошо, - воскликнул он с неподдельным чувством.
      Он взял гроздь сверкающих пурпуром виноградин и стал скармливать ей одну за другой, забирая у нее изо рта зернышки и отбрасывая их в сторону.
      Он с явным удовольствием наблюдал за тем, как она залпом пьет вино из кубка, который он держал у ее губ. Потом он вытер ей рот и поцеловал.
      Ее глаза блестели. Она уже перестала плакать. Он снова ощупал гладкую плоть ее спины и грудей.
      - Роскошно, - прошептал он. - А раньше тебя ужасно баловали и давали все, что бы ты ни пожелала?
      Она снова смутилась и покраснела, а потом, полная стыда, кивнула.
- Да, мой Принц, я думаю, наверное...
      - Не бойся отвечать мне обилием слов, - стал уговаривать он, - если только они уважительны. Никогда не открывай рта, пока я не заговорю с тобой первый, и при всем при этом, будь осторожна и замечай, что мне нравится. Тебя очень баловали, тебе давали все, но была ли ты своевольна?
      - Нет, мой Принц, думаю, что нет, - сказала она. - Я старалась быть в радость родителям.
      - И мне ты тоже будешь в радость, моя милая,- с любовью сказал он.
      По-прежнему крепко обнимая ее левой рукой, он вернулся к своему ужину.
      Ел он усердно: свинину, жареную дичь, фрукты, выпил несколько бокалов вина. Потом велел слугам убрать все и оставить их одних.
      На постель были положены новые простыни и покрывала; были уложены свежие подушки, рядом в вазе появились розы и несколько канделябров.
      - Теперь, - сказал он, вставая и усаживая ее перед собой, - нам нужно в постель, ибо завтра нас ожидает долгое путешествие. А мне еще предстоит наказать тебя за твою прежнюю дерзость.
      Ее глаза сразу же наполнились слезами; она умоляюще посмотрела на него снизу вверх. Она уже почти прикрыла груди и пах, но потом, опомнившись, сжала руки в два беспомощных кулачка и положила по бокам от себя.
      - Очень строго я наказывать тебя не стану, - нежно сказал он, поднимая ее подбородок. - Это был всего лишь маленький проступок, к тому же первый. Но, Красавица, по правде говоря, я буду любить тебя наказывать.
      Она кусала губу, и он понимал, что ей хочется заговорить, и усилие, с которым она сдерживала язык и руки, было для нее чрезмерным.
- Ну хорошо, милая, что там у тебя? - спросил он.
      - Пожалуйста, мой Принц, - взмолилась она. - Я Вас так боюсь.
      Он снял плащ, бросил его на спинку кресла и запер дверь. Потом задул все свечи, кроме нескольких.
      Ему предстояло спать в одежде, как он делал большинство ночей, в лесу, или в деревенских постоялых дворах, или в домах простых крестьян, у которых он иногда останавливался, и для него в этом не было никакого неудобства.
      И вот он придвинулся к ней, он подумал, что должен быть милостив и побыстрее закончить с наказанием. Сидя на краю постели, он потянулся к Красавице, взял левой рукой ее за запястье и уложил голое тело девушки к себе на колени, так что ее ноги оказались беспомощно свисающими над полом.
      - Очень, очень мило, - сказал он, апатично скользя правой ладонью по ее округлым ягодицам и слегка раздвигая их.
      Красавица плакала в голос, однако плачь заглушала постель, а его левая рука оттягивала ее руки вперед.
      А потом он правой рукой больно шлепнул ее по ягодицам и услышал, как плачь сделался громче. Шлепок был не очень-то сильный.
      Но после него остался красный след. И Принц снова звонко шлепнул ее и почувствовал, как она корчится на его коленях, жар и влажность ее паха на своей ноге, и снова шлепнул.
      - По-моему, ты больше хнычешь от унижения, чем от боли, - пожурил он ее ласковым голосом.
Она пыталась сдерживать слишком громкие всхлипы.
      Он разжал правую ладонь и, чувствуя жар покрасневших ягодиц, поднял ее и нанес новую серию сильных, звонких шлепков, с улыбкой наблюдая за борьбой девушки.
      Он мог бы отшлепать ее гораздо сильнее ради своего собственного удовольствия, и не причинить ей по-настоящему никакого вреда. Но он передумал. Для такого рода радостей у него еще была не одна ночь впереди.
Он помог ей подняться и поставил перед собой.
      - Отведи назад волосы, - приказал он. Ее влажное от слез лицо было невыразимо прекрасно, губы дрожали, голубые глаза блестели, затуманенные слезами. Она сразу же подчинилась.
- Не думаю, что тебя так уж баловали, - сказал он. - Я нахожу тебя весьма послушной и способной радоваться малому, и это мне очень даже нравится.
Он видел, как она успокаивается.
      - Соедини руки на затылке, - сказал он, - под волосами. Вот так. Очень хорошо. - Он снова взял ее за подбородок. - У тебя весьма милая манера скромно опускать взгляд. Но сейчас я хочу, чтобы ты посмотрела прямо на меня.
      Она подчинилась смущенно, жалко. Казалось, сейчас, глядя на него, она с большей отчетливостью ощущала свою наготу и беспомощность. Ресницы ее были спутаны и темны, а голубые глаза оказались больше, чем он предполагал.
      - Ты находишь меня красивым? - спросил он ее. - Но только прежде чем ты ответишь: я бы хотел узнать от тебя правду, а не то, что, как тебе кажется, я хочу услышать, или, что было бы лучше для тебя самой, понимаешь?
      - Да, мой Принц, - прошептала она. Она выглядела спокойнее.
      Он протянул руку, слегка помял ее правую грудь, погладил пушистую подмышку, ощущая крохотный бугорок мышцы под кустиком золотистых волосков, а потом потрогал густые, влажные волосы у нее между ног, отчего она вздохнула и затрепетала.
      - А теперь, - сказал он, - ответь на мой вопрос и опиши, что ты видишь. Опиши так, как будто ты только что меня встретила и теперь секретничаешь с горничной.
      Она снова закусила губку, что несказанно умиляло его, и голосом, ослабевшим от неуверенности, молвила:
      - Вы очень красивы, мой Принц, никто не станет этого отрицать. И для такого... для такого...
      - Продолжай, - сказал он. Он притянул девушку чуть ближе, так что ее пах прижался к его колену, и, обняв правой рукой, баюкал грудь в левой ладони. При этом он касался губами ее щеки.
      - Для такого молодого такая властность, - проговорила она. - Сразу и не подумаешь.
- И как же это во мне проявляется, не только в действиях?
      - В Ваших манерах, мой Принц, - сказала она, и голос ее зазвучал чуть сильнее. - Взгляд Ваших глаз, таких черных... Ваше лицо. Здесь нет ни малейшего сомнения в молодости.
      Он улыбнулся и поцеловал ее в ушко. Он удивлялся тому, какой жаркой была маленькая расщелина между ног девушки. Его пальцы так и норовили до нее дотронуться. Сегодня он уже дважды обладал ею, и будет обладать еще, но он решил подходить к этому не так быстро.
- А тебе бы хотелось, чтобы я был старше? - шепнул он.
      - Я до сих пор думала, - сказала она, - что так оно легче. Когда тобой командует такой молодой человек, ощущаешь свою беспомощность.
      Казалось, у девушки из глаз потекли слезы, и он нежно отстранил ее, чтобы видеть их.
      - Дорогая, я пробудил тебя от векового сна и возродил королевство твоего отца. Ты - моя. И я не буду тебе жестоким хозяином. Но зато хозяином до конца. Когда ты научишься днем и ночью думать лишь о том, как бы доставить мне удовольствие, жизнь покажется тебе очень легкой. И поскольку она старалась не отворачиваться, он увидел по ее лицу, что она снова успокаивается и благоговеет перед ним.
      - Теперь, - сказал он, пропуская пальцы левой руки ей между ног и вновь притягивая ближе к себе, так что у нее вырвался легкий вздох раньше, чем она смогла сдержаться, - я хочу от тебя больше, чем уже имел. Ты знаешь, что я под этим подразумеваю, моя Спящая Красавица?
Она покачала головой; в это мгновение она была в ужасе.
Он поднял ее на постель и уложил.
      Свечи отбрасывали теплый, почти розовый свет на девушку. Ее волосы стекали по обеим сторонам постели, и, казалось, она готова вот-вот закричать, усилием воли сдерживая руки по швам.
      - Дорогая, твое чувство собственного достоинства скрывает тебя от меня, как твои прекрасные золотые волосы, окутывающие твое тело. Сейчас я хочу, чтобы ты уступила мне. Потом ты сама будешь удивляться тому, что плакала, когда я впервые это предложил.
      Принц склонился над девушкой. Развел ей ноги. Он видел, какую борьбу ведет она, чтобы не прикрыться и не отвернуться от него. Он погладил ее бедра. Потом большим и указательным пальцами проник в шелковистые, влажные волосы, ощутил трепет маленьких губок и очень широко их раздвинул. Красавица отчаянно вздрогнула. Левой рукой он прикрыл ей рот, и она тихо плакала под его ладонью. Казалось, ей так даже легче, и он решил, что пока пусть так оно и будет. Она все познает в свое время. Правой же рукой он нашел крохотный узелок плоти между ее трепетных нижних губ и стал теребить его, пока она не подняла бедра и не прогнулась вопреки своей воле. Ее личико под его ладонью являло собой картину страдания.
Он улыбнулся.
      Но даже улыбаясь, он, впервые, почувствовал между ее ног горячую влагу, настоящую влагу, какой не было прежде в крови ее невинности.
      - Вот оно, вот оно, моя дорогая, - сказал он. - И ты не должна противиться своему господину и хозяину, да?
      Он распахнул свое одеяние, вынул твердый, полный страстного желания член, и, взнуздав девушку, оставил его лежать на ее бедре, продолжая гладить и теребить ее.
      Она металась из стороны в сторону, руки ее по бокам комкали мягкие простыни, и казалось, что все ее тело становится пунцовым, а соски грудей сделались похожими на крохотные твердые камешки. Он не мог перед ними устоять.
      Он кусал их зубами, игриво, не причиняя ей боли. Он лизал их языком, а потом стал лизать пах, и пока она боролась, заливалась краской и стонала под ним, медленно наседал на нее.
      Она снова прогнулась в спине. Груди ее сделались красными. Вводя в нее свой орган, он чувствовал, как она вся дрожит от побеждающего ее волю удовольствия.
      Ужасный крик был заглушен ладонью, сжимавшей ей рот; ее била настолько сильная дрожь, что казалось, будто девушка сама поднимает Принца.
      Потом она осталась лежать, влажная, закрыв глаза, глубоко дыша, а тихие слезы все текли и текли.
      - Прелестно получилась, моя милая, - сказал он. – Открой-ка глазки.
Она робко их открыла.
И теперь лежала, глядя вверх на него.
      - Тебе сейчас было так тяжело, - шептал он. - Ты даже не представляла, что такое, может с тобой произойти. Ты залита краской стыда, тебя пронзает страх, может быть, ты думаешь, что это один из тех снов, которые приснились тебе за истекшие сто лет. Но это жизнь, Красавица, - сказал он. - И только лишь ее начало! Ты воображаешь, что я сделал тебя своей Принцессой. Я же только начал. Наступит день, когда ты не будешь видеть ничего, кроме меня, словно я солнце и луна, когда я буду для тебя всем: пищей, питьем, воздухом, которым ты дышишь. Тогда ты станешь моей, по-настоящему, и эти первые уроки... и удовольствия... - Он улыбнулся. - Покажутся тебе детским лепетом.
      Он склонился над ней. Она лежала тихо, подняв на него взгляд.
      - А теперь поцелуй меня, - велел он. - Я хочу сказать, поцелуй... по-настоящему.
____________________

Глава 2
Путешествие и наказание на постоялом дворе
      
      
      
      На следующее утро весь двор собрался в Главном Зале для прощания с Принцем, и все придворные, включая благодарного Короля и Королеву, стояли, потупив взоры и кланяясь в пояс, пока Принц спускался по ступеням, а рядом с ним шла голая Красавица. Предварительно он велел ей заложить руки за голову, под волосы, и идти чуть справа от него, чтобы он мог видеть ее краешком глаза. Подчинившись, она последовала за ним, и ее босые ноги не рождали на стесанных камнях ни малейшего звука.
      - Дорогой Принц, - сказала Королева, когда он приблизился к передним вратам и увидел, что его солдаты стоят по стойке смирно на разводном мосту. - Мы перед Вами в вечном долгу, но она наша единственная дочь.
      Принц повернулся и взглянул на нее. Старше Красавицы вдвое, Королева была все еще хороша собой, и он подумал о том, приходилось ли ей тоже прислуживать его пра-прадеду.
      - Неужели ты можешь во мне сомневаться? - терпеливо поинтересовался Принц. - Я спас твое королевство, и ты прекрасно знаешь, если не забыла обычаев моей земли, что тамошняя служба сделает Красавицу еще ценнее.
      Тут Королева предательски покраснела, как краснел прежде Король, и согласно поклонилась.
- Но ведь вы же позволите Красавице, какую-никакую одежду, - прошептала она. - По крайней мере, до того, как она достигнет границ Вашего королевства.
      - Города, лежащие на пути отсюда к моему королевству, вот уже столетие не исполняют своего вассального долга по отношению к вам. И в каждом я буду провозглашать вашу реставрацию и новое владычество. Можешь ли ты просить о большем? Весна уже стоит теплая; Красавице, от немедленной службы мне, не убудет.
      - Помилуйте нас, Ваше Высочество, - поспешил вмешаться Король. - Но ведь в этом веке все по-прежнему? Услужение Красавицы не будет вечным?
      - Теперь все так же, как и было всегда. Красавица будет возвращена вовремя. Возвращена обогащенная мудростью и красотой. Вели же ей быть послушной, как велели тебе родители, когда отсылали к нам.
      - Принц говорит правду, Красавица, - тихим голосом молвил Король, стараясь по-прежнему не смотреть на дочь. - Слушайся его. Слушайся Королеву. И хотя иногда служба будет казаться тебе странной и нелегкой, будь уверена - ты вернешься, как он говорит, заметно изменившейся в лучшую сторону.
Принц улыбнулся.
      Лошади на мосту не желали стоять смирно. Боевого коня Принца, черного жеребца, было особенно трудно сдерживать, так что Принц, еще раз простившись со всеми, повернулся и поднял Красавицу. Прижав щиколотки девушки к своему поясу, он легко взвалил ее на правое плечо и услышал, как она слабо вскрикнула, когда ударилась о его спину. Взбираясь на жеребца, он видел, что ее длинные волосы метут по земле.
Все солдаты выстроились следом за ним.
Он поскакал в лес.
      Солнце проливалось сквозь тяжелую зелень листвы чудесными лучами, небо, теперь сверкающее синевой, то и дело исчезало над их головами в неровном изумрудном свете, а Принц все скакал во главе своих солдат, мурлыча и время от времени напевая себе под нос.
      Гибкое, теплое тело Красавицы покачивалось у него на плече. Он чувствовал, как она дрожит, и понимал ее тревогу. Голые ягодицы девушки все еще краснели после порки, и он отчетливо представлял себе, как сочно выглядит она для тех, кто скачет за ним по пятам.
      Пуская коня шагом по поляне, где опавшая листва лежала толстым, красно-бурым ковром, Принц привязал уздечку к седлу, левой рукой ощупал нежную волосатую расщелинку между ног Красавицы, склонился лицом к ее теплому бедру и нежно его поцеловал.
      Через некоторое время он спустил ее к себе на колени, развернув так, что она оказалась лежащей на его левой руке, поцеловал раскрасневшееся лицо, смахнул с него длинные золотые пряди, а потом пососал ей груди, почти лениво, будто отпивал из них.
      - Склони голову мне на плечо, - сказал он. И она тотчас послушно приникла к нему.
      Однако когда он собрался снова перебросить ее через плечо, девушка в отчаянии захныкала. Это его не остановило. Крепко держа ее, прижимая щиколотки к бедру, он любовно ее побранил и сильно шлепнул несколько раз левой ладонью, пока не услышал, что Красавица плачет.
      - Никогда не сопротивляйся, - повторил он. - Ни словом, ни жестом. Только слезы могут показывать твоему Принцу, что ты чувствуешь, и не думай, будто ему не хочется знать о твоих чувствах. А теперь ответь мне с уважением.
- Да, мой Принц. - Красавица тихонько заскулила.
Этот звук заставил его затрепетать.
      Когда они прибыли в городок посреди леса, там царило возбуждение, ибо все уже были наслышаны о снятии чар.
      И пока Принц скакал по кривой улочке с высокими, наполовину бревенчатыми домиками, загораживающими небо, народ бежал к узким окошкам и дверям. На мощеных булыжниками аллеях горожане собирались толпами.
      Принц слышал за спиной, как его люди приглушенными голосами объясняют горожанам, кто он такой, что это их господин, снявший заклятие. А девушка, которую он несет, Спящая Красавица.
      Красавица тихонько всхипывала, тело ее боролось с рыданием, однако Принц держал ее крепко.
      Наконец, сопровождаемый огромной толпой, он подъехал к трактиру, и его конь, звучно стуча копытами, вошел во двор.
Расторопный паж помог Принцу спешиться.
      - Мы остановимся здесь, только чтобы подкрепиться и утолить жажду, - сказал Принц. - До захода солнца мы можем преодолеть еще не одну милю.
      Он поставил Красавицу на ноги и с восхищением наблюдал, как волосы обволакивают ее тело. Он дважды повернул ее, с удовольствием отмечая, что она держит руки за головой, и опускает глаза под его взглядом.
Он нежно ее поцеловал.
      - Ты видишь, как они смотрят на тебя? - сказал он. - Ты чувствуешь, как они восторгаются твоей красотой? Они обожают тебя, - добавил он. И, разжав губы девушки, он сорвал с них еще один поцелуй, сжимая ладонью ее бедные ягодицы.
      Ее губы впились в его рот, словно она боялась отпустить его. Он поцеловал ей веки.
           - Теперь всем наверняка захочется взглянуть на Красавицу, - обратился Принц к Капитану своих гвардейцев. - Свяжи ей руки над головой веревкой от вывески, что над входом в трактир, и пусть народ ею насытится. Но только никто не должен к ней прикасаться. Они могут рассматривать все, что им вздумается, а ты стой на страже и следи, чтобы ни один не дотронулся до нее. Иначе я велю отрезать тебе ступню.
- Слушаюсь, мой господин, - сказал Капитан гвардейцев.
      Но когда Принц передавал ему Красавицу, ее губы потянулись к Принцу, и он с благодарностью принял этот поцелуй.
      - Ты очень мила, моя дорогая, - сказал он. - Будь же теперь скромной и очень-очень хорошей. Я буду весьма расстроен, если все это поклонение, вызванное Красавицей, окажется впустую.
Он снова ее поцеловал и вручил Капитану.
      В трактире, заказав себе мяса и эля, Принц стал наблюдать через стеклянные ромбики окон.
      Капитан гвардейцев не отважился прикоснуться к Красавице, разве только затем, чтобы обвязать веревкой ее запястья. Он отвел ее за этот поводок к открытым воротам двора и, перебросив веревку через железный стержень, на котором крепилась трактирная вывеска, проворно вытянул ей руки над головой, так что ей теперь приходилось стоять чуть ли не на цыпочках.
      Потом он сделал народу знак отступить и, пока люди ломились посмотреть на девушку, стоял у стены, скрестив руки.
      Были там и полные женщины в перепачканных передниках, и неотесанные мужики в штанах и тяжелых кожаных ботинках, и молодые преуспевающие горожане в бархатных плащах; последние, подбоченясь, разглядывали Красавицу издалека, не желая толкаться в толпе. И несколько молодых женщин, едва успевшие нацепить свои сложные белые парики; они осматривали ее привередливо, подбирая подолы.
      Поначалу все шептали, но постепенно народ заговорил свободнее.
      Красавица отвернулась к рукам и позволила волосам скрыть лицо, но тут от Принца пришел солдат и сказал:
      - Его Величество повелели повернуть ее и поднять подбородок, чтобы лучше было видно.
По толпе пробежал ропот одобрения.
- Очень, очень мила, - заметил один из молодых людей.
      - Именно за это многие и сложили головы, - сказал старый Сапожник.
          Капитан гвардейцев поднял Красавице подбородок и, держась за веревку у нее над головой, нежно сказал:
- Вы должны повернуться, Принцесса.
- О, пожалуйста, Капитан, - прошептала она.
- Ни звука, Принцесса, умоляю. Наш господин очень строг, - сказал он. - И ему хочется, чтобы все Вами восхищались.
      С пылающими щеками, Красавица подчинилась, повернувшись так, чтобы толпа увидела ее покрасневшие ягодицы, а потом снова показала свои груди и пах; тем временем Капитан слегка придерживал ее подбородок пальцем.
      Казалось, она глубоко дышит, стараясь оставаться спокойной. Молодые люди называли ее красивой и говорили, что груди у нее великолепны.
      - Но ягодицы, - прошептала стоявшая рядом старуха. - Сразу видно, что ее отшлепали. Сомневаюсь, чтобы бедная Принцесса этого заслужила.
      - Да нет, конечно, - отозвался юноша. - Пожалуй, лишь тем, что у нее самые прекрасные и дерзкие ягодицы, какие только можно вообразить.
Красавица трепетала.
      Наконец, вышел сам Принц, готовый отправиться в путь, и, увидев, что толпа не утеряла внимательности, сам снял веревку; держа ее как короткую привязь над головой Красавицы, он повернул девушку. Казалось, его забавляет то, с какой признательностью толпа кивает, кланяется ему и благодарит; в своей щедрости он выглядел весьма снисходительным.
      - Подними подбородок, Красавица, чтобы мне не пришлось этого делать, - пожурил он ее, нарочито нахмурившись с досады.
      Красавица послушалась. При этом лицо ее было таким раскрасневшимся, а брови и веки сверкали на солнце золотом, что Принц поцеловал ее.
      - Подойди-ка сюда, старик, - обратился Принц к старому Сапожнику. - Ты видел когда-нибудь такую прелесть?
      - Нет, Ваше Величество, - ответил старик. Рукава у него были засучены по локти, ноги слегка кривились. Волосы его были седы, только зеленые глаза сияли какой-то особенной, почти тоскующей радостью. - Она и в самом деле великолепная Принцесса, Ваше Величество, достойна смертей всех тех, кто притязал на нее.
      - Да, полагаю, что так, и достойна храбрости Принца, который все-таки ее добился, - усмехнулся Принц.
      Все вежливо рассмеялись. Однако люди не могли скрыть своего ужаса перед ним. Они глядели на его доспехи, на его меч, и, прежде всего - на его юное лицо и черные волосы, спадавшие на плечи.
Принц подвел Сапожника ближе.
      - Вот, - сказал он, - я разрешаю тебе, если хочешь, пощупать ее сокровища.
      Старик улыбнулся Принцу признательно и почти невинно. Он протянул руки и, мгновение поколебавшись, потрогал груди Красавицы. Красавица вздрогнула и явно попыталась сдержать вскрик.
Старик прикоснулся к ее лону.
      Тут Принц потянул привязь вверх, так что девушка поднялась на цыпочки; тело ее напряглось, стало более натянутым и вместе с тем более трогательным, груди и ягодицы округлились, мышцы икр поднялись, подбородок и горло образовали совершенную линию до колеблющейся груди.
- Конец. Теперь все ступайте, - сказал Принц.
      Они послушно подались назад, однако продолжали наблюдать, как Принц садится в седло; напомнив Красавице о том, что ей следует держать руки за головой, он приказал ей идти пешком впереди его коня.
      Красавица вышла из постоялого двора, сопровождаемая Принцем, сидящим верхом на коне.
      Люди расступались перед ней. Они были не в силах оторвать взглядов от ее прелестного, беззащитного тела, и теснились вдоль узких стен города, наблюдая представление до самой опушки леса.
      Когда городок остался позади, Принц велел Красавице приблизиться. Он поднял ее и снова усадил впереди себя, поцеловал и отругал.
      - Тебе было не так тяжело, - проникновенно вздохнул он. - Чем ты так возгордилась? По-твоему, ты слишком хороша, чтобы тебя показывать народу?
- Простите меня, мой Принц, - шепнула она.
      - Неужели ты не видишь, что если будешь думать исключительно о том, чтобы доставлять удовольствие мне и тем, кому я тебя показываю, тебе это не покажется таким сложным. - Он поцеловал ее в ушко, прижимая к своей груди. - Тебе следовало бы гордиться такими грудками и столь стройно отлитыми бедрами. Ты должна была бы спросить себя: "А нравлюсь ли я моему Принцу? Находят ли люди меня приятной?".
- Да, мой Принц, - кротко ответила девушка.
      - Ты моя, Красавица, - построже сказал Принц. - Нет приказа, от исполнения которого ты должна уклоняться. Если я скажу, чтобы ты насладила самого последнего из здешних вассалов, ты будешь лезть из кожи, стараясь подчиниться мне полностью. Он - твой господин, потому что так сказал я. Все, кому бы я тебя ни предложил, твои господа.
      - Да, мой Принц, - сказала она, будучи, однако, в полном отчаянии.
      Он гладил ей груди, то и дело больно их пощипывая, и целовал до тех пор, пока не почувствовал, как бьется ее тело и твердеют соски. Похоже, она хотела что-то сказать.
- Что такое, Красавица?
      - Нравиться Вам, мой Принц, нравиться Вам... - шептала она, словно ее мысли растеклись в сплошной бред.
      - Да, нравиться мне, теперь это твоя жизнь. Скольким еще на свете ведома такая ясность, такая простота? Ты будешь нравиться мне, а я буду всегда говорить, как это сделать.
      - Да, мой Принц, - вздохнула она. Однако она уже снова плакала.
      - За это я буду ценить тебя только еще больше. Девушка, которую я нашел в покоях замка, была для меня ничто по сравнению с тобой теперешней, моя преданная Принцесса.
      Однако Принцу не очень нравилось то, как он учит свою Красавицу. Когда перед закатом они вступили в другой городок, он сказал, что намерен еще поубавить в ней гордости и тем самым ей помочь.
      И пока горожане прижимались лицами к освинцованным стеклам в окнах трактира, Принц заставлял Красавицу прислуживать ему за столом.
      Опустившись на четвереньки, она поспешила по грубым доскам пола на кухню за его блюдом. И хотя вернуться, ей было позволено пешком, за графином она снова отправилась, как собачка. Солдаты, пожиравшие ужин, молча бросали на нее взгляды при свете очага.
      Она вытерла для Принца стол, и когда кусочек пищи упал с его блюда на пол, он велел Красавице съесть его. Глотая набегающие слезы, Красавица подчинилась, а потом он поднял ее, стоящую, по-прежнему, на коленях, на руки и отблагодарил дюжиной влажных и нежных поцелуев. Она послушно обняла его за шею.
      Падение на пол кусочка навело Принца на мысль. Он велел Красавице быстро принести с кухни еще одно блюдо и поставить на пол у его ног.
      Он положил ей туда пищи со своей тарелки и сказал, чтобы она, придерживая тяжелые пряди волос за плечами, ела одним ртом.
      - Ты моя киска, - весело рассмеялся он. - И я запретил бы тебе все эти слезы, не будь они так прекрасны. Ты хочешь сделать мне приятное?
- Да, мой Принц, - ответила она.
      Он оттолкнул ее блюдо на несколько шагов в сторону и велел ей повернуться к нему ягодицами, продолжив при этом есть. Он восхищался зрелищем, видя, что красные следы от порки почти зажили. Мыском кожаного сапога он потрогал шелковистые волосы, которые видел между ее ног, почувствовал под волосами влажные губки и вздохнул, думая о том, какая же она красивая.
      Покончив с едой, она, следуя его распоряжению, подтолкнула блюдо губами к стулу Принца, после чего он сам вытер ей рот и дал немного вина из своего бокала.
      Пока она пила, он наблюдал за ее длинным, красивым горлом, и целовал в веки.
      - Теперь выслушай меня. Я хочу, чтобы это стало тебе уроком, - сказал он. - Здесь всякий может видеть тебя, все твои прелести, ты это осознаешь. Но я хочу, чтобы ты осознала это очень отчетливо. Позади тебя тобой восторгаются люди за окнами, как восторгались они, когда я провез тебя через город. Это должно заставить тебя гордиться собой, не мнить о себе, но гордиться, гордиться тем, что ты доставила мне удовольствие и вызвала их восхищение.
- Да, мой Принц, - сказала она, когда он сделал паузу.
      - Теперь подумай о том, что ты совсем голая и беспомощная, и что ты целиком и полностью принадлежишь мне.
- Да, мой Принц, - тихо заплакала она.
      - Теперь это твоя жизнь, ты не должна ни думать, ни о чем другом, ни горевать. Я хочу, чтобы вся спесь сошла с тебя так, как если бы это была кожица лука. Я не имею в виду, что ты должна делаться бесстыдной вообще. Я имею в виду, что ты должна подчиниться мне.
- Да, мой Принц, - сказала она.
      Принц поднял глаза на Трактирщика, стоявшего в дверях кухни с женой и дочкой. Они сразу же сделались внимательны. Однако Принц смотрел только на дочь. Это была молодая женщина, по-своему очень хорошенькая, хотя и не сравнить с Красавицей. У нее были черные волосы, пухлые щечки и тончайшая талия; одета она была, как и многие крестьянки, в кружевную блузку с низким вырезом и короткую широкую юбку, открывавшую изящные щиколотки. Лицо ее сияло невинностью. Она наблюдала за Красавицей с удивлением, взгляд ее больших карих глаз тревожно скользил по лицу Принца и затем смущенно падал на Красавицу, которая стояла на коленях у ног Принца, освещенная пламенем очага.
      - Сейчас, как я тебе и говорил, - нежно обратился к Красавице Принц, - все здесь восхищаются тобой, они тобой наслаждаются, твоим видом, округлой попкой, хорошенькими ножками, грудками, от которых я никак не могу оторвать губ. Здесь нет никого, даже среди самых последних, кто был бы лучше тебя, моя Принцесса.
      Красавица была испугана. Она поспешно кивнула, отвечая: "Да, мой Принц", а потом импульсивно наклонилась и поцеловала сапог Принца, но перепугалась только еще сильнее.
      - Нет, все очень хорошо, моя дорогая, - успокоил ее Принц, потрепав по шее. - Очень хорошо. Если я позволю тебе одним жестом сказать от всего сердца, то именно таким. Таково и должно быть твое добровольное выказывание уважения ко мне.
      Красавица снова приникла губами к твердой коже. Однако ее трясло.
      - Эти горожане изголодались по тебе, изголодались по еще большей твоей прелести, - продолжал Принц. - И я считаю, что они заслуживают отведать ее, это им понравится.
Красавица вновь поцеловала сапог Принца и не отняла губ.
      - О, не думай, будто я позволю им насытиться тобой. О нет, - задумчиво сказал Принц.
      - Однако я воспользуюсь этой возможностью, как для того, чтобы отблагодарить их за преданное внимание, так и для того, чтобы дать тебе понять, что наказание будет совершаться, когда бы я того ни пожелал. Чтобы заслужить его, тебе вовсе не нужно быть непослушной. Я буду наказывать тебя, когда захочу. Иногда это будет единственной причиной.
Красавица захныкала.
      Принц улыбнулся и поманил дочь Трактирщика. Однако она так была им напугана, что не вышла вперед до тех пор, пока отец не подтолкнул ее.
      - Дорогая моя, - ласково сказал Принц. - У тебя есть на кухне плоский деревянный инструмент для установки горячих кастрюль в печь?
      По комнате прошло робкое движение - солдаты переглянулись. Люди на улице плотнее прижались к окнам. Молоденькая девушка кивнула и вскоре вернулась с деревянной лопаткой, очень плоской и гладкой после стольких лет исправной службы, с добротной рукояткой.
- Великолепно, - сказал Принц.
А Красавица беспомощно плакала.
      Принц быстро велел дочери Трактирщика сесть на край высокого камина, который был высотой со стул, и приказал Красавице подойти к ней на четвереньках.
      - Моя дорогая, - сказал он дочери Трактирщика, - эти добрые люди достойны небольшого представления. Жизнь их трудна и скучна. Мои солдаты тоже его заслужили. Да и моя Принцесса сумеет извлечь пользу из наказания.
           Красавица, плача, встала на колени перед девушкой, которая, видя, что ей предстоит, была очарована.
- Забирайся к ней на колени, Красавица, - сказал Принц. - Руки за голову и
подними волосы, чтобы ей не мешали. Ну-ка! - Он сказал это почти резко.
      Пронзенная его окриком, Красавица подчинилась моментально, и все вокруг увидели ее мокрое от слез лицо.
      - Держи подбородок прямо, да, вот так, хорошо. А теперь, моя дорогая, - сказал Принц, глядя на девушку, которая держала Красавицу у себя на коленях, а в другой руке сжимала деревянную лопатку, - я хочу посмотреть, умеешь ли ты с этим управляться, как следует. Как, по-твоему, у тебя получится?
      Он не мог сдержать улыбки при виде желания девушки угодить. Она кивнула, бормоча в ответ что-то уважительное, и когда он отдал приказ, с силой обрушила лопатку на голые ягодицы Красавицы. Красавица не выдержала. Она пыталась совладать с собой, но не смогла лежать смирно и под конец издала даже всхлипы и стоны.
      Трактирщица шлепала ее все сильнее и сильнее, Принц наслаждался, переживая гораздо больше, нежели тогда, когда шлепал Красавицу сам.
      А все потому, что сейчас гораздо лучше видел, видел, как волнуются груди Красавицы, как падают с ее лица слезы, как напрягаются маленькие ягодицы, будто Красавица, не двигаясь, могла избежать или уклониться от размашистых ударов девушки.
      В конце концов, когда ягодицы сделались очень красными, но не исполосованными, он велел девушке остановиться.
      Он увидел, что его солдаты увлечены, равно как и все горожане, и тогда он щелкнул пальцами и велел Красавице подойти.
      - Теперь ешьте свой ужин, вы все, разговаривайте, делайте, что хотите, - поспешно сказал он.
      Мгновение никто ему не подчинялся. Потом солдаты повернулись друг к другу, а народ, видя, что Красавица вновь стоит на коленях у ног Принца, пряча раскрасневшееся лицо в волосах и прижав к пяткам измученные ягодицы, шушукался за окнами.
      Принц дал Красавице еще вина. Он не был уверен в том, что совершенно ею удовлетворен. Он размышлял о многом.
      Он подозвал дочку Трактирщика, сказал, что она была очень хороша, дал ей золотую монетку и забрал лопатку.
      Наконец настало время ложиться спать. Пропуская Красавицу вперед себя, Принц несколько раз ласково, но ощутимо ее шлепнул, чтобы она быстрее поднималась по лестнице в спальню.
_____________________
Глава 3
Красавица
      Красавица стояла в изножье постели, руки за головой, ягодицы трепещут от жаркой боли, которая кажется теперь настолько приятнее недавно полученных шлепков, что вызывает у девушки почти наслаждение.
      Сейчас она уже не плачет. Она только что совлекла для Принца покрывала, зубами, держа руки за спиной, а потом зубами же отнесла его сапоги к стене комнаты.
      И вот теперь она ждала дальнейших распоряжений, пытаясь наблюдать за ним, хотя глаза ее были опущены, так, чтобы он этого не заметил.
      Он уже запер дверь на засов и сидел теперь на краю постели.
      Его черные волосы, распущенные и вьющиеся на плечах, сверкали при свете сальной свечи. Его лицо казалось ей невозможно прекрасным, несмотря на размеры черт, ибо форму все они имели довольно утонченную.
      Даже его руки пленяли ее. Пальцы были такими длинными, такими белыми и тонкими.
      Она совершенно успокоилась, когда оказалась с ним наедине. Мгновения, пережитые внизу, в таверне, были для нее настоящим потрясением, и хотя он захватил с собой деревянную лопатку, которой мог отшлепать ее гораздо сильнее, чем перепуганная девушка, она была так рада тому, что они остались вдвоем, что перестала бояться. Боялась она, правда, того, что не понравилась ему.
      Она подумала о том, где могла допустить ошибку. Она подчинялась всем его распоряжениям, а он понимал, как это для нее тяжело. Он отлично знал, что значит для нее, быть раздетой донага и открытой для всеобщего обозрения, быть беззащитной и общедоступной. То подчинение, о котором он говорил, могло проявиться в действиях и жестах задолго до того, как придет ей на ум. Однако как бы отчаянно ни пыталась она найти себе оправдание, она не переставала думать о том, могло ли быть еще тяжелее.
      Не хотел ли он, чтобы она больше плакала, когда ее шлепали? Она не была уверена. При одной лишь мысли о той девушке, которая отшлепала ее на глазах у всех, она снова заплакала, зная, что Принц увидит ее слезы и удивится, почему теперь, когда ей было сказано стоять в изножье постели смирно, она вдруг снова плачет.
      Но Принц казался глубоко погруженным в свои размышления.
      Это моя жизнь, сказала она себе, стараясь успокоиться. Он пробудил меня и взял. Мои родители спасены, королевство снова принадлежит им и, что еще важнее, их жизнь, а я принадлежу ему. Думая так, она расслабилась, а от внутреннего волнения избитым и пульсирующим ляжкам вдруг сделалось теплее. Боль заставляла ее с таким стыдом ощущать эту часть своего тела! Но потом она взглянула сквозь мягко и медленно набегающие слезы вниз, на свои набухшие груди с крохотными твердыми сосками и ощутила то же осознание здесь, как будто он отшлепал ее груди, чего он давно уже не делал, и тихо смутилась.
      Моя жизнь, силилась она понять. И ей вспомнилось, как днем в теплом лесу, идя перед его конем, она ощущала на ягодицах свои длинные волосы, их прикосновения к коже, и думала, находит ли он ее красивой, мечтая, чтобы он поднял ее с земли, поцеловал и поласкал. Разумеется, она не отважилась оглянуться. Она даже представить себе не могла, что бы он сделал, допусти она подобную глупость, однако солнце отбрасывало их тени им под ноги, и она видела тень его профиля, и ей так нравилось стесняться этого, ноги ее слабели, а в душе было очень странное чувство, которое она никогда прежде не переживала, разве только во сне.
      Она пробудилась, по-прежнему в изножье постели, от его тихого, но твердого приказа.
      - Подойди ко мне, моя дорогая. - Жестом он велел ей встать перед ним на колени.
      - Эта рубашка должна быть расстегнута спереди, и тебе придется научиться делать это губами и зубками. Я же обещаю быть с тобой терпеливым, - сказал он.
      Она думала, речь идет о лопатке. Очень спокойная, она даже слишком поспешно послушалась, потянув за толстый шнурок, перехватывавший рубашку у него на горле. Его тело показалось ей теплым и гладким. Мужское тело. Такое непохожее, подумала она. И проворно распустила второй шнурок, и третий. Ей пришлось побороться с четвертым, который находился у Принца на поясе, однако она не сдвинулась с места, а когда закончила, то склонила голову, по-прежнему держа руки на затылке, и стала ждать.
- Расстегни мне штаны, - сказал он ей.
      Ее щечки вспыхнули; она сама это почувствовала. Но и теперь она не колебалась. Она дергала за материю до тех пор, пока та не соскочила с крючка. И вот она увидела его мужское достоинство, разбухающее и мучительно изогнутое. Ей вдруг захотелось его поцеловать, однако она не решилась и только испытала потрясение от такого желания.
      Принц высвободил член. Он был тверд. Она представила его у себя между ног, как он наполняет ее, грубый и слишком большой для ее девственного отверстия, подумала о том удивительном наслаждении, от которого она изнемогала прошлой ночью, и знала, что чудовищно краснеет.
      - А теперь подойди к этажерке в углу, - сказал Принц, - и принеси таз с водой.
      Она чуть не припустилась бегом через комнату. Несколько раз в таверне он велел ей двигаться быстро, и хотя поначалу она терпеть этого не могла, теперь это получалось у нее инстинктивно. Она принесла таз, держа его обеими руками, и поставила на пол. В воде лежала тряпочка.
- Выжми ее, - сказал он, - и побыстрее оботри меня.
      Она сразу же сделала то, что ей велели, восторженно глядя на член, его длину, твердость и кончик с крохотным отверстием.
      Он так ранил ее вчера, и все-таки это наслаждение парализовало ее. Ей никогда еще не задавали такой загадки.
     - Ты знаешь, что я жду от тебя теперь? - мягко поинтересовался Принц.
      Его ладонь ласково потрепала ее щеку, отстранив назад волосы. Красавице до боли хотелось посмотреть на него. Она так жаждала того, чтобы он приказал ей взглянуть ему в глаза. Она испугалась, когда, через мгновение получила этот приказ. Это красивое и почти нежное лицо, выражение, эти черные глаза, во взгляде которых не было места компромиссу.
- Нет, мой Принц, но что бы это ни было... - начала она.
      - Да, дорогая... ты умница. Я хочу, чтобы ты взяла его в рот, погладила языком и губками.
      Она была потрясена. Даже мысль об этом никогда не приходила ей в голову. Она вдруг мучительно подумала о том, что она, Принцесса, подумала обо всей своей юной жизни до того мгновения, когда заснула, и чуть не захныкала. Но приказывал-то ей ее Принц, а не какой-нибудь жуткий человек, которому она могла быть отдана в жены, и который имел бы право потребовать от нее того же. Она закрыла глаза и взяла его в рот, чувствуя огромный размер и твердость.
      Он ткнулся в заднюю стенку ее горла, и Красавица стала двигаться по нему вверх-вниз, направляемая Принцем.
      На вкус он был почти сладким; а потом солоноватая жидкость крохотными капельками брызнула ей в рот, и она остановилась, потому что Принц сказал, хватит.
Она открыла глаза.
- Очень хорошо, Красавица, очень хорошо, - сказал Принц.
      И она вдруг поняла, что его нужда причиняла ему боль. Она ощутила гордость, и теперь в ней, даже в ее беспомощности, присутствовало чувство власти.
      Однако он уже встал и теперь поднимал на ноги ее. Выпрямившись, она осознала, что эта расслабляющая нега охватила и не отпускает ее. На мгновение она почувствовала, что не в силах стоять, но ослушаться его было немыслимо. Она быстро встала по струнке, руки за головой, и все пыталась унять несколько унизительные движения бедер. Заметил ли он это? Она снова закусила губку и почувствовала, как та ноет.
      - Сегодня ты замечательно потрудилась, многое узнала, - нежно сказал он.
      Голос его был ласков и тверд одновременно. Он подействовал на нее почти усыпляюще; нега таяла в ее душе.
      Но тут она заметила, что он тянется за лопаткой позади себя. Не успев опомниться, она схватила ртом воздух и почувствовала его пальцы, отводящие ей руки из-за головы и поворачивающие ее. Она захотела вскрикнуть: "Что я такого сделала?".
Но тут до ее слуха донесся его тихий голос.
      - И сам я усвоил один весьма важный урок: боль делает тебя мягче, помогает тебе. С тех пор, как в таверне тебя отшлепали, ты стала бесконечно податливее, чем была до этого.
      Она хотела помотать головой, но не отважилась. Мысль обо всех тех, кто стал свидетелем ее порки, причиняла ей боль. Ее развернули так, чтобы стоящие за окнами видели ее ягодицы и промежность, а солдаты - лицо, и это было мучительно. Что ж, сейчас с ней один Принц. Если бы только она могла заговорить с ним, для него - что угодно, но те, другие - это такое наказание...
      Она знала, что не права. Это было вовсе не то, что он хотел, чтобы она думала, чему старался ее научить. Но теперь она не могла думать.
      Он был рядом с ней. Он поддерживал ее подбородок левой ладонью, и сказал, чтобы она заложила руки на спину, что было для нее нелегко. Хуже, чем цеплять руки за головой. От этой позы у нее ломило тело, груди выпячивались и вместе с лицом вызывали ощущение мучительной обнаженности. Она слабо застонала, когда он поднял ей волосы и отвел всю гриву за плечо, чтобы ничто не мешало ему.
      Волосы скрыли ее руку, но он стряхнул их с сосков и сильно сдавил оба между большим и указательным пальцами, поднимая груди и позволяя им опадать естественным образом.
      На ее лице отражалось страдание. Однако она знала, что будет еще хуже.
      - Расставь-ка ноги пошире. Ты должна твердо стоять на земле, - сказал он, - чтобы выдержать удары лопатки.
      Она хотела вскрикнуть, и всхлип, прорвавшийся сквозь плотно сомкнутые губы, показался ей громким.
      - Ах, Красавица, Красавица, - подхватил он. - Ты хотела б мне понравиться?
      - Да, мой Принц. - Она плакала, не в силах унять дрожь губ.
      - Так отчего же ты льешь слезы, еще даже не отведав лопатки? А твои ягодицы горят только чуть-чуть. Это и понятно, у дочки Трактирщика силенок было маловато.
      Она горько плакала, как будто без слов хотела сказать, что все это правда, но ей от нее не легче.
      Теперь он держал ее подбородок крепко, подпирая тем самым все тело. А потом она почувствовала первый удар лопаткой.
      Это было как взрыв жгучей боли на горячей поверхности ее попки. Второй шлепок последовал гораздо быстрее, чем она предполагала, а потом был третий и четвертый, так что она, сама того не желая, заплакала вслух.
Он остановился и нежно расцеловал ей все лицо.
      - Красавица, Красавица, - сказал он. - Теперь я разрешаю тебе говорить... скажи, что ты хотела, чтобы я знал...
      - Я хочу доставить Вам удовольствие, мой Принц, - лепетала она. - Но это так больно, а я так старалась Вам понравиться.
      - Но, моя дорогая, мне приятно, когда тебе больно. Я раньше уже объяснял, что наказание не всегда будет следовать за проступком. Иногда оно будет исключительно ради моего удовольствия.
- Да, мой Принц, - плакала она.
      - Я открою тебе маленький секрет боли. Ты - как тугая тетива. А боль ослабляет тебя, делает тебя мягче, как того хочется мне. Она стоит тысячи мелких приказов и брани, и ты даже в мыслях не держи противиться ей. Ты знаешь, о чем я? Ты должна ей отдаться. При каждом ударе лопаткой ты должна думать о последующем и о том, что это твой Принц, это он причиняет тебе боль.
- Да, мой Принц, - тихо сказала она.
      Он, без дальнейших церемоний, поднял ее за подбородок, снова и снова шлепал ее по ягодицам. Она чувствовала, как горит от боли ее попка, а звук от шлепков лопаткой казался ей громким и раскалывающим, словно сам звук был так же страшен, как боль. Она не понимала этого.
      Когда он вновь остановился, она была без дыхания и чуть не обезумела от слез, как будто ливень ударов так унизил ее, что оказался хуже даже самой сильной боли.
      Принц же обнял ее. И ощущая его грубую одежду, его твердую голую грудь и силу плеч, она испытала такое успокаивающее наслаждение, что всхлипы сами собой стали тише и слабее.
      Грубая ткань его штанов терлась о ее пах, и Красавица поняла, что прижимается к нему только лишь для того, чтобы он мягко отводил ее обратно, словно молча порицая.
      - Поцелуй меня, - сказал он, и такая сладкая истома охватила ее тело, когда их губы слились, что она не смогла больше стоять на ногах и повалилась на Принца.
Он повернул ее в направлении кровати.
      - На сегодня достаточно, - нежно сказал он. - Завтра нас ожидает нелегкая дорога.
И он велел ей ложиться.
      Вдруг ей пришло в голову, что он не собирается ее брать. Она слышала, как он идет в сторону двери, и приятное ощущение у нее между ног внезапно превратилось в агонию. Но она могла только рыдать в подушку. Она старалась не касаться лобком простынь, поскольку боялась, что если это произойдет, ей не избежать некоторых волнообразных движений. А она была уверена в том, что Принц за ней наблюдает. Конечно, он хотел, чтобы ей было приятно. Но без его на то согласия?
Она лежала, неподвижная, испуганная, в слезах.
Через мгновение она услышала позади себя голоса.
     - Выкупай ее и разотри ей мазью ягодицы, - говорил Принц.
     - Ты можешь разговаривать с Принцессой, а она - с тобой. Обращайся с ней с исключительным уважением, - сказал принц, и она услышала его затихающие шаги.
      Она лежала и была слишком напугана, чтобы оглянуться. Дверь снова закрылась. Красавица услышала шаги. Услышала звук тряпки в тазу с водой.
      - Это я, дражайшая Принцесса, - услышала она женский голос и поняла, что это молодая женщина, женщина ее возраста, которой могла быть лишь дочь Трактирщика.
      Она уткнулась лицом в подушку. Это невыносимо, думала она, и вдруг всем своим сердцем возненавидела Принца, но она была слишком унижена, чтобы долго думать об этом. Она почувствовала тяжесть девушки на постели рядом с собой, и от прикосновения грубой ткани ее передника к ягодицам Красавицы нежная, израненная кожа засаднила только еще сильнее.
      Ей казалось, что ягодицы ее стали огромными - хотя знала, что они вовсе не такие - и светятся этой ужасной краснотой. Девушка почувствует их жар; девушка, которая так стремилась понравиться Принцу, что отшлепала ее гораздо сильнее, чем думал Принц.
      Влажная материя погладила ее плечи, руки, шею. Погладила спину, потом бедра, ноги и ступни; девушка осторожно избегала трогать пах и чувствительные места.
Однако потом, выжав тряпочку, девушка слегка коснулась ягодиц.
      - О, я знаю, знаю, это больно, дражайшая Принцесса, - доверительно сказала она. - Мне так жаль, но что я могу поделать, когда сам Принц приказал?
      Лоскуток был слишком ощутим, и Красавица поняла, что Принц оставил на ней рубцы. Она застонала, и хотя девушка вызывала в ней такое яростное отвращение, какое она не испытывала ни к кому за всю свою короткую жизнь, прикосновения, тем не менее, были ей приятны.
      Влажная тряпочка холодила ее; это походило на нежное почесывание зуда. И пока девушка омывала ее мягкими круговыми движениями, Красавица постепенно успокаивалась.
      - Дражайшая Принцесса, - сказала девушка. - Я знаю, как Вы страдаете, но ведь он так красив, и он будет идти своим путем, тут ничего не поделаешь. Пожалуйста, заговорите со мной, скажите, что не держите на меня злобы, прошу Вас.
      - Я не сержусь на тебя, - ответила Красавица безжизненным голосом. - Как я могу тебя в чем-либо винить?
      - Мне пришлось это сделать. Зато какой спектакль получился! Принцесса, я должна Вам кое-что сказать. Можете на меня сердиться, но Вас это может даже утешить.
      Красавица закрыла глаза и прижалась щекой к подушке. Ей не хотелось всего этого слышать. Однако ей нравился голос девушки, звучавшая в нем уважительность и мягкость. Девушка не хотела причинять ей боль. Она ощущала в девушке тот страх, ту униженность, которые всю свою жизнь до сих пор встречала в слугах. Не было никакой разницы, даже с этой простушкой, которая держала ее у себя на коленях в таверне и шлепала в присутствии неотесанных мужиков и деревенщин. Красавица представляла ее себе такой, какой помнила стоящей в дверях кухни: завитки черных кудряшек, обрамлявшие круглое личико, и огромные глаза, полные трепетного предчувствия. Каким свирепым должен был ей казаться Принц! Да и как было ей не бояться, когда Принц в любое мгновение мог приказать раздеть ее и унизить! Думая об этом, Красавица улыбалась. Она ощутила нежное чувство по отношению к девушке и к ее ласковым рукам, которые так осторожно омывали ее разгоряченное, ноющее тело.
      - Хорошо, - сказала Красавица. - Так о чем ты хотела мне поведать?
      - Только то, что Вы были очаровательны, дражайшая Принцесса, что Вы такая красивая. Даже тогда, а ведь многие из тех, кто кажутся красивыми, разве смогли бы они сохранить свою прелесть после такого испытания, а Вы были ну просто прекрасны, Принцесса. - Она все повторяла это слово "красивая", явно подыскивая другие слова, но, не зная ничего лучше. - Вы были такой... такой изящной, Принцесса, - сказала она. - Вы вынесли все так здорово, с такой покорностью Его Высочеству, Принцу.
      Красавица ничего не ответила. Она снова подумала о том, какими глазами смотрела на произошедшее девушка. Но Красавице стало так страшно, что она прогнала эти мысли. Девушка видела ее с такой близи, она видела красноту ее наказуемого тела и чувствовала неуправляемые корчи.
Красавица могла бы снова расплакаться, но не хотела.
Она впервые, через пленку мази, ощутила пальчики девушки. Они массировали рубцы.
- Ооох! - вырвалось у Принцессы.
      - Простите меня, - сказала девушка. - Уж я так стараюсь быть осторожнее.
      - Нет, ничего, продолжай. Втирай получше, - вздохнула Красавица. - У тебя хорошо получается, честное слово. Может, только когда ты отрываешь пальцы.
      Как такое объяснишь, ягодицы пухнут от боли, зудят, валики твердых рубцов жалят, а эти пальцы щиплют их и дарят облегчение?
      - Все Вас обожают, Принцесса, - шепнула девушка. - Все видели Вашу красоту без прикрытия, без утайки изъянов, а никаких изъянов у Вас и нет. Они в обморок из-за Вас падают, Принцесса.
- Это и в самом деле так? Или ты стараешься утешить меня? - спросила Красавица.
      - О, это так, так, - сказала девушка. - Вы бы слышали сегодня богатых барышень во дворе трактира, они все делали вид, будто не завидуют Вам, однако, прекрасно знали, что нагишом и в подметки Вам не сгодятся, Принцесса. Да и Принц, конечно, был таким прекрасным, таким красивым и таким...
- О, да, - вздохнула Красавица.
      Девушка к этому времени уже намазала ягодицы, но продолжала втирать мазь. Она прошлась по бедрам Красавицы, пальцы ее замерли как раз перед волосами между ног, и снова с досадой и стыдом Красавица ощутила, что наслаждение возвращается. И виной тому эта девушка!
      "О, если бы об этом узнал Принц", вдруг подумала она. Она не могла представить его довольным, и ей внезапно пришло в голову, что он имеет право наказывать ее всякий раз, когда она испытывает это наслаждение, если причиной его не является он сам. Она попыталась отогнать эту мысль. Если бы она только знала, где он сейчас...
      - Завтра, - сказала девушка, - когда Вы отправитесь к замку Принца, вдоль всей дороги будут стоять те, кто хочет увидеть Вас. Молвой полнится все королевство...
При этих словах Красавица вздрогнула.
- А ты уверена? - испуганно спросила она.
      Внезапно это показалось ей чересчур. Она вспомнила, как умиротворенно было днем в лесу. Она шла одна впереди Принца и сумела забыть о солдатах, следовавших за ним. И вдруг эта мысль о людях, стоящих вдоль дороги в ожидании ее появления! Ей пришли на память переполненные толпами улицы деревни, неизбежность, с какой ее бедер и грудей касалась чья-то рука или материя рубашки... даже дыхание перехватывало.
      "Но он хочет этого от меня", подумала она. "Чтобы не только он видел меня, но и все другие".
      - Люди получают такое наслаждение от созерцания тебя, - сказал он, когда они вечером входили в город. Он вытолкнул ее вперед себя, и она испуганно плакала, видя вокруг себя все эти ботинки и сапоги, от которых боялась оторвать взгляд.
      - Но Вы же такая очаровательная, Принцесса, им будет потом о чем рассказать внукам, - сказала служанка. - Они ждут не дождутся поглядеть на Вас, а уж Вы-то их не разочаруете, что бы они там про Вас ни слышали. Только представьте, никого не разочаруете...
Голосок девушки стих, словно она задумалась.
- О, если бы я могла пойти за Вами и посмотреть!
      - Но ты не понимаешь, - прошептала Красавица, внезапно теряя способность сдерживаться. - Ты не осознаешь...
      - Нет, понимаю, - ответила девушка. - Конечно же, понимаю... Я видела принцесс, когда они проходят в великолепных нарядах, украшенные драгоценностями, и я знаю, что значит быть открытой миру, как цветок, когда взгляды всех следят за тобой, словно пальцы, но Вы такая... такая чудом завершенная, Принцесса, и такая редкостная. И Вы его Принцесса, он завоевал Вас, и все знают, что Вы в его власти и должны подчиняться, когда он приказывает. Вам нечего стесняться, Принцесса. Разве можно, когда Вами распоряжается такой Принц? Уж не думаете ли Вы, что нет на свете женщин, которые бы не хотели бросить все, чтобы только оказаться на Вашем месте, будь они такими же прекрасными?
      Красавицу это поразило. Она задумалась. Женщины, оставляющие все, занимающие ее место. Ей это не приходило в голову. Она вспомнила те мгновения в лесу.
      Но потом она вспомнила, как ее шлепали в таверне, а все стояли и смотрели. Она вспомнила беспомощные всхлипы, ненависть к выставленным напоказ ягодицам, к раздвинутым ногам и этой лопатке, все падающей и падающей сверху. Наконец, хуже всего, эта боль.
      Она подумала о толпах на дороге. Она попыталась представить их себе. Это произойдет с ней завтра.
      Она почувствует это промозглое унижение, эту муку, но все те люди соберутся для того, чтобы стать свидетелями ее унижения, преумножить его.
Дверь уже была открыта.
      В комнату вошел Принц. Маленькая служанка подскочила и теперь кланялась ему.
- Ваше Высочество, - затаив дыхание, проговорила девушка.
- Ты хорошо справилась с работой, - сказал Принц.
      - Это была великая честь, Ваше Высочество, - ответила девушка.
      Принц приблизился к постели и, ухватив Красавицу за правую кисть, заставил сойти на пол. Красавица послушно не поднимала глаз и, не зная, что делать с руками, заложила их за голову.
Она почти физически почувствовала удовлетворение Принца.
      - Замечательно, моя дорогая, - сказал он. - Разве она не восхитительна, твоя Принцесса? - обратился он к служанке.
- О да, Ваше Высочество.
- Ты беседовала с ней, ты утешала ее, пока мыла?
      - О да, Ваше Высочество, я говорила ей о том, как все ее обожают и как хотят...
- Да, увидеть ее, - закончил Принц.
      Наступила пауза. Красавица не знала, смотрят ли они оба на нее, и вдруг почувствовала себя голой перед ними. Словно вынести одного из них она еще могла, но обоих, когда они глядят на ее груди и пах - это уж чересчур.
      Однако Принц обнял ее, как будто видя, что она в этом нуждается, и, нежно сжал ее истерзанное тело, пронзив девушку приятным разрядом постыдного наслаждения. Она знала, что снова краснеет. Ее всегда было легко вогнать в краску. Да и были ли
другие способы, чтобы он понял, что делают с ней его пальцы? Она бы заплакала, если бы не смогла скрыть этого поднимающегося наслаждения.
      - На колени, моя дорогая, - сказал Принц, прищелкнув пальцами.
      Потрясенная, Красавица послушалась и увидела перед собой грубые доски пола. Она видела черные сапоги Принца и простенькие кожаные туфли девушки.
      - А теперь подойди к своей служанке и поцелуй ей ноги. Покажи, как ты признательна ей за ее преданность.
      Красавица не могла не думать об этом. Она снова почувствовала наворачивающиеся на глаза слезы, когда подчинилась, запечатлевая каждый поцелуй на потертой коже девичьих туфель, что старалась делать как можно изящнее. Сверху до нее доносилось благодарное бормотание девушки в адрес Принца.
      - Ваше Величество, - сказала девушка. - Это я хочу поцеловать Принцессу, прошу Вас.
      Вероятно, Принц кивнул, поскольку девушка упала на колени и, гладя Красавицу по волосам, стала с величайшей почтительностью целовать ее запрокинутое лицо.
      - Теперь смотри, видишь, в изножье кровати имеются стойки? - обратился Принц к девушке. Красавица, разумеется, знала о существовании у кровати стоек, к которым крепился кессон потолка.
      - Привяжи свою хозяйку к этим стойкам за руки и за ноги, да разведи их пошире, так, чтобы ложась, я мог видеть ее над собой, - сказал Принц. - Привяжи ее вот этими шелковыми лентами, чтобы не повредить ей кожу, но привязывай очень крепко, чтобы она могла заснуть в этом положении и не развязалась.
      Красавица была ошеломлена. Когда ее подняли и поставили в изножье постели, она находилась в состоянии некого исступления. Когда девушка велела ей расставить ноги, она была сама покорность. Она чувствовала, как шелк крепко стягивает правую щиколотку, потом - левую, а потом девушка, стоя перед ней на постели, высоко привязала руки Принцессы с обеих сторон.
      Растянутая в позе орла и глядя вниз на постель, она с ужасом осознала, что Принцу должно быть видно, как она страдает; он увидит позорную влажность у нее между ног, жидкость, которую она не может ни контролировать, ни унять. Отвернувшись к руке, она тихо всхлипнула. Но хуже всего было то, что он вовсе не собирался ее брать. Он привязал ее здесь вне своей досягаемости, чтобы спать, пока она будет смотреть на него.
      Девушка была отпущена; прежде чем скрыться, она тайком запечатлела поцелуй на бедре Красавицы. И Красавица, тихо плача, осознала, что осталась с Принцем вдвоем. Она не смела взглянуть на него.
- Прелесть ты моя послушная, - вздохнул он.
      К ужасу своему она ощутила, что он придвигается к ней, а твердая рукоятка этой жуткой деревянной лопатки уже трогает ее влажное потайное местечко, столь жестоко выставленное напоказ разведенными в стороны ногами.
      Она попыталась сделать вид, будто ничего не происходит. Тщетно, она чувствовала эту предательскую жидкость и понимала, что Принц знает о ее мучительном наслаждении.
      - Я многому тебя научил и весьма тобой доволен, - сказал он. - Теперь ты знаешь новую муку, новую жертву твоему Господину и хозяину. Я мог бы погасить пламя, сжигающее тебя между ног, однако я позволю тебе мучиться, ибо ты должна знать, что только твой Принц может дать тебе облегчение, по которому ты изнываешь.
      Она не смогла сдержать стона, хотя попыталась заглушить его, уткнувшись в руку. Она боялась того, что в любое мгновение двинет бедрами в беспомощной, унизительной просьбе.
Он задул свечи.
Комната была темна.
      Красавица чувствовала ступнями, как проседает под весом Принца матрас.
      Она склонила голову к руке и, повиснув на шелковых лентах, почувствовала себя в безопасности. Но эта пытка, эта пытка... Ей нечем было ее смягчить.
      Она молилась о том, чтобы исчез зуд между ног, как постепенно исчезало жжение в холодеющих ягодицах. И потом, засыпая, она спокойно думала, почти грезила о тех толпах, что ждали ее на обочинах дорог по пути к замку Принца.
____________________
Глава 4
Замок и Главная Зала
      Когда они покидали постоялый двор, Красавица затаила дыхание и вся горела; однако вызвано это было отнюдь не толпами, теснившимися вдоль улиц деревни, или теми, которые ждали ее впереди, повторяя изгибы дороги, уходившей вдаль полей пшеницы.
      Принц выслал вперед курьеров и, пока волосы Красавицы убирались белыми цветами, сообщил, что к вечеру они уже могут быть в его замке, если поспешат.
      - Мы окажемся в моем королевстве, - с гордостью заявил он, - как только минуем горный перевал.
        Красавица не смогла как следует проанализировать чувство, возникшее в ней после этих слов.
      Принц, ощущая ее странное смущение, прежде чем сесть на коня, поцеловал девушку всем ртом в губы и сказал тихим голосом, так, чтобы его слышали лишь стоявшие поблизости:
      - Когда мы войдем в мое королевство, ты станешь моей еще полнее, нежели раньше. Ты станешь моей всецело, и тебе будет проще забыть все, что произошло до того мгновения, и вручить свою жизнь мне одному.
      Теперь они покидали деревню, Принц вел своего великолепного жеребца по пятам Красавицы, торопливо ступавшей по теплым булыжникам мостовой.
      Солнце палило жарче, чем прежде, толпы собрались огромные, к дороге вышли все поселяне, люди показывали пальцами и таращились, вставая на цыпочки, чтобы лучше видеть, а Красавица ощущала под ногами мягкий гравий и то и дело попадающиеся пучки шелковистой травы или диких цветов.
      Шла она с поднятой головой, как велел ей Принц, однако глаза ее были полузакрыты, она чувствовала прохладный ветерок, обдувавший ее нагие члены, и, не переставая, думала о замке Принца.
      Время от времени чей-нибудь тихий голос из толпы заставлял ее внезапно и мучительно вспоминать о своей наготе, а раз или два проворная рука успевала дотронуться до ее бедра раньше, чем поспевал незамедлительный хлопок кнута Принца.
      Наконец они вошли в сумеречное, поросшее деревьями, ущелье; здесь уже попадались разве что случайные кучки крестьян, выглядывавших из-за толстых ветвей дубов; по земле стелился туман, и Красавица почувствовала, что стала сонной и разомлевшей, хотя продолжала идти. Груди казались ей теперь отяжелевшими и мягкими, а нагота - странно естественной.
      Сердце ее превратилось в крохотный молоточек, когда впереди забрезжил солнечный свет, постепенно раскрывавший зеленую долину.
      Позади нее рос гомон солдат, и она осознала, что теперь, действительно, Принц дома; впереди, за зеленой покатостью, на высоком обрыве, нависшим над долиной, она увидела замок Принца.
      Был он гораздо больше по размеру, чем дом Красавицы, - настоящее нагромождение черных башен. Казалось, в нем заключен весь мир, а открытые ворота перед подъемным мостом зияли пастью.
      Теперь придворные Принца - издалека просто пятнышки, но пятнышки растущие - стали отовсюду сбегаться к дороге, которая уходила перед путниками вниз и снова выныривала впереди.
      Под рев труб на подъемный мост высыпали всадники и помчались им навстречу, увлекая за собой плескающиеся на ветру стяги.
      Воздух здесь был теплее, словно это место оказывалось защищенным от морского бриза. Не было ничего темнее оставшихся позади деревенек и лесов. Крестьяне, повсюду попадавшиеся на глаза Красавице, носили одежду более светлых и ярких цветов.
      Они подходили к замку все ближе и ближе, и вдалеке Красавица увидела не крестьян, чье восхищение она встречала на всем пути, но толпу блистательно одетых дам и господ.
      Должно быть, она вскрикнула и наклонила голову, потому что с ней поравнялся Принц. Она почувствовала, как его рука прижимает ее ближе к лошади, и услышала шепот:
- Теперь, Красавица, ты знаешь, чего я жду от тебя.
      Но они уже стояли перед крутым подступом к мосту, и Красавица видела то, чего больше всего боялась: мужчин и женщин одного с ней ранга, облаченных в белый бархат, отделанный золотом, или одежды радостных, праздничных расцветок. Она не отваживалась смотреть по сторонам, чувствовала, как снова заливаются краской ее щеки, и впервые испытала соблазн отдаться на милость Принца и умолять скрыть ее.
      Только это нужно было селянам, которые превозносили ее и превратили бы в легенду, однако она уже слышала ропот надменной болтовни и смех. Она не могла этого вынести.
      Спешившись, Принц велел ей опуститься на четвереньки и ласково объяснил, что именно так она должна войти в его замок.
      Она остолбенела, лицо ее вспыхнуло, но все же она поспешила подчиниться, и пока они следовали через мост, косилась на сапоги Принца слева, стараясь не отставать.
      Ее провели огромным сумрачным коридором, и она не смела поднять глаз, хотя видела вокруг себя дорогие наряды и сверкающие сапоги. Дамы и господа, по обеим сторонам от нее, кланялись Принцу. Шептались приветствия, слышались поцелуи, а она, голая, ползла на четвереньках, словно какое-то несчастное животное.
      И все же они достигли зева Главной Залы, комнаты гораздо более просторной и мрачной, нежели любая в ее собственном замке. В камине рычало огромное пламя, хотя в помещение через высокие узкие окна проникало солнечное тепло. Мимо нее, как будто, прошли дамы и господа, безмолвно скользя вдоль стен к длинным деревянным столам. Посуда и бокалы были уже расставлены. Воздух густел ароматами ужина.
И тут Красавица увидела Королеву.
      Та сидела в самом конце Залы на помосте. Ее голову, скрытую вуалью, венчала золотая корона, а глубокие рукава ее зеленого платья были украшены жемчужинами и золотой вышивкой.
      Принц щелкнул пальцами, и это заставило Красавицу двинуться вперед. Королева уже поднялась и теперь обнимала сына, стоявшего перед помостом.
      - Вот, матушка, дань от страны за Горами, прелестнее которой мы давно уже ничего не получали, если мне не изменяет память. Моя первая возлюбленная раба, и я горд тем, что заполучил ее.
      - Есть от чего, - сказала Королева голосом, прозвучавшим одновременно молодо и холодно.
      Красавица не решалась поднять на нее глаз. Но больше всего напугал ее голос Принца. "Моя первая возлюбленная раба". Она вспомнила его, ставящие в тупик, соболезнования, обращенные к ее родителям, упоминание об их службе в этой же стране, и почувствовала, как учащается пульс.
      - Изысканно, воистину изысканно, - сказала Королева. - Однако на нее должен взглянуть весь двор. Лорд Грегори, - позвала она и сделала грациозный жест.
      По толпе собравшихся вокруг придворных прошел громкий ропот. И Красавица увидела, что к ней приближается высокий седовласый мужчина, хотя и не могла отчетливо его рассмотреть. На ногах у него были гамаши из мягкой кожи с отворотами у колен, так что была видна подкладка из тончайшего горностаевого меха.
- Покажите девушку...
- Но, мама, - вступился Принц.
      - Ерунда, ее видела вся чернь. Нам тоже хочется взглянуть, - сказала Королева.
      - А кляп ей вставить, Ваше Высочество? - спросил странный гигант в подбитых мехом сапогах.
      - Нет, это необязательно. Наказать ее придется только в том случае, если она заговорит или станет кричать.
      - А волосы, все эти волосы прикрывают ее, - сказал мужчина, который приподнимал сейчас Красавицу и соединял ей руки над головой.
      Стоя так, она чувствовала себя безнадежно открытой и не могла сдержать слез. Она страшилась упрека со стороны Принца, и все лучше видела Королеву, хотя сама вовсе того не желала. Ниже прозрачной вуали Королевы виднелись черные волосы, волнисто растекающиеся по плечам, а глаза ее были черны, как глаза Принца.
      - Оставьте ее волосы, как есть, - сказал Принц почти ревниво.
      "Ах, он защитит меня!" подумала Красавица. Но затем она услышала, как Принц сам отдает распоряжение.
- Поставьте ее на стол, чтобы все видели.
      Стол был прямоугольным и стоял в центре помещения. Красавице он напомнил алтарь. Ее заставили встать на нем на колени, лицом к тронам, где Принц уже занял свое место рядом с матерью.
      Седой мужчина проворно подставил ей под живот большую гладкую колоду. Она могла лечь на ее всем весом, что и сделала, ибо он расставил ей колени пошире, а потом вытянул ноги, так что она вообще перестала касаться коленями стола; щиколотки были привязаны кожаными ремешками к углам. Так же обошлись и с руками. Плача, она пыталась, как могла, прятать лицо.
      - Ты будешь молчать, - ледяным тоном сказал ей мужчина. - Или я позабочусь об этом, по другому. Не понимай снисходительность Королевы превратно. Она не хочет затыкать тебя кляпом лишь только потому, что двору нравится видеть твой рот, как он есть, видеть, как ты борешься сама с собой.
      И тут, к стыду Красавицы, он поднял ее подбородок и подставил под него длинную и толстую деревяшку. Опустив глаза, она уже могла опустить лицо. И обозревала всю залу вокруг.
      Она увидела, как дамы и господа встают из-за банкетных столиков. Она увидела огромное пламя. А потом она увидела и этого человека с тонким, угловатым лицом, и серые глаза, вовсе не такие холодные, как голос, а в тот момент вообще излучавшие нежность.
      Дрожь пробрала ее, когда она представила себя - растянутую, выставленную так, что любой мог при желании даже потрогать ее лицо, - и она попыталась заглушить всхлипы, сжимая губы. Даже волосы перестали служить ей защитой, ибо они стекли по обеим сторонам лица и не скрывали ни одной части ее тела.
      - Молоденькая, маленькая, - тихо сказал седой человек. - Ты боишься, но что проку? - В его голосе послышалась теплота. - Да и что такое страх? Это нерешительность. Ты ищешь пути воспротивиться, сбежать. Таковых нет. Не напрягайся. Это тщетно.
      Красавица закусила губку и чувствовала, как текут по лицу слезы, однако его слова успокоили ее. Он отстранил прядь с ее лба. Ладонь у него была легкой и холодной, словно он проверял, нет ли у нее температуры.
     - Теперь не шевелись. Сейчас все будут осматривать тебя. Красавица огляделась, увидела в отдалении троны, на которых восседали Принц с матерью и весьма непринужденно между собой беседовали. Но она осознала, что весь двор поднимается и направляется к помосту. Прежде чем подойти к ней, господа и дамы отвешивали поклон Королеве и Принцу.
      Красавица изогнулась. Казалось, сам воздух трогает ее голые ягодицы и волосы между ног; она застенчиво пыталась опустить лицо, однако твердая деревянная подпорка не сдавалась, так что девушка снова смогла лишь потупиться.
      Первые дамы и господа были уже очень близко, она слышала шуршание их одежд и видела блеск золотых браслетов.
      Эти украшения отражали свет огня и отдаленных факелов, и смутный образ Принца и Королевы сделался мерцающим.
Она издала стон.
      - Тсс, моя хорошая, - сказал седой мужчина. И вдруг ей стало приятно оттого, что он рядом.
      - Теперь ты смотришь вверх и видишь свою жизнь, - сказал он, и она увидела его губы, растянутые в улыбке. - Видишь?
      На какое-то мгновение Красавица запечатлела то, что не могло быть реальностью, только не успела она снова поднять взгляд и сморгать с глаз слезы, как между ней и этим отдаленным видением возникла Дама, и, потрясенная, она ощутила на себе ее руки.
      Она почувствовала, как холодные пальцы подбирают ее тяжелые груди и почти до боли их поворачивают. Она затрепетала, отчаянно пытаясь не закричать. Ибо уже другие собирались вокруг нее; сзади она почувствовала, как пара очень медленных и
спокойных рук еще шире раздвигают ей ноги. Вот кто-то коснулся ее лица, а другая рука жестоко ущипнула ее за икру.
      Казалось, все ее тело сконцентрировано в этих постыдных и тайных местах. Кончики грудей трепетали, руки были холодны, словно сама она горела, теперь она ощущала, как пальцы ощупывают ей ягодицы и пронзают даже крохотные и наиболее потаенные отверстия.
      Она могла только стонать, однако, она плотно сжимала губы. По щекам текли слезы.
      Мгновение она не могла думать ни о чем, кроме того, что успела увидеть, пока процессия дам и господ не закрыла ей вид.
      Вдоль стены Главной Залы, на широком каменном выступе, она заметила ряд голых женщин.
      Невероятно, но она их видела. Все они были такими же юными, как она, и стояли, заложив руки за головы, как учил ее Принц; глаза их были опущены; она видела отсветы пламени на кудряшках волос между ног каждой и набухшие, розовые соски грудей.
      Она не верила своим глазам. Она не хотела, чтобы это было так, однако так оно и было... да... снова сплошное замешательство. Была ли она только еще больше напугана, или рада тому, что не одна терпит это невыразимое унижение?
      Но она не могла на этом сосредоточиться, потрясенная возней рук по ее телу. Она резко вскрикнула, когда почувствовала, как они трогают ее женское достоинство и поглаживают на нем волосы, а потом, к своему ужасу, с пылающим лицом и зажмурившись, ощутила, как два длинных пальца проскальзывают в нее и расширяют.
      Ее гнездышко еще болело после толчков Принца, и хотя пальцы были нежными, она снова почувствовала жжение.
      Однако теперь начиналось самое мучительное: она услышала, что о ней говорят эти тихие голоса.
      - Невинная, совсем невинная, - сказал один, а другой - что у нее очень худые бедра и эластичная кожа.
      Замечание вновь вызвало смех - легкий смех колокольчика, словно все это было лишь забавнейшим развлечением, и Красавица вдруг осознала, что всеми силами пытается свести ноги вместе, но безуспешно.
      Те пальцы исчезли, и теперь кто-то похлопал ее по лобку и ущипнул укромно спрятанные губки; Красавица снова изогнулась, но только услышала смех, исходивший сейчас от мужчины рядом с ней.
      - Моя маленькая Принцесса, - нежно сказал он ей на ушко и наклонился так, чтобы она почувствовала голой рукой бархат его накидки. - Ты ни от кого не можешь утаить свои прелести.
      Она застонала, словно пытаясь тронуть его, однако пальцы мужчины все теребили ее губки.
      - Если мне сейчас придется опечатать твои губы, Принц очень рассердится. Ты должна покориться. Ты должна признать. Это труднейший урок, по сравнению с которым боль - ничто.
      Красавица чувствовала, как он поднимает руку, и потому знала, что ладонь, трогающая ей грудь - его ладонь. Он захватил ее сосок и теперь ритмично его сдавливал. В то же самое время кто-то гладил ей бедра и лобок, и к своему стыду она почувствовала - даже среди всей этой деградации - позорное наслаждение.
      - Вот так, вот так, - успокаивал он ее. - Ты должна не сопротивляться, но постараться овладеть своими прелестями, вот так, пусть твой разум поселится в теле.
      Ты нагая, беспомощная, все будут пользоваться тобой в свое удовольствие, а что можешь поделать с этим ты? Кстати, хочу заметить, что твои выкрутасы делают тебя только еще более изысканной. Получается мило, но все же как-то по-бунтарски. А теперь снова посмотри, ты видела, на что я тебе показывал?
      Красавица издала тихий звук, означавший согласие, и вновь со страхом подняла глаза. Все было, как прежде: ряд юных женщин, потупленные взоры, тела, уязвимые в своей доступности, как и ее собственное.
      Но что же она при этом чувствовала? Почему она стала предметом столь многих сбивающих с толку ощущений? Прежде она думала, что одна так выставлена на показ и унижена - дорогая цена за Принца, которого она и не видела-то больше. Да и разве ее не выставили на всеобщее обозрение здесь, в центре залы?
      Но тогда кто все эти пленницы? Станет ли она только одной из них? В этом ли заключался смысл той странной беседы, которая имела место между Принцем и ее родителями? Нет, они не могли так служить. Она ощутила причудливое смешение стремительной ревности и покоя.
      Оно было ритуалом, это обращение. До нее через него прошли другие. Оно было неизменно, и тем беспомощней оказывалась она. Думая об этом, она смягчалась.
      Однако ее господин, тот, у которого были серые глаза, продолжал говорить:
      - Теперь твой второй урок. Ты посмотрела на принцесс, которые являются здесь наложницами. А сейчас взгляни направо, и ты увидишь принцев.
      Красавица посмотрела в другую сторону залы через двигающиеся вокруг фигуры и там, на втором высоком выступе, в пугающих отсветах пламени стояли в ряд нагие юноши, все в одной и той же позе.
      Головы их были наклонены, руки заложены за шеи, все они были хороши собой, по-своему красивы, как девушки напротив, самая большая разница заключалась в паху, ибо органы их были все как один напряжены и тверды, так что Красавица не могла отвести глаз от этого зрелища, поскольку они показались ей даже еще более уязвимыми и раболепными.
      Она поняла, что снова издала слабый звук, поскольку ощутила на губах пальцы хозяина и через сам воздух уловила, что оказалась покинута дамами и господами.
      Осталась только одна пара рук, прикосновения которых она чувствовала на самой нежной коже вокруг ануса. Она была так напугана - ибо никто и никогда не трогал ее в этом месте - что невольно снова воспротивилась, но не добилась ничего, кроме ласкового поглаживания лица сероглазым господином.
      В зале поднялась суматоха. Красавица только что уловила аромат дымящейся пищи, и вот уже блюда внесены, и она видит, что большинство дам и господ сидит за столами, звучат речи, поднимаются чаши, а музыканты, неизвестно где, начинают играть тихую ритмичную музыку. Гудели трубы и тамбурины, звенели струны, и Красавица увидела, как длинный ряд голых мужчин и женщин по обе стороны пришел в движение.
      "Но что они такое? - хотела она спросить. - Для чего?". Тут она увидела, как выходят первые, неся кувшины, из которых они стали наполнять кубки на столах, все время отвешивая поклоны, когда проходили мимо Королевы и Принца, а она наблюдала за ними, не помня себя, поглощенная созерцанием.
      У юношей были мягко вьющиеся волосы, стриженные до плеч и искусно причесанные так, что обрамляли тонкие лица. Никто из них так и не поднял глаз, хотя было видно, что двигаются они скованно из-за твердости членов. В чем именно заключалась эта скованность, она не могла сказать наверняка, возможно, это была их манера испытывать желание, манера, выражающая напряжение.
      А увидев, как первая из длинноволосых девушек склоняется над столом с кувшином в руках, она подумала, не чувствует ли та то же нежномучительное наслаждение. Красавица испытывала его, глядя сейчас на этих рабов; равно как и умиротворение, оттого, что сама остается без внимания.
Или ей только так казалось.
      Поскольку она улавливала в зале некое беспокойство. Кто-то все время поднимался и ходил, может быть, даже танцевал под музыку. Она не была уверена. Другие с кубками в руках обступили Королеву.
Принц.
      Она отчетливо заметила его, и он ей улыбнулся. Каким же царственным был его вид, как лоснилась чернота его пышных волос, а эти сверкающие белизной сапоги на длинных ногах, которые он выставил перед собой на голубом ковре! Он кивал и улыбался тем, кто обращался к нему, хотя, то и дело его взгляд падал на Красавицу.
      И посмотреть было на что; сейчас она ощущала кого-то рядом с собой, ее снова трогали, и она поняла, что по одну сторону от нее образуется линия танцующих.
      Вокруг царила атмосфера вседозволенности. Вино лилось и лилось. То и дело раздавались взрывы смеха.
      А потом, неожиданно для себя, она увидела, как вдалеке, слева, голый мальчик роняет кувшин с вином, и красная жидкость растекается по полу, а остальные спешат ее убрать.
      Сразу же господин, стоявший возле Красавицы, хлопнул в ладоши, и Красавица увидела, что три изысканно одетых пажа, по возрасту не старше самих голых мальчиков, бросаются вперед, подхватывают провинившегося и держат его за щиколотки.
      Дамы и господа, находившиеся ближе остальных к мальчику, разразились аплодисментами, сразу же появилась трость, очень красивая, покрытая эмалью из золота с белым узором, и преступник был сурово отшлепан к величайшему восторгу зрителей.
      Красавица ощутила дрожь в сердце. Если бы и ее унизили таким образом, наказали так моментально и позорно за неловкость, она бы вряд ли это вынесла. Быть выставленной на обозрение - другое дело: тут она еще сохраняла некую привлекательность.
           Но она не могла примириться с мыслью о том, что и ее вот так, как этого мальчика будут держать за ноги. Она видела только его спину и трость, раз за разом обрушивавшуюся на краснеющие ягодицы. Он послушно заложил руки за голову, а когда его опустили на четвереньки, паж градом звонких ударов тростью подогнал несчастного к Королеве, где юный преступник с красными ягодицами наклонился и поцеловал туфлю Ее Высочества.
Королева переговаривалась с Принцем. Женщиной она была зрелой, весьма плотно сбитой, однако было очевидно, что именно от нее Принц унаследовал свою красоту. Она повернулась, почти безразлично, бросила взгляд на принца и знаком, велев юному рабу приподняться, любовно отвела пряди с его лица.
      Но затем, столь же безразлично, ни на миг не оставляя Принца и нахмурившись, она сделала знак пажу, означавший, что мальчика нужно снова наказать.
      Дамы и господа, стоявшие поблизости, с деланным возмущением зааплодировали, а потом с явным наслаждением стали вкушать зрелище, когда паж поставил одну ногу на вторую ступень помоста перед троном, уложил непослушного раба к себе на колено и снова, на виду у всех, звонко его выпорол.
      Вереница танцующих на какие-то мгновения заслоняла обзор, но Красавица всякий раз находила взглядом несчастного мальчика и видела, что с каждым ударом трости ему становится все сложнее сдерживаться. Он сопротивлялся едва заметно, сам того не желая, и было очевидно, что пажу порка доставляет огромное удовольствие. Его юное лицо пылало, он покусывал губы и, казалось, наносил неоправданно сильные удары, так что Красавица, глядя на это, испытывала к нему чувство ненависти.
      Она услышала смех стоявшего рядом господина. К этому моменту вокруг нее собралась разношерстная толпа, мужчины и женщины, они пили и праздно беседовали. Танцоры двигались длинной вереницей, исполняя плавные, грациозные движения.
      - Так что видишь, ты не единственное беспомощное создание на свете, - сказал сероглазый господин. - Тебя утешает сознание того, что у твоих повелителей есть Наложник? Ты - первая Наложница Принца, и я думаю, что тебе нужно будет подать лютый пример. Юный раб, которого ты видела, принц Алексий, является любимцем Королевы, иначе он никогда бы так легко не отделался.
      Красавица заметила, что порка закончилась. Раб снова стоял на четвереньках и целовал ноги Королеве, а паж ждал, весь во внимании.
      Теперь ягодицы раба стали по-настоящему красными. "Принц Алексий", подумала Красавица. Приятное имя, да и сам он был королевских кровей и высокого происхождения. Разумеется, других здесь и нет. Сознание этого было восхитительно. А если бы все было не так, и она оказалась бы единственной Принцессой?
      Она рассматривала его ягодицы. На них явственно проступали рубцы и заметно выделяющиеся краснотой кровоподтеки, а пока юный принц-раб целовал ноги Королеве, Красавица видела и его мошонку между ног, темную, волосатую и таинственную.
      Ее поразило, каким страшно уязвимым выглядел он, будучи мальчиком, в том смысле, о котором она никогда прежде не думала.
      Тем временем его освободили или простили. Он поднялся на ноги, смахнул каштановые кудри с глаз и со щек, и она увидела, что лицо у него залито слезами и пылает; и все же в нем чувствовалось удивительное достоинство.
      Он без жалоб принял протянутый ему кувшин и стал изящно прохаживаться среди гостей, наполняя их кубки.
      Он находился всего в нескольких шагах от Красавицы и подходил еще ближе. Она слышала, как мужчины и женщины подтрунивают над ним.
      - Тебе бы и еще одна трепка не помешала, ловкач, - сказала очень высокая светловолосая дама в длинном зеленом платье, с пальцами, унизанными бриллиантами, и ущипнула его красную щеку, отчего он, не поднимая глаз, улыбнулся.
      Пенис у него был твердым и напряженным, как раньше; толстый и неподвижный, поднимался он из гнездышка темных кудрей между ног мальчика.
Когда он приблизился, она задержала дыхание.
      - Подойди сюда, принц Алексий, - сказал господин с серыми глазами.
      Он щелкнул пальцами. А потом, взяв платок, велел мальчику смочить его вином.
      Мальчик был так близко, что Красавица могла коснуться его. Господин приложил влажный платок к губам Красавицы. Стало приятно, прохладно и соблазнительно.
      Однако она не могла оторвать взгляда от послушно ждущего мальчика-принца и видела, что он тоже смотрит на нее.
      И хотя лицо его по-прежнему розовело, а на щеках искрились слезы, он улыбался ей.
______________________
Глава 5
Спальня Принца
Красавицу ждали новые испытания.
      Смеркалось; банкет закончился. Остававшиеся в зале дамы и господа шумели и суетились в горячке вечера, однако девушка, уже отпущенная на свободу, не знала, что ее ожидает.
      На протяжении банкета были громко выпороты и другие рабы, так что под конец сложилось впечатление, что никаких проступков вовсе не требуется, а достаточно одной только прихоти какого-нибудь господина или некой дамы. Далее следовало распоряжение Королевы, несчастного укладывали на колено Пажа - голова вниз, ноги болтаются - и золотая трость начинала размеренно опускаться.
Дважды это были молоденькие женщины.
      Одна из них не сдержала тихих всхлипываний. Однако в ее поведении присутствовало нечто, что показалось Красавице подозрительным. После порки она слишком рьяно бросилась в ноги Королеве, и Красавица понадеялась, что ее снова будут шлепать до тех пор, пока она не разрыдается и не заспешит по-настоящему; странная радость обуяла ее, когда Королева отдала роковое распоряжение.
      Теперь, когда Красавица была разбужена, она думала обо всем этом как во сне, и испытывала жестокий страх и ощущение некоего драматизма.
      Отошлют ли ее куда-нибудь вместе с этими рабами? Или ее возьмет Принц?
      Она была потрясена и растеряна, когда поняла, что Принц поднялся и отдал распоряжение сероглазому господину вести Красавицу за собой.
      Ее отвязали; она совершенно одеревенела. Однако сейчас в руках у господина была одна из золотых тростей, которой он звучно пошлепал себя по ладони и, не дав девушке времени размять ноющие мышцы, велел ей становиться на колени и двигаться вперед.
      Когда она замешкалась, новый его приказ прозвучал очень резко, однако он не ударил ее.
      Она бросилась догонять Принца, который уже дошел до лестницы.
Скоро она уже следовала за ним по длинному коридору.
- Красавица, - отступил он в сторону, - открой-ка двери! Поднявшись с колен, она поспешно их распахнула, а потом вошла следом за Принцем в спальню.
      В камине уже жарко пылал огонь, окна были занавешены, а постель - разобрана, и Красавица затрепетала от возбуждения.
      - Мой Принц, мне сразу же приступать к ее воспитанию? - спросил сероглазый господин.
      - Нет, милорд, я позабочусь об этом сам впервые несколько дней, быть может, дольше, - ответил Принц. - Хотя ты, разумеется, можешь, когда будет предоставляться такой случай, учить ее, прививать манеры, знакомить с основными правилами,
касающимися всех рабов и так далее. Вот видишь, она не опускает глаз, как то следовало бы ей делать; она такая любопытная.
      При этом он улыбнулся, хотя Красавица сразу же потупилась, сгорая от желания видеть его улыбку.
      Она послушно встала на колени, радуясь, что волосы скрывают ее. А потом она отбросила эту мысль. Если она хочет этого, значит все учение идет насмарку.
      Она подумала о том, стеснялся ли принц Алексий своей наготы. У него были огромные голубые глаза и такой красивый рот, однако для ангелочка он был слишком щуплым. Она подумала о том, где он может сейчас находиться, и наказан ли еще за свою неловкость.
      - Очень хорошо, Ваше Высочество, - сказал господин. - Но я думаю, Вам известно, что твердость вначале - есть лишь милость по отношению к рабыне, особенно если рабыней оказывается такая гордая и избалованная Принцесса.
Заслышав это, Красавица вспыхнула.
Принц рассмеялся тихим, нежным смехом.
- Моя Красавица очень похожа на неотштампованную монету, - сказал он. - И я хочу выгравировать всю литеру целиком. Я сам развлекусь ее воспитанием. Интересно, ты так же внимателен к ее ошибкам, как и я?
      - Ваше Высочество? - Господин как будто слегка остолбенел.
      - Ты был сам не свой и так с ней строг к Главной Зале, что не дал ей приглядеться к юному принцу Алексию. А мне показалось, что ей нравится его наказание ничуть мне меньше ее хозяев и хозяек.
      Красавица пылала. Она и представить себе не могла, что Принц застанет ее за этим.
      - Ваше Высочество, она только постигала то, что будет ожидаться от нее самой, вот я и думал... - смиренно ответил господин. - Ведь это я привлек ее внимание к другим рабам, чтобы пример их послушания пошел ей на пользу.
      - Ну, хорошо, - сказал Принц, устало соглашаясь. - Вероятно, я просто слишком очарован ею. К тому же, она не была послана ко мне в качестве наложницы, я сам завоевал ее и теперь выгляжу ревнивцем. Возможно, я ищу повод наказать ее. Ты свободен. Приходи за ней утром, если хочешь, тогда и посмотрим.
      Господин, откровенно раздосадованный своим поражением, торопливо вышел из комнаты.
      Теперь Красавица осталась наедине с Принцем, который спокойно сидел возле камина и смотрел на нее. Она находилась в состоянии сильнейшей тревоги; она знала, что как всегда краснеет, и что грудь ее слегка поднимается. Неожиданно она бросилась вперед и приникла губами к сапогу Принца; сапог сдвинулся, словно приветствуя ее поцелуй, и стал медленно подниматься, а она все целовала его.
      Она стонала. О, если бы он только позволил ей заговорить! Думая о своем восхищении перед наказанным принцем, она краснела еще больше.
      Однако Принц уже встал. Он взял ее за кисть, поднял, крепко перехватил обе руки у нее за спиной и стал сильно шлепать ее по обеим грудям до тех пор, пока она не разрыдалась, ощущая, как колеблется тяжелая плоть, и горят под его руками
соски.
- Скажи, я сержусь на тебя? Или нет? - нежно спросил он. Она тяжело вздохнула, как бы умоляя его. А он повалил ее к себе на колено, как на ее глазах проделал Паж с юным принцем, и открытой ладонью нанес ей ураган ударов, от которых она закричала в голос.
      - Кому ты принадлежишь? - потребовал он ответа тихим, но рассерженным голосом.
      - Вам, мой Принц, целиком и полностью! - воскликнула она. Это было ужасающе, а потом, вдруг потеряв способность сдерживаться, она сказала: - Пожалуйста, пожалуйста, мой Принц, не сердитесь, не...
      В следующее мгновение его левая ладонь закрыла ей рот, и она приняла новый поток жарких шлепков, от которых тело ее пронзила острая боль, и она не смогла подавить крик. Она чувствовала на своих губах пальцы Принца. Однако едва ли это его удовлетворяло. Он поставил ее на ноги и за руку отвел в угол комнаты между палящим жаром камина и занавешенным окном. Там был высокий стул из резного дерева, на который он сел, оставив ее стоять рядом. Она тихо плакала, но больше не решалась просить, что бы ни произошло. Он был зол, страшно зол, и хотя она могла ради его удовольствия вытерпеть любую боль, это казалось ей невыносимым. Она должна понравиться ему, должна вернуть его любовь, а тогда никакая боль уже не покажется слишком сильной.
      Он развернул ее лицом к себе и, по-прежнему сидя, осмотрел. Она не смела взглянуть на него. Потом он распахнул плащ и, положив руку на золотую пряжку ремня, сказал:
- Расстегни.
      Она сразу же стала расстегивать ее зубами, хотя никто ей не говорил, как именно она должна это делать. Она надеялась и молилась, чтобы ему понравилось. Она потянула за кожу, дыхание ее было нежным и учащенным, а затем открыла запор, и ремень расстегнулся.
- А теперь вынь его, - сказал Принц, - и дай мне.
      Она подчинилась сразу же, хотя знала, что должно произойти. Это был толстый, широкий ремень из кожи. Может быть, он еще больнее, чем лопатка.
      Он велел ей поднять руки и глаза, и она прямо над своей головой увидела металлический крюк, которым заканчивалась цепь, свешивавшаяся с потолка.
      - Как видишь, и здесь мы не лишены приспособлений для маленьких непослушных рабынь, - сказал он своим обычным мягким голосом. - А теперь открой этот крюк, хотя бы тебе и пришлось для этого встать на цыпочки, а о том, чтобы избежать его, и не мечтай, ты понимаешь меня?
- Да, мой Принц, - тихо плакала она.
      Она зацепилась за крюк, и он как будто растянул ее. Принц отодвинул стул, на котором сидел, и устроился поудобнее. У него было достаточно пространства, чтобы как следует размахнуться ремнем, который он свернул в петлю. Мгновение он молчал.
      Красавица кляла себя за то, что увлеклась принцем Алексием. Ее смущало то, что само его имя обрело в ее душе емкую форму, и когда почувствовала первый сильный стежок ремня по ляжкам, испуганно вскрикнула, однако, была рада этому.
      Она заслужила это и больше никогда не допустит столь ужасной ошибки, какими бы прекрасными и соблазнительными ни были рабы, а ее дерзкое желание видеть их было непростительно.
      Широкий, тяжелый кожаный ремень настигал ее с громким, пугающим звуком, и плоть ее ляжек, еще более нежная, чем на ягодицах, какими бы израненными они ни были, воспламенялась под ним. Рот ее был открыт, она не могла сдерживаться, как вдруг Принц приказал ей поднимать колени и маршировать на месте.
      - Живее, живее, да, в ритме! - сердито приговаривал он, и Красавица, изумленная, подчиняющаяся через силу, маршировала, груди ее при этом колыхались от напряжения, сердце колотилось.
- Выше, быстрее, - приказывал Принц.
      Она маршировала, как он говорил, ее ступни шлепали по каменному полу, колени поднимались очень высоко, груди с ужасной болью раскачивались под собственным весом, а удары ремня все сыпались и жалили ее.
Казалось, Принц в бешенстве.
      Ремень рассекал воздух все быстрее и быстрее, так же быстро, как она двигала ногами, и очень скоро Красавица уже всячески пыталась ускользнуть из-под ударов. Она громко кричала, не будучи в состоянии остановиться, однако самым худшим, самым худшим была его злоба. Если бы это все было ему в радость, если бы только он получал от нее удовольствие. Она плакала, утыкаясь лицом в руки, подушечки ее ступней горели, а бедра казались распухшими и исполосованными болью, поскольку сейчас он снова набросился на ее ягодицы.
      Удары сыпались с такой быстротой, что она потеряла им счет, зная лишь, что их больше, чем когда бы то ни было, а сам Принц только еще сильнее возбуждался, левая рука его подпирала теперь снизу ее подбородок, закрывая рот, чтобы она не могла кричать, и он все приказывал ей маршировать быстрее и поднимать ноги выше.
      - Ты принадлежишь мне! - сказал он, даже не усмиряя своего звучного ремня. - И ты научишься быть мне приятной во всем и никогда - глядя на рабов моей матери. Тебе это ясно? Ты понимаешь?
- Да, мой Принц, - с трудом отвечала она.
      И он уже не знал, зачем наказывает ее. Внезапно остановив и подхватив за талию, он уложил девушку на стул, с которого только что встал. До сих пор висевшая на крюке и по-прежнему цепляясь за него изо всех сил, она оказалась лежащей с беспомощно вытянутыми ногами на стуле, деревянное сидение которого упиралось в ее голый лобок.
      И тут он обрушил на нее страшнейший дождь ударов, хлестких шлепков, заставивших задрожать ее икры, как до того дрожали ляжки. Как бы он ни отвлекался на ее ноги, он всегда возвращался к ягодицам, задавая им отборную трепку, так что у Красавицы перехватывало дыхание, а сама пытка казалась бесконечной.
Неожиданно он остановился.
      - Отпусти крюк, - приказал он, после чего закинул ее себе на плечо и, перенеся через комнату, бросил на постель.
Она откинулась на подушки и тотчас же почувствовала покалывание и жжение под израненными и распухшими ягодицами и ляжками. Стоило ей слегка повернуть голову вбок, и она увидела сверкающие на одеяле драгоценности. И она поняла, какие муки достанутся ей после того, как он ее взнуздает.
      Но она так отчаянно хотела его. Увидев, как он поднимается над ней, она ощутила не только горячую и пульсирующую боль в теле, но и поток соков между ног и стон, который выходил из нее по мере того, как она открывалась навстречу Принцу.
      Она невольно подняла бедра, моля лишь о том, чтобы это не отвратило его.
      Он встал над ней на колени, извлек из штанов напряженный член, а потом поставил на колени ее и насадил на этот живой кол.
      Она вскрикнула. Голова ее запрокинулась. Мощная твердость проникла в ее нежное, дрожащее отверстие. Она почувствовала, что купает эту твердость в своих соках, а когда Принц вогнал ствол еще глубже и заставил ее насесть сильнее, возникло такое ощущение, как будто некий вертел трется внутри нее о самую сердцевину, посылая по всему ее телу волну экстаза, так что она, сама того не желая, начала издавать громкие гортанные стоны. Толчки Принца все убыстрялись, а потом и он тихо вскрикнул и прижал ее к себе; ее ноющие груди мялись о его грудь, его губы нежили ее шею, а тело медленно расслаблялось.
      - Красавица, Красавица, - шептал он. - Ты покорила меня так же, как я покорил тебя. Никогда больше не возбуждай во мне ревности. Не знаю, что я сделаю, если это произойдет!
      - Мой Принц, - стонала она и целовала юношу в губы, а когда заметила страдание у него на лице, покрыла поцелуями и его.
- Я Ваша раба, мой Принц, - сказала она.
      Однако он только стонал, прижимался лицом к ее шее и вообще имел вид довольно потерянный.
      - Я люблю Вас, - умоляла она его, а он уложил ее на постель, вытянулся рядом, взял со столика бокал с вином, и, глядя в огонь, казалось, надолго погрузился в размышления.




Глава 6
Принц Алексий
      
      
      
      Красавице снился тоскливый сон. Она бродила по замку, в котором провела всю свою жизнь, праздно, то и дело, застывая в глубоких проемах окон, через которые следила за тем, как крохотные фигурки крестьян внизу собирают на полях стога сена. Небо было безоблачным, и ей не нравился его вид, его одинаковость и безбрежность.
      Казалось, она не в состоянии придумать ничего, чтобы ни было проделано уже тысячу раз до нее, а потом она внезапно уловила звук, который не был ей незнаком.
      Она пошла на звук и в проеме двери увидела старуху, сгорбленную и уродливую, занятую каким-то странным приспособлением. Это было огромное вращающееся колесо с нитью, наматывавшейся на веретено.
- Что это? - с величайшим удивлением спросила Красавица.
      - Подойди и взгляни сама, - сказала старуха, у которой оказался замечательный голос, был он молодым и сильным и никак не шел ее облику.
      Едва Красавица прикоснулась к этой изумительной машине с жужжащим колесом, как упала в глубокий обморок и услышала повсюду стенания мира.
- ... спи, усни на сотню лет!
      Ей хотелось крикнуть "Невыносимо, это хуже смерти", ибо все стало погружением в апатию, которой она сопротивлялась, пока помнила себя, хождение из комнаты в комнату...
Но она проснулась.
Она была не дома
      Она лежала в постели Принца и чувствовала под собой покалывания украшенного драгоценными камнями одеяла.
      Комната полнилась прыгающей тенью, отбрасываемой пламенем; она заметила, как блестят резные стойки ложа и драпировку, спадавшую вокруг нее дорогими красками. Она ощутила вдохновение и загорелась желанием; она поднялась, стремясь поскорее скинуть тяжелую ткань сна, и осознала, что Принца рядом нет.
      Но он был там, у камина, облокотившийся на камень с крестом пересеченных сабель. Он, по-прежнему, был в алмазно-алом бархатном плаще и высоких кожаных сапогах с отворотами и острыми носками; раздумья заострили черты его лица.
      Пульсация между ее ног сделалась быстрее. Она пошевельнулась и издала слабый вздох, заставивший Принца очнуться и подойти к ней. В темноте она не видела его выражения.
      - Ну да ладно, ответ всего один, - сказал он ей. - Ты должна привыкнуть к зрелищам замка, а я привыкну видеть, что ты к ним привыкла.
      Он потянул за веревку возле кровати. Подняв Красавицу, он усадил ее с поджатыми ногами на край ложа.
      Вошел паж, невинный, как тот мальчик, что так усердно наказывал принца Алексия; как и все пажи, он был чрезвычайно высок и обладал сильными руками. Красавица не сомневалась в том, что отбирали их именно по этим признакам. Она знала, что получи он приказ, и ее щиколотки окажутся в его тисках, гладкое лицо пажа хранило полную невозмутимость.
      - Где принц Алексий? - осведомился Принц. При этом он ходил взад-вперед и выглядел сердитым и решительным.
      - О, сегодня у него крупные неприятности, Ваше Высочество. Королева весьма озабочена его неловкостью. Вы ведь знаете, он должен стать уроком для остальных. Она привязала его в саду, крайне неудобно.
      - Это хорошо, я позабочусь о том, чтобы ему стало еще неудобнее. Испроси позволения моей матери и приведи его ко мне вместе со сквайром Феликсом.
      Красавица слушала все это с тихим изумлением. Она пыталась придать своему лицу безмятежность пажа. Но она была не просто встревожена. Ей предстояло снова увидеть принца Алексия, и она представить себе не могла, каким образом скрыть свои чувства от Принца. Вот если бы ей удалось отвлечь его...
      Но стоило ей издать звук, больше похожий на шепот, как он велел ей замолчать, сидеть, где сидит, и смотреть в пол.
      Волосы окутали ее, щекоча руки и бедра, и она почти с наслаждением поняла, что избавления нет.
      Сквайр Феликс появился почти тотчас и, как она и ожидала, им оказался тот самый паж, что так рьяно порол принца Алексия. Когда он поклонился Принцу, на поясе сбоку закачалась золотая лопатка.
      "Все те, кто служат здесь, выбраны за свои таланты", думала Красавица, глядя на него, ибо он тоже был прекрасен; светлые волосы изумительно обрамляли его юное лицо, хотя по сравнению с лицами пленных принцев в нем чувствовалась какая-то упрощенность.
      - А принц Алексий? - потребовал ответа Принц. Он порозовел, в глазах появился почти дьявольский огонь, и Красавица снова испугалась.
      - Мы как раз его готовим, Ваше Высочество, - ответил сквайр Феликс.
      - А почему на это уходит так столько времени? Как давно он состоит на службе в доме, чтобы настолько потерять уважение?
Принц Алексий был тут же доставлен.
      Красавица старалась скрыть свой восторг перед ним. Конечно же, он был наг, как прежде, иного она и не ждала, а при свете пламени она увидела его пылающее лицо, каштановые волосы, спадавшие на глаза, которые он опустил долу, словно не решался поднять взгляд на Принца. Они были приблизительно одного возраста и роста, но стоящий здесь принц Алексий был беспомощен и покорен перед Принцем, который прохаживался вдоль камина с холодным, беспощадным и слегка взволнованным лицом. Член принца Алексия был тверд. Руки он держал на затылке.
      - Так ты был не готов для меня! - прошептал Принц. Он приблизился, изучая принца Алексия. Он взглянул на напряженный орган и грубо шлепнул по нему ладонью, так что принц Алексий невольно вздрогнул. - А может, тебе нужно слегка подучиться быть... всегда... готовым, - шептал Принц. - Слова он произносил медленно и с нарочитой учтивостью.
Он поднял лицо принца Алексия за подбородок и заглянул ему в глаза. Красавица заметила, что наблюдает за обоими без малейшего стеснения.
    - Простите меня, Ваше Высочество, - сказала принц Алексий, и тембр его голоса был низок, спокоен и лишен возмущения или стыда.
      Губы Принца медленно растянулись в улыбку. Глаза принца Алексия стали больше, а читаемое в них спокойствие было сродни спокойствию голоса. Красавице даже показалось, что они в состоянии истощить гнев Принца, однако это было невозможно.
      Принц погладил орган принца Алексия и еще раз игриво шлепнул по нему ладонью, потом еще раз.
      Покорный принц снова посмотрел вниз; в нем не было ничего, кроме изящества и чувства собственного достоинства, свидетельницей которого Красавица уже была раньше.
      "Мне нужно вести себя вот так же", подумала она. "Мне необходимо то же умение держаться, та же сила, чтобы вынести все это с тем же достоинством". И все же она была изумлена. Пленному принцу приходилось все время показывать свое желание, свой восторг, тогда как она могла скрыть это страстное жжение между ног и все, что содрогалось при виде того, как Принц щиплет крохотные, затвердевшие соски на груди принца Алексия, а потом поднимает ему подбородок, чтобы осмотреть лицо.
      Сквайр Феликс наблюдал за происходящим с явным удовольствием. Он стоял, скрестив на груди руки и широко расставив ноги, а глаза его жадно блуждали по телу принца Алексия.
      - Как долго ты уже находишься на службе у моей матери? - осведомился Принц.
      - Два года, Ваше Высочество, - тихо сказал покорный принц.
      Красавица удивилась. Два года! Ей казалось, что вся ее предыдущая жизнь была короче, однако на нее гораздо большее впечатление произвел звук его голоса, нежели сами слова. Голос сделал его более осязаемым и видимым.
      Тело его было несколько полнее, чем у Принца, а темно-коричневые волосы между ног были прекрасны. Она видела его мошонку - просто тень.
- Тебя послал сюда наложником отец?
- Как того потребовала Ваша мать, Ваше Высочество.
- И на сколько лет службы?
      - Пока не наскучит Вашему Высочеству и моей хозяйке, Королеве, - ответил принц Алексий.
      - А ты что такое есть на самом деле? Образец среди прочих наложников?
Принц Алексий вспыхнул.
      Принц взял его за плечо и, грубо развернув лицом к Красавице, толкнул в сторону ложа.
      Красавица вся так и подобралась, ощущая, как горят ее щеки.
- И любимчик моей матери? - спросил Принц.
      - Только не сегодня, Ваше Высочество, - сказала принц Алексий с намеком на улыбку.
Принц подтвердил его слова тихим смехом.
- Да, сегодня ты неважнецки себя вел, ты согласен?
      - Я могу лишь просить о прощении, Ваше Высочество, - ответил принц Алексий.
      - И не только, - сказал ему на ухо Принц, подталкивая к Красавице. - Ты можешь пострадать за это. И преподать моей Красавице урок готовности и покорства.
      Теперь взор Принца был устремлен на Красавицу, безжалостно ее разглядывая. Она потупилась, боясь ему не угодить.
      - Посмотри на принца Алексия, - сказал он ей, и, подняв глаза, она увидела прекрасного пленника всего в каких-нибудь нескольких дюймах от себя. Взъерошенные волосы отчасти вуалировали лицо, а его кожа показалась ей изумительно гладкой. Красавица трепетала.
      Как она и боялась, Принц снова поднял лицо принца Алексия за подбородок, и тот посмотрел на нее своими большими карими глазами и медленно, безмятежно улыбнулся в то самое мгновение, когда Принц не мог этого заметить. Красавица упивалась им глазами, ибо выбора у нее не было, и она надеялась, что Принц обратит внимание только на ее страдание.
      - Поцелуй мою новую рабыню и поприветствуй ее в этом доме. Поцелуй ей губы и груди, - сказал Принц.
      И он отвел руки принца Алексия из-за его спины, так что они послушно вытянулись по швам.
      Красавица глубоко вздохнула. Принц Алексий снова ей улыбался из-под прикрытия падавшей от него тени; она почувствовала на своих губах его рот, и поцелуй пронзил ее. Она ощутила, как страдание между ее ног превратилось в тугой узел, и так сильно закусила нижнюю губу, что чуть было не пошла кровь. Пряди принца Алексия касались ее щеки и грудей пока он исполнял приказание. Потом он отступил с тем же обманчивым хладнокровием.
Красавица, не сдержавшись, поднесла ладони к лицу.
Однако Принц сейчас же их отстранил.
      - Смотри, смотри внимательно, Красавица. Изучай этот пример покорного раба. Привыкни к нему настолько, чтобы уже видеть не его, а тот образец, который он собой являет, - сказал Принц.
      И он грубо развернул принца Алексия, чтобы Красавице стали видны красные отметины на его ягодицах.
      Принца Алексия наказали гораздо больнее, чем Красавицу. Он был буквально избит, а бедра и икры пересекали бело-розовые рубцы. Принц обследовал все это почти безразлично.
      - Ты больше не будешь отворачиваться, - сказал Принц, обращаясь к Красавице. - Понимаешь меня?
      - Да, мой Принц, - сразу ответила Красавица, слишком откровенно выказывая свое послушание, и среди мучительного отчаяния ее посетило чувство смирения.
      Она должна смотреть на изысканно мускулистое юное тело принца Алексия; она должна смотреть на его упругие великолепные ягодицы. Если бы она только еще могла при этом скрыть свое восхищение, притвориться послушной.
      Однако сам Принц больше на нее не смотрел. Он зажал в левой руке обе кисти принца Алексия и взял у сквайра Феликса не золотую лопатку, а довольно длинную трость в кожаных ножнах, которая выглядела тяжелой, и которой он быстро нанес несколько громких ударов по икрам Алексия.
      Принц вытолкнул пленника на середину комнаты. Как и прежде, он поставил ногу на край стула и уложил себе на колено принца Алексия, что он тоже уже проделывал с Красавицей. Спина принца Алексия была повернута к Красавице, и девушка видела не
только ягодицы, но и мошонку между ног, видела, как удары плоской кожаной тростью скрещиваются красными полосами на теле принца Алексия. Принц Алексий не сопротивлялся. Не издавал ни звука. Обе ноги упирались в пол, и ничто в нем не обнаруживало попытки избежать намечаемой тростью цели, чего нельзя было бы
ожидать, окажись на его месте Красавица.
      И все же, наблюдая за ним, пораженная, не зная, что и думать о его выдержке и стойкости, она замечала признаки напряжения. Он едва уловимо двигался, ягодицы его поднимались и опускались, ноги дрожали; а потом она услышала слабый звук, невнятный стон, который он явно скрывал, сжав губы. Принц молотил его, с каждой новой широкой полосой краснота кожи становилась темнее, а потом, когда его страсть достигла своего апогея, он велел принцу Алексию опуститься на четвереньки.
      Красавица видела лицо принца Алексия. Оно было залито слезами, однако выражение хладнокровия с него не исчезло. Он опустился перед Принцем на колени и ждал.
      Принц приподнял свой остроносый сапог и потрогал им кончик пениса принца Алексия.
      Затем он взял принца Алексия за волосы и поднял его голову.
- Открой, - тихо сказал он.
      Принц Алексий тотчас же потянулся губами ко шву на штанах Принца. С ловкостью, удивившей Красавицу, он расстегнул крючки, под которыми скрывался распухающий орган Принца, и высвободил его. Орган был увеличен и тверд; принц Алексий извлек его из-под одежды и нежно поцеловал. Однако он, по-прежнему, испытывал жгучую боль, и когда Принц воткнул свой член в рот несчастному, принц Алексий не был готов к этому. Стоя на коленях, он слегка отпрянул назад и вынужден был тянуться к Принцу, чтобы не упасть. Однако он сразу же принялся сосать орган Принца, плавно двигаясь по нему взад-вперед, что поразило Красавицу, закрыв глаза, опустив руки по швам, готовый к новым приказам Принца.
      Довольно скоро Принц остановил его. Было ясно, что он не хочет, чтобы его страсть достигла своего апогея. Ничто не должно было даваться просто.
      - Сходи к сундуку в углу, - сказал он принцу Алексию, - и принеси мне из него кольцо.
      Принц Алексий послушался и пошел, как был, на четвереньках. Но Принц остался, явно недоволен. Он щелкнул пальцами, и сквайр Феликс тут же обрушил на принца Алексия свою лопатку. Он подогнал раба к сундуку и продолжал подзадоривать его лопаткой все время, пока тот открывал сундук, вынимал зубами большое кожаное кольцо и нес его обратно Принцу.
      Только тогда Принц отослал сквайра Феликса обратно в его угол. Принц Алексий тяжело дышал и весь трепетал.
- Надень, - сказал Принц.
      Принц Алексий держал кожаное кольцо не за саму кожу, а за вставленные в него кусочки золота. И вот, по-прежнему, держа его таким образом в зубах, он надел кольцо на пенис Принца, однако отпускать не спешил.
- Служи мне, иди туда, куда и я, - велел Принц и принялся медленно расхаживать по комнате, подбоченясь и глядя вниз на принца Алексия, как тот на коленях, вцепившись зубами в кожаное кольцо, пытается не отстать от него.
      Казалось, будто принц Алексий целует Принца или привязан к нему поводком. Он полз задом, руки впереди, словно затем, чтобы непочтительно не прикоснуться к принцу.
      Принц, обычным свои шагом, не обращая внимания на затруднительное положение раба, подошел к ложу, повернулся и возвратился к камину, ведя на сей раз раба перед собой.
      Неожиданно он резко развернулся влево, встав лицом к Красавице, причем принцу Алексию, чтобы не потерять равновесие, пришлось схватиться за него. Мгновение он прижимался к господину, упираясь лбом в его бедро; Принц довольно лениво потрепал его по волосам. Это было похоже на нежность.
- Тебе так не нравится позорное положение? - шепнул он.
      Не успел принц Алексий ответить, как он сильным ударом по лицу отбросил юношу навзничь. Потом он перевернул принца Алексия на четвереньки.
      - Взад-вперед по комнате, живо, - сказал он и щелкнул пальцами, делая знак сквайру Феликсу.
      Как всегда, сквайр Феликс был рад стараться. Красавица ненавидела его! Он провел принца Алексия по полу до дальней стены и затем обратно к двери.
- Быстрее! - резко бросил Принц.
      Принц Алексий спешил изо всех сил. Красавицу покоробила злоба в тоне Принца, и она прикрыла ладонями рот. Однако Принц требовал больше скорости. Лопатка все опускалась на ягодицы принца Алексия, и приказ следовал за приказом, пока он не перешел на рысцу, стараясь успевать. Красавица видела, как страшно он страдает, растеряв все свое изящество и достоинство. Теперь она поняла насмешку Принца. Спокойствие и грация принца Алексия явно служили ему просто утешением.
      Но действительно ли он их растерял? Или он просто спокойно отдавал и это Принцу? Она не знала. Она содрогалась при каждом ударе лопатки, и всякий раз, когда принц Алексий поворачивал и бежал по комнате обратно, она получала возможность видеть целиком его измученные ягодицы.
Однако внезапно сквайр Феликс остановился.
- До крови, Ваше Высочество, - сказал он.
      Опустив голову, принц Алексий стоял на коленях и тяжело дышал.
Принц посмотрел на него и кивнул.
      Щелчком пальцев он велел принцу Алексию встать и снова приподнял его подбородок, заглянув в залитое слезами лицо.
      - На эту ночь ты заслужил передышку благодаря своей слишком нежной коже, - сказал он.
      Он снова повернул пленника к Красавице. Руки принц Алексий поднял за голову, а его лицо, пылающее и влажное, показалось ей неописуемо прекрасным. Оно было полно невыразимого чувства, и когда юношу подвели к ней еще ближе, ее сердце забилось. "Если он снова меня поцелует, я умру", подумала она. "Мне не скрыть своих чувств от Принца".
      А если это такое правило, что меня будут пороть до тех пор, пока не пойдет кровь... Она понятия не имела, что это могло значить, разве что гораздо более сильную боль, чем та, которую она уже изведала. Но даже на это пойдет Принц, обнаружив, с каким восхищением она продолжает относиться к принцу Алексию. "Зачем он это делает?", в отчаянии подумала она.
Между тем, Принц вытолкнул принца Алексия вперед.
- Прижмись к ее коленям лицом, - сказал он, - и обними. Красавица глубоко вздохнула и вся подобралась, однако
принц Алексий тотчас же подчинился. Красавица взглянула вниз и увидела, как его каштановые волосы скрывают ее лобок, его губы целовали ее бедра, а руки обнимали. Жаркое тело его пульсировало; Она почувствовала биение его сердца и, сама того не желая, потянулась и положила ладони ему на бедра.
      Принц тычками сапога широко развел ноги принца Алексия и, грубо взяв левой рукой голову Красавицы так, чтобы при желании мочь ее поцеловать, он ввел свой орган в анус принца Алексия.
      Грубость и быстрота толчков заставили принца Алексия застонать, и он еще сильнее прижался к Красавице. Принц уже отпустил ее, и она заплакала. Она приникла к принцу Алексию. После заключительного толчка Принц со стоном вцепился в спину принца Алексия и замер, пронзенный током наслаждения.
Красавица старалась держаться тихо.
      Принц Алексий выпустил ее, но успел запечатлеть украдкой поцелуй у нее между ног, прямо на гривке волос, а когда его оттаскивали, темные глаза расширились в тайной улыбке.
      - Взнуздай-ка его в коридоре, - обратился Принц к сквайру. - И смотри, чтобы никто его не удовлетворил. Пусть мучается. Каждые четверть часа напоминай ему о его долге перед Принцем, но не удовлетворяй его.
Принца Алексия увели.
Красавица смотрела в открытую дверь.
      Но ничего еще не кончилось. Принц протянул руку, взял девушку за волосы и велел следовать за собой.
      - На четвереньках, моя дорогая. По замку ты всегда будешь передвигаться именно так, - сказал он, - пока не получишь другое распоряжение.
Она поспешила следом за ним до начала лестницы.
      На полпути находилась площадка, с которой открывался вид на Главную Залу.
      А на площадке стояла каменная статуя, ужаснувшая Красавицу. Это был некий языческий бог со вставшим фаллосом.
      И именно на этот фаллос, с ногами, привязанными к углам пьедестала, был теперь брошен принц Алексий. Голова его запрокинулась на плечо статуи. Он застонал, когда фаллос вошел в него, а потом затих, давая сквайру Феликсу возможность завязать за спиной руки.
      Правая рука статуи была поднята, каменные пальцы образовывали кольцо, словно некогда сжимали нож или еще какой-то инструмент. И вот теперь сквайр осторожно укладывал голову принца Алексия на плечо как раз под этой рукой. В сомкнутые пальцы он вставил кожаный фаллос, закрепив так, чтобы он подходил под рот принца Алексия.
      Складывалось ощущение, что статуя, к которой он был привязан, насилует несчастного и в анус, и в рот. При этом его орган, напряженный, как и прежде, казался продолжением пронзавшего его фаллоса статуи.
- Теперь ты, наверное, уже немного привыкла к твоему принцу Алексию, - мягко сказал Принц.
"Но ведь это ужасно", подумала Красавица, "если ему придется провести ночь в таких страданиях". Спина принца Алексия мучительно изгибалась, ноги были широко разведены в стороны и привязаны, а лунный свет из окна позади него прочерчивал длинную линию по его горлу, гладкой груди и плоскому животу.
Принц нежно потянул Красавицу за волосы, которые предварительно намотал на правую руку, и повел ее обратно к постели; он уложил ее и велел спать, заверив, что и сам скоро присоединится к ней.
___________________________
Глава 7
Принц Алексий и Феликс
      Был уже почти рассвет. Принц крепко спал. Красавица, дождавшаяся, наконец, его тяжелого сонного дыхания, выскользнула из-под одеяла и на четвереньках - из предосторожности, а не потому, что так предписывалось - выползла в коридор. Она долгое время пролежала, глядя на дверь и видя, что та осталась лишь прикрытой. Если ей хватит смелости, то она сумеет сбежать, не подняв шума.
Она доползла до верхних ступеней.
      Свет падал на принца Алексия, и Красавица увидела, что его орган напряжен, как и прежде, а сквайр Феликс тихо что-то ему говорит. Она не слышала слов сквайра Феликса, но пришла в ярость оттого, что он до сих пор бодрствует. А она-то надеялась, что и он уже лег спать.
      Пока она наблюдала, оставаясь незамеченной сквайром Феликсом, тот обошел принца Алексия спереди и снова стал истязать его орган градом ударов, громко разносившихся по пустой лестнице. Пленный принц застонал, и Красавица увидела, как тяжело вздымается его грудь.
      Сквайр Феликс беспокойно прохаживался взад-вперед. Потом он посмотрел на принца, и возникло впечатление, будто она поворачивает голову слева направо, словно прислушивается. Красавица затаила дыхание. Она испугалась, что ее могут обнаружить.
      Сквайр Феликс приблизился к принцу Алексию и, положив ладони ему на бедра, взял орган несчастного в рот и принялся сосать.
      Красавица была вне себя от отчаяния и злобы. Это было как раз то, что она собиралась сделать. Она уже представляла себе, как делает это, невзирая ни на какие опасности. И вот теперь она была вынуждена смотреть, как сквайр Феликс мучает бедного принца. Однако к ее удивлению сквайр Феликс не просто раздразнивал принца Алексия. Сквайр Феликс действовал всерьез. Он опустошал орган с постоянным ритмом, и Красавица по доносившимся до нее стонам понимала, что принц Алексий не в силах скрыть наступления страстной развязки.
      Его упругое, жестоко связанное тело содрогалось то от одного, то от другого протяжного стона, пока он не затих, а сквайр Феликс не отпрянул от него и не ускользнул в тень.
      Было похоже на то, что он разговаривает с принцем Алексием. Красавица прижалась головой к каменной балюстраде.
      Через некоторое время сквайр Феликс велел принцу Алексию просыпаться и снова стал мучить орган шлепками и поскольку тот не поддавался, разозлился и перешел к угрозам. Однако принц Алексий крепко спал в своих путах, и Красавица при виде этого обрадовалась.
      Она развернулась и бесшумно проделала обратный путь до двери, когда ощутила, что кто-то стоит рядом.
От испуга она чуть было не вскрикнула - и эта ошибка дорого бы ей обошлась. Но она успела прикрыть рот и, подняв глаза, увидела в сумраке фигуру лорда Грегори, наблюдавшего за ней. Это был тот самый седой господин, который хотел как следует заняться ее воспитанием, и который назвал ее избалованной.
Он не двигался. Просто стоял и смотрел на нее.
      Сдержав трепет, Красавица опрометью бросилась к ложу Принца и скользнула под одеяло рядом с ним.
Он так и не проснулся.
      Она лежала в темноте, ожидая прихода лорда Грегори, однако он все не появлялся, и она поняла, что он никогда не отважится разбудить Принца. Она задремала.
      Она то так, то эдак думала о принце Алексие, о красноте его уязвимой плоти после лопатки, о его красивых карих глазах и сильном, крепко сбитом теле. Она думала о прикосновении его пышных волос, о поцелуе, который он запечатлел на ее бедрах, и о том, как после этого ужасающего унижения он одарил ее улыбкой, полной безмятежности и любви.
      Жжение у нее между ног не становилось ни лучше и не хуже. Она не осмеливалась притронуться к себе пальцами, чтобы не быть уличенной; думать о подобных вещах было слишком стыдно, и она не сомневалась в том, что Принц никогда ей этого не позволит.
_________________
Глава 8
Зал Рабов
      Был уже поздний вечер, когда Красавица проснулась. Она поняла, что Принц и лорд Грегори спорят о чем-то. В первое мгновение она испугалась, однако продолжая тихо лежать и прислушиваться, сообразила, что лорд Грегори до сих пор не поведал Принцу, о том, свидетелем какого зрелища ему пришлось быть. Сделай он это, и ее наказание было бы наверняка ужасным. Теперь же лорд Грегори ратовал за то, чтобы отвести Красавицу в Зал Рабов и как следует заняться ее муштрой.
      - Ваше Высочество, разумеется, Вы ею очарованы, - говорил лорд Грегори, - однако Вы несомненно помните, как сами порицали других господ, а особенно Вашего кузина, лорда Стефана, за его чрезмерную любовь к рабу...
      - Это не чрезмерная любовь, - резко ответил Принц, но замолчал, словно лорд Грегори все же попал в точку. - Может быть, ее и стоит сводить в Зал Рабов, - пробормотал он, - но только на один день.
      Выведя ее из спальни, лорд Грегори тотчас отстегнул от пояса лопатку и нанес Красавице несколько жестоких ударов, в то время как она ползла перед ним на четвереньках.
- Не поднимай глаз и опусти голову, - холодно сказал он.
- А вот колени поднимай изящно. Спина у тебя все время должна быть прямая, и не смотри по сторонам, тебе ясно?
- Да, мой господин, - робко ответила Красавица.
      Она видела перед собой большое каменное пространство. Хотя шлепки лопаткой были не слишком сильными, они поднимали в ее душе волну негодования. Они исходили не от Принца. Только сейчас до нее дошло, что теперь она находится во власти лорда Грегори. Должно быть, ей всего лишь казалось, будто он не может ее бить, будто у него на то нет разрешения, однако случай был явно не тот, и она поняла, что он может рассказать Принцу о ее непослушании, даже если она и подчинялась, а ей не позволят и слова замолвить в свою защиту.
      - Двигайся быстрее, - сказал он ей. - Ты должна всегда быть проворной, демонстрируя свое стремление угодить дамам и господам, - сказал он, после чего последовал один из тех унизительных шлепков, который вдруг показался гораздо хуже сильных ударов.
      Они подошли к узкому дверному проему, и Красавица осознала, что перед ней лежит длинный изогнутый уклон. Придумано было умно, поскольку она не могла сойти по лестнице на четвереньках, но могла пройти по скату, что и сделала, косясь на следующие рядом остроносые кожаные сапоги лорда Грегори.
      Несколько раз он прибегал к помощи лопатки, так что когда они приблизились к входу в огромное помещение на нижнем этаже, ягодицы девушки слегка горели.
      Однако в гораздо большей степени ее взволновало то, что здесь были люди.
      В коридоре наверху она не видела ни единой живой души. Теперь же она испытала мучительное смущение оттого, что в зале было много народу и все прогуливались и беседовали.
Ей велели сесть на пятки и поднять руки за голову.
      - Когда тебе разрешат отдыхать, это будет твоя обычная поза, - сказал лорд Грегори. - И не поднимай глаз от пола.
      Даже исполнив этот приказ, она все же могла рассмотреть комнату. В трех стенах по всей их длине помещения были глубоко вырезаны своеобразные полки, и на этих полках, на соломенных тюфяках, спало множество рабов, как мужчин, так и женщин.
Однако принца Алексия она среди них не видела.
      Она обратила внимание на красивую черноволосую девушку с полненькой попкой, крепко спящую, и на светловолосого юношу, спина которого казалась исхлестанной, хотя Красавица и не могла сказать этого наверняка; увидела она и многих других, все пребывали в состоянии дремы, если не дремали по-настоящему.
      Перед ней стояло в ряд множество столов, а на них - чаны с кипящей жидкостью, распространявшие чарующее благоухание.
      - Вот здесь тебя всегда будут купать и холить, - сказал лорд Грегори тем же холодным голосом. - А когда Принцу наскучит проводить с тобой ночи как с любовницей, ты будешь здесь же и спать, в любое время, пока не последует специальное распоряжение Принца. Твоего конюха зовут Леон. Он будет заботиться о тебе во всем, и ты должна относиться к нему с таким же уважением и послушанием, как и ко всем остальным.
      Красавица увидела перед собой стройную фигуру юноши, стоявшего рядом с лордом Грегори. Как только он приблизился, лорд Грегори щелкнул пальцами и велел ей показать, как она его уважает.
Красавица сразу же поцеловала ему сапоги.
      - Подобное уважение ты должна иметь ко всем вплоть до самой ничтожной кухарки, - сказал лорд Грегори. - И если я только замечу в тебе хоть малейшее высокомерие, ты будешь строго наказана. Я не настолько... скажем, под впечатлением от тебя, как твой Принц.
      - Да, мой господин, - почтительно ответила Красавица, хотя и была рассержена. Она ведь знала, что не выказала ни толики высокомерия.
Однако голос Леона сразу же остудил ее пыл.
      - Пойдем, моя дорогая, - сказал он, похлопав себя по бедру в знак приглашения следовать за ним.
      Когда Леон ввел ее в выложенный кирпичом альков, в котором из большой деревянной кадки шел пар, лорд Грегори словно перестал существовать. Чувствовался очень сильный запах трав.
      Леон снова велел ей знаком встать. Взяв ее за руки, он поднял их над головой девушки и велел ей опуститься на колени в кадку.
      Красавица сразу же забралась в нее и ощутила, как приятное тепло воды поднимается до самой промежности. Леон замотал ее волосы узлом на затылке и скрепил несколькими шпильками. Теперь она могла ясно его рассмотреть. Он был старше пажей, но также прекрасен, а в нежности карих глаз таилась притягательность. Он велел ей держать руки за головой, сообщил, что собирается подвергнуть ее тщательной чистке, и предложил отнестись к этому с удовольствием.
- Ты очень устала? - спросил он.
- Не очень, мой...
      - Можно "мой господин", - сказал он с улыбкой. - Даже самый последний мальчишка с конюшни является твоим господином, Красавица, и отвечать тебе престало всегда почтительно.
- Да, мой господин, - прошептала она.
      Он уже купал ее, и стекавшая по телу вода очень ей нравилась. Он намылил ей шею и руки.
- Ты только что проснулась?
- Да, мой господин.
      - Понятно, но ведь долгое путешествие должно было тебя утомить. Первые несколько дней рабы всегда чересчур возбуждены. Они не ощущают усталости, а потом начинают спать по многу часов. Скоро ты это почувствуешь, у тебя будут болеть руки и ноги. Я не имею в виду, что произойдет это из-за наказаний. Нет, только от усталости. Тогда я буду тебя массировать и натирать.
      Голос у него был настолько нежен, что Красавица сразу к нему потеплела. Рукава его рубашки были закатаны по локти, открывая золотистые волосы на руках, а пальцы, которыми он мыл ей уши и лицо, стараясь, чтобы мыло не попало в глаза, были очень уверенными.
- Тебя ведь уже весьма строго наказали, не так ли?
Красавица покраснела.
Он тихо рассмеялся.
      - Очень хорошо, моя дорогая, ты уже кое-чему учишься. Никогда не отвечай на подобные вопросы. Если ответишь, это может быть воспринято как жалоба. Когда бы тебя ни спросили, очень ли сильно ты была наказана, очень ли было больно или о чем-нибудь еще в этом роде, не делай глупостей - красней.
      И хотя говорил он почти влюблено, груди он начал ей мыть так же спокойно, как мыл все остальное, отчего румянец Красавицы сделался еще мучительней. Она чувствовала, как твердеют соски, и была уверена - хотя не видела вокруг себя ничего, кроме мыльной воды - в том, что это не ускользнуло от его внимания, поскольку руки его стали действовать медленнее. Он нежно ткнул во внутренний изгиб бедра.
- Раздвинь-ка ноги, дорогуша, - сказал он.
      Она подчинилась и, стоя по-прежнему на коленях, развела ноги шире, а когда он снова ткнул в бедро рукой еще шире. Сам же он остановился и, вытерев руку о полотенце за поясом, дотронулся до ее паха, так что она содрогнулась.
      Промежность у Красавицы была влажной и наливалась желанием; к ее ужасу рука Леона нашла крохотный твердый узелок, в котором собралась вся невыплеснутая страсть. Девушка невольно отпрянула.
      - Ах. - Он отнял пальцы и, повернувшись, окликнул лорда Грегори.
      - Весьма милый цветочек, вот здесь, - сказал он. - Вы уже видели?
      Красавица стала пунцовой. Глаза ее наполнились слезами. Она бросила все свои силы на то, чтобы не прикрыть руками пах, когда почувствовала, как Леон еще шире раздвигает ее ноги и нежно прикасается к влаге.
      Лорд Грегори мягко рассмеялся.
      - Да, воистину замечательная Принцесса, - сказал он. - Мне следовало следить за ней повнимательней.
      Красавица издала приглушенный вздох стыда, однако жгучее желание между ног не проходило, и пока лорд Грегори говорил, обращаясь к ней, лицо ее болезненно пылало.
      - Большинство наших маленьких принцесс в первые несколько дней слишком напуганы, чтобы выказывать готовность служить, Красавица, - сказал он тем же холодным тоном. - Их еще нужно пробудить и образовать. Но вот я вижу, что ты у нас очень страстная и уже очарована своими хозяевами, и все они хотят тебя учить.
      Красавица пыталась бороться со слезами. Это было еще унизительней, нежели то, что происходило с ней до сих пор.
      Сейчас же лорд Грегори взял ее за подбородок, как брал за подбородок принца Алексия Принц, и заставил ее посмотреть на него.
      - Красавица, это твое огромное достоинство. У тебя нет причин для стеснения. Означает же это только то, что ты должна изучить и другую сторону дисциплины. Как тебе и надлежит, ты уже пробудилась для вожделения твоего хозяина, но ты должна научиться управлять этим желанием, как делают на твоих глазах рабы-мужчины.
- Да, мой господин, - прошептала Красавица.
      Леон удалился и вскорости вернулся с маленьким белым подносом, на котором лежало несколько предметов, видеть которые Красавица не могла.
      К ее ужасу лорд Грегори развел ей ноги и приложил к этому твердому зернышку раздраженной плоти пластырь, который его накрыл, и приклеил. Он быстро разгладил его пальцами, словно не хотел, чтобы Красавица успела получить от этого наслаждение.
      Красавица же только успокоилась, ибо стоило ей ощутить малейшее удовольствие, начать трепетать и краснеть при окончательном избавлении от этой пытки - и плоть ее была бы совершеннейшим образом умерщвлена.
      Но теперь маленький пластырь мучил ее как-то странно. Что же это могло значить.
Лорд Грегори словно прочитал ее мысли.
      - Это предохранит тебя от слишком легкого удовлетворения твоей только что обнаруженной и еще не дисциплинированной страсти, Красавица. Она не будет облегчена. Это просто будет предохранять от, скажем так, случайного разговения до тех пор, пока ты не научишься владеть собой по-настоящему. Я не собирался приступать к столь подробным наставлениям так рано, но теперь скажу: тебе никогда не будет позволено испытать полное наслаждение, разве что по капризу твоего хозяина или хозяйки. Смотри, чтобы никогда, никогда тебя не застали трогающей свои половые органы собственными руками или пытающейся еще более украдкой облегчить явное... страдание.
      "Подходящее выражение", подумала Красавица, "для всей его холодности ко мне".
Однако он сразу же удалился, а Леон уже снова ее купал.
      - Не нужно так бояться и стесняться, - сказал он. - Ты не представляешь себе, какое это огромное преимущество. Научиться испытывать подобное наслаждение очень сложно и гораздо унизительнее. А твоя страсть приводит тебя к расцвету, достигнуть которого иначе невозможно.
      Красавица тихо плакала. Маленький пластырь между ног делал только еще обостреннее сознание рождавшихся там ощущений. И все же руки и голос Леона действовали на нее успокаивающе.
      Наконец он велел ей лечь в ванне, чтобы он смог вымыть ее длинные прекрасные волосы. Она дала теплой воде сомкнуться над собой, подумала о том, что обрела прикрытие, и от этой мысли ей сделалось до боли приятно.
      После ополаскивания и вытирания Красавицу уложили лицом вниз на одну из стоявших здесь же кроватей так, чтобы Леон мог втереть в ее кожу ароматическое масло.
Ощущение было изумительное.
      - А теперь наверняка, - сказал он, массируя ей плечи, - у тебя появились вопросы, которые ты желала бы мне задать. Спрашивай, если хочешь. Не стоит стесняться без веской на то причины. Кроме страхов воображаемых, тебе и так хватит того, чего бояться следует.
      - Так я могу... разговаривать с Вами? - спросила Красавица.
      - Да, - ответил он. - Я твой конюх. В некотором роде я тебе принадлежу. У каждого раба, вне зависимости от того, насколько он или она котируются, нравятся или не нравятся, есть свой конюх, и конюх этот предан данному рабу, его нуждам и желаниям, а также готовит раба для хозяина. Разумеется, будут дни, когда мне придется наказывать тебя, не потому, что мне это нравится, хотя я не могу представить себе наказания более прекрасной рабыни, чем ты, но потому что таковым может быть приказ твоего хозяина. Он может наказать тебя за непослушание или просто-напросто несколькими ударами разогреть тебя для себя. Я же буду делать это только потому, что должен...
- Но Вам... Вам это нравится? - робко спросила Красавица.
      - Трудно сопротивляться такой прелестнице, как ты, - сказал он, втирая масло в тыльную сторону ее рук и ямочки локтей.
- Но я бы с большим удовольствием за тобой ходил и ухаживал.
- Он отложил масло и еще раз прошелся по ее волосам полотенцем, поправив подушку под лицом девушки.
      Было невыразимо приятно лежать здесь, ощущая на себе движения его рук.
      - Но, как я уже говорил, ты можешь задавать мне вопросы только тогда, когда я тебе разрешаю. Запомни, когда разрешаю, а я только что разрешил.
      - Я не знаю, о чем спрашивать, - прошептала она. - Столько вопросов...
      - Ну, наверное, ты уже знаешь, что все наказания здесь устраиваются ради удовольствия хозяев и хозяек...
- Да.
      - И ничто не должно причинить тебе настоящий вред. Тебя никогда не будут ни прижигать, ни резать, ни травмировать, - сказал он.
      - О, это настоящее утешение, - сказала Красавица, хотя сама уже знала об этих ограничениях, никогда не называвшихся вслух. - А остальные рабы? - спросила она. - Они здесь по разным причинам?
      - Их прислали главным образом в качестве наложников, - ответил Леон. - Наша Королева очень могучая и командует многими союзниками. Разумеется, всех наложников хорошо кормят, за ними всегда присматривают, с ними так же хорошо обращаются, как и с тобой.
      - А... а что с ними происходит? - предприняла попытку узнать Красавица. – Ну, то есть, они ведь все такие молодые и...
      - Они возвращаются в свои королевства, когда того желает Королева, к тому же не без явной пользы после службы здесь. Они перестают быть тщеславными, у них вырабатывается умение владеть собой и часто отличное восприятие мира, за счет чего достигается истинное понимание вещей.
      Красавица едва ли могла догадываться о том, что это значит. Леон втер масло в ее израненные икры и нежную кожу под коленями. Девушка засыпала. Ощущение сна становилось все упоительней, и она неохотно ему сопротивлялась, вовсе не склонная позволять этому жжению между ног мучить ее. У Леона были сильные пальцы, даже слишком сильные, и они поднимались к ее бедрам, которые Принц разукрасил ремнем так же, как икры и ягодицы. Она едва заметно терлась о нежную, твердую подстилку. Мысли ее медленно прояснялись.
      - Значит, и меня отправят домой? - спросила она, хотя для нее это не имело никакого значения.
      - Да, только никогда об этом не упоминай и уж конечно никогда не проси. Ты являешься собственностью твоего Принца. Ты его раба целиком и полностью.
- Да, - прошептала она.
      - А просьба об освобождении будет жутчайшим просчетом, - продолжал Леон. - И все же когда-нибудь тебя отпустят домой. С разными рабами заключены разные соглашения. Видишь вот ту принцессу?
      В большой нише в стене, на постели, напоминавшей полку, лежала темноволосая девушка, на которую Красавица уже обращала внимание. У нее была оливкового цвета кожа, более богатая по оттенку, нежели у принца Алексия, тоже смуглого, а волосы такими длинными, что лежали великолепными прядями на ягодицах. Она спала, повернувшись лицом к зале, ее ротик на плоской подушке был слегка приоткрыт.
      - Так вот, это принцесса Евгения, - сказал Леон, - и по договору она должна быть возвращена через два года. Время ее почти истекло, и она убита горем. Она хочет остаться на том условии, что ее продленное рабство освободит двух рабынь от необходимости появляться здесь. Ее королевство, вероятно, пойдет на это, чтобы сберечь еще двух принцесс.
- То есть, она хочет остаться?
      - О да, - ответил Леон. - Она сходит с ума по лорду Уильяму, старшему кузену Королевы, и трепещет от одной только мысли, что ее могут отослать домой. Но есть и другие, которые протестуют.
      - Кто они? - спросила Красавица и, не успел он ответить, добавила, стараясь придать своему тону безразличие: - А принц Алексий тоже один из тех, кто протестует?
      Она почувствовала, как рука Леона движется в направлении ягодиц, и внезапно все эти рубцы и ранки ожили под прикосновениями его пальцев. Масло слегка жгло, пока Леон щедро добавлял его по капелькам, а затем сильные пальцы принялись за работу,
не обращая внимания на красноту плоти. Красавица вздрогнула, но даже у этой боли была своя прелесть. Она ощущала, как ладони ложатся на ее ягодицы, приподнимают их, раздвигают и снова разглаживают. Она зарумянилась при мысли о том, что это проделывает с ней Леон, говоривший до сих пор столь благовоспитанно, и когда его голос зазвучал вновь, она испытала новую разновидность возбуждения. "Конца этому не будет", подумала она, "конца унижению".
      - Принц Алексий фаворит Королевы, - сказал Леон. - Королева не выносит долгой с ним разлуки, и хотя он является образцом хорошего поведения и преданности, по-своему, он все же постоянно сопротивляется.
- Но как такое возможно? - удивилась Красавица.
      - Ах, нужно ведь заботиться о том, чтобы было приятно дамам и господам, - вздохнул Леон. - Однако я бы сказал так: с одной стороны принц Алексий вроде бы подчинил свою волю, как подобает настоящему рабу, но в нем есть некий стержень, до которого никто не может добраться.
      Красавицу его ответ очаровал. Она представила себе принца Алексия, на четвереньках, его сильную спину и линию ягодиц, когда его гоняли взад-вперед по спальне Принца; она подумала о красоте его лица. "Некий стержень, до которого никто не может добраться", размышляла она.
      Однако в это самое мгновение Леон перевернул ее, и, увидев, как он склоняется над ней, такой близкий, она ощутила смущение и прикрыла глаза. Теперь он втирал масло ей в живот и ноги, которые она сжала, попытавшись при этом повернуться на бок.
      - Ты еще ой как привыкнешь к моей помощи, Принцесса, - сказал он. - Ты будешь думать только о том, чтобы тебя почистили в должное время. - И он крепко прижал ее плечи к соломенному тюфяку. Проворные пальцы втирали масло в шею и руки.
      Красавица осторожно открыла глаза и увидела, что он весь ушел в работу. Его тусклый взгляд скользил по ее телу бесстрастно, но увлеченно.
      - А Вы... получаете от этого удовольствие? - прошептала она и была потрясена, услышав, что произносит подобные слова.
      Он вылил на левую ладонь немного масла, поставил бутыль рядом с собой и стал натирать им ее груди, приподнимая их и сминая, как делал с ягодицами. Она вновь прикрыла глаза и закусила губу. Она чувствовала, как он грубо массирует ей соски. Она чуть было не вскрикнула.
      - Тихо, моя дорогая, - как бы, между прочим, сказал он. - У тебя нежные соски, и их следует сделать пожестче. До сих пор твой озабоченный любовью хозяин слишком мало тебя тренировал.
      Красавицу это замечание напугало. Самой ей соски казались твердыми до боли; она знала, что ее лицо сейчас сделалось пунцовым. Возникало ощущение, будто все чувство у нее в груди разбухло и устремилось к этим крохотным тугим сосочкам.
      К счастью, после сильного сжатия Леон все же отпустил ее груди. Но тут он раздвинул ей ноги и стал втирать масло во внутренние изгибы бедер, что оказалось для девушки еще хуже. Она чувствовала, как пульсирует все ее женское естество. Она подумала, замечают ли его руки ее жар.
Она надеялась, что он управится быстро.
      Однако пока она лежала, разрумянившаяся и трепещущая, он еще шире развел в стороны ее ноги и - о ужас! - раздвинул пальцами губки у нее в промежности, как будто собирался проводить осмотр.
      - О, пожалуйста... - шептала она, мотая головой из стороны в сторону; слезы жгли ей глаза.
      - Послушай, Красавица, - нежно укорил он ее, - никогда, ни у кого, ни о чем не проси, даже у твоего верного и преданного конюха. Я должен проверить, не поранена ли ты, а сейчас я вижу, что так оно как раз и есть. Твой Принц был довольно... увлечен.
      Красавица закусила губу и закрыла глаза, пока он раздвигал отверстие и смазывал его. У нее было ощущение, будто ее разрывают на части, и даже крохотный узелок чувства, запрятанный под пластырь, дрожал над отверстием, расширенным пальцами Леона. "Если он до него дотронется, я умру", думала она, но он был достаточно осторожен, чтобы не сделать этого, хотя она чувствовала, как его пальцы проникают в нее и массируют губки влагалища.
      - Бедненькая славная рабыня, - с чувством прошептал он. - Теперь сядь. Будь на то моя воля, ты могла бы отдохнуть. Но лорд Грегори хочет, чтобы ты увидела оставшуюся часть Тренировочного Зала и Зала Наказаний. Разреши я побыстрее закончу с твоими волосами.
      Она начал расчесывать волосы Красавицы и укладывать их в косички на затылке, а она сидела, все еще дрожа, поджав колени и склонив голову.
               
Глава 9
Тренировочный Зал
      Красавица не была уверена в том, что ненавидит лорда Грегори. В его манере приказывать присутствовали нотки утешения. А что было бы, окажись она здесь без человека, который управлял ее действиями столь полновластно? Однако он был явно одержим своими обязанностями.
      Едва заполучив ее из рук Леона, он дважды изящно шлепнул ее лопаткой, после чего велел встать на колени и следовать за ним. Она должна была придерживаться каблука его правого сапога и обращать внимание на все происходящее вокруг.
      - Только ни в коем случае не смотри твоим хозяевам и хозяйкам в лица, не пытайся встретиться с ними взглядами, и чтобы ни звука, - приказал он. - Можешь только мне отвечать.
- Да, мой господин, - прошептала она.
      Каменный пол под ней был очень чист и отполирован, однако от камней болели колени. И все же она следовала за лордом Грегори мимо постелей, на которых "чистили" рабов, мимо кадок, в которых мылись двое юношей; мыли их так же, как мыли ее; их взгляды скользнули по ней с легким любопытством, когда она в свою очередь позволила себе посмотреть на обоих.
"Все красивые", думала она.
      Когда перед ней провели ошеломляюще красивую молодую женщину, она испытала вспышку ревности. Это была девушка с гривой серебристых волос гораздо пышнее и волнистее, нежели у Красавицы, а поскольку передвигалась она тоже на четвереньках, ее огромные роскошные груди выгодным образом отвисали, демонстрируя большие розовые соски. Паж, подгонявший ее лопаткой, выглядел явно увлеченным своей спутницей; он потешался над ее вскриками, вынуждая двигаться быстрее ударами, насмешками и бодрыми командами.
      Лорд Грегори выждал паузу, словно и его увлекло созерцание девушки, пока ту сажали в кадку и раздвигали ноги, как до этого проделывали с Красавицей. Красавица вопреки своей воле снова обратила внимание на ее груди и размер розовых сосков. Бедра у девушки были широкие, и к удивлению Красавицы, опущенная в воду, она уже не кричала по-настоящему. Ее стоны выражали скорее жалобу на лопатку, от которой ей все еще изрядно доставалось.
      Лорд Грегори издал звук, который должен был означать одобрение.
      - Мило, - сказал он так, чтобы его услышала Красавица. - А ведь три месяца назад она была дикой и неприрученной, как лесная нимфа. Превращение просто изумительное.
      Лорд Грегори резко повернул влево и, поскольку Красавица не сразу это заметила, нанес ей звучный шлепок, потом еще.
      - Ну что, Красавица, - сказал лорд Грегори, когда они ступили через порог длинного помещения, - интересно тебе посмотреть на то, как у нас учат выказывать страсть, которую ты явила с такой непринужденностью?
      Красавица знала, что у нее пунцовеют щеки. Она не смогла заставить себя ответить.
      Помещение было скудно освещено соседним камином, однако двери из него открывались в сад. Красавица увидела множество пленников, водруженных на столы, как было с ней самой в Главной Зале, и возле каждого находился паж. И все пажи прилежно трудились, не обращая внимания на крики и суету у других столов.
      Несколько юношей стояли на коленях с завязанными за спиной руками. Их равномерно били тростями, одновременно возбуждая пенисы. Там паж натирал налитый кровью член и орудовал тростью. Здесь двое пажей безжалостно занимались одним принцем.
      Красавица понимала, что происходит, даже без объяснений лорда Грегори. Она видела смятение и муки юных принцев, на их лицах отражалась борьба между желанием сопротивляться и покориться. Ближайший к ней принц стоял на четвереньках, его пенис подвергался медленной пытке. Как только началась порка, он размяк. Тогда порка была прервана, и руки взялись за прежнее, напрягая его.
      Вдоль стен в "позе орла" стояли другие принцы, их щиколотки и запястья были привязаны к кирпичам, а органы приучались к послушанию через прикосновения, поцелуи и посасывания.
      "О, это еще хуже, гораздо хуже", подумала Красавица, однако ее глаза и мозг были слишком заняты их исключительными достоинствами. Она смотрела на округлившиеся ягодицы тех, кого заставили встать на колени; ей нравились их гладкие груди, худая мускулистость их членов, а, пожалуй, больше всего - величие страдания на их красивых лицах. Она снова подумала о принце Алексии, и ей захотелось осыпать его поцелуями. Ей захотелось поцеловать ему веки и соски на его груди; захотелось присосаться к его члену.
      Вот и сейчас она увидела, как одного юного принца поставили на четвереньки и заставили сосать пенис второму. И поскольку проделал он это с величайшим энтузиазмом, то в свою очередь получил тростью от пажа, который явно, как и все прочие, наслаждался мучительной пыткой. Глаза принца были закрыты, при этом он ласкал мощный член напарника, медленно оттягивая его губами, собственные его ягодицы вздрагивали при каждом ударе, а когда несчастный принц, у которого он сосал, казалось, забалансировал на гребне последней волны, сосуна отняли от него, и паж увлек послушного раба к другому напряженному пенису.
      - Здесь, как ты видишь, молодых рабов-принцев учат хорошим манерам, - сказал лорд Грегори. - Чтобы они всегда были готовы для своих хозяев и хозяек. Урок не из легких, но ты его, в общем-то, избежала. Это не значит, что от тебя не требуется готовности; это значит, что ты избежала необходимости вот так ее демонстрировать.
      Он подвел ее к рабыням, трудившимся несколько по-другому. Здесь Красавица увидела хорошенькую рыжеволосую принцессу, ноги которой разводили в стороны два пажа, одновременно массировавшие руками маленькую шишечку у нее в промежности. Ее бедра поднимались и опадали; было видно, что она не владеет своими движениями. Она умоляла, чтобы ее оставили в покое, и как раз когда лицо ее вспыхнуло и создалось впечатление, что вот сейчас она не справится с собой, ее отпустили, удерживая ноги разведенными, так что она горько расплакалась.
      Другую очень симпатичную девушку одновременно шлепал и гладил паж, левая рука которого елозила у нее между ног.
      К ужасу Красавицы, некоторых усадили на фаллосы, вставленные в стену, на которых они теперь дико ерзали сами, а пажи стояли радом и поигрывали безжалостными тросточками.
      - Видишь, каждая рабыня получает простенькие указания. Она должна сама работать на фаллосе до тех пор, пока не достигнет удовлетворения. Только тогда трость остановится, и неважно насколько серьезны увечья. Скоро она научится думать о трости и наслаждении как об одном и том же, чуть позднее - достигать наслаждения вопреки трости. Или, я бы сказал, по команде. Разумеется, хозяева и хозяйки будут редко давать ей возможность подобного удовлетворения.
      Красавица окинула взглядом строй бьющихся тел. Руки девушек были связаны у них над головами, ноги - внизу. Для движений на кожаных фаллосах им было дано очень ограниченное пространство. Они извивались, стараясь изо всех сил изобразить волну, их лица заливали неизбежные слезы. Красавице стало их жалко, хотя сама она изнывала по фаллосу. Она с глубоким стыдом сознавала, что паж с тростью мог бы удовлетворить ее в два счета. Наблюдая за ближайшей к ней принцессой, девушкой с рыжими локонами, она видела, как та, наконец, достигает своей цели: лицо у нее сделалось кроваво-красным, все тело было объято сильнейшей дрожью. Паж бил ее теперь еще отчаяннее. В конце концов, она ослабела, словно устав переживать стыд, и паж подбодрил ее нежным шлепком и отошел. Всюду, куда бы Красавица ни смотрела, она видела ту или иную форму обучения.
      Одну молоденькую девушку, сложившую руки за головой, учили спокойно стоять на коленях и не прикрываться, пока ей гладили половые органы. Другую заставляли собственноручно подносить свои груди пажу, который их сосал, в то время как другой ее обследовал. Уроки выдержки, уроки боли и наслаждения.
      Голоса у пажей были - у кого строгие, у кого нежные; тупые удары тростью слышались повсюду. Всюду в "позе орла" стояли бесконечные девушки, их то и дело пытали, чтобы пробудить и научить чувствовать, если они этого не умели.
      - Но для нашей маленькой Красавицы подобные уроки необязательны, - сказал лорд Грегори. - Она постигла это в совершенстве. Вероятно, ей полезнее заглянуть в Зал Наказаний и посмотреть, как там перевоспитывают непослушных рабов, используя то же самое наслаждение, испытывать которое они научились здесь.
_____________________


Глава 10
Зал Наказаний
      В дверях нового зала лорд Грегори сделал знак одному из пажей, занятых делом.
      - Приведи-ка сюда принцессу Лизетту, - сказал он, слегка повышая голос. - А ты, Красавица, сядь на пятки, заложи руки за голову и смотри, ибо все происходящее будет тебе на пользу.
      По-видимому, несчастную принцессу Лизетту только что привели. Красавица сразу же заметила, что во рту у нее кляп, хотя и довольно незамысловатый. Маленький цилиндр, покрытый кожей и напоминающий по форме собачью кость, был вставлен ей в рот глубоко между зубов, как удила, и было очевидно, что она даже при желании не может вытолкнуть его языком.
      Когда паж, державший ее руки за спиной, сделал знак другому пажу, чтобы тот подхватил девушку за талию и отнес к лорду Грегори, принцесса принялась сердито кричать и лягаться.
      Ее поставили на колени прямо перед Красавицей, черные пряди упали ей на лицо, смуглые груди вздымались.
      - Капризничает, мой господин, - с нескрываемым раздражением сказал паж. - Ей предстояло быть "дичью" во время Охоты в Лабиринте, так она заартачилась и не дала своим дамам и господам поохотиться всласть. Обычный нонсенс.
      Принцесса Лизетта откинула черные волосы за плечи и издала из-под кляпа презрительный рык, удививший Красавицу.
- Дерзкая девчонка, - сказал лорд Грегори.
      Он опустил руку и взял ее за подбородок. Когда она взглянула на него, в ее темных глазах была только злоба. Она так резко отвернулась, что высвободила лицо.
      Паж несколько раз шлепнул ее, однако она не выказала ни малейшего раскаяния. В самом деле, ее маленькие ягодицы выглядели крепенькими.
      - Пополам ее, к наказанию, - сказал лорд Грегори. - Я считаю, настоящее наказание будет как раз то, что надо.
      Принцесса Лизетта издала несколько пронзительных стонов. В них была одновременно и злость и протест. Она явно не ожидала такой развязки. Пока ее несли перед Красавицей и лордом Грегори в Зал Наказаний, пажи быстро прикрепили к ее запястьям и щиколоткам кожаные манжеты, каждая из которых была снабжена металлическим крючком.
      Сопротивляющуюся, ее подняли к здоровенной низкой балке, пересекавшей помещение, прицепили запястья к крюку у нее над головой, после чего подняли ноги и прикрепили щиколотки к тому же крюку. В самом деле, она была теперь сложена пополам. Потом девушку заставили зажать голову икрами, так что Красавица могла ясно видеть ее лицо. Наконец, ее обвязали кожаным ремнем, сильно вжав задранные ноги в торс.
      Однако самым жестоким и устрашающим во всем этом для Красавицы было выставление напоказ интимных частей принцессы, поскольку висела она так, что любой мог видеть ее промежность с розовыми губками и темными волосками вплоть до крохотного коричневого отверстия между ягодиц. И все это как раз под ее пылающим лицом. Красавица не могла даже вообразить себе позы хуже этой, и робко потупилась, то и дело, косясь на девушку, чье подвешенное тело слегка покачивалось от дуновений воздуха под поскрипывание кожаных браслетов на запястьях и щиколотках.
      Однако она была не одинока. Красавица заметила, что всего в каких-нибудь ярдах от нее так же беспомощно и на той же самой балке висят другие сложенные пополам тела.
      Лицо принцессы Лизетты, по-прежнему, заливала краска ярости, однако теперь она была несколько спокойнее и старалась спрятаться за собственными ногами, но стоявший здесь же паж выдвинул ее лицо вперед.
Красавица торопливо взглянула на остальных.
      Недалеко справа точно таким же образом был вздернут юноша. На вид он был очень молод, от силы лет шестнадцати, светлые волнистые волосы на голове и слегка рыжеватые - в паху. Орган его был напряжен, самый кончик блестел, а на всеобщее обозрение была выставлена его мошонка и опять-таки крохотное отверстие ануса.
      Были там и еще, другие принцы и принцессы, однако первые двое привлекли к себе все внимание Красавицы.
      Светленький принц мучительно стонал. Глаза у него были сухими, однако он, видимо, все же сопротивлялся, изворачивался на кожаных наручниках и заставил-таки свое тело, таким образом, слегка повернуться влево.
      Между тем, молодой человек, выглядевший более импозантно, нежели пажи, и иначе одетый в темно-синий бархат, прошел вдоль ряда сложенным пополам и закованных в наручники рабов, словно затем, чтобы проверить у каждого лицо и очертания безжалостно выставленных органов.
      Он отстранил волосы со лба юного принца. Принц застонал. Казалось, он рвется вперед, а этот человек в синем бархате погладил член принца, заставив последнего застонать еще громче и с оттенком мольбы.
      Красавица наклонила голову, но продолжала следить за человеком в бархате, пока он приближался к принцессе Лизетте.
- Упряма, самая трудная, - сказал он лорду Грегори.
      - День и ночь наказания сделают ее послушной, - ответил лорд Грегори.
      Красавицу поразила мысль о том, что можно быть выставленной напоказ так долго и неудобно. Она сразу же поняла, что сделает все, лишь бы не доводить до подобного наказания, и вместе с тем она безумно боялась того, что ее могут подвергнуть ему, несмотря на все старания. Она живо представила себя подвешенной в этом положении и, хотя сжимала губы, не смогла сдержать вздоха.
      Однако к ее удивлению человек в бархате начал гладить промежность принцессы Лизетты маленьким инструментом, покрытым сверкающей черной кожей. Это был трезубец, напоминавший руку, и стоило человеку слегка почесать беззащитную принцессу, как она забилась в своих путах. Красавица сразу же смекнула, что происходит. Розовое достоинство принцессы, пугавшее Красавицу своей незащищенностью, как будто набухало, созревало. Красавица видела, как на нем выступают крохотные капельки влаги.
      Глядя на это, она чувствовала, что ее собственное влагалище созревает таким же образом. Она ощущала пластырь, прилепленный на нежное зернышко, но сейчас он, казалось, не мог предотвратить усиливающийся трепет.
      Как только беззащитная принцесса пробудилась, человек в бархате с ободряющей улыбкой покинул ее и пошел обратно вдоль ряда рабов, снова остановившись, чтобы раззадорить и помучить светленького принца, который, позабыв о гордости и достоинстве, умолял из-под кожаной кости кляпа.
      Находившаяся рядом с ним другая жертва, тоже принцесса, была еще более распутна в своих мольбах об удовлетворении. Влагалище у нее было маленьким, с полными губками, как рот среди зарослей коричневых кудряшек; она извивалась всем телом, ища новых прикосновений господина в бархате, который уже покинул ее и теперь чесал и мучил другую. Лорд Грегори щелкнул пальцами.
      Красавица снова опустилась на четвереньки и последовала за ним.
      - Нужно ли мне говорить, что ты отлично подходишь для такого рода наказаний, Принцесса? - поинтересовался он.
- Нет, мой господин, - прошептала Красавица.
      Она не знала, в его ли это власти наказать ее таким образом ни за что. Она тосковала по Принцу и по тому времени, когда только он владел ею. Она не могла думать ни о чем, кроме Принца. И зачем только она раздражала его своими взглядами на принца Алексия? Стоило ей вспомнить принца Алексия, как ее охватило безнадежное страдание. Но окажись она в объятиях Принца, и она бы думала только о нем. Она жаждала получить от него какое-нибудь нежное наказание.
      - Да, моя дорогая, ты хочешь что-то сказать? - спросил лорд Грегори, однако в тоне его голоса звучала жестокость.
      - Только научите меня, как быть послушной, мой господин, как нравиться, как избежать этой дисциплины.
      - Для начала, моя драгоценная, - сердито сказал он, - перестань так увлекаться рабами и глазеть на них при каждой возможности. Не слишком упивайся всем тем, что я показываю тебе для твоего же устрашения!
Красавица поймала ртом воздух.
- И никогда, никогда больше не думай о принце Алексии.
Красавица покачала головой.
      - Я сделаю, как Вы скажете, мой господин, - с волнением в голосе заверила она.
      - И помни, что Королева не слишком-то довольна страстью своего сына к тебе. Тысяча рабов окружала его с самых юных лет, и ни к кому из них он не привязывался так, как к тебе. Королеве это не нравится.
- Ах, но что же мне делать? - тихо заплакала Красавица.
      - Выказывать полнейшую покорность всем, кто выше тебя, и не делать ничего, что можно было бы принять за бунтарство или отступление от нормы.
- Да, мой господин, - сказала Красавица.
      - Ты ведь знаешь, что я видел, как ты прошлой ночью подглядывала за принцем Алексием. - Он перешел на угрожающий шепот.
      Красавица содрогнулась. Она закусила губку и постаралась не заплакать.
- Я мог бы сразу же сообщить об этом Королеве.
- Да, мой господин. - Она задыхалась.
      - Но ты очень юная и хорошенькая. А за такой проступок тебе обеспечено самое страшное наказание; тебя выслали бы из замка в деревню, и ты едва бы это вынесла...
      Красавица трепетала. "Деревня" - что это могло значить? Однако лорд Грегори продолжал:
      - Ни одного раба Королевы или Кронпринца не престало наказывать столь постыдно, и никого из фаворитов до сих пор туда еще не посылали. - Он сделал глубокий вздох, словно затем, чтобы охладить свою злобу. - А когда тебя обучат, как следует, ты станешь великолепной рабыней. В конце концов, нет причин, почему Принцу не стоит наслаждаться тобой, или еще кому бы то ни было. Я здесь для того, чтобы что-нибудь из тебя сделать, а не смотреть, как ты гибнешь.
      - Вы очень добры и милосердны, мой господин, - прошептала Красавица, однако слово "деревня" оставило неизгладимое впечатление. Если бы она только могла спросить...
      Но тут в дверях появилась молодая дама, она очень спешила, длинные желтые волосы были заплетены в толстые косы, а платье цвета красного вина - отделано горностаем. Прежде чем Красавица успела вспомнить, что нужно опустить взгляд, она увидела даму во весь рост, ее разрумянившиеся щеки и большие карие глаза, скользившие по Зале Наказаний словно в поисках кого-то.
      - О, лорд Грегори, как я рада Вас видеть, - сказала она и ответила на поклон лорда Грегори изящным реверансом.
      Красавица была поражена ее прелестью, но сразу испытала стыд и ощущение собственной уязвимости. Она стала смотреть на серебряные туфельки дамы и кольца, которыми были унизаны пальцы ее правой руки, слегка приподнимавшей юбки.
      - Чем могу Вам служить, леди Джулиана? - осведомился лорд Грегори.
      Красавица ощутила себя покинутой. Она была благодарна даме за то, что та не удостоила ее взглядом, однако... Она была ничто для этой женщины, ходившей в одежде, для этой дамы, свободной делать, что ей заблагорассудится, в то время как Красавица оставалась униженно голой рабыней и могла разве что стоять перед ней на коленях.
      - О, да вот же она, эта мерзавка Лизетта, - сказала дама, и вся веселость исчезла с ее лица, а губы слегка задрожали. Пока она приближалась к замершей в страхе принцессе, на ее щеках алело два пятнышка. - Сегодня она была такой взбалмошной и несносной!
      - Да, и ее за это сурово наказывают, миледи, - сказал лорд Грегори. - Тридцать шесть часов пребывания здесь должны в лучшую сторону повлиять на ее характер.
      Дама сделала несколько изящных шажков вперед и взглянула на открытое влагалище принцессы Лизетты. К удивлению Красавицы, принцесса Лизетта не пыталась спрятать лицо, но, напротив, умоляюще смотрела в глаза дамы. Она издала несколько просящих стонов, что до нее делал висевший рядом принц. Она корчилась на крюке, и ее тело слегка качнулось вперед.
      - Ты плохая девочка, очень плохая, - прошептала дама, словно укоряя малого ребенка. - И меня расстроила. Я подготовила Охоту для развлечения Королевы и выбрала специально тебя.
      Стоны принцессы Лизетты стали еще более настойчивыми. Теперь в ней не ощущалось ни надежды, ни гордости, ни злобы. Лицо ее нахмурилось и порозовело, кляп выглядел просто мучительно, а в огромных глазах, с мольбой обращенных на даму, сверкал огонь.
      - Лорд Грегори, - сказала дама. - Вы должны придумать что-нибудь оригинальное.
      Потом, к ужасу Красавицы, дама изящным движением протянула руку и изощренно ущипнула половые губки принцессы Лизетты с такой силой, что из них выдавилась влага. Затем она ущипнула правую губку и левую в отдельности, и девушка задрожала от боли и осознания своего жалкого положения.
      Между тем, лорд Грегори щелкнул пальцами, обращаясь к господину с железным подобием клешни, и шепнул что-то, чего Красавица не могла расслышать.
- Это усугубит ее наказание.
      Господин принес ведерко с кисточкой, дама отступила в сторону, он вооружился кисточкой и помазал голый пах принцессы Лизетты густым сиропом. Несколько капель упало на пол, и принцесса снова дала знать о своем страдании. Она тихо всхлипывала под кляпом, однако дама лишь невинно ей улыбалась и качала головой.
      - Это привлечет здешних мух, - сказал лорд Грегори, - а если у нас их нет, то будет жутко чесаться, когда засохнет. Весьма неприятно.
      Дама была явно неудовлетворенна. Ее хорошенькое, невинное лицо оставалось, однако, спокойным. Она вздохнула.
      - Полагаю, пока и это сгодится, но я хочу, чтобы ее привязали с раздвинутыми ногами к столбу в саду. А там пусть мухи и всякие мошки находят ее медовые уста. Она этого заслуживает.
      Она повернулась, чтобы выразить лорду Грегори свою благодарность, и Красавицу снова поразил яркий румянец ее щек. Косы ее были убраны крохотными жемчужинами и тонкими нитями синих лент.
      Погрузившись в созерцание всего этого, Красавица вздрогнула, когда поняла, что дама смотрит на нее.
      - Оооо, да это же козочка Принца! - воскликнула она и подалась вперед, а Красавица почувствовала, как рука дамы уже поднимает ее лицо. - Она очаровательна, она воистину прекрасна!
      Красавица закрыла глаза, стараясь унять участившееся дыхание. Она думала, что не вынесет властного прикосновения этой юной дамы. Однако ей не оставалось ничего иного.
      - О, как мне хочется, чтобы она заняла место принцессы Лизетты, это был бы подарок всем, - сказала дама.
      - Но это невозможно, миледи, - ответил лорд Грегори. - Ею владеет Принц. Я не могу дать своего согласия на то, чтобы она участвовала в подобном спектакле.
      - Но мы наверняка ее еще увидим. Она будет бежать по Верховой Тропе?
      - Думаю, вполне вероятно, в свое время, - сказал лорд Грегори. - В своих капризах Принц никому не дает отчета. Но сейчас Вы можете ее осмотреть, если желаете. Нет правил, запрещающих это.
      Он поднял Красавицу за запястья и рукояткой трости подтолкнул ее бедра вперед.
- Открой глаза и опусти их вниз, - шепнул он.
      Красавица не могла смотреть на прелестные ручки дамы, тянущиеся к ней. Однако леди Джулиана коснулась ее грудей, а потом и гладкого живота.
      - Да она вся так светится и буквально переполнена духом нежности.
Лорд Грегори тихо рассмеялся.
- Да, именно так, а уж Вы-то умеете это ценить.
      - Ради такого никого не жалко уволить, - сказала леди Джулиана со скрытым удивлением. Она ущипнула Красавицу за щеку, как щипала половые губки принцессы Лизетты. - О, чего бы я только ни отдала за один час покоя наедине с ней в моих апартаментах.
- В свое время, в свое время, - повторил лорд Грегори.
      - Да, и я держу пари, что она сопротивляется под тростью, так сказать, духом нежности.
- И только духом, - заверил лорд Грегори. - Она послушна.
      - Это я вижу. Ну что ж, девочка моя, я должна с тобой расстаться. Заруби у себя на носике, что ты восхитительна. Как бы я желала растянуть тебя на своих коленях. Я порола бы тебя до самого заката. Ты бы резвилась и бегала от меня по саду.
      Тут она тепло поцеловала Красавицу в губы и ушла так же поспешно, как и появилась - в волнении бархата цвета красного вина и взлетах кос.
      Перед тем, как принять дозу снотворного из рук Леона, она попросила объяснить то, что ей довелось услышать.
      - Что такое "Верховая Тропа", мой господин? - спросила она шепотом. - И "деревня", и что значит быть туда высланной?
      - Никогда не упоминай о деревне, - спокойным тоном предупредил ее Леон. - Это наказание для неисправимых, а ты раба самого Кронпринца. Что же касается Верховой Тропы, то ты довольно скоро сама все узнаешь. Он уложил ее в постель, привязав щиколотки и запястья на некотором от нее отдалении, чтобы она даже во сне не могла к себе прикоснуться.
      - Спи, - сказал он ей, - ибо сегодня вечером тебя захочет Принц.
-----------
Глава 11
Служба в спальне Принца
      Когда Красавицу привели к Принцу, он заканчивал ужинать. Замок бурлил жизнью, в длинных коридорах с высокими сводами горели ярким, неровным пламенем факелы. Принц сидел в своеобразной библиотеке и ел один за узким столом. Несколько министров подносили ему на подпись бумаги, слышалось шарканье их кожаных гамашей по полу да шорох пергаментных свитков.
      Красавица опустилась на колени возле его кресла, прислушиваясь к поскрипыванию пера, и когда уверилась в том, что он не смотрит на нее, подняла глаза.
      Ей показалось, что он весь светится. На нем был синий бархатный сюртук, отделанный серебром и украшенный гербовым щитом над тяжелым шелковым кушаком. Полы плаща были свободно зашнурованы, и под ними Красавица увидела белую рубашку; с таким же восторгом она отметила крепкие мышцы ног в длинных, узких фланелевых бриджах.
      Он взял еще несколько кусочков мяса, и тарелка была поставлена на камни пола для Красавицы. Она принялась торопливо лакать вино, которое он налил ей в чашу, и есть мясо, делая это настолько изящно, насколько возможно без помощи пальцев. Казалось, он наблюдает за ней. Он дал ей ломтиков сыра и фруктов, и она услышала, как он издает звуки удовлетворения. Она вылизала тарелку языком.
      Она бы сделала, что угодно, лишь бы показать, как рада снова быть вместе с ним; тут она вдруг вспомнила, что не поцеловала ему сапоги и тотчас поспешила исправить ошибку. Запах чистой, отполированной кожи показался ей упоительным. Она ощутила на затылке его пальцы и, когда взглянула вверх, он одну за другой скормил ей пригоршню виноградин, поднимаю каждую последующую выше предыдущей, так что Красавице пришлось подниматься за ними с пяток.
      Последнюю виноградину он подбросил в воздух. Красавица устремилась ловить ее ртом, и это ей удалось. Потом она со стыдом опустила голову. Доволен ли он? После всего того, что она повидала за день, он представлялся ей спасителем. Теперь, будучи с ним, она могла плакать от счастья.
      Лорд Грегори хотел, чтобы она ужинала вместе с рабами. Он показал ей залу. Там в два ряда стояли принцы и принцессы, на коленях, с заложенными за спину руками, и ели своими быстрыми маленькими ртами прямо с тарелок, расставленных на низком столике перед ними. Они наклонялись вперед, так что, проходя мимо, она видела ряд воспаленных ягодиц и была шокирована их количеством. Все рабы были похожи, и все же каждое тело отличалось. Принцы показывали себя меньше, если держали ноги вместе, поскольку это скрывало мошонку; девушки же не имели ни малейшей возможности прикрыть свои половые губки. Это возбудило ее.
      Однако Принц захотел, чтобы она сейчас же явилась к нему в спальню. И вот теперь она с ним. Леон уже снял маленький сургуч с ее укромного источника наслаждения, и она почувствовала первое шевеление страсти. Красавица не обращала внимания ни на двигавшихся вокруг слуг, ни на последнего министра, ожидавшего рядом с петицией в руках. Она снова поцеловала сапоги Принца.
      - Уже очень поздно, - сказал принц. - Ты долго отдыхала, и я вижу, что это пошло тебе на пользу.
Красавица ждала.
- Посмотри на меня, - сказал он.
      Подчинившись, она была поражена красотой и свирепостью его черных глаз. Она почувствовала, как в горле перехватило дыхание.
      - Идем, - сказал он, поднимаясь и отпуская министра. - Настало время уроков.
      Он быстрыми шагами направился в сторону своей спальни, а Красавица на четвереньках последовала за ним, обогнала, пока он ждал, что она открыла перед ним дверь, и зашла после него.
      "Если бы я только могла здесь спать, жить", подумала она. И все же ей сделалось страшно, когда она увидела, что он, подбоченясь, поворачивается. Она вспомнила вчерашнюю порку ремнем и вздрогнула.
      Рядом с ним стоял высокий ночной столик, и Принц сунул руку в накрытую сукном шкатулку и извлек нечто, напоминавшее пригоршню медных колокольчиков.
- Иди-ка сюда, моя избалованная умница, - тихо сказал он.
- Скажи, тебе когда-нибудь доводилось прислуживать принцам в спальне, ты их одевала, холила? - спросил он.
      - Нет, мой Принц, - ответила Красавица, спеша к его ногам.
- Встань с колен, - сказал он.
      Она подчинилась, подняв руки за голову, и увидела, что держит он и в самом деле медные колокольчики, каждый из которых был прикреплен к маленькому зажиму на пружинке.
      Не успела она возразить, как он очень осторожно защемил один из них на соске ее правой груди. Он не был тугим и не делал больно; тем не менее, он сдавил сосок, и тот затвердел. Она наблюдала, как он прикрепляет второй к левой груди, а потом машинально сделала глубокий вздох, и колокольчики слабо зазвенели. Они были тяжелыми. Красавица вспыхнула, страстно желая стряхнуть их с себя. Они оттягивали груди, мучительно привлекая к ним ее внимание.
      А он тем временем говорил, чтобы она стояла прямо и расставила ноги. Послушавшись, она увидела, как из шкатулки извлекаются еще два колокольчика. Размером они были с грецкий орех. Жалостливо хныкая, она чувствовала его руки между ног, пока он быстро прицеплял колокольчики к ее половым губкам.
      Казалось, она теперь ощущает те части своего тела, которых прежде не осознавала. Колокольчики коснулись ее бедер. Они тянули губки вниз и сильно сдавливали плоть.
      - Ну же, моя маленькая служанка, это не так уж страшно, - шепнул он и наградил ее поцелуем.
- Если Вам так нравится, мой Принц... - Она запнулась.
- О, это прелестно, - сказал он. - А теперь за работу, моя красавица. Я хочу видеть, как ты работаешь, быстро, но изящно. Чтобы ты все делала правильно и одновременно с выдумкой. В шкафу на крючке ты найдешь мой наплечник из красного бархата и золотой кушак. Скорее принеси их сюда и разложи на постели. Ты будешь меня одевать.
Красавица бросилась исполнять приказание.
      Она стянула одежду с крючков и поспешила обратно, передвигаясь на коленях и неся вещи на руках. Она уложила их в изножье постели и повернулась в ожидании.
      - Теперь раздень меня, - сказал Принц. - И приучайся пользоваться руками только в том случае, если не можешь справиться никак иначе.
      Красавица послушно взялась зубками за кожаную шнуровку сюртука, развязала узел и увидела, как шнуровка начинает расползаться. Принц стащил сюртук через голову и отдал девушке. Он сел на стул возле камина, а она принялась расстегивать множество пуговиц. Казалось, она встречает одно препятствие за другим. Она сознавала его тело, его духи и тепло, и его странную рассеянность. Вскоре она с его помощью сняла рубашку, после чего ей пришлось стягивать длинные бриджи.
      Иногда он ей помогал, но в основном она действовала сама, осторожно беря верхний отворот бархатных сапог зубами и таща руками за каблуки, пока не стаскивала довольно свободно.
      Казалось, она работает уже долго, во всех подробностях изучая его одежду. А теперь она должна была его одеть.
      Она обеими руками держала белую шелковую рубашку, пока она пролезал в нее. И хотя петельки она подгоняла руками, каждую пуговицу она продевала ртом, что весьма ему нравилось, и он ее хвалил.
      Она устала; груди болели от тяжелых медных колокольчиков, вес других она чувствовала между ног, чувствовала сводящие с ума прикосновения к бедрам, и слышала несмолкающий ни на секунду звон. Однако стоило ей закончить - причем, помогая ей, он сам натянул новые сапоги - Принц поднял ее под мышки и поцеловал.
      - Со временем ты научишься работать быстрее. Для тебя будет парой пустяков одеть и раздеть меня, сделать любую мелочь, о какой бы я тебя ни попросил. Ты будешь спать в моих комнатах и следить за всем.
      - Мой Принц, - прошептала она и прижалась к нему грудью, желая его всем сердцем.
      Она поспешно поцеловала его сапоги, и все, что довелось ей увидеть за этот день вновь вернулось, чтобы преследовать ее и дразнить: жестокое наказание принцессы Лизетты, воспитание принцев, и тот, кого она не видела, но не могла забыть, принц Алексий - все это разом всплыло в ее памяти, разжигая страсть и одновременно пугая. О, если бы она только могла теперь спать на половине Принца! И все же когда она думала о рабах-мужчинах, которых повидала в Зале...
      Но тут Принц, словно почувствовав, что мыслями она дальше от него, чем следует, принялся грубо ее целовать.
      Затем он велел ей встать на четвереньки, упереться лбом в пол и повернуться к нему спиной, чтобы он мог рассмотреть ягодицы. Она подчинилась, и звон колокольчиков напомнил ей об обнаженности некоторых ее частей.
- Мой Принц, - прошептала она про себя.
      Она почувствовала в сердце какие-то перемены, понять которые не могла. Обычным был только страх.
      Он приказал ей встать, снова обнял ее и на сей раз, сказал:
- Поцелуй меня так, как хочешь поцеловать.
      Затрепетав от счастья, она поцеловала холодную гладкость его лба, поцеловала темные локоны волос, веки и длинные ресницы. Она поцеловала его в щеки и открытый рот. Его язык скользнул ей между губ, и она так ослабела, что ему пришлось ее поддержать.
      - Мой Принц, мой Принц, - пробормотала она, зная, что уже ослушалась. - Я так всего этого боюсь!
      - Но почему, красавица? Разве теперь тебе не понятно? Разве это не просто?
- О, но как долго я еще буду служить? Всю жизнь?
- Послушай меня. - Он посерьезнел, однако не сердился. Взяв ее за плечи, он взглянул на набухшие груди. Медные колокольчики дрожали от ее дыхания. Она почувствовала его руки между своих ног, а потом его пальцы - внутри, они ласкали, ввинчиваясь вверх, что заставило ее тело изогнуться от наслаждения.
      - Вот все, о чем тебе нужно думать, и это все, чем тебе нужно быть, - сказал он. - В прежней жизни ты была многим: милым личиком, милым голоском, послушной дочкой. Ты сбросила эту кожу, словно плащ, сотканный из грез, и думаешь теперь исключительно об этих частях. - Он потрогал ее половые губки и расширил влагалище. А потом до боли сжал груди. - Теперь вот ты, ты вся. И милое личико, только потому, что это милое личико голой и беззащитной рабыни.
      Словно будучи не в силах сдерживаться, он обнял ее и отнес на ложе.
      - Скоро я буду пить вино с двором, а тебе предстоит мне там прислуживать, демонстрируя всем свою покорность. Но это может подождать...
      - Да, мой Принц, если Вам хочется. - Она выдохнула слова так тихо, что он мог и не услышать.
      Она лежала на украшенном драгоценностями покрывале, и хотя сейчас ноги и ягодицы ее были не такими чувствительными, как прошлой ночью, драгоценные камешки больно кололись.
      Принц подогнул колени и сел на нее верхом, потом раздвинул ей губы пальцами и, показав свой твердый пенис, ввел его ей в рот одним быстрым движением. Она стала его сосать и оттягивать. На самом же деле ей достаточно было просто беспомощно лежать на спине, ибо он сам делал мощные толчки, проникая в нее; она прикрыла глаза, ощущая душистый аромат волос у него в паху и солоноватость кожи, а пенис все тыкался в спинку горла, до крови натирая ей губы.
      Она стонала в такт его движениям, а когда он внезапно выдернулся из нее, поймала ртом воздух и потянулась обнять Принца. Но он уже лег на нее во весь рост, развел ноги и сорвал медные колокольчики. При этом ее половым губкам стало больно.
      Он вторгся в нее. Она почувствовала взрыв наслаждения, ее спина изогнулась настолько, что приподняла и его вес. Ее тело насквозь пропиталось наслаждением. Она задвигала бедрами почти с хрустом, а Принц, кончая, вошел в нее несколькими жестокими толчками и замер, опустошенный.
      Казалось, она дремала. А потом она услышала, как он говорит кому-то, находившемуся здесь же:
      - Забери ее, вымой и укрась. И пришли ко мне в кабинет наверх.
--------
Глава 12
Служанка
      Красавица не могла поверить в то, что судьба так неблагосклонна к ней. При входе в кабинет она увидела очаровательную леди Джулиану, игравшую в шахматы с Принцем; за различными шахматными столиками сидели и другие прекрасные дамы, среди которых было и несколько господ, включая старика с белыми волосами, спадавшими ему на плечи.
      К чему нужна была эта леди Джулиана с ее легкомысленными жестами и весельем? Сегодня ее толстые косы были убраны малиновой лентой, груди красиво очерчивались под бархатным платьем, а в воздухе уже звенел ее смех в ответ на какие-то остроты, которые нашептывал ей на ушко Принц.
      Красавица не знала, что и чувствовать. Ревность? Или это было не более чем обычное унижение?
      Леон же украсил Красавицу так безжалостно, что уж лучше бы она оставалась просто голой.
      Сначала Леон соскреб всю сперму, оставленную Принцем, потом заплел по одному толстому пучку волос Красавицы с каждой стороны и скрепил получившиеся косы булавками, оставив остальные волосы свободными. Затем он прицепил к ее соскам украшенные драгоценными камнями зажимы, только на сей раз, они соединялись между собой двумя тонкими золотыми цепочками наподобие ожерелья.
      Зажимы причиняли боль, а цепочки раскачивались, как колокольчики, при каждом вздохе Красавицы. Она пришла в ужас, поняв, что и это еще не все.
      Быстрые, изящные пальцы Леона проверили ее пупок, потом втерли в него какую-то пасту, на которую он налепил сверкающую брошь - искусно обработанный драгоценный камень в обрамлении жемчужин. Красавица глубоко вздохнула. У нее было такое чувство, как будто кто-то давит в этом месте, пытаясь войти в нее, словно пупок превратился во влагалище. Ощущение не ослабевало. Она чувствовала это и сейчас.
      Затем ее уши нужно было увешать тяжелыми драгоценностями на тугих золотых зажимах, так что они при ходьбе задевали ее шею, и уж конечно, половые губки никак не могли избежать таких же украшений. На руки были надеты браслеты в виде змей, опять-таки усыпанные драгоценными камнями манжеты стянули ей запястья, так что в результате у нее возникло только еще более обостренное ощущение наготы. Украшенная и нагая. Это вводило в заблуждение. Вокруг ее шеи встал, наконец, жесткий воротничок с бриллиантами, а на левую щеку был прилеплен драгоценный камешек, символизировавший родинку.
      Все это вызывало в ней бурю негодования. Она хотела отряхнуться и представляла себе блеск драгоценностей. Она как будто даже видела их краешком глаза. Но она не на шутку перепугалась, когда Леон запрокинул ей голову и прикрепил к краешку ноздри аккуратненькое золотое колечко. Ободок прокалывал ее не сильно, ровно настолько, чтобы не отвалиться, однако она чуть было не заплакала, ибо ей на самом деле так хотелось отряхнуться, сбросить всю эту мишуру, хотя Леон только и знал, что нахваливал.
      - Эх, когда мне дают по-настоящему красивую модель, я могу показать, на что способен, - вздохнул он.
      Он прошелся гребнем по ее волосам и сообщил, что она готова.
      И вот теперь она на четвереньках вошла в эту просторную сумеречную гостиную и поспешила к Принцу, сразу же принявшись целовать его сапоги.
      Принц не отрывал взгляда от шахматного столика, а приветствовала Красавицу - к жгучему стыду последней - как раз таки леди Джулиана.
      - О, уж не та ли это лапочка, до чего же она прелестна! Встань с колен, моя любимая, - сказала она задорным, беззаботным голосом, откидывая за спину одну из своих кос.
      Она потрогала рукой горло Красавицы, проверяя драгоценное ожерелье. Казалось, ее пальцы вызывают трепет во всем теле Красавицы, однако она даже украдкой не пыталась заглянуть в лицо молодой женщины.
      "Ну почему я не сижу на ее месте, изысканно одетая, свободная и гордая?", подумала Красавица. "Что же это такое произошло со мной, отчего я должна становиться перед ней на колени и терпеть обращение, позорное для человеческого существа? Я ведь принцесса!". Тут она вспомнила обо всех прочих принцах и принцессах и поняла, что глупит. "Бывают ли и у них такие же мысли?". Эта женщина мучила ее больше других.
Однако леди Джулиана была неудовлетворенна.
      - Встань-ка, моя дорогая, чтобы я могла посмотреть на тебя, и не заставляй меня повторять, что нужно поднять руки за голову и расставить ноги.
      Красавица услышала позади себя смех и, как кто-то заметил, что, мол, да, у рабыни Принца подходящее имя. Вдруг осознав, что, кроме нее, в комнате нет рабов, Красавица почувствовала себя только еще более покинутой.
      Она закрыла глаза, как уже делала прежде, когда леди Джулиана обследовала ее. Она ощутила руки леди на своих бедрах; потом ее ущипнули за ягодицы. "О, почему она не может оставить меня в покое, неужели она не знает, как я страдаю?", подумала Красавица и из-под опущенных век увидела устремленный на нее сияющий взгляд леди.
      - А каково мнение о ней Ее Высочества? - осведомилась леди Джулиана с неподдельным любопытством, глядя на Принца, по-прежнему, погруженного в размышления.
      - Она не одобряет, - буркнул Принц. - Обвиняет меня в излишней страстности.
      Красавица, стоя в позе ожидания, старалась не терять присутствия духа. Вокруг она слышала смех и болтовню. Она слышала громкий голос старика и то, как какая-то женщина говорит, что девушка Принца должна подать вино, ах нет, ну тогда, может быть, они все смогут на нее взглянуть?
      "А то они меня не видели", подумала Красавица. Разве может быть еще хуже, чем в Главной Зале, и что, если она прольет вино?
      - Красавица, подойди к столику и возьми кувшин. Подавай осторожно и красиво, а потом возвращайся ко мне, - сказал Принц, снова не глядя на нее.
      Красавица двинулась среди теней к столику в поисках золотого кувшина. Она уловила фруктовый аромат вина и повернулась к первому столику, ощущая всю свою неловкость и непривлекательность. "Обычная служанка, рабыня", резанула сознание мысль, еще более пронзительная, чем тогда, когда ее выставляли на обозрение толпы.
      Дрожащими руками она стала медленно разливать вино по бокалам, видя сквозь пелену перед глазами улыбки и слыша шепот похвал. Некоторые мужчины и женщины высокомерно не обращали на нее внимания. Один раз ее шокировал щипок за попку, и она чуть не задохнулась от последовавшего за этим всеобщего хохота.
      Наклоняясь над столиками, она ощущала наготу своего живота и видела мерцание цепочек, прицепленным к соскам. Любой даже самый обычный жест заставлял ее с еще большей остротой переживать безнадежность своего положения.
      Она отошла от последнего столика, от мужчины, который сидел, опираясь на подлокотник кресла, и улыбался ей.
      Потом она наполняла бокал леди Джулианы и видела этот сверкающий взгляд больших глаз, устремленный на нее.
      - Мила, мила, о, как бы я хотела, чтобы Вы обладали ей не столь рьяно, - сказала леди Джулиана. - Поставь кувшин, дорогая моя, и подойди ко мне.
      Красавица послушалась и вернулась к креслу леди. Заметив, что леди щелкнула пальцами и указала на пол, Красавица покраснела. Она опустилась на колени и, охваченная странным секундным порывом, поцеловала туфельки женщины.
      Произошло это как-то медленно. Она поняла, что склонилась над туфельками, и вот она уже страстно прижимается к ним губами.
      - Ах, какая прелесть! - сказала леди Джулиана. - Позвольте мне провести с ней хоть часок.
      Красавица почувствовала на затылке руку женщины; рука поласкала ее, потом собрала волосы в хвост сзади и нежно их погладила. На глаза Красавицы навернулись слезы. "Я - ничто", подумала она. И тут снова возникло это осознание произошедшей в ней некой перемены, какого-то тихого отчаяния, и только сердце учащенно билось.
      - Да я бы даже сюда никогда ее не пустил, - сказал Принц, понизив голос, - не прикажи этого мать, мол, пусть с ней обращаются, как с прочими рабынями, и пусть другие тоже находят в ней удовольствие. Будь на то моя воля, я посадил бы ее на цепь, приковав к столбику кровати. Я бил бы ее. Я бы следил за каждой слезинкой, за каждым изменением цвета.
      У Красавицы было такое чувство, как будто ее сердце превратилось в кулачок, который все быстрее и быстрее стучит у нее в горле.
- Я сделал бы ее своей женой, даже...
- Ах, на Вас нашло сумасшествие!
      - Да, - ответил Принц, - и она тому виной. А остальные что, слепы?
      - Нет, конечно же, нет, - сказала Джулиана. - Она очаровательна. Но ведь Вы же знаете, что каждый ищет свою любовь.
Вам бы хотелось, чтобы и все точно так же сходили по ней с ума?
- Нет. - Он покачал головой.
      И не отрывая глаз от шахматного столика, он потянулся к грудям Красавицы, приподнял их и помял, заставив девушку вздрогнуть.
Внезапно все поднялись со своих мест. Заскрипели по камню отодвигаемые кресла; все собрание застыло в поклоне.
Красавица повернулась.
      В комнату вошла Королева. Красавица заметила, что на ней длинное, зеленое платье, шитый золотом кушак на бедрах и легкая белая шаль, спускавшаяся по спине до самого подола и едва скрывавшая волосы сзади. Красавица опустилась на четвереньках еще ниже, не зная, что нужно делать. Лоб ее коснулся каменного пола, и она затаила дыхание. Вместе с тем она видела, что Королева приближается. Королева остановилась прямо напротив ее.
      - Можете все садиться, - сказала Королева. - Возвращайтесь к играм. А ты, мой сын, как ты поживаешь с этой новой страстью?
Принц явно не знал, что ответить.
- Подними-ка ее и покажи мне, - велела Королева.
      И Красавица поняла, что ее поднимают за запястья. Она поспешно встала, руки ее были сразу же заведены за спину, спина оказалась мучительно выгнута дугой, а сама девушка уже стояла на цыпочках и стонала. Ей казалось, что зажимы рвут соски, а драгоценности между ног открывают ее. Под украшением в пупке она почувствовала биение сердца; стучало оно и в мочках сдавленных ушей и в веках.
      Смотрела она в пол, однако видела лишь мерцание цепи и что-то большое и неясное в том месте, где стояла Королева.
      Неожиданно рука Королевы сжала грудь Красавицы с такой силой, что последняя вскрикнула и тотчас почувствовала сильные пальцы пажа на своем рту.
      Она в панике застонала. Ощутила, как побежали из глаз слезы. Пальцы пажа жгли ей щеку. Не сознавая, что делает, она стала сопротивляться.
      - Но-но, Красавица, - шепнул Принц. - Не слишком же ты расположена к моей матушке.
      Красавица попыталась успокоиться, однако паж еще только грубее подтолкнул ее вперед.
      - Она вовсе не так уж и плоха, - заметила Королева, и Красавица почувствовала иронию в ее голосе, ее бессердечие. Что бы ни делал с ней Принц, она не ощущала в нем столь явной жестокости.
      - Просто она меня боится, - сказала Королева. - Хотела бы я, чтобы и ты побольше меня боялся, сын мой.
      - Мама, будь к ней добра, пожалуйста, прошу тебя, - ответил Принц. - Позволь мне держать ее в своих покоях и самому дрессировать. Не отсылай ее сегодня обратно в Зал Рабов.
      Красавица старалась сдержать крик. Казалось, рука пажа на ее губах только мешает ей в этом.
      - Сын мой, пусть сперва докажет свою покорность, а там посмотрим, - сказала Королева. - Завтра вечером - Верховая Тропа.
- Но мама, еще слишком рано.
      - Озноб будет ей на пользу; он сделает ее уступчивой, - сказала Королева.
      И повернувшись с широким жестом, от которого ожил и упал позади нее шлейф платья, Королева покинула гостиную.
Паж отпустил Красавицу.
      Принц сразу же схватил ее за запястья и вывел в коридор. Леди Джулиана последовала за ним.
      Королева уже ушла. Рассерженный Принц вел Красавицу впереди себя. Всхлипы девушки эхом отдавались в темных сводчатых потолках.
      - О, дорогая, милая, восхитительная бедняжка, - причитала леди Джулиана.
      Наконец, они достигли апартаментов Принца, и Красавицу расстроило то, с какой легкостью леди Джулиана входит в спальню Принца.
      "Неужели чувство приличия и сдержанность чужды им и среди своих", подумала Красавица. "Или они унижены друг другом так же, как унижены мы?".
      Однако скоро она поняла, что это всего лишь кабинет Принца и вокруг стоят пажи. Дверь осталась открытой.
      Теперь леди Джулиана забрала Красавицу у Принца. Ее холодные ладони заставили Красавицу опуститься на колени перед креслом, в которое она села.
      Затем откуда-то из-под складок своего платья леди извлекла длинную узкую щетку на серебряной рукоятке и принялась любовно расчесывать волосы Красавицы.
      - Это тебя успокоит, моя очаровательная бедняжка, - сказала она. - Не пугайся так.
      Красавица стала всхлипывать по-новому. Она ненавидела эту хорошенькую леди. Она хотела бы уничтожить ее. Она мысленно свирепела и в то же самое мгновение хотела прильнуть к ней, выплакаться у нее на груди. Она подумала о друзьях, которыми располагала при дворе отца, об ожидании своих дам, о том, сколько же раз они с легкостью привязывались друг к дружке, и сама захотела отдаться той же привязанности. От расчесывания волос у нее по всей голове и рукам началось покалывание. А когда левая рука леди накрыла ее груди и нежно их пошлепала, она почувствовала, что беззащитна. Рот ее приоткрылся, она повернулась к леди Джулиане и побеждено уткнулась лбом ей в колено.
      - Бедняжка, миленькая моя, - сказала леди. - Однако Верховая Тропа не так уж и страшна. Потом ты будешь благодарна за то, что с тобой сурово обошлись с самого начала, ибо это тем скорее тебя смягчит.
"Знакомые настроения", подумала Красавица.
      - Возможно, - продолжала леди Джулиана, ритмично поглаживая щеткой, - я буду скакать рядом с тобой.
Что бы это могло значить?
А потом Принц сказал:
- Уведи ее обратно в Залу.
Без объяснений, без слов прощанья, без нежности!
      Красавица развернулась и устремилась к нему на четвереньках, чтобы запечатлеть пламенные поцелуи на его сапогах. Она все целовала и целовала их, уповая неизвестно на что, может быть, на одно единственное, но настоящее объятие с его стороны, на что-нибудь, что бы уменьшило ее страхи перед Верховой Тропой.
      Принц долго сносил ее поцелуи, потом поднял и повернул к леди Джулиане, которая соединила руки Красавицы у нее за спиной.
- Будь послушна, прелестница, - сказала она.
      - Хорошо, ты поскачешь рядом с ней, - согласился Принц. - Только уже сделай из этого представление поинтересней.
      - Разумеется, мне самой доставит удовольствие позабавиться с ней, - ответила леди Джулиана. - Вам обоим будет от этого только лучше. Она рабыня, а все рабыни мечтают о твердой хозяйке и хозяине. Если они не могут быть свободными, то не хотят и противоречить. Я буду с ней весьма строга, но всегда любя.
      - Уведи ее обратно в Залу, - повторил Принц. - Мать не позволит мне оставить ее здесь.
______________________
Глава 13
Верховая Тропа
      Едва успев открыть глаза после сна, Красавица ощутила, что в замке царит какое-то новое возбуждение.
      Блиставшие повсюду факелы озаряли Зал Рабов, а принцы и принцессы подвергались тщательным приготовлениям. Волосы принцесс расчесывались и украшались цветами. Принцев натирали маслом, а их жесткие кудри расчесывались так же скрупулезно, как и у юных женщин.
      Однако Красавицу в спешке поднял с постели Леон, выглядевший на редкость возбужденным.
      - Сегодня Праздничная Ночь, Красавица, - сказал он. - Я дал тебе поспать подольше. Теперь нам нужно поторапливаться.
- Праздничная Ночь, - прошептала она.
Однако ее уже уложили на стол для "чистки".
      Он сразу же разделил ее волосы и стал заплетать их в косы. Она почувствовала спиной воздух и возненавидела его; она поняла, что Леон взялся за косички очень высоко на затылке, так что в результате она будет еще больше похожа на девочку, чем леди Джулиана. С обеих сторон в волосы был вплетен длинные черный ремешок из кожи с латунными колокольчиками на концах. Когда Леон отпустил косы, они тяжело упали на грудь Красавицы, а спина оказалась открыта, как и лицо.
      - Очаровательно, очаровательно, - задумчиво проговорил Леон с видом обычного удовлетворения. - Но теперь еще сапожки.
      Обув ее в пару высоких кожаных сапожек черного цвета, он велел ей стоять смирно, а сам наклонился и туго зашнуровал их у нее на голенях, после чего разгладил кожу вокруг щиколоток, пока она не стала обегать ногу, как перчатка.
      Только подняв ногу, Красавица сообразила, что каждый сапожок на мыске и каблуке снабжен подковой. Отвороты же были твердыми и прочными, так что ничто не могло причинить боль ее пальчикам.
      - Но что происходит, что это за Верховая Тропа? - в волнении спросила она.
      - Тссс, - только и ответил Леон, пощипывая и разминая ей груди, чтобы придать им, как он выразился, "побольше цвета".
      Потом он маслом навел глянец на веки и ресницы Красавицы, подвел красным губы и соски. Красавица инстинктивно отпрянула, однако его прикосновения были уверенными и быстрыми, так что он даже не обратил на нее внимания.
      Однако больше всего ее смущало собственное тело, холодное и уязвимое. Она почувствовала свои икры, затянутые в кожаные ножны, а все остальное представлялось ей хуже, чем просто обнаженным. Это было ужаснее любого мелкого украшения.
      - Что должно произойти? - снова спросила она, однако Леон уже согнул ее над краем стола и теперь энергично намазывал ягодицы.
      - Зажило неплохо, - сказал он. - Видимо, Принц вчера догадался, что сегодня тебе предстоит бежать и пощадил.
      Красавица чувствовала, как его сильные руки мнут ее плоть, и испугалась. Значит, ее будут шлепать, но они всегда это делали. Или это произойдет в присутствии многих других?
      Каждый унизительный шлепок, полученный ею прежде на глазах посторонних, дорого ей стоил, хотя теперь она знала, что ради Принца вынесет любое количество ударов тростью. Однако, по-настоящему сильной, основательной трепки на потребу посторонних ей не задавали с момента приезда на постоялый двор у дороги, когда дочка Трактирщика выпорола ее на виду у солдат и простолюдинов, торчавших в окнах.
      "Этого не миновать", подумала она. И картина двора, наблюдающего за поркой как за своеобразным ритуалом, заставила ее испытать любопытство, очень скоро сменившееся паникой. "Господин мой, скажи..."
      Среди обступавшей ее толпы она увидела других девушек в сапожках и с заплетенными в косы волосами. Итак, она была не одна. Были там и принцы, тоже обутые в сапоги.
      По зале на четвереньках двигалась горстка юных принцев, изо всех сил чистивших сапоги: израненные ягодицы, на шеях - кожаные шнуры, к которым прикреплены надписи, прочесть которые Красавица не смогла. Теперь, когда Леон снова поставил ее на ноги и нанес последние штрихи на губы и ресницы, один из принцев стал полировать ей сапожки, хотя сам горько плакал. Краснее его ягодиц трудно было себе вообразить. Она увидела надпись у него на шее, гласившую "Я в опале", мелкими буквами.
      Подошел паж и звучно хлестнул принца ремнем, подгоняя дальше.
      Однако у Красавицы не было времени подумать об этом. Леон прицепил к ее соскам ненавистные латунные колокольчики.
      Она инстинктивно содрогнулась, однако они держались крепко. Леон велел ей сложить руки за спиной.
      - Теперь вперед и маршем, высоко поднимая колени, - сказал он.
      Начала она неловко, подчиняясь через силу, но тут заметила, что все принцессы вокруг маршируют, чуть ли не весело, а их груди изящно покачиваются по мере того, как они выходят в коридор.
      Она заспешила, с трудом пытаясь поднимать тяжелые сапоги и при этом сохранять внешнее приличие, но потом она попала в ритм. Леон шел рядом.
      - Что ж, дорогая, - сказал он. - В первый раз всегда трудно. Праздничная Ночь всегда пугает. Я думал, что поначалу тебе поручат задания попроще, однако Королева заказала тебя специально для Верховой Тропы, а гнать тебя будет леди Джулиана.
- Ах, но что...
      - Тссс, или я заткну тебя кляпом, что весьма не понравится Королеве, да и твой ротик будет выглядеть отвратительно.
      Теперь все девушки оказались в длинной комнате, и через узкие окна вдоль одной стены Красавица увидела сад.
      В сумрачной листве деревьев коптили факелы, отбрасывая неровный свет на сучья. Шеренга девушек выстроилась как раз напротив окон, и теперь Красавица смогла увидеть больше из того, что происходило за ними. Стоял громкий гул от множества беседующих и смеющихся людей. Потом Красавицу потрясло зрелище рабов, расставленных по всему саду и подвергавшихся различным пыткам.
      То здесь, то там на высоких столбах застыли в мучительно искривленных позах принцы и принцессы, щиколотки привязаны к столбам, плечи наклонены над их верхушками. Они казались не более чем орнаментом, свет факелов сверкал на их вывернутых членах, волосы принцесс свободно спадали на спины. Сами они видели одно только небо, тогда как все присутствующие могли в свое удовольствие рассматривать их как причудливые арабески.
      И повсюду под ними прохаживались дамы и господа - то мелькнет при свете длинный вышитый плащ, то островерхая шляпка с воздушной вуалью. В саду были сотни гостей, и куда бы ни бросала взгляд Красавица, столики уходили аж в самую гущу деревьев.
      Изящно украшенные рабыни ходили по саду с кувшинами в руках, к их грудям были прилажены золотые цепочки, напряженные органы принцев украшали золотые кольца. Они торопливо наполняли кубки и передавали тарелки с яствами; как и в Главной Зале, здесь тоже звучала музыка. Очередь девушек впереди Красавицы пришла в движение. Красавица услышала, как одна девушка заплакала, а конюх стал утешать ее, однако большинство оставались послушными. То здесь то там конюх втирал еще масла в округлые ягодицы или нашептывал что-то на ушко принцессе, отчего ощущение грядущей опасности у Красавицы только обострилось. Ей не хотелось смотреть в сад; он слишком пугал ее, однако она не могла совладать с собой. И всякий раз она видела что-нибудь новое и ужасное. Высоченная стена слева была украшена рабами, застывшими в "позе орла". Привязаны рабы были и к огромным колесам телеги для раздачи; они переворачивались вверх ногами по мере того, как телега двигалась вперед.
- А что будет с нами? - прошептала Красавица.
      Девушка из очереди впереди нее, которую никак не могли успокоить, висела теперь за щиколотку на руке могучего пажа, торопливо ее наказывавшего. У Красавицы перехватило дыхание при виде того, как несчастную порют, а косы ее при этом волочатся по полу.
      - Шшш, так ей будет только лучше, - заметил Леон. - Это истощит ее страх и силы. Так что на Верховой Тропе она почувствует себя гораздо свободнее.
- Но скажите мне...
      - Тихо. Сначала ты увидишь других и все поймешь, а по мере приближения твоей очереди я буду давать тебе указания. Помни, что это необычная ночь великих торжеств, но Королева будет среди зрителей. И Принц рассердится, если ты подведешь его.
      Красавица снова обратила свой взор на сад. Огромная телега с дымящейся пищей укатилась, и девушка впервые увидела в отдалении фонтан. Здесь тоже были связанные по рукам рабы, стоявшие по колено в воде, окружая центральный столб, бурлящий поток из которого лился прямо на них. Их тела сверкали под водой.
      Конюх, стоявший рядом с девушкой впереди Красавицы, тихо рассмеялся и сказал, что кому-то не посчастливилось пропустить Праздничную Ночь, но это ее собственная ошибка.
      - Разумеется, - согласился Леон, когда конюх оглянулся на него. - Они говорят о принцессе Лизетте, - объяснил он Красавице, - которая все еще находится в Зале Наказаний и наверняка проклинает судьбу за то, что не может разделить всеобщего возбуждения.
      Не разделить всеобщего возбуждения? Несмотря на свой страх, Красавица кивнула, словно это было вполне естественно. На нее снизошло успокоение, в котором она услышала стук собственного сердца и ощутила свое тело так, как будто время познания его было теперь неограниченно. Она почувствовала ножны кожаных сапожек, услышала цоканье подков по камням, ощутила шеей и животом прохладный воздух. Она подумала: "Да, это я, и я тоже не желаю этого упускать. И все же в душе я восстаю; почему я восстаю?"
      - Я презираю этого жалкого лорда Герхардта, почему он должен меня гнать? - тихо спросила стоявшая впереди девушка.
Конюх что-то ответил ей, и она засмеялась.
      - Но он такой нерасторопный, - сказала она. - Смакует каждое мгновение. А я люблю бежать! - Конюх прыснул. Она продолжала: - А что я со всего этого имею? Какие-то жалкие шлепки? Я могла бы получить их, просто сорвавшись и убежав...
- Тебе хочется всего! - сказал конюх.
      - А чего хочется Вам? Только не говорите, будто Вам не нравится, когда я покрыта рубцами и чуть не пузырюсь!
      Конюх опять засмеялся. Он был невысок ростом, с живым лицом, руки держал за спиной, хотя каштановые волосы спадали ему на глаза.
      - Дорогая моя, в тебе мне нравится все, - сказал он. - И лорду Герхардту тоже. А теперь успокой чем-нибудь любимицу Леона, она так напугана.
      Девушка повернулась, и Красавица увидела ее нахальное личико, глаза, слегка раскосые, как у Королевы, но только меньше и без жестокости во взгляде. Она улыбнулась маленькими алыми губами.
      - Не бойся, Красавица, - проговорила она. - Но только тебе не нужно моего утешения. У тебя есть Принц. А у меня - один лишь лорд Герхардт.
      По саду прошелестел смех. Теперь музыканты играли громко, бренча на лютнях и стуча по тамбуринам, а потом Красавица отчетливо услышала приближающееся громкое улюлюканье. Мимо окон промчался всадник, плащ стелился за ним по ветру, а серебряная с золотом сбруя прочертила в воздухе ослепительную молнию.
- Ну, наконец-то, - сказала девушка впереди Красавицы. Собирались и другие всадники, выстраиваясь в линию вдоль стены, чем совсем загородили от Красавицы вид сада. Она не смела поднять на них глаза, но все-таки подняла и увидела, что это великолепные дамы и господа, каждый держал вожжи в левой руке, а в правой - длинную прямоугольную лопатку черного цвета.
      - А теперь в комнату, - сказал лорд Грегори, и рабы, ждавшие в длинной очереди, были введены в следующую комнату, где они оказались стоящими прямо перед дверью, выходившей в сад.
      Красавица увидела, что первым в шеренге стоит юный принц, а лошадь под всадником бьет копытом грязь перед аркой.
Леон слегка отодвинул Красавицу в сторону.
- Так тебе будет лучше видно, - сказал он.
И она увидела, как принц сцепляет руки за шеей и делает шаг вперед.
      Прозвучала труба, отвлекая внимание Красавицы, у которой перехватило дыхание.
      Толпа за аркой закричала. Юный раб был вытолкнут наружу и тотчас же встречен черной кожаной лопаткой верхового.
Раб сразу же бросился бежать.
      Господин на лошади скакал точно рядом с ним, а звук лопатки был громким и отчетливым, тогда как ропот толпы усиливался, смешиваясь с тихим серебристым смехом.
      Красавица была ошеломлена, видя, как две фигуры вместе исчезают вдали. "Я так не смогу, не смогу", подумала она. "Меня не заставят побежать. Я упаду. Я упаду на землю и прикроюсь. Быть привязанной, связанной на виду у такого множества людей казалось ужасным, но это просто невозможно.
      Но второй всадник уже занял свое место, и неожиданно вперед устремилась юная принцесса. Лопатка попала куда следует, и принцесса, вскрикнув, побежала по Верховой Тропе с отчаянной быстротой, а не желавший отставать всадник неистово шлепал ее.
      Не успела Красавица отвести взгляда, как уже следующий раб бежал изо всех сил, и глаза ее застлала пелена, когда она увидела впереди вереницу тусклых факелов, обозначавших тропу, которая, казалось, уходит все дальше и дальше среди деревьев, вдоль бесконечной перспективы дам и господ.
      - Теперь, Красавица, ты видишь, что требуется, и не плачь. Будешь плакать, будет хуже. Думай о том, чтобы бежать быстро, держа руки за головой. Заложи их туда сразу. Колени поднимай высоко и старайся не извиваться, чтобы избежать лопатки. Она настигнет тебя, что бы ты ни делала, но я предупреждаю: неважно, сколько бы раз я это ни говорил, ты увидишь, что пытаешься убежать от нее. Это уловка, но только не теряй изящества.
Побежал новый раб, а потом еще один.
      Плакавшая ранее девушка снова была перевернута кверху попкой и получала хорошую взбучку.
      - Жуть какая, - сказала принцесса впереди Красавицы. - Сейчас ей зададут дрозда.
      Неожиданно между Красавицей и аркой осталось всего три раба.
- О, но я же не могу... - крикнула она Леону.
      - Глупости, моя дорогая, придерживайся тропы. Она будет медленно перед тобой развертываться, ты будешь заранее видеть очередной поворот и остановишься, только если увидишь, что остановился раб впереди тебя. Иногда вы останавливаетесь, потому что, минуя Королеву, рабы должны задерживаться и получать либо похвалу, либо приговор. Находится она в большом павильоне справа от тебя, но только не смотри на нее, когда будешь снаружи, иначе лопатка застигнет тебя врасплох.
- О, пожалуйста, я упаду в обморок, я не могу, не могу...
      - Красавица, Красавица, - сказала хорошенькая принцесса впереди нее. - Просто делай то же, что и я.
      И Красавица с ужасом осознала, что, кроме этой девушки, впереди нее никого нет.
      Но тут перед ней поставили ту, которую только что пороли, и вывели на улицу к поджидавшей ее лопатке. Девушка была вне себя, она всхлипывала, однако держала руки за шеей, и вскоре она уже бежала рядом со своим смеющимся всадником, высоким
юным господином, поднимавшим руку после каждого удара.
      Внезапно откуда ни возьмись, появился другой всадник, пожилой лорд Герхардт, и Красавица в страхе увидела, как хорошенькая принцесса выскакивает навстречу первым ударам и бежит рядом с ним, грациозно поднимая колени. Однако к ее недовольству лошадь лорда передвигалась ужасно быстро, а лопатка была громкой и безжалостной.
      Красавицу подвели к порожку перед выходом в сад. Первый раз она глядела на истинную необъятность двора, на дюжины и дюжины столов, расставленных по зеленому фону и в большом количестве, по лежащему за ним лесу. Повсюду были слуги и нагие рабы. Сад был раза в три огромнее, чем она предполагала, выглядывая в окна.
      Ее охватил страх от осознания своей ничтожности. Неожиданно она оказалась покинутой, лишенной и имени и души. "Что я теперь", подумала бы она, если бы могла думать. Как в страшном сне она увидела лица тех, кто сидел за ближайшими столиками, дам и господ, повернувшихся так, чтобы лучше видеть Верховую Тропу, а справа виднелись очертания павильона Королевы, накрытый балдахином и украшенный гирляндами цветов.
      У нее перехватило дыхание, а когда она взглянула вверх и увидела великолепную фигуру леди Джулианы на коне, глаза ее наполнились слезами благодарности за то, что это именно она, хотя она прекрасно отдавала себе отчет в том, что леди Джулиана, исполняя порученное ей, будет шлепать Красавицу только еще сильнее.
      Восхитительные косы леди Джулианы были убраны тем же серебром, что пронизывал тонкой нитью ее изящное платье. Она казалась созданной для того дамского седла, в котором сидела; рукоятка лопатки была пристегнута к ее запястью. Она улыбалась.
      Времени ни на рассматривания, ни на размышления больше не было. Красавица бежала вперед, слыша хруст Верховой Тропы под подковками на сапогах и топот копыт сбоку.
      И хотя она предполагала, что вынести подобную деградацию невозможно, вскоре первая затрещина настигла ее голые ягодицы. Она была такой сильной, что девушка чуть не потеряла равновесие. Жгучая боль распространилась по телу горячим пламенем, и Красавица осознала, что мчится вперед.
      Грохот копыт оглушал ее. Лопатка раз за разом догоняла ее, почти поднимая над землей и побуждая нестись дальше. Она заметила, что громко кричит сквозь стиснутые зубы, слезы застилали от нее факелы, точно отмечавшие путь впереди. И она бежала, бежала быстро, навстречу обступавшим ее деревьям, будучи не в состоянии уклониться от лопатки.
      Происходило все так, как и предупреждал ее Леон; лопатка била ее снова и снова, и всякий раз возникало отвратительное удивление, поскольку Красавица инстинктивно пыталась ее обогнать. Она чувствовала запах коня, а когда широко открывала глаза и ловила ртом воздух, видела по обеим сторонам от себя факелы и обильно накрытые к ужину столы. Дамы и господа пили, ели, смеялись, может быть, оглядывались на нее, она не знала, она всхлипывала и отчаянно убегала от ударов, которые делались все сильнее и сильнее.
      "О, пожалуйста, пожалуйста, леди Джулиана", хотела крикнуть она, но не отваживалась просить о милосердии. Тропа сделала поворот, и, следуя по ней, она видела бесконечное множество пирующих дворян и неясно впереди - фигуру всадника и рабыни, значительно ее опережавших.
Горло у нее горело не меньше, чем израненная плоть.
      - Быстрее, Красавица, быстрее, и колени поднимай повыше, - пела леди Джулиана сквозь ветер. – Да получше, моя дорогая.
      И снова вспышка боли, и еще одна. Лопатка настигла ее бедра сильным, подбрасывающим шлепком и подняла ягодицы, как совком.
      Открыв рот, Красавица издала крик, ибо не могла сдержать его, и вскоре услышала собственные бессловесные мольбы так же отчетливо, как конские копыта, втаптывающие золу.
      Горло ее сжалось, даже пятки пылали, но ничто не причиняло такой боли, как быстрые, сильные шлепки.
      Казалось, леди Джулианой овладел некий злой гений. Она настигала Красавицу то с одного, то с другого угла, снова подбрасывая ее ударами, сильным шлепком и еще тремя-четырьмя подряд.
      Тропа опять сделала поворот, и далеко впереди Красавица увидела стены замка. Теперь они возвращались. Скоро они достигнут павильона Королевы под навесом.
      Красавица почувствовала, что задыхается, однако милостивая леди Джулиана замедлила бег коня, как сделали и всадники впереди. Красавица бежала уже не так быстро, но колени поднимала по-прежнему высоко и ощущала растекающееся по всему телу облегчение. Она слышала свои приглушенные всхлипы, чувствовала, как по щекам скатываются слезы, и все же странное ощущение сбивало ее с толку.
      Ей вдруг сделалось спокойно. Она была в недоумении. Так же вдруг она перестала испытывать возмущение, хотя необходимость возмущаться подстрекала ее. Быть может, она просто устала. Однако она знала, что является всего лишь голой рабыней при дворе и что с ней могут сделать все, что угодно. Сотни дам и господ с интересом наблюдали за ней. Для них это было все равно, ведь она была лишь одной из многих, и все это проделывалось уже тысячу раз, и будет происходить снова, а она должна стараться изо всех сил, чтобы не оказаться привязанной к балке в Зале Наказаний, страдая вовсе не ради удовольствия кого бы то ни было.
      - Поднимай колени, моя ненаглядная, - напомнила ей леди Джулиана, поскольку теперь они двигались медленно. - О, если бы ты только видела, какая ты изумительная и как ты все замечательно сделала.
      Красавица вскинула голову. Она почувствовала, как тяжелые косы упали ей на спину, и когда вдруг лопатка ударила ее, она заметила, что вовсе не спешит. Словно это странное расслабление сделало мягким все ее тело. Не это ли они имели в виду, когда говорили, что боль смягчит ее? И все же ее пугала эта расслабленность, эта отрешенность... отрешенность ли? Она не знала. Сейчас она забыла о своем достоинстве. Она увидела себя такой, какой должна была видеть ее леди Джулиана, и эта картина заставила ее приободриться, она снова вскинула голову и гордо выпятила груди.
- Вот так, мило, мило, - воскликнула леди Джулиана.
Остальные всадники уже скрылись.
      Конь поскакал с прежней прытью, лопатка снова больно ударила Красавицу и погнала ее между теснившихся столиков. Толпа становилась гуще, замок приближался, и неожиданно они остановились у павильона.
      Леди Джулиана повернула скакуна в сторону, и легкими ударами поставила Красавицу рядом с собой.
      Красавица не поднимала глаз, однако видела длинные гирлянды цветов, сумрачно-белый балдахин, мягко вспучивающийся на ветру, и множество фигур, сидящих за перилами павильона, украшенными фестонами.
      Казалось, пламя пожирает ее тело. Она не могла перевести дух, а потом услыхала разговор наверху, ледяной голос Королевы и смех остальных. Горло ее болело, ягодицы мучительно пульсировали. Леди Джулиана шепнула:
      - Ты ей понравилась, Красавица, теперь быстрее поцелуй мой сапог, упади на колени и поцелуй землю перед павильоном. И делай все это с чувством, моя девочка.
      Красавица подчинилась без колебания, и, словно то была вода, омывавшая ее, она снова ощутила это спокойствие, это чувство, а чувство чего, собственно? Облегчения? Смирения?
      "Ничто меня не спасет", подумала она. Все звуки вокруг нее смешались в шум. Ягодицы ее как будто пылали от боли, и она представила себе, как от них исходит яркое свечение.
      И вот она уже снова на ногах, а сильный удар отсылает ее, кричащую, в темное подземелье замка.
      Повсюду на бочках лежали рабы, их израненные тела были наскоро сполоснуты холодной водой. Красавица ощутила, как вода омывает ее обескоженную плоть, после чего последовало нежное вытирание.
Леон сразу же поднял ее на ноги.
      - Все замечательно, ты понравилась Королеве. Вид у тебя был великолепный. Ты рождена для Верховой Тропы.
      - А Принц... - прошептала Красавица. Она почувствовала головокружение и ошибочно вообразила принца Алексия.
      - Сегодня он не для тебя, милая, он занят тысячью развлечений. А тебя поместят туда, где ты сможешь служить и отдыхать, поскольку напряжения Верховой Тропы за одну ночь для новичка вполне достаточно.
      Он распустил ей косы и расчесал волосы волнами. Теперь она дышала глубоко и ровно. Она склонилась лбом ему на грудь.
- У меня и в самом деле получилось изящно?
      - Неоценимо красиво, - прошептал он. - Леди Джулиана основательно в тебя влюбилась.
      Однако теперь он велел ей встать на колени и следовать за ним.
      Она вдруг снова оказалась в ночи, в теплой траве, среди окружавшей ее толпы. Она увидела ножки столов, подобранные платья, руки, двигающиеся в тени. Рядом раздался смех, и она обнаружила перед собой длинный банкетный стол, уставленный сладостями, фруктами и пирожными. Прислуживали за ним два принца, а по обоим концам стояли две декоративные колонны, к которым были прилажены две рабыни - руки подняты над головой, ноги в цепях и слегка раздвинуты.
      При приближении Красавицы одну девушку тут же убрали, и она заняла ее место, стоя твердо и упираясь головой и припухшими ягодицами в колонну.
      Она видела вокруг себя весь праздник, видела, даже не поднимая век; она чувствовала, что связана крепко-накрепко, что не может пошевельнуться и что это не имеет значения. Худшее было позади.
      Даже когда один из господ остановился напротив, улыбнулся ей и ущипнул за соски, она осталась безразличной. Она удивилась, когда увидела, что латунные колокольчики сняты. Она так устала, что не заметила, когда это произошло.
      Леон по-прежнему был рядом, около ее уха, и она уже собиралась было спросить, сколько ей еще тут стоять, когда отчетливо увидела перед собой принца Алексия.
      Он был таким же прекрасным, каким она его помнила, каштановые волосы повторяли ложбинки его красивого лица, нежные карие глаза были устремлены на нее. Губы его растянулись в легкой улыбке, тогда как сам он потянулся к столу и передал свой кувшин одному из виночерпиев, стоявших наготове.
      Красавица украдкой косилась краешком глаза. Она видела его толстый твердый член и окружавшие его пышные волосы. Образ пажа, Феликса, сосущего его, наполнил ее неожиданной страстью.
      Должно быть, она застонала или пошевельнулась, поскольку принц Алексий, взглянув на маячивший в отдалении павильон, прежде чем наклониться над столом за какой-то сладостью, вдруг поцеловал Красавицу в ушко, отталкивая при этом Леона в сторону так, словно тот был полным ничтожеством.
      - Веди себя, как следует, дерзкий принц, - сказал Леон вовсе не игриво.
      - Завтра вечером я увижу тебя, моя дорогая, - с улыбкой прошептал принц Алексий.- И не бойся Королевы, поскольку с тобой буду я.
      Ротик Красавицы задрожал на грани крика, но принц уже ушел, и теперь Леон снова приблизился к ее ушку и, подставляя ладонь, прошептал:
      - Завтра вечером ты несколько часов пробудешь с Королевой в ее апартаментах.
- О нет, нет... - вскрикнула Красавица, мотая головой.
      - Не будь дурочкой. Это очень хорошо. Лучшего ты не можешь и пожелать. - Говоря так, он просунул руку ей между ног и нежно пощипал губки.
Она ощутила, как теплеет в этом месте.
      - Я был в павильоне, пока ты бежала. Королева, сама того не желая, оказалась под впечатлением, - продолжал он. - А Принц сказал, что ты всегда демонстрировала такую стать и дух. Он опять попросил за тебя, мол, чтобы Королева не осуждала его страсть. Потом он согласился не видеть тебя сегодня вечером, но чтобы перед ним прошествовала дюжина или около того новых принцесс.
- Не говорите мне больше! - тихо вскрикнула Красавица.
      - Нет, но разве ты не видишь, что Королева была тобой очарована, и он понял это. Она внимательно следила за тобой, пока ты бежала, и с нетерпением ждала, когда ты, наконец, подойдешь к павильону. И никто иной как она сказала, что, возможно, сама вкусит твоих прелестей, чтобы проверить, так ли ты избалована и тщеславна, как она предполагала. Ты будешь в ее покоях завтра вечером после ужина.
      Красавица тихо плакала, слишком безжизненная, чтобы ответить.
      - Но, Красавица, это великая привилегия. Здесь есть рабы, которые служат годами, а Королева до сих пор не заметила их. У тебя будет замечательная возможность очаровать ее. А ты сможешь, моя дорогая, сможешь, иного не дано. На этот раз Принц оказался на высоте. Он не стал мучить себя этим зрелищем.
      - Но она-то что будет со мной делать! - захныкала Красавица. - А принц Алексий, он увидит все? О, что же она сделает?
      - О, без сомнения, она поиграет с тобой как с игрушкой и только. А вот тебе нужно будет постараться понравиться ей.
__________________
Глава 14
Спальня Королевы
  Прошла уже половина ночи, когда явилась Королева. Красавица дремала, то и дело просыпаясь и обнаруживая, что по-прежнему, словно в страшном сне, посажана на цепь в богато украшенной спальне. Она была прикована к стене, ноги - в кожаных манжетах, кисти рук - над головой, ягодицы прижаты к холодному камню за спиной.
      Поначалу камень казался ей даже приятным. Иногда она изворачивалась, давая воздуху доступ к ссадинам. Разумеется, те места, где кожа была содрана, зажили после вчерашнего испытания на Верховой Тропе, однако она все еще страдала и знала, что сегодня ночью ей уготована новая пытка.
      Отнюдь не последним фактором, однако, была ее собственная страсть. Что же такое пробудил в ней Принц, что она после одной лишь ночи без удовлетворения обуреваема столь развратными чувствами? Сначала шевеление между ног прогнало от нее сон в Зале Рабов, и вот теперь, стоя в ожидании, она снова ощущала его.
      Сама комната была погружена во мрак и ничем не прерываемую тишину. Дюжины толстых свечей горели в тяжелых позолоченных канделябрах, воск стекал ручейками сквозь золотые узоры. Постель с гобеленовой драпировкой казалась зияющей пещерой.
      Красавица закрыла глаза. Снова их открыла. И когда вновь оказалась на краю сна, то услышала, как открываются тяжелые двойные двери, и вдруг увидела, что в воздухе перед ней материализуется высокая, стройная фигура Королевы.
      Королева вышла на середину ковра. Ее длинное бархатное платье облепляло охваченные кушаком бедра, чтобы потом расшириться и накрыть ее черные остроносые туфли. Она посмотрела на Красавицу узкими, черными глазами, раскосость которых придавала ей выражение жестокости, а потом улыбнулась, отчего на бледных ее щеках появились ямочки, хотя за мгновение до того они казались твердыми, как белый фарфор.
      Красавица сразу же опустила глаза. Остолбенев, она украдкой наблюдала за тем, как Королева отходит от нее и садится за витиевато украшенный туалетный столик спиной к высокому зеркалу.
      Мановением руки она отослала дам, стоявших в дверях. Только одна фигура осталась на месте, и Красавица, не решаясь посмотреть, уже знала, что это принц Алексий.
      Итак, ее мучительница пришла, подумала Красавица. Сердце ее билось в висках, уже больше похожее на грохот, чем на пульс; она почувствовала, что путы удерживают ее в беспомощном положении, так что она не в состоянии защитить себя от кого и от чего бы то ни было. Груди отяжелели, влага между ног страшно возбуждала ее. Не обнаружит ли это Королева, чтобы использовать как повод для наказания?
      И все же страх смешивался в ней с ощущением собственной беспомощности, которое охватило ее накануне вечером и так и не проходило. Она знала, какое должна производить впечатление, она боялась, но ничего не могла поделать и соглашалась с этим.
      Быть может, это приятие - новая сила. А ей нужна вся сила, ибо она была наедине с женщиной, не любившей ее. Без слов, она пробудила воспоминание о любви Принца, о страстных прикосновениях и теплых похвалах леди Джулианы, даже о ласковых руках Леона.
      Но это была Королева, Королева могучая и властная, которая правила всеми и не испытывала по отношению к ней ничего, кроме холодности и восхищения.
      Сама того не желая, она затрепетала. Пульсация между ног, казалось, ослабла, чтобы постепенно возобновиться с еще большей силой. Королева наверняка смотрела на нее в этот момент. Королева могла заставить ее страдать. И никто этого не увидит, ни Принц, ни двор, никто.
Только принц Алексий.
      Теперь она видела его, он выступил из тени, нагое тело изумительных пропорций, смуглая золотистая кожа делала его похожим на полированную статую.
      - Вина, - сказала Королева. И он уже шел, чтобы налить ей.
      Он опустился возле нее на колени, вручил ей двуручную чашу, и пока она пила, Красавица, подняв взор, видела, что принц Алексий смотрит прямо на нее.
      Она была так перепугана, что едва дышала. Его большие карие глаза были полны той же нежной любовью, которую он выказал ей вчера, когда прислуживал за столом. Не успела Красавица в страхе отвернуться, как он сложил губы в немой улыбке.
      Испытывал ли он к ней любовь, настоящую любовь, даже страсть, какую испытала по отношению к нему она, когда впервые увидела? О, как же ей вдруг захотелось прикоснуться к нему, почувствовать хотя бы на мгновение его шелковистую кожу, твердую грудь, эти темные соски розового цвета. Как прелестно смотрелись они на этой плоской груди, крохотные бугорки, столь немужские, что придавали всему его облику черты ранимой женственности! Интересно, как наказывает его Королева? Оказывались ли они, так же сдавлены и украшены, как и ее собственные?
Они были пикантны, это сосочки.
      Однако пульсация между ног предостерегла ее, и усилием воли она заставила себя не двинуть бедрами.
- Раздень меня, - сказала Королева.
      Из-под полуприкрытых век Красавица наблюдала, как принц Алексий умело и искусно выполняет приказ.
      Какой же она была неловкой два дня назад, и с каким терпением отнесся к ней Принц!
      Он пользовался руками, но редко. Первой его обязанностью было зубами открыть крючки на платье Королевы, что он и сделал, быстро подобрав материю, упавшую вокруг ее щиколоток.
      Красавица была удивлена при виде полных белых грудей Королевы, голых под тонкой кружевной сорочкой. А потом принц Алексий снял богато украшенную накидку из белого шелка, чем обнаружил поток черных волнистых прядей Королевы, спадавших ей на плечи.
Он унес одежду.
      Затем он вернулся, чтобы зубами снять с ног Королевы туфельки. Прежде чем убрать их, он поцеловал ее голые ступни, потом вернулся с прозрачной ночной рубашкой, отделанной белыми кружевами; материя цвета сливок лоснилась. Она была очень свободной и расходилась тысячью складок.
      Королева поднялась, принц Алексий стянул с нее сорочку и, выпрямившись в полный рост, через голову надел на Королеву ночную рубашку. Она просунула руки в широкие рукава с глубокими складками, и наряд упал на нее, как колокол.
      А потом, обратясь спиной к Красавице, принц Алексий, снова на коленях, завязал дюжину белых бантиков, закрыв наряд спереди до самого подола над босыми ступнями Королевы.
      Когда он нагнулся над последним, рука Королевы лениво поиграла его каштановыми волосами, а Красавица обнаружила, что смотрит на покрасневшие ягодицы юноши, явно недавно подвергшегося наказанию. Его бедра, его крепкие, упругие икры - все это распаляло ее.
      - Откинь полог над постелью, - велела Королева. - И подведи ко мне эту.
      Собственный пульс оглушил Красавицу. Ей как будто надавили на уши, на горло. И все же она слышала, как раздвигаются драпировки. Она увидела, как Королева откидывается на покрывало среди шелковых подушек. Теперь, когда волосы ее были распущены, Королева выглядела моложе; она смотрела на Красавицу, и лицо ее было нетронуто возрастом. Глаза были безмятежны, словно их нарисовали у нее на лице финифтью.
      Потом с ненавистным удовольствием Красавица увидела перед собой принца Алексия. Он как бы стер образ грозной Королевы. Он наклонился, чтобы освободить ее щиколотки, и девушка почувствовала осторожную ласку его пальцев. Когда он снова выпрямился перед ней, подняв руки, освобождая ее запястья, она уловила аромат, исходивший от его волос и кожи; было в нем что-то необычайно сочное. Несмотря на всю твердость, правильность его строения, Красавице он представлялся неким пряным яством; она обнаружила, что смотрит прямо ему в глаза. Он улыбнулся и коснулся губами ее лба, и они украдкой прижимались к ее лбу до тех пор, пока не были полностью освобождены запястья, и уже только он держал их.
      Он мягким толчком заставил ее встать на колени и указал на ложе.
- Нет, ты просто ее принеси, - сказала Королева.
      Принц Алексий поднял Красавицу, перебросил через плечо с легкостью пажа или самого Принца, когда тот забирал ее из отцовского замка.
      Тело его показалось ей горячим, и, повисшая на спине, она смело поцеловала его раненные ягодицы.
      Потом ее уложили на постель, и она поняла, что находится рядом с Королевой и смотрит ей в глаза снизу вверх, а Королева, приподнявшись на локте, рассматривает ее сверху вниз.
      Дыхание Красавицы участилось. Королева казалась ей просто огромной. Сейчас она была очень похожа на Принца, только Королева, как всегда, казалась бесконечно холоднее. И все же было в ее губах что-то такое, что некогда, вероятно, называлось сладостью. У нее были тонкие брови, твердый подбородок, а когда она улыбалась, на щеках возникали ямочки. Ее лицо напоминало сердце.
      Волнуясь, Красавица закрыла глаза и прикусила губу с такой силой, что чуть ни поранилась.
      - Посмотри на меня, - сказала Королева. - Я хочу видеть твои глаза, естественно. И больше никакой скромности, поняла?
- Да, Ваше Высочество, - ответила Красавица.
      Она подумала о том, не слышит ли Королева биение ее сердца. Постель под ней была мягкой, подушки тоже, и прежде чем послушно снова посмотреть в глаза Королеве, она обнаружила, что косится на большие груди последней с темными кружками сосков под рубашкой.
Ее пронзил шок, собравшийся в узел в животе.
      Королева просто изучала ее, погруженная в свои мысли. Ее зубы между приоткрывшихся губ были совершенно белы, а глаза, раскосые, длинные, были насквозь черны и не обнаруживали ничего.
      - Сядь здесь, Алексий, - сказала Королева, не отворачиваясь от нее.
      Красавица увидела, что он занимает положение в изножье постели, сложив руки на груди и уперевшись спиной в столбик кровати.
      - Игрушечка, - понизив голос, обратилась Королева к Красавице. - Теперь мне понятно, отчего леди Джулиана так восторгается тобой.
      Она провела ладонью по лицу Красавицы, по щекам, по векам. Ущипнула за губы. Она отвела назад ее волосы, а потом шлепком сбила груди Красавицы вправо и снова влево.
      У Красавицы задрожал рот, однако она не проронила ни звука. Она по-прежнему держала руки по бокам. Королева была подобна свету, грозившему ослепить ее.
      Если бы эта мысль пришла ей в голову, здесь, возле Королевы, ею овладела бы паника.
      Ладонь Королевы двигалась по ее животу и бедрам. Она ущипнула ее за бедра, а потом, за заднюю часть ног у самых икр. Вопреки своей воле Красавица ощущала зуд всюду, где ее трогали, словно в самой руке заключалась некая страшная сила. Внезапно она воспылала ненавистью к Королеве, такой, какую она не испытывала даже по отношению к леди Джулиане.
      Но тут Королева принялась медленно обследовать соски Красавицы. Пальцы правой руки Королевы выкручивали каждый сосок то в одну, то в другую сторону, проверяя нежную кожу вокруг них. Дыхание Красавицы стало неровным, и она почувствовала влагу между ног, как будто она нечаянно раздавила виноградную гроздь.
      Казалось, Королева огромна, гораздо больше ее, и сильна, как мужчина, а может, подобное ощущение возникало оттого, что сопротивляться Королеве было немыслимо? Красавица попыталась вернуть себе спокойствие, думать о том состоянии облегчения, которое она пережила на Верховой Тропе, но не сумела. Все было слишком хрупко. Теперь уже не осталось ничего.
      - Посмотри на меня, - снова велела ей Королева нежным голосом, и Красавица, подняв глаза, поняла, что плачет.
- Раздвинь ноги, - приказала Королева.
      Красавица тотчас же подчинилась. "Сейчас она увидит", подумала девушка. "Получится так же плохо, как с лордом Грегори. И принц Алексий увидит".
Королева рассмеялась.
      - Я сказала "раздвинь ноги", - повторила она, и больно шлепнула Красавицу по бедрам.
      Красавица развела ноги шире и почувствовала, что получается непристойно. Когда ее колени были прижаты к покрывалу по обе стороны от тела, она подумала, что не вынесет позора. Она глядела в колодец потолка над постелью и понимала, что Королева открывает ее женское достоинство, как до нее проделывал Леон. Красавица подавила крик. А принц Алексий был свидетелем всего этого. Она вспомнила его поцелуи, улыбки. Свет в комнате мерцал, и девушка почувствовала, что сама дрожит, в то время как пальцы Королевы ощущали влагу этого потайного, выставленного напоказ местечка, играя с половыми губками Красавицы, поглаживая волосы и, в конце концов, лениво дергая за маленький локон, словно дразня.
      Королева, видимо, обоими большими пальцами буквально вывернула Красавицу. Девушка пыталась не двигать бедрами. Ей хотелось вскочить и убежать, как несчастная принцесса в Тренировочном Зале, не вынесшая подобного обследования. И все-таки она не сопротивлялась; она хныкала, но слабо и неуверенно.
Королева приказала ей перевернуться.
      Благословенное укрытие, теперь она сможет спрятать лицо в подушки!
      Однако теперь эти холодные, властные ладони играли с ее ягодицами, открывали их, трогали анус. "О, пожалуйста!", в отчаянии думала она, зная, что ее плечи дрожат от безмолвного плача. "О, это ужасно, ужасно!".
С Принцем она, наконец, узнала, что от нее требуется.
      На Верховой Тропе ей, наконец, сказали, чего от нее хотят. Но чего хотела от нее эта безнравственная Королева: чтобы она страдала, чтобы раболепствовала, чтобы предлагала себя или просто терпела? Эта женщина презирала ее!
      Королева массировала ее тело, тыкала его, словно проверяя на полноту, мягкость и упругость. Таким же образом она проверила бедра Красавицы, а потом так широко развела ей колени и отвела их назад, что бедра девушки приподнялись, а сама она почувствовала, как будто сидит на корточках вверх ногами, растопырившись на покрывале, выпятив промежность, свисая, ягодицы наверняка раздвинуты так, что она напоминает спелый фрукт.
      Ладонь Королевы оказалась под ее женским достоинством, словно взвешивая его, ощущая округлость и тяжесть губок, пощипывая их.
      - Прогни спину, - сказала Королева - И подними ягодицы, кошечка, кошечка-окошечко.
      Красавица подчинилась, и глаза ее наполнились слезами стыда. Тяжело дыша, она сильно дрожала и вопреки своей воле чувствовала, как пальцы Королевы управляют ее страстью, выжимая пламя, так что оно жгло еще жарче. Разумеется, срамные губки Красавицы надулись и пустили сок, как бы ожесточенно она с этим ни боролась!
      Она не хотела ничего давать этой проклятой женщине, этой ведьме, а не Королеве. Принцу она бы уступила; лорду Грегори, безымянным и безликим дамам и господам, осыпавшим ее похвалами, но этой женщине, которая презирала ее..!
      Однако Королева уже села на кровати рядом с Красавицей, поспешно подняла девушку, как будто та была безвольной куклой, и уложила себе на колени лицом от принца Алексия, подставив его испытующему взгляду только ягодицы.
      Красавица издала громкий стон, ее груди терлись о покрывало, а промежность пульсировала в бедро Королевы. Она словно превратилась в игрушку в руках Королевы.
      Да, точно как кукла, только живая, умеющая дышать и страдать. Она представляла, что думает о ней принц Алексий.
      Королева приподняла ее волосы. Провела пальцем вдоль спины до кончика позвоночника.
      - Все ритуалы, - сказала Королева тихим голосом, - Верховая Тропа, столбы в саду, колеса, а потом еще Охота в Лабиринте и все прочие умные игры придуманы для моего удовольствия, но могу ли я сказать, что знаю раба до тех пор, пока не допускаю с рабом такой вот интимности, интимности раба, лежащего у меня на коленях в ожидании наказания? Скажи мне, Алексий. Должна ли я отшлепать ее ладонью, чтобы только поддержать эту интимность? Чувствовать эту уязвимую плоть, ее жар, и смотреть, как она меняет цвет? Не прибегнуть ли мне к помощи серебряного зеркальца или одной из дюжины тростей, великолепно подходящих для этой цели? Что предпочитаешь ты, Алексий, когда ложишься мне на колени? На что ты надеешься, даже когда плачешь?
      - Вы можете отбить себе руку, если будете ее шлепать, - последовал спокойный ответ принца Алексия. – Позвольте, я принесу Вам серебряное зеркальце?
      - Но ты не ответил на мой вопрос, - заметила Королева. - А зеркальце принеси. Я не стану ее им шлепать. В нем я буду видеть ее лицо, пока шлепаю.
      Сквозь туман Красавица видела, как принц Алексий идет к туалетному столику. А потом перед ней, вдавленное в шелковую подушку, оказалось зеркальце, установленное так, что она могла отчетливо видеть в нем гладкое белое лицо Королевы. Темные глаза испугали ее.
      "Ничего ей не покажу", в отчаянии подумала Красавица, закрывая глаза, отчего слезы устремились по щекам.
      - Да, есть что-то высшее в открытой ладони, - говорила между тем Королева, массируя левой рукой шею Красавицы.
      Она подвела ее под груди девушки и, прижав их плотнее, друг к дружке, коснулась длинными пальцами обоих сосков.
      - Разве не шлепала я тебя ладонью не хуже любого мужчины, Алексий?
      - Совершенно верно, Ваше Высочество, - мягко отозвался тот. Он снова был позади Красавицы. Вероятно, он занял свой пост возле столбика.
- Теперь соедини руки на пояснице и не убирай, - сказала Королева.
И она наложила ладонь на ягодицы Красавицы точно так же, как накладывала на груди.
- И подтверди мои приказы, принцесса.
      - Да, Ваше Высочество, - попыталась ответить Красавица, однако со стыдом обнаружила, что голос ее прерывается всхлипами, и она трепещет, пытаясь их унять.
- И будь потише, - резко сказала Королева.
      Королева начала ее шлепать. Сильные удары один за другим обрушивались на ее ягодицы, и она уже не помнила, была ли трость больнее. Она старалась не шевелиться, молчать, не показывать ничего, ничего, повторяя в уме это слово, однако чувствовала, что корчится.
      Было так, как сказал касательно Верховой Тропы Леон; ты всегда сопротивляешься, как будто можешь ускользнуть от лопатки, извиваешься. И она вдруг услышала, что кричит взахлеб под обжигающими шлепками. Ладонь Королевы казалась безмерной и твердой, тяжелее лопатки. Ладонь подстраивалась под жертву, и Красавица осознавала, что сходит с ума, льет слезы и кричит, и все это наблюдает в зеркале Королева. Однако она не могла сдержаться.
      Другая рука Королевы щипала ей груди, по очереди оттягивала соски, отпускала и снова оттягивала, а шлепки между тем не прекращались до тех пор, пока Красавица не зарыдала.
      Ничего хуже нельзя было и придумать. Ползти по залу на кончике трости лорда Грегори, Верховая Тропа, даже Верховая Тропа была лучше, ибо там существовало спасение в движении, а здесь была только боль, ее пылающие ягодицы были оголены перед Королевой, которая запечатлевала на них новые следы, шлепая то по левой, то по правой, а потом, покрывала ударами бедра Красавицы, пока ее ягодицы распухали и невыносимо пульсировали.
      "Королева должна устать. Королева должна остановиться", думала Красавица, но в следующее мгновение все возобновлялось, так что бедра девушки поднимались и опадали; она обнаружила, что скорчившись на боку, получает только еще более звучные, еще более быстрые удары, словно Королева постепенно приходила в еще большую ярость. Так было только тогда, когда Принц высек ее ремнем. Это становилось похожим на безумие.
      Королева занималась теперь самым низом ягодиц, той частью, которую леди Джулиана столь нарочито поднимала лопаткой; она твердо и с оттяжкой шлепала по бокам, потом снова поднималась вверх, потом снова к бедрам и обратно.
      Красавица стиснула зубы, чтобы подавить крик. В неистовой, безмолвной мольбе она открыла глаза лишь затем, чтобы увидеть в зеркале суровый профиль Королевы. Глаза Королевы сузились, рот скривился, а потом она вдруг посмотрела через зеркало на Красавицу, не прекращая ее наказывать.
      Руки Красавицы разорвали крепкий замок и попытались прикрыть ягодицы, но Королева тотчас отвела их в сторону.
      - Как ты смеешь! - прошептала она, и Красавица снова сцепила их и завыла в покрывало, поскольку порка продолжалась.
Потом ладонь Королевы замерла на пылающей плоти.
      Пальцы, по-прежнему, казались холодными и все же обжигали. Красавица не могла унять ни учащенного дыханья, ни слез, и больше не открывала глаз.
      - Ты должна принести мне извинения за ту маленькую выходку, - сказала Королева.
- Я... я... - Красавица запнулась.
- "Простите меня, моя Королева".
      - Простите меня, моя Королева, - прошептала обезумевшая Красавица.
- "Я заслуживаю наказания, моя Королева".
- Я заслуживаю наказания, моя Королева.
      - Да, - прошептала Королева. - И ты его получишь. Однако... - Королева вздохнула. - Разве она была не хороша, принц Алексий?
      - Очень хорошее поведение, Ваше Высочество, на мой взгляд, но я жду вашего решения.
Королева рассмеялась.
Она грубо толкнула Красавицу.
- Перевернись и сядь ко мне на колени, - сказала она.
      Красавица изумилась. Она сразу подчинилась и обнаружила, что сидит лицом к принцу Алексию. Но сейчас он был ей безразличен. Потрясенная, уязвимая, она дрожала, сидя на бедрах Королевы, шелк рубашки которой охлаждал ее горящие ягодицы. Левой рукой Королева баюкала ее.
      Правая ладонь Королевы обследовала ее соски, и Красавица посмотрела сквозь слезы вниз, на белые пальцы, вновь оттягивавшие ей груди.
      - Я не думала найти тебя такой послушной, - сказала Королева, прижимая Красавицу к своей обильной груди; бедра девушки уперлись в гладкий живот Королевы.
      Красавица почувствовала себя крохотной и беззащитной, словно она превращалась в объятьях этой женщины в ничто, в нечто маленькое, может быть, в ребенка, нет, даже не в ребенка.
Голос Королевы сделался ласкающим.
      - Ты прелестна, прелестна, как описывала мне леди Джулиана, - нежно сказала она на ушко Красавице.
Красавица прикусила губу.
      - Ваше Высочество... - прошептала она, однако не знала, что говорить дальше.
      - Мой сын хорошо тебя выдрессировал, так что теперь ты демонстрируешь превосходное понимание.
      Рука Королевы скользнула между ног Красавицы и пощупала ее достоинство, которое не остывало и не высыхало на протяжении всей порки. Красавица прикрыла глаза.
      - О, почему ты боишься моей руки теперь, когда она стала нежной?
      И с этими словами Королева наклонилась и сцеловала слезы Красавицы со щек и век, пробуя их на вкус.
- Сахар и соль, - сказала она.
      Красавица снова принялась жалостливо всхлипывать. Рука между ног массировала самую влажную ее часть, и девушка осознавала свое пылающее лицо, а боль и наслаждение смешались. Над ней взяли верх.
      Голова ее запрокинулась на плечо Королевы, рот приоткрылся, она поняла, что Королева целует ей горло, и забормотала какие-то странные слова, вовсе не обращенные к Королеве, просто слова мольбы.
      - Бедная маленькая рабыня, - сказала Королева. - Бедная послушная рабыня. Я хотела отослать тебя домой, лишь бы избавиться, лишь бы освободить сына от страсти к тебе, моего сына, околдованного, как некогда была околдована ты, под властью чар той, кого он от чар избавил, словно вся жизнь есть цепь очарований. Но у тебя великолепный темперамент, о чем он и говорил, такой встречаешь у дрессированных рабов, однако ты свежее, слаще.
      Красавица ловила ртом воздух, а наслаждение между ног уже охватывало ее всю, выше, выше. Ей казалось, что набухшие груди должны вот-вот лопнуть, а ягодицы, как всегда, пульсировали, так что она неумолимо ощущала каждый дюйм обескоженной плоти.
- Ну-ка скажи теперь, сильно я тебя отшлепала?
      Она взяла Красавицу за подбородок и развернула, заставив посмотреть себе в глаза. Они были огромными, черными и бездонными. Ресницы загибались кверху, а глаза казались покрытыми стеклом, такими глубокими, такими сверкающими они были.
      - Ну, отвечай, - сказала Королева алыми губами; она приложила палец ко рту Красавицы и оттянула нижнюю губу. - Отвечай мне.
      - Сильно... сильно, моя Королева... - смиренно сказала Красавица.
      - Что ж, да, для таких свеженьких маленьких ягодиц, наверное. Но твоя невинность вызывает у принца Алексия улыбку.
      Красавица повернулась, словно ей приказали, однако при взгляде на принца Алексия она не увидела никакой улыбки. Напротив, он просто смотрел на нее со странным выражением. Была в нем и отчужденность, и любовь. А потом он неторопливо и бесстрашно перевел взгляд на Королеву, и его губы растянулись в улыбке, которую она от него ждала.
      Однако Королева уже вновь запрокинула голову Красавицы. Она целовала девушку. Волнистые волосы Королевы оплетали ее, испуская ароматы, и Красавица впервые почувствовала шелковистую белую кожу лица Королевы и груди последней, прижатые к своим.
      Бедра Красавицы двинулись вперед, она стала задыхаться, но как раз перед тем, как наступить экстазу, перед тем, как шок потряс ее влажное, пульсирующее влагалище, Королева внезапно отпустила девушку и с улыбкой отпрянула.
      Она держала бедра Красавицы. Ноги Красавицы были разведены. А изголодавшееся крохотное отверстие больше всего на свете хотело, чтобы ноги плотно сомкнулись и спрятали его.
      Наслаждение постепенно убывало, обратно, в нескончаемый ритм желания.
      Красавица застонала, ее брови нахмурились, а Королева вдруг оттолкнула ее, влепив такую пощечину, что Красавица вскрикнула, не успев одуматься.
      - Моя Королева, она такая юная и нежная, - вступился принц Алексий.
- Не испытывай мое терпение, - ответила Королева.
Красавица лежала лицом вниз и плакала.
- Лучше позвони Феликсу, пусть приведет леди Джулиану. Я знаю, насколько юна и нежна моя рабыня, и сколько ей еще учиться, а также и то, что за малейшее непослушание ее следует наказывать. Но это меня не касается. Я присмотрюсь к ней, к ее настроению, к ее усилиям дарить наслаждение и... ну да ладно, я обещала леди Джулиане.
      Как бы отчаянно Красавица ни плакала, это не имело значения, они будут продолжать, и принцу Алексию их не остановить. Красавица услышала, что пришел Феликс и Королева расхаживает по комнате, и вот когда слезы Красавицы превратились в тихий нескончаемый поток, Королева сказала:
      - Слезай с постели и приготовься приветствовать леди Джулиану.
_____________________
Глава 15
Леди Джулиана в спальне Королевы
      Леди Джулиана вошла в спальню точно так же, как входила в Зал Наказаний, легкой, упругой походкой, ее округлое лицо - само очарованье и живость. На ней было розовое платье, а из длинных, толстых кос выглядывали алые розы.
      Она казалась слишком сияющей и веселой в этой огромной сумрачной комнате с факелами, отбрасывающими великанские неровные тени на высокий сводчатый потолок. Королева села в углу в массивное кресло, напоминавшее трон, и положила ноги на пухлую подушечку из зеленого бархата. Руки ее покоились на подлокотниках; она едва заметно улыбнулась в ответ на поклон леди Джулианы. Принц Алексий, сидевший на пятках у ног Королевы, весьма учтиво поцеловал туфельки очаровательной леди.
      Красавица опустилась на колени посреди цветастого ковра, по-прежнему потрясенная и вся в слезах, и как только леди Джулиана приблизилась к ней, поцеловала ей туфельки, следуя примеру Алексия, разве что поцелуи получились более страстными.
      Красавица удивилась своей реакции на леди Джулиану. До сих пор она пугалась ее имени, а тут чуть ли не с радостью ее приветствовала. Она почувствовала, что между ними есть какая-то связь. Кроме того, леди Джулиана всегда окружала Красавицу страстным вниманием. У нее иногда даже возникало ощущение, что леди Джулиана на ее стороне, хотя она едва ли сомневалась в том, что именно она и займется сейчас ее наказанием. Не позволяла усомниться в этом лопатка леди Джулианы, показавшая себя чересчур усердной на Верховой Тропе. И все-таки ей казалось, что перед ней подруга детства, уверенная и сильная, которая пришла обнять ее.
Леди Джулиана смотрела на нее с сияющей улыбкой.
      - Ах, Красавица, милая Красавица, довольна ли Королева? - И, погладив волосы девушки и заставив сесть на пятки, леди Джулиана с этими словами вежливо перевела взгляд на Королеву.
      - Она такая, какой и должна была быть по твоему мнению, - ответила Королева. - Но я хочу увидеть больше, чтобы судить о ней должным образом. Призови на помощь воображение, моя милая. Поступай, как хочешь, ради меня.
      Леди Джулиана тотчас же сделала знак пажу. Тот открыл дверь и впустил юношу с огромной корзиной алых роз.
      Леди Джулиана обняла корзину одной рукой, и оба пажа отступили в тень. Они замерли, как стражники, и Красавица удивилась тому, как мало заботит ее их присутствие. Ей было все равно.
      - Посмотри-ка на меня своими прекрасными голубыми глазками, дорогуша, - сказала леди Джулиана. - Взгляни, что я приготовила для того, чтобы развлечь Королеву и показать еще нагляднее, как ты хороша. - Она подняла розу с довольно коротким стеблем, имевшим в длину не более восьми дюймов. - Никаких шипов, моя милая. Я показываю это тебе для того, чтобы ты боялась только того, чего стоит бояться, а не невнимательности или промахов.
      Красавица видела, что корзина переполнена тщательно составленными цветами.
Королева весело рассмеялась и села в кресле поудобнее.
      - Вина, Алексий, - сказала она. - Сладкого вина, эта комната пропитана сладостями.
      Леди Джулиана тихо прыснула, как будто это был превосходным комплемент, и протанцевала по комнате, кружа розовыми юбками и взмахивая косами.
      Красавица с удивлением наблюдала за ней, после плача зрение ее, по-прежнему, было мутным, и эта женщина, как и Королева, казалась ей огромной и могущественной. Отсветы факелов вспыхивали в броше темно-красного цвета у нее на шее и в драгоценных камнях, искусно вшитых в ее тяжелый кушак. Каблучки ее розовых атласных туфель были из серебра. Она докружилась до Красавицы и ласково поцеловала ее в макушку.
      - Но ты выглядишь такой несчастной и это нехорошо. Встань на ноги, заложи руки за спину, чтобы мы увидели твои изумительные грудки, вот так, и прогни спинку, как следует. Ее волосы, Феликс, расчеши-ка их.
      И пока паж поспешно делал то, что ему велели, осторожно распутывая длинные пряди Красавицы и раскладывая их по ее спине, девушка видела, как леди Джулиана извлекает из ближайшего сундука длинную овальную лопатку.
      Она была очень похожа на ту лопатку, что применялась на Верховой Тропе, однако не такой большой и тяжелой. По сути, она была настолько гибкой, что леди Джулиана, опустив корзину с цветами на пол, заставила лопатку завибрировать, дотронувшись до кончика большим пальцем. Она была белой, гладкой и податливой.
      Боль будет жгучей, поняла Красавица, но не такой сильной, как от руки Королевы, и уж конечно - от того орудия на Верховой Тропе, и вместе с тем она осознавала, что ягодицы ее настолько изранены, что самый легкий удар отзовется в ней достаточно ощутимо.
      Леди Джулиана, смеясь и перешептываясь в своей девчачьей манере с Королевой, отвернулась, стоило Феликсу закончить. Красавица в ожидании опустилась на колени.
      - Итак, наша милостивая Повелительница отшлепала тебя, не так ли? Ты побывала на Верховой Тропе и узнала кое-что о придворных. А потом были гнев и требования твоего Лорда и господина, и иногда - пошлепывания для пользы дела со стороны твоего конюха или лорда Грегори.
      "Мой конюх никогда меня не шлепал", сердито подумала Красавица, но ответила только "Да, моя госпожа...", чего от нее и ждали.
      - Но теперь тебе предстоит узнать кое-что о настоящей дисциплине, ибо в той игре, которую я придумала, проверке подвергается твое желание угождать. И не подумай, будто самой тебе не будет от этого проку. А теперь..." - Она вынула из корзины букетик роз. - Я разбросаю это по комнате, а знаешь, что будешь делать ты, моя милая девочка? Ты будешь очень быстро бегать, подбирать каждую зубками и складывать на коленях у своей Повелительницы. А когда она с тобой закончит, ты устремишься к другой, и так будет повторяться снова и снова. Ты будешь спешить изо всех сил, а знаешь почему? Потому что так тебе прикажут и подвергнут новому наказанию, если ты будешь медлить с выполнением команд.
Улыбаясь Красавице, она подняла брови.
      - Да, моя госпожа, - ответила Красавица, будучи не в состоянии рассуждать, хотя мысль о необходимости подчиняться быстро зародила в ней новое предчувствие опасности.
      Непристойность. Она боялась ее. На Верховой Тропе была непристойность быстрого бега, когда перехватывало дыханье... О, но сейчас ей лучше не думать ни о чем, кроме того, что предстоит делать.
      - На четвереньки, разумеется, моя девочка, и будь очень-очень проворной!
      Леди Джулиана сразу разбросала во все стороны алые бутончики роз с их вощеными стеблями.
      Красавица наклонилась вперед и уже хватала ближайший к ней зубами, когда поняла, что леди Джулиана стоит прямо позади нее. Рукоятка овальной лопатки оказалась настолько длинной, что леди Джулиане не пришлось даже нагибаться, когда она шлепала Красавицу, которая от неожиданности выронила цветок.
- Сейчас же подбери! - воскликнула леди Джулиана. Губы Красавицы задели ковер, прежде чем она сделала это. Лопатка опускалась с пугающим зудением и била по ноющим ранкам, пока Красавица стремительно ползла на четвереньках к Королеве. Леди Джулиана успела нанести семь или восемь мощных ударов, и только после этого Красавица послушно уронила цветок на колени Королеве.
- Сразу же разворачивайся, - приказала леди, - и за дело. Не успела Красавица устремиться на поиски нового цветка, как ее уже неистово шлепали. Подхватив цветок губами, девушка побежала к Королеве, однако удары преследовали ее. Спеша за третьим, Красавица хотела криком воззвать к терпению.
      Она подобрала четвертый, пятый, шестой, кладя все на колени Королеве, но ударам лопатки не было конца, как не было конца сердитым восклицаниям леди Джулианы, настойчиво подгонявшей ее.
      - Быстрее, моя девочка, пошевеливайся, взяла губками - и назад.
      Красавице казалось, будто ее броская, розовая юбка повсюду. Сверкание ее туфелек на серебряных каблучках окружало девушку. Колени Красавицы горели на грубой шерсти ковра, и все-таки она продолжала, задыхаясь, бросаться на поиски крохотных розочек, валявшихся повсюду.
      Как бы ни перехватывало дыхание, какими бы влажными ни были ее лицо и члены, она не могла отогнать от себя мысль о том, что делает. Она видела свои ягодицы, покрытые белыми шрамами, покрасневшие бедра, груди, жалко болтающиеся между рук, пока она мечется по полу как ничтожный зверек. Не было ей прощения, а хуже всего то, что она не могла понравиться леди Джулиане, леди Джулиана подгоняла ее, даже пинала ее теперь кончиком туфли. Крики Красавицы были бессловесными мольбами, но тон леди Джулианы оставался злым, неудовлетворенным.
Страшно, когда тебя бьют в гневе.
      - Живее! Слышишь меня! - Голос леди Джулианы звучал высокомерно, она лупила Красавицу все сильнее и прищелкивала язычком от нетерпения.
      Когда Красавица послушно наклонилась, соски ее задели ковер, и она оторопела, почувствовав кончик туфли леди Джулианы на своем лобке. Она испуганно вскрикнула и помчалась с розой назад к Королеве, а все вокруг вмиг превратилось для нее в хохот пажей и звонкий смех Королевы. Однако леди Джулиана уже нашла уязвимое место и направила острый кончик сатиновой туфельки прямо во влагалище Красавицы.
      Когда Красавица обернулась и вдруг увидела, что по комнате разбросаны новые розы, всхлипы ее перешли в приглушенный визг, она повернулась к леди Джулиане и, не обращая внимания на удары лопаткой по бедрам и икрам, принялась осыпать поцелуями эти розовые сатиновые туфельки.
      - Что? - искренне возмутилась леди Джулиана. - И ты смеешь просить у меня милости в присутствии Королевы? Гадкая, гадкая девчонка!
      Она била по ягодицам Красавицы, а левой рукой держала за волосы и запрокидывала голову назад, так что для поддержания равновесия Красавице пришлось широко расставить колени.
      Открыв рот, Красавица кашляла и неровно дышала. Она видела, как лопатку передают одному из пажей, который тотчас же вручил леди тяжелый, широкий кожаный ремень.
Ремень хлестнул по ягодицам Красавицы. И еще раз.
      - Возьми розу, другую, возьми две, три, четыре в рот сразу и сейчас же отдай Королеве!
      Красавица побежала выполнять приказ, так что на какое-то мгновение показалось, что понимание происходящего покинуло ее. Она подчинилась с неистовостью, чтобы только перегнать злобу леди Джулианы. Это было безумие, хуже, чем в самом лихом месте Верховой Тропы, и когда Красавица повернулась, намереваясь собрать больше роз, она почувствовала, как Королева кладет обе руки ей на лицо и держит, давая возможность леди Джулиане ее бить.
      Это не имело значения. Она не могла никого удовлетворить. Она заслужила побои. Она вздрагивала при каждом ударе ремня, слезы лились градом, и, тем не менее, она сама подставляла ягодицы лютому наказанию.
      Однако Королева была вес еще недовольна, она развернула Красавицу, держа за волосы и запрокидывая назад голову, так что теперь леди Джулиана хлестала груди и живот несчастной, а широкий кожаный ремень лизал ей волосы на лобке.
Королева цепко держала Красавицу за волосы.
- Раздвинь ноги! - приказала леди Джулиана.
      - Оооох... - громко вздохнула Красавица, но подчинилась и отчаянно подалась бедрами вперед, навстречу свирепому наказанию.
      Она должна понравиться леди Джулиане, она должна показать, что старалась. Стоны ее стали хриплыми и жалостливыми.
А ремень все гулял по половым губкам, и она не знала, что хуже, резкая боль или осквернение. Голова ее была запрокинута так далеко назад, что лежала теперь на коленях Королевы, она чувствовала, как стоны поднимаются из ее груди и чуть ли не томно слетают с губ.
"Я беззащитна, я ничто", слышала она свои мысли, которые обуревали ее еще на Верховой Тропе, посреди жесточайшего измождения. Ремень облизывал ей грудь. Большего она вынести не могла, ей даже не приходило в голову поднять руки, хотя губки в паху уже наливались теплой болью. Стоны стали для нее сладостным облегчением.
      Она ощущала, как делается мягкой, уступчивой. Она чувствовала, как рука Королевы гладит ей подбородок, а потом поняла, что леди Джулиана упала перед ней в потоке розового шелка и теперь целует в шею и плечи.
      - Ну вот, ну вот, - сказала Королева, - моя смелая маленькая рабыня...
      - Ну вот, ну вот, моя девочка, моя добродетельная, милая девочка, - вторила ей тут же леди Джулиана, словно получила разрешение. Удары прекратились. Плач Красавицы наполнял комнату. - Ты была хорошей, очень хорошей, ты так старалась, так хотела быть изящной.
      Королева передала Красавицу в руки леди Джулианы, и та, обняв девушку и прижимая ладони к пылающим ягодицам, подняла ее на ноги.
      У леди Джулианы были мягкие руки, а губы щекотали Красавицу, гладили ее; она почувствовала, что касается грудью полных грудей леди Джулианы, а потом сознание собственного веса, чувство равновесия словно покинули ее.
      Она парила в объятьях леди Джулианы, чувствуя восхитительную материю ее платья и округлости под ним.
      - О, моя нежная, маленькая Красавица, ты такая хорошая, такая хорошая, - шептала ей леди Джулиана.
      Губы ее любопытно приоткрыли ротик Красавицы, язык проник внутрь, в то время как пальцы все сильнее впивались в ягодицы девушки. Влажная промежность Красавицы прижалась к платью леди Джулианы, а потом она сама почувствовала твердый пригорок лобка последней.
      - Блаженная Красавица, о, ты и вправду любишь меня, ведь любишь, и я тебя люблю.
      Красавица не удержалась и обхватила шею леди Джулианы обеими руками. Она ощутила покалывание светлых кос, но кожа леди Джулианы была гладкой и нежной, а губы - сильными и шелковистыми.
      Они сосали рот Красавицы, эти полные губы, а зубки то и дело покусывали, словно пробуя Красавицу.
      А потом Красавица заглянула в глаза леди Джулианы, такие огромные, невинные и полные трепетного участия. Красавица застонала и припала щекой к щеке леди Джулианы.
- Довольно, - холодно сказала Королева.
      Медленно-медленно Красавица почувствовала, что ее освобождают. Ее заставили опуститься, и она томно подчинилась, пока не оказалась сидящей на пятках на полу, слегка раздвинув колени, с промежностью, ставшей для нее только желанием и болью.
      Она наклонила голову. Больше всего она боялась того, что потеряет контроль над этим поднимающимся наслаждением. Она покраснеет, она затрепещет, оно заставит ее корчиться, и она не сможет скрыть его от тех, кто стоит рядом. Она развела колени и почувствовала, как открываются и закрываются губки - жадный ротик, отчаянно требующий удовлетворения.
      И вместе с тем ей было все равно. Она и без того знала, что послабления ждать не стоит.
      Достаточно было почувствовать грубую шерсть ковра под зудящими, свербящими ягодицами, и вся жизнь снова стала лишь оттенками боли и наслаждения. Ее груди словно вытянулись под собственным весом, она безвольно дала голове упасть набок, и по всему телу ее пробежала зыбь расслабления. То, что они могли причинить ей своими играми, потеряло значение. "Ну же!", подумала она, и глаза ее залили слезы, а факел перед ней превратился в яркий блик.
Она посмотрела вверх.
      Леди Джулиана и Королева стояли рядом, рука Королевы обнимала плечо леди Джулианы. Они обе смотрели на Красавицу. Леди Джулиана расплетала косы, и бутончики роз незамеченными падали к ее ногам.
Мгновение казалось вечностью.
      Красавица снова встала на колени. Она тихо двинулась вперед. Она с величайшей осторожностью наклонилась, подобрала один из крохотных бутонов зубами и подняла голову, словно предлагая.
      Она почувствовала, что у нее забирают розу. А потом - нежные и холодные поцелуи обеих женщин.
      - Очень хорошо, моя дорогая, - сказала Королева, впервые, по-настоящему, взволнованная.
Красавица приникла губами к ее туфелькам.
      Сквозь дрему она слышала, как Королева отдает приказ пажам увести ее и посадить на цепь в туалетной комнате здесь же до утра.
- Растяните ее, растяните широко, - сказала Королева.
      И Красавица со сладостной безнадежностью поняла, что зуд ненадолго покинет ее.
-----------
Глава 16
С принцем Алексием
      Королева наверняка спала. Быть может, леди Джулиана спала в ее объятиях. Спал весь замок, а вокруг него - деревни и города, и крестьяне в своих избах и лачугах.
      Сквозь высокое узкое окно туалетной комнаты небо окрашивало лунно-белым светом стену с прикованной к ней Красавицей: щиколотки расставлены, запястья так же широко разведены в стороны над головой. Голову она склонила к плечу, рассматривая длинный ряд великолепных нарядов, мантий, развешенных на крючках, браслеты из золота и вышивки, красиво украшенные цепи и массу хорошеньких домашних туфель.
      Среди всех этих вещей она была не более, чем украшением, собственностью, которой владели наряду с другим ценным имуществом.
      Она вздохнула и нарочно потерлась задницей о каменную стену, желая тем самым еще сильнее ее наказать, так что когда она прекратила это делать, через несколько секунд на нее снизошло успокоение.
      Волнение в паху не прекращалось. Пах был липким от собственной влаги. Бедная принцесса Лизетта в Зале Наказаний, неужели она страдала еще сильнее? По крайней мере, она была не одна в темноте. Внезапно все те, кто, должно быть, проходил мимо нее, отпуская колкости, подтрунивая, трогая ее набухший лобок, показались Красавице желанным обществом. Она выпрямила и изогнула бедра. Удобства ей это не принесло, и она не могла понять, откуда это страстное желание, если совсем недавно она от боли целовала туфельки леди Джулианы. Она вспыхнула при мысли о сердитых словах леди Джулианы, об укоряющих шлепках, которые почему-то получались у нее больнее, чем у кого бы то ни было.
      И как, должно быть, потешались пажи, когда дюжина принцесс играла в игру, собирая розы лучше, чем она.
      Но почему, почему Красавица подобрала последний розовый бутон и почему ощутила, как наливаются теплом груди, когда леди Джулиана взяла его из ее губ? В тот момент у Красавицы было такое чувство, как будто соски превратились в жестокие колпачки, мешавшие наслаждению растечься по ее телу. Странная мысль. Тогда они показались ей слишком тугими, ее соски, а пах ее зиял и жаждал, влага струилась по бедрам, а когда она подумала об улыбке принца Алексия, о карих глазах леди Джулианы, о прекрасном лице Принца и даже о губах, да, даже об алых губах Королевы, то почувствовала, что сгорает в агонии.
      Член принца Алексия был толстым и темным, как и он сам. Она вскинула голову, покаталась затылком по стене. Но почему же она подняла эти розы, предлагая их очаровательной леди Джулиане?
Она глядела перед собой в темноту и когда услышала рядом с собой скрип, подумала, что это все ее воображение.
Однако среди тьмы соседней стены возникла и стала расширяться полоска света. Дверь приоткрылась, и в туалетную комнату шмыгнул принц Алексий. Не связанный более путами, свободный, он теперь стоял перед ней и очень осторожно прикрывал за собой дверь.
Красавица задержала дыханье.
      Он не двигался, словно привыкал к темноте, а потом вдруг резко подошел к девушке и освободил ее запястья и щиколотки.
      Красавица трепетала. Ее руки сами обняли его. Он прижал ее к груди, его напряженный орган уперся ей в бедро, и она почувствовала шелковистую кожу его лица, а потом на ее губах сомкнулся его рот, твердый, смакующий.
- Красавица.
      Он издал глубокий вздох, и она поняла, что он улыбается. Ее рука поднялась к его ресницам. При свете луны она увидела его лицо, его белые зубы. Она трогала его повсюду, жадно, отчаянно. А потом набросилась на него с громкими поцелуями.
      - Подожди, подожди, моя милая, мне хочется этого так же, как и тебе, - прошептал он.
      Она не могла отнять ладоней от его плеч, шеи, шелковистой кожи.
      - Идем со мной, - сказал он и, хотя ему явно стоило большого труда высвободиться, открыл другую дверь и повел девушку по длинному коридору с низким потолком.
      Луна проникала через окна, казавшиеся не более чем узкими вырезами в стене; он задержался перед одной из множества тяжелых дверей, и Красавица обнаружила, что спускается по витой лестнице.
Она испугалась.
      - Но куда мы идем? Нас поймают, и что с нами тогда будет? - шепнула она.
Он уже открыл дверь и ввел ее в маленькую комнату.
      Свет проникал через единственный квадрат окна, и Красавица увидела тяжелую соломенную постель, накрытую белым одеялом. На крючке висел халат слуги, все здесь было в запущенном состоянии, как будто про комнату давным-давно забыли.
      Алексий запер дверь на засов. Теперь никто не мог ее открыть.
- Я думала, мы убегаем, - облегченно вздохнула Красавица.
- Нас здесь не найдут?
      Алексий смотрел на нее, его лицо было озарено лунным светом, а взгляд полон странной безмятежности.
      - Королева каждую ночь своей жизни спит до рассвета. Феликса прогнали. Если на заре я буду в изножье ее постели, нас не обнаружат. Но такая вероятность есть всегда, и тогда нас накажут.
      - О, мне все равно, мне все равно, - неистово повторяла Красавица.
      - Мне тоже, - начал он, но тут губы его приникли к шее девушки, а сама она оплела его руками.
      В одно мгновение они оказались на соломенной постели, распростертые на мягком одеяле. Ягодицами Красавица ощутила уколы соломинок, только какое это имело значение по сравнению с влажными, твердыми поцелуями Алексия? Она прижалась грудями к его груди, оплела ногами его бедра и приникла к телу мужчины.
      Раздражения и муки долгой ночи сводили ее с ума. А потом он вставил в нее толстый половой орган, о котором она страстно мечтала с того самого мгновения, как увидела его. Толчки его были грубыми, сильными, как будто и его захлестнула самоотверженная страсть. Ее влагалище было переполнено, упругие соски ныли, она сжала бедра, поднимая его, как поднимала Принца, чувствуя, как он заполняет ее, распинает ее.
      В конце концов, она поднялась в крике освобождения и почувствовала, как он кончает последним сильным рывком. Горячая жидкость наполнила ее, и она откинулась назад, ловя ртом воздух.
      Она прижалась к его груди. Он баюкал ее, укачивал, не переставая целовать.
      А когда она сосала его соски, игриво покусывая их зубками, он снова отвердел и вторгся в нее.
      Он встал на колени и опустил ее на свой орган. Она прошептала, что согласна, и он принялся двигать ею взад-вперед, пронзая и изматывая. Она запрокинула голову, стиснула зубы.
- Алексий, мой принц! - вскрикнула она.
      И снова ее влажные ножны растянулись на нем и затрепетали в бешеном ритме, пока она не стала сплошным криком, утихшем лишь тогда, когда Алексий снова наполнил ее.
Только после третьего раза они легли.
      И все же она продолжала покусывать его соски, ее руки ощупывали его мошонку и пенис. Он опирался на локоть и с улыбкой взирал на нее, позволяя делать то, что она хочет, даже когда пальчики стали трогать анус. Она никогда прежде не ощущала мужчину подобным образом. Она села, заставила его перекатиться на живот и стала изучать с головы до пят.
      А потом, охваченная смущением, она снова легла рядом с ним, примостилась у него в объятьях, зарылась головой в его теплые, приятно пахнущие волосы и с радостью стала принимать нежные, долгие и страстные поцелуи. Его губы играли с ее губами. Он прошептал ей на ушко ее имя и, положив ладонь девушке между ног, крепко запечатал ее.
      - Мы не должны спать, - сказал он. - Я боюсь, что для тебя наказание может быть ужасным.
- А для Вас нет? - спросила она.
Он как будто задумался, а потом улыбнулся.
- Может быть, и нет, - ответил он. - Но ты еще ребенок.
- Разве у меня так плохо получается? - удивилась она.
      - Ты бесподобна во всем, - заверил он ее. - Не позволяй своим хозяевам и хозяйкам обманывать тебя. Они в тебя влюблены.
      - Но как нас накажут? - спросила она. - Деревней? - Говоря это, она понизила голос.
      - Откуда ты знаешь про деревню? - Он был несколько удивлен. - Может быть и деревня... - Он подумал. - Однако ни одного из фаворитов Королевы или Кронпринца еще не бросали в деревню. Но нас не поймают, а если и поймают, я скажу, что заставил тебя. Тебе придется помучиться несколько дней в Зале Наказаний, а то, что произойдет со мной, не имеет значения. Обещай, что позволишь мне принять всю вину на себя, а не то я сейчас же заткну тебе рот кляпом, отнесу обратно и посажу на цепь.
Красавица наклонила голову.
      - Это я привел тебя сюда. И если нас схватят, наказан тоже буду я. Это должно стать нашим правилом. Никаких возражений.
- Да, мой принц, - прошептала она.
      - Нет, не говори со мной так, - попросил он. - Я вовсе не собирался тобой командовать. Для тебя я всего лишь Алексий и не более того. Извини, если я был груб, но я не могу обрекать тебя на ужасное наказание. Делай, как я говорю, потому что... потому что...
- Потому что я люблю Вас, Алексий, - сказала она.
      - Ах, Красавица, ты моя любовь, моя любовь, - ответил он. И снова поцеловал. - А теперь ты должна рассказать мне, какие у тебя мысли, почему ты так страдаешь?
      - Почему я страдаю? Но разве Вы сами этого не видите? Разве могла я хоть на мгновение забыть о том, что сегодня ночью вы наблюдали за мной. Вы знаете, что было сделано со мной, что было сделано с Вами, что...
      - Разумеется, я наблюдал за тобой и испытывал при этом удовольствие, - сказал он. - А тебе самой разве не нравилось смотреть, как меня шлепает Кронпринц, как меня наказывают в Главной Зале, когда тебя еще только-только привели? Что бы ты сделала, если бы я сказал, что пролил вино в тот первый день для того, чтобы ты обратила на меня внимание?
Она была потрясена.
      - Я спрашиваю, почему ты страдаешь. Я не хочу знать, как тебя мучает лопатка или безжалостные игры наших дам и господ. Я хочу знать, что ты испытываешь в своем сердце. Почему ты находишься в таком противоречии? Что мешает тебе быть уступчивой?
- А Вы уступили? - спросила она, слегка рассерженно.
      - Конечно, - с легкостью ответил он. - Я обожаю Королеву, обожаю делать ей приятное. Я обожаю всех, кто измывается надо мной, потому что должен. Это исключительно просто.
- И Вы не испытываете ни боли, ни унижения?
      - Много боли и много унижения. Конца этому не будет. А если бы он и наступил, хотя бы ненадолго, наши безгранично умные хозяева и хозяйки, наверняка, придумали бы способ, как заставить нас снова пережить все это. Ты думаешь, меня не унизили в Главной Зале, когда Феликс отшлепал меня перед всем двором, так небрежно и ни за что? А ведь я могущественный принц, мой отец - могущественный король. Я никогда этого не забываю. И уж, конечно, мне было больно, когда Кронпринц так грубо обошелся со мной во благо тебе. Он думал, что тем самым уменьшит твою любовь ко мне!
      - Он ошибался, он так ошибался! - сказала Красавица, но села и в ужасе обхватила голову руками.
      Она любила их обоих, вот в чем была беда. Даже сейчас она видела перед собой Кронпринца, его худое белое лицо, эти безупречные руки и темные глаза, полные буйства и неудовлетворенности. Она сходила с ума из-за того, что он не взял ее к себе в постель после Верховой Тропы.
      - Я хочу помочь тебе, потому что люблю тебя, - сказал Алексий. - Хочу указывать тебе дорогу. Ты ведь возмущаешься.
      - Да, но не всегда, - призналась она невнятным шепотом и отвела взгляд, как будто это признание смутило ее. - У меня... столько чувств.
- Расскажи мне, - властно сказал он.
      - Сегодня вечером... роза, последний розовый бутончик... почему я подобрала его зубами и отдала леди Джулиане? Почему? Она была такой жестокой со мной.
      - Тебе хотелось ей понравиться. Она твоя хозяйка. Ты рабыня. Лучшее, что ты можешь сделать, это нравиться, поэтому ты и старалась, и не только в ответ на ее шлепки и приказы, но в тот момент это было твоей доброй волей.
      - О, да, - ответила Красавица, так оно и было. - А на Верховой Тропе... как мне в этом сознаться, я почувствовала в душе какое-то облегчение, как будто меня покинуло всякое желание сопротивляться, я была просто рабой, несчастной, доведенной до отчаяния рабой, которая должна стараться, стараться всецело.
      - Ты красноречива, - с чувством сказал он. - Ты уже многое постигла.
      - Но я не хочу всего этого чувствовать. В душе я хочу восстать, хочу ожесточиться против них. Они бесконечно мучают меня. Мой Принц, если бы только он...
      - Но даже если бы он был один, он нашел бы новые способы мучить тебя, а он не один. Однако скажи мне, почему ты не хочешь отдаться им?
      - Вам это наверняка известно. Разве Вы не восставали? Нет? Леон сказал, что в Вас есть ядро, тронуть которое не в состоянии никто.
      - Ерунда. Просто я все знаю и принимаю. Никакого сопротивления.
- Но как такое может быть?
      - Красавица, ты должна этому научиться. Ты должна принимать и уступать, а тогда сама увидишь, как это легко.
      - Я не была бы сейчас с Вами, если бы уступила, потому что Принц...
      - Нет, ты была бы со мной. Я обожаю мою Королеву, а нахожусь с тобой. Я люблю вас обеих. Я уступаю этому так же всецело, как и всему прочему, даже сознанию того, что меня могут наказать. А после наказания я буду этого бояться, страдать, понимать и принимать. Красавица, согласившись, ты расцветешь в боли, расцветешь в муках.
      - Вчера в очереди впереди меня стояла девушка, которая побежала по Верховой Тропе сразу передо мной. Она была покорна, не правда ли? - спросила Красавица.
      - Нет, забудь о ней, она ничто, это принцесса Клэр, она глупа, всегда игрива и ничего не испытывает. В ней нет глубины, нет тайны. А у тебя все это есть, и ты всегда будешь страдать сильнее, чем она.
- Но разве все рано или поздно обретают эту способность уступать?
      - Нет, некоторые никогда, да и очень сложно судить о том, кто ее добился. Замечу, что наши хозяева отнюдь не всегда оказываются такими уж умными, уверяю тебя. Например, Феликс рассказал мне, что вчера ты видела принцессу Лизетту, вздернутую в Зале Пыток. По-твоему, она смирилась?
- Конечно, нет.
      - Напротив, она замечательная и ценная рабыня. Однако принцессе Лизетте очень нравится, когда ее связывают, когда она не может пошевелиться, когда она угнетена, она растягивает недовольство своих хозяев, позволяя им забавляться, наказывая ее.
- Ах нет, Вы шутите!
      - Отнюдь. Это ее манера. У каждого раба есть своя манера. И тебе тоже предстоит найти свою. Будет трудно. Тебе придется много страдать, прежде чем ты познаешь ее, но разве ты не видишь, что на Верховой Тропе и сегодня вечером, когда давала розу леди Джулиане, ты почувствовала ее начало. Принцесса Лизетта - боец. Ты будешь уступчива, как и я. Это будет твоей манерой, утонченное и затрагивающее личность доверие. Величайший покой, величайшая безмятежность. В свое время, вероятно, ты еще повидаешь рабов, с которых можно в этом брать пример. Скажем, принц Тристан, раб лорда Стефена, вне сравнений. Его господин влюблен в него так же, как Принц влюблен в тебя, что одновременно все упрощает и усложняет.
      Красавица издала глубокий вздох. Ее неожиданно переполнило ощущение того, как она стояла на коленях перед леди Джулианой и подавала ей розу. Она почувствовала, как будто бежит по Верховой Тропе, ветерок обдувает ее, а все тело горит от усилий.
      - Не знаю, мне делается стыдно, когда я поддаюсь, у меня возникает чувство, что я теряю себя.
      - Да, так оно и происходит. Но послушай. Нам дано провести эту ночь вместе. Я хочу рассказать тебе историю о том, как я попал сюда и как дошел до того, о чем говорю. Если, когда я закончу, ты будешь по-прежнему ощущать протест, подумай, прошу тебя. Не беспокойся, я буду продолжать любить тебя и пытаться тайком с тобой видеться. Но если ты прислушаешься ко мне, то поймешь, что сможешь преодолеть все.
      Не пытайся понять сразу все, что я говорю. Просто слушай, и тогда посмотрим, сможет ли моя история под конец успокоить тебя. Помни, что ты не в силах бежать отсюда. Что бы ты ни предпринимала, двор найдет способ выжать из тебя какую-нибудь забаву. Даже дикий, скрежещущий зубами раб может быть связан и использован множеством способов на потребу кого угодно. Так что прими это ограничение; а потом попытайся осознать свои собственные границы и то, как тебе их расширить.
      - О, если бы я знала, что Вы меня любите, я бы согласилась, я согласилась бы на все!
      - Я люблю тебя. Но и Принц тебя любит. И даже в этом случае тебе нужно встать на стезю приятия.
      Он обнял ее и, нежно просунув язык ей между губок, страстно ее поцеловал.
Он сосал груди Красавицы до тех пор, пока они не заболели, а она снова прогнула спину и застонала. Желание ее росло. Он приподнял ее под собой и еще раз ввел в нее свой орган. При этом он осторожно повернул девушку, так что они оказались лежащими на боку лицом друг к другу.
      - Завтра они ни за что не разбудят меня, и я буду наказан за одно только это. - Он улыбнулся. - Но мне все равно. Это того стоит, иметь тебя, быть с тобой.
- Но меня пугает сама мысль о том, что Вас накажут.
      - Успокойся тем, что я это заслужу, Королева останется довольна, а я принадлежу ей точно так же, как ты. Кроме того, ты принадлежишь Принцу, и если он поймает тебя, то будет иметь полное право продолжить мое наказание.
- Но как я могу принадлежать ему и Вам?
      - Так же просто, как принадлежишь Королеве и леди Джулиане. Разве ты не дала леди Джулиане розу? Держу пари, не пройдет и месяца, как ты будешь сходить с ума, чтобы только доставить леди Джулиане приятное. Ты будешь бояться ей не понравиться; будешь тосковать по ее лопатке точно так же, как сейчас страшишься ее.
      Красавица отвернулась и уткнулась лицом в солому, потому что это уже была правда. Сегодня вечером она обрадовалась, увидев леди Джулиану. И то же чувство она испытала при виде Принца.
      - А теперь выслушай мою историю, и тогда ты поймешь больше. Она не будет ясным объяснением. Однако ты увидишь, как приоткроется часть тайны.
----------
Глава 17
Принц Алексий рассказывает о
своем пленении и рабстве
      - Когда пришло время посылать наложников к Королеве, - сказал принц Алексий, - я вовсе не был застрахован от того, чтобы выбор пал на меня. Кроме меня, было куплено еще несколько принцев. Нам сказали, что служба у Королевы продлится не более пяти лет, и что возвратимся мы обогащенные знанием, терпением, сдержанностью и всеми добродетелями. Разумеется, я знавал тех, кто уже побывал на службе, и, хотя всем им запрещалось рассказывать о том, что с ними произошло, знал, что предстоит тяжкое испытание, и лелеял свою свободу. Потому, когда отец сказал, что мне пора идти, я сбежал из замка и стал бродить по деревням.
      - Не знаю, как мой отец прознал об этом. По той деревне, где я прятался, прошел отряд всадников Королевы. Они-то и забрали меня вместе с множеством прочих мальчиков и девочек для других видов службы. Те были отданы не столь важным дамам и господам для прислуживания в их собственных поместьях. Принцы и принцессы вроде нас несут службу только при дворе, как, я думаю, ты уже поняла.
      - Был замечательный солнечный день. Я бродил по полю к югу от деревни и мысленно сочинял стихи, когда заметил королевских солдат. Разумеется, при мне был мой палаш, однако не успел я за него взяться, как меня окружило шестеро всадников. Увидев, что они намереваются схватить меня как раба, я понял, что они принадлежат Королеве. Они накинули на меня сеть и живо разоружили. Я был тут же раздет и переброшен через седло Капитана.
      - Уже одно это разъярило меня и заставило бороться за свою свободу. Можешь себе представить: щиколотки связаны грубой веревкой, голые ягодицы смотрят в небо, голова болтается. Капитан частенько накладывал на меня руки, когда был не занят. Он щипался, кололся, как ему заблагорассудится, и явно наслаждался своими преимуществами.
      Слушая все это, Красавица содрогалась. Она отчетливо представляла себе происходящее.
      - Путь до королевства был неблизким. Со мной обращались так же грубо, как с каким-нибудь мешком, по ночам привязывали к столбу возле палатки Капитана, и хотя никому не было позволено применять ко мне силу, солдаты то и дело придумывали для меня новые пытки. Вооружившись камышинками и прутам, они тыкали мне в половые органы, в лицо, в руки и ноги, как только могли. Руки мои были связаны над головой; я все время стоял и даже спал на ногах. Ночи выдались достаточно теплые, но было просто жутко.
      - Однако во всем этом была и своя мудрость. Меня обещали самой Королеве, благодаря ее договору с моим отцом. Разумеется, мне не терпелось избавиться от этих грубых солдафонов. Каждый день проходил в одной и той же скачке - поперек капитанского седла. Он часто в шутку порол меня своими кожаными перчатками.
Он позволял селянам подходить вплотную к обочинам дороги, когда мы следовали мимо. Он насмехался надо мной, ерошил мне волосы и называл разными ласкательными именами. Однако воспользоваться мной как следует, он все же не мог.
- А о побеге Вы думали? - спросила Красавица.
      - Все время, - ответил принц. - Но я постоянно находился в окружении солдат, совершенно голый. Даже доберись я до какой-нибудь избушки или хибары, меня бы скрутили и вернули обратно за хорошее вознаграждение. А тогда - только еще больше унижений и деградации. Так что я скакал, связанный по рукам и ногам, позорно переброшенный через конский круп, пребывая в состоянии ярости.
      - В конце концов, мы все же достигли замка. Меня почистили, натерли маслами и поставили пред очи Ее Высочества. Она была холодна и прекрасна. Это сразу же произвело на меня впечатление. Мне никогда еще не доводилось видеть таких восхитительных и вместе с тем таких ледяных глаз. А когда я отказался молчать и слушаться, она рассмеялась. Она велела засунуть мне в рот кожаные удила. Ты их наверняка видела. Мои привязывались намертво, так что я не мог от них избавиться. А потом меня заковали в кожу, чтобы я уже не мог встать с четверенек. То есть, я мог двигаться, но не мог подняться, кожаный воротник на шее накрепко соединялся кожаными цепями с кожаными манжетами на запястьях, а те в свою очередь - с манжетами над коленями. Щиколотки были скованы таким образом, чтобы при необходимости их можно было широко раздвинуть. Все было хорошо продумано.
      - Потом Королева взяла свой длинный "руководитель" - как она его называла, - собираясь постращать меня. Это была палка с обтянутым кожей фаллосом на конце. Никогда не забуду то мгновение, когда я впервые почувствовал, как он входит в мой анус. Королева надавила на него, и я по команде, вопреки своей воле, пошел впереди нее, как послушная шавка. А когда я лег и отказался подчиняться, она только посмеялась и принялась работать лопаткой.
      - Я буквально разъярился. Чем больше она меня шлепала, тем отчаяннее я рычал и отказывался слушаться. Тогда она подвесила меня вверх ногами и несколько часов секла. Ты можешь себе представить, какой это был ужас. И знаешь ли, другие рабы взирали на меня в крайней растерянности. Обнаженности, манжет и лопатки было достаточно, чтобы заставить их слушаться, соединяя с этим осознание того, что они никуда не могут убежать, что служить им еще много лет, и что они беспомощны.
      - Ничто не могло сотворить со мной чуда. Когда меня отвязали, мои ягодицы и ноги были изранены лопаткой, мне же было все равно. И все попытки возбудить мой орган ни к чему не привели. Я был чересчур неподатлив.
      - Лорд Грегори прочел мне долгую лекцию. Лопатку гораздо легче переносить при возбужденном органе, сказал он; когда страсть растечется по моим венам, я пойму смысл доставления удовольствия моей хозяйке. Я не слушал.
- Королева по-прежнему находила меня забавным. Она сказала, что я прекраснее всех рабов, когда-либо присланных ей. Она держала меня прикованным к стене ее покоев день и ночь, чтобы иметь возможность наблюдать за мной. Однако, если честно, это скорее я наблюдал за ней и хотел ее.
      - Хотя поначалу я вообще не смотрел в ее сторону. Постепенно я все же начал ее изучать. Я узнал ее до самых мелочей, ее жестокий взгляд, тяжелые черные волосы, белые груди и длинные ноги, как она лежит в постели, как ходит, с каким изяществом ест. Разумеется, она регулярно меня порола. И произошла странная вещь. Порка оказалась единственным, что прогоняло мою скуку, если не считать наблюдения за Королевой. Так наблюдение и порка сделались для меня интересными.
      - О, она просто дьявол! - вздохнула Красавица. Она многого не понимала.
      - Конечно, дьявол, дьявол, безгранично уверенный в своей красоте.
      - Ну так вот, все это время она занималась делами двора, приходила и снова уходила. Я часто оставался один и не находил себе иного занятия, кроме как биться и ругаться из-под кляпа. Потом она возвращалась, в обрамлении нежных локонов, с алыми губами. Мое сердце начинало колотиться, когда она оказывалась раздета. Я обожал то мгновение, когда накидка отцеплялась от застежек, и я видел волосы Королевы. Когда же она обнажалась и ступала в ванну, я был вне себя.
      - Все это оставалось в тайне. Я, что было сил, пытался ничего не показать. Я всячески успокаивал свою страсть. Но я все-таки мужчина, так что со временем желание мое росло и выпячивалось наружу. Королева при этом только смеялась. Потом она сказала, что я буду страдать гораздо меньше, если лягу к ней на колени и послушно приму порку. Это любимое занятие Королевы, обычная порка у нее на коленях, в чем ты уже имела неприятную возможность убедиться сегодня вечером. Она любит ее за интимность. Все ее рабы - ее дети.
      Это озадачило Красавицу, однако она не хотела прерывать Алексия, который продолжал.
      - Как я уже говорил, она меня порола. Причем всегда наиболее неудобным и бесчувственным образом. Она посылала за Феликсом, которого я тогда презирал...
      - А теперь нет? - спросила Красавица. Но тут она вспыхнула, вспомнив сцену, свидетельнице которой стала на лестнице - Феликс с такой нежностью сосал у принца.
      - Теперь я не презираю его вовсе, - ответил принц Алексий. - Из всех пажей он наиболее интересный. Таких здесь еще поискать. Но в те дни я его презирал точно так же, как Королеву.
      - Она отдавала приказ пороть меня. Феликс отковывал меня от стены, не обращая внимания на мои пинки и неистовое сопротивление. Потом меня бросали на колени к Королеве, ноги раздвигали широко в стороны, и порка продолжалась до тех пор, пока от нее не уставала сама Королева. Было больно, как тебе, я уверен, уже известно, и это только еще сильнее унижало меня. Однако, безумно скучая в одиночестве, я начал смотреть на это как на некую интерлюдию. Я начал думать о боли, о различных ее стадиях. Первые несколько ударов лопаткой были совершенно безболезненными. Постепенно они начинали жалить сильнее, и я уже извивался, пытаясь уворачиваться, хотя давал себе слово не делать этого. Я вспоминал, что должен лежать спокойно только затем, чтобы снова корчиться, что весьма забавляло Королеву. Избитый, я испытывал страшную усталость, усталость от сопротивления, и тогда Королева уже знала, что теперь я наиболее уязвим. Она трогала меня. Ее руки очень нежно ложились на мои рубцы, хотя я ненавидел ее. Потом она гладила мой член и шептала мне на ухо о том, до какого экстаза я могу дойти, служа ей. Она будет уделять мне все свое внимание, говорила Королева, меня будут купать и нежить ее конюхи, меня больше не станут грубо скрести и приковывать к стене. Иногда я плакал, оттого, что не мог сдерживаться. Пажи смеялись. Королева тоже находила это весьма забавным. Потом меня опять подводили к стене и обрекали на новую бесконечную скуку.
      - Теперь мне уже не доводилось видеть, как Королева наказывает других рабов. Она устраивала себе развлечения и затевала игры во множестве гостиных. Иногда я слышала через двери крики и звуки ударов, но редко.
      - Стоило мне начать вопреки своей воле показывать напряженный и изнывающий от желания орган, по-настоящему, с нетерпением ждать ужасных порок... вопреки своей воле... тогда эти две интерлюдии еще не были связаны в моем мозгу... она стала время от времени забавы ради приводить какого-нибудь раба.
      - Не могу передать ревность, которую я испытал, когда впервые стал свидетелем порки раба. Это был юный принц Джералд, которого она в те дни просто обожала. Шестнадцати лет, с кругленькими, маленькими ягодицами. Среди пажей и конюхов они считались такими же неотразимыми, как твои...
При этих словах Красавица покраснела.
      - Не считай себя несчастной. Послушай лучше, что я расскажу тебе о скуке, - нежно поцеловал ее Алексий.
      - Как я уже сказал, этого раба привели, и Королева стала его бесстыдно гладить и дразнить. Она уложила его к себе на колени и принялась шлепать голой рукой, как проделала впоследствии с тобой, и я видел его напряженный пенис, который он пытался держать подальше от ее ноги из страха выплеснуть свою страсть и раздосадовать хозяйку. Он был крайне угодлив и предан ей. В его подчинении не было ни крупицы чувства собственного достоинства, напротив, он спешил выполнить любой ее приказ, его красивая мордашка все время пылала, кожа розовела и белела, вспыхивая в тех местах, на которые приходились удары. Я не мог оторвать от него глаз. Я думал о том, что меня никогда не заставят делать ничего подобного. Никогда - лучше уж я умру. И все-таки я наблюдал за ним, смотрел, как она его наказывает, колет и целует.
      - А когда он достаточно натешил ее, как же она его отблагодарила! Она привела к нему шесть принцев и принцесс, из которых он должен был выбрать, с кем совокупиться. Разумеется, его избранники должны были нравиться и ей самой. Он всегда выбирал принцев.
      - Пока она контролировала его с лопаткой в руках, он взнуздывал того, кто для этого послушно вставал на колени, и, получая удары Королевы, приходил в экстаз. Это было дразнящее зрелище. Его собственные пухлые ягодицы вздрагивали под звонкими шлепками, раскрасневшийся покорный раб, стоя на коленях, принимал в себя принца Джералда, напряженный член мальчика скользил взад-вперед в беззащитном анусе. Иногда Королева сначала шлепала маленькую жертву, весело гонялась за ней по комнате, давая возможность избежать своей судьбы, если он принесет ей в зубах ее туфли до того, как она успеет нанести ему десять затрещин лопаткой. Жертва суетилась, выполняя задание. Однако ему редко удавалось найти туфли и принести их в положенное место раньше, чем Королева звучно его отшлепает. Тогда он склонялся перед принцем Джералдом, который был слишком одарен для своих шестнадцати.
      - Конечно, я говорил себе, что все это отвратительно и не достойно меня. Я никогда не буду играть в подобные игры. - Он тихо рассмеялся и, прижав Красавицу к груди, поцеловал в лоб.
      - Однако с тех пор я во многих принимал участие, - сказал он.
      - Правда, время от времени принц Джералд все-таки выбирал и принцесс. Это гневило Королеву, хотя и совсем несильно. Она заставляла девочку выполнять те же безнадежные задания в надежде тем самым избежать наказания, это была все та же игра с туфлями или ручным зеркальцем, или еще чем-нибудь, на протяжении которой она безжалостно подгоняла жертву лопаткой. Затем девочку бросали на спину, и похотливый принц брал ее, тем самым, забавляя Королеву. Или же ее могли согнуть пополам и подвесить как в Зале Наказаний.
      Тут Красавица вздрогнула. Ей не приходило в голову, что девушек можно брать в такой позе. Однако любая принцесса должна быть наверняка к этому готова.
      - Как ты можешь себе представить, - продолжал Алексий, - эти спектакли превратились в пытку. В часы одиночества я тосковал по ним. Будучи зрителем, я чувствовал удары на своих ягодицах, как будто это меня подвергали порке, чувствовал, что мой пенис сам собой поднимается при виде охоты за маленькими девочками или даже при виде того, как кто-нибудь из пажей ради удовольствия Королевы гладит, а иногда и сосет принца Джералда.
      - Я должен добавить, что принцу Джералду приходилось очень туго. Он был все время как на иголках, стремился понравиться Королеве и мысленно ужасно себя казнил, если у него это не получалось. Казалось, он не понимает, что многие из заданий и игр намеренно придуманы слишком трудными для него. Королева заставляла его расчесывать себе волосы гребешком, зажатым в зубах. Это было самым сложным. И он плакал, если не мог расчесать длинные пряди как следует. Разумеется, ее это раздражало. Она бросала несчастного к себе на колени и расческой на кожаной рукоятке молотила его. Он плакал от стыда и боли, боясь ее гнева: что его отдадут на радость и расправу другим.
      - А Вас она когда-нибудь отдавала другим, Алексий? - спросила Красавица.
      - Когда она мной не довольна, то отдает другим, - продолжал он. - Однако я уже смирился с этим. Это оказывается для меня неожиданным, но я соглашаюсь. Мне не знакомо безумие, в котором всегда пребывал принц Джералд. Он умолял Королеву, увлажняя ее туфли безмолвными поцелуями. Это всегда было бесполезно. Чем больше он пресмыкался, тем строже она его наказывала.
- Что же с ним стало?
      - Пришло время отправлять его в родное королевство. Этот день наступает для всех рабов. Наступит он и для тебя, хотя никто не знает когда именно, принимая во внимание страсть к тебе Принца, то, что он тебя разбудил и завоевал. Твое королевство было здесь легендой, - добавил принц Алексий.
      - Домой принц Джералд вернулся, богато вознагражденный и, по-моему, весьма успокоенный тем, что его все-таки отпустили. Разумеется, перед отъездом его красиво одели, он был принят при дворе, а потом нас всех собрали посмотреть, как он скачет восвояси. Таков обычай. Я думаю, что для него это было так же унизительно, как и все остальное. Как будто он вспомнил о своей наготе и покорности. Однако другие рабы страдают точно также, когда их по многим причинам отпускают. Но кто знает. Может быть, бесконечные беспокойства принца Джералда спасли его от кое-чего похуже. Сейчас сказать невозможно. Принцесса Лизетта спасается своим сопротивлением. Для принца Джералда это наверняка было интересно...
      Принц Алексий сделал паузу, чтобы поцеловать и утешить Красавицу.
      - Не пытайся понять все, о чем я сейчас тебе говорю. Не пытайся моментально отыскать в этом какой-то смысл, - сказал он. - Просто слушай и запоминай, и, возможно, сказанное мною убережет тебя от ошибок, даст в дальнейшем простор для решений. Ах, как ты нежна со мной, мой тайный цветочек!
      Он был готов снова ее обнять и, быть может, уже вновь отдаться страсти, но Красавица остановила его, коснувшись пальчиками его губ.
      - Скажи мне, когда ты был прикован к стене, о чем ты думал... когда был один, грезил ли ты о чем-нибудь и о чем?
- Странный вопрос, - сказал он.
Красавица выглядела весьма серьезной.
      - Вы не думали о своей прежней жизни, не хотели освободиться от того или иного удовольствия?
      - Не совсем, - медленно проговорил он. - Скорее, я больше думал о том, что произойдет со мной дальше. Не знаю. Почему ты об этом спрашиваешь?
      Красавица не ответила, однако с того момента, как она кончила, на нее уже трижды снисходили грезы, и всякий раз ее старая жизнь казалась ей жуткой и полной крохотных невзгод. Она вспомнила часы, проведенные за вышиванием, и бесконечные поклоны при дворе принцам, которые целовали ей руку. Она вспомнила часы неподвижного сидения на нескончаемых банкетах, когда все вокруг беседовали и пили, а она только умирала со скуки.
- Пожалуйста, продолжайте, Алексий, - нежно сказала она.
           - А кому Королева отдает Вас, когда оказывается Вами недовольна?
      - Ах, этот вопрос имеет сразу несколько ответов, - отозвался принц. - Дай мне сначала дорассказать. Ты можешь легко себе представить, каким было мое существование, часы скуки и одиночества, нарушаемые разве что этими тремя развлечениями: самой Королевой, наказанием принца Джералда, да лютой поркой, задаваемой мне Феликсом. И вот довольно скоро, вопреки собственной воле и сердясь на самого себя за эту слабость, я начал выказывать возбуждение, стоило только Королеве войти в комнату. Она за это надо мной насмехалась, но обращала внимание. Иногда я не мог сдержаться, видя принца Джералда, до крайности напряженного и получающего удовольствие от того или иного раба, а то и просто от лопатки. Королева все это видела, и как только замечала, что мой член затвердел и вышел из-под контроля, отдавала приказ Феликсу посильнее меня отшлепать. Я бился, я пытался проклинать ее, и поначалу лопатка подавляла мою страсть, однако скоро перестала. А Королева только еще сильнее подливала масла в огонь своими руками, похлопывая по моему пенису, растирая его и снова похлопывая в тот самый момент, когда Феликс меня наказывал. Я извивался и вырывался. Тщетно. Очень скоро я уже так тосковал по рукам Королевы, что стонал в голос и в один из таких приступов муки сделал все от себя зависящее, чтобы показать жестом и повадкой, что готов слушаться ее.
      - Конечно же, у меня не было никакого намерения так поступать. Просто я делал это достаточно долго, чтобы заслужить награду. Не знаю, можешь ли ты вообразить, так мне было трудно. Меня оставили стоять на четвереньках и велели поцеловать ей ноги. Было такое ощущение, как будто меня только что раздели. Я никогда еще не слушался ни единого приказа; и не подчинялся, если меня при этом не держали оковы. И все же я был так измучен, ища хоть какое-то облегчение, а член мой настолько распух от желания, что я заставил себя встать на колени и поцеловать Королеве туфли. Никогда не забуду колдовское прикосновение ее рук. Я почувствовал, как во мне вскипает страсть, и стоило только Королеве поиграть с моим членом, как эта страсть тотчас же нашла выход, что крайне раздосадовало госпожу. "Ты не управляешь собой, - сердито сказала она мне. - И за это тебя накажут. Но ты попытался подчиниться, а это уже кое-что". В этот самый момент я поднялся, и думал было убежать от нее. Я всегда хотел быть от всего независимым.
      - Разумеется, пажи тотчас же мне помешали. Выбрось из головы всякую мысль о том, что можешь улизнуть от них. Даже если ты в огромном, тускло освещенном будуаре наедине со своим господином. Даже если тебе кажется, что ты совершенно свободна, когда он погружается в сон за чаркой вина. Стоит тебе лишь попытаться встать на ноги и бежать, как на тебя тут же набросятся пажи. Только теперь, став доверенным слугой Королевы, я получил право спать один в ее комнате. Пажи не отваживаются войти в темноту спальни, где почивает Королева. Так что они понятия не имеют о том, что сейчас я здесь, с тобой. Но такое бывает редко, крайне редко. И даже теперь нас могут обнаружить...
      - Но что случилось с Вами тогда? - не унималась Красавица. - Они схватили Вас, - испуганно напомнила она.
      - Королева недолго думала о том, как меня наказать. Она послала за лордом Грегори и сказала ему, что я неисправим. Что, несмотря на мои нежные руки и кожу, несмотря на королевское происхождение, меня следует немедленно увести на кухню и оставить прислуживать там до тех пор, пока она не передумает... в самом деле, она еще надеялась вспомнить и послать за мной.
      - Меня отволокли на кухню. Я как всегда упирался. Не забывай, что я не имел ни малейшего представления о том, что должно со мной произойти. Однако вскоре я обнаружил, что нахожусь в темном и грязном месте, сплошь в топленом сале и саже, где постоянно кипели кастрюли, и где дюжина слуг трудилась, нарезая овощи, очищая или ощипывая птицу и выполняя еще множество заданий, направленных на приготовление проводимых здесь банкетов.
      - Как только меня ввели в помещение, им захотелось позабавиться. Меня окружили самые грубые из когда-либо виденных мною существ. "Какой им от этого прок? - подумал я. - Я все равно никому не подчиняюсь".
      - Однако через мгновение я понял, что моя уступчивость интересует этих созданий ничуть не больше уступчивости той птицы, которую они разделывали, или моркови, которую они очищали, или картофелин, которые они бросали в кастрюлю. Я был для них игрушкой, они почти не удосуживались обращаться ко мне, хотя у меня были уши, чтобы слышать, и чувство, чтобы постигать то, что говорилось обо мне.
      - Меня сейчас же посадили на кожаный ошейник, который скреплялся с манжетами на запястьях, а запястья соединялись с коленями таким образом, чтобы я все время оставался в положении на четвереньках. В рот мне вложили уздечку и привязали к голове так надежно, что меня можно было тянуть за кожаные поводки вперед, и при этом я почти не имел возможности сопротивляться. Неохотно, но все же уступая.
      - Я отказывался пошевелиться. Завывая и хохоча, вся орава повалила меня на грязный пол. Вооружившись лопатками, они принялись безжалостно меня наказывать. Досталось, разумеется, всем частям моего тела, однако больше всего им понравились ягодицы. И чем больше я брыкался и сопротивлялся, тем веселее им делалось. Я стал для них не более, чем собакой. И они со мной именно так и обращались. Однако это было только начало. Скоро, мои путы несколько ослабили, чтобы бросить на большую бочку, где я был отдан на расправу всем мужчинам, а женщины со смехом за нами наблюдали. Мне было так больно, а от покачиваний бочонка так кружилась голова, что я чуть не потерял сознание, однако это обстоятельство показалось им просто прелестным.
      - Когда же со мной было покончено и им надлежало возвращаться к прерванной работе, меня приковали к другой открытой бочке, куда летели все отбросы. Мои ступни прочно увязли в капустных листьях, морковных кочерыжках, чешуйках лука и перьях цыплят, составлявших отходы работы за день, причем работа еще не прекратилась, и куча вокруг меня все росла. Вонь стояла ужасная, а когда я начинал биться и извиваться, они снова смеялись и придумывали новые способы того, как причинить мне боль.
      - О, это слишком ужасно, - вздохнула Красавица. Все, кому доводилось держать ее в руках и наказывать, по-своему восхищались ею. Когда же она думала о своем прекрасном Алексии, с которым обращались подобным образом, тело ее слабело от страха.
     - Разумеется, я не подозревал о том, что таково будет мое обычное положение. Увели меня много часов спустя, когда, после того, как были накрыты столы для вечерней трапезы, слуги снова решили меня изнасиловать. Только теперь я был растянут на крышке большого деревянного стола. Удовольствия ради, они, на сей раз, отшлепали меня грубыми деревянными лопатками, приговаривая, что, мол, кожаные лопатки, которые использовались прежде, недостаточно для меня хороши. Ноги мне держали широко раздвинутыми. Было высказано сожаление о том, что из-за опасности наказания нельзя поизмываться над моими интимными местами. Под этим вовсе не подразумевался пенис, над которым они издевались шлепками и грубым обращением.
     - К этому времени я обезумел. Я не могу этого объяснить. Их было так много, они отличались такой грубостью, а все мои движения и звуки ничего для них не значили. Королева, та замечала совсем крохотное изменение моих чувств. Она глумилась над моим жалобным воем и сопротивлением, но заодно и смаковала все это. Эти же неотесанные повара и поварята ерошили мне волосы, поднимали за подбородок лицо, пошлепывали по ягодицам и пороли так, как будто я был бесчувственной вещью.
     - Они говорили про меня: "Какие упругие ягодицы", "Только взгляните на эти сильные ноги" и тому подобное, словно я был просто животным. Они меня щипали, кололи и пинали как хотели, а потом принялись насиловать. Они засалили меня своими грубыми руками, как уже делали до этого, а когда закончили, промыли через какую-то трубку, прилаженную к бурдюку с водой. Не могу передать унижение, когда тебя моют изнутри и снаружи. Королева в таких случаях хотя бы оставляла мне интимное, поскольку нужды наших кишок и мочевых пузырей не интересовали ее. Но опустошение посредством струи холодной воды, да еще на виду у этих свиней лишило меня сил и присутствия духа.
     - Я безвольно дал снова повесить себя над помойной кучей. Утром мои руки ныли, и я чуть не терял сознание от окружавшей меня вонищи. Меня грубо стащили, снова заковали в положении на коленях и поставили передо мной тарелку с какой-то едой. Я не ел уже день; однако мне не хотелось есть ради их удовольствия, поскольку пользоваться руками мне было сразу же запрещено. Я отказывался от пищи до тех пор, пока на третий день, когда уже не мог терпеть, не набросился голодным псом на предложенную мне овсянку. Все это время они оставались совершенно безразличными. Когда я закончил трапезу, меня вернули на кучу мусора и стали обидно высмеивать.
     - Между тем, я продолжал висеть. Проходя мимо, они норовили то посильнее меня ударить, то выкрутить соски на груди, раздвинуть лопаткой ноги.
     - Эта агония превосходила все, что я успел испытать в апартаментах Королевы. Вскоре, в тот же вечер, конюхи получили указание использовать меня по своему желанию. Так мне пришлось удовлетворять и их.
     - Одеты они были лучше, но воняли лошадьми. Они вошли, сняли меня с бочки, и один из них вогнал длинную круглую кожаную рукоятку своей плетки мне в анус. Держась за нее, он заставил меня отправиться на конюшню. Там я снова был уложен на бочонок и изнасилован всеми по очереди.
- Это было невыносимо, однако я вынес. И так же, как и в покоях Королевы, я мог весь день любоваться своими мучителями, хотя в перерывах между приливами желания сами они едва обращали на меня внимание.
     - Однажды вечером, как следует выпив и получив поздравление за хорошо приготовленный ужин, они устроили со мной еще более изобретательные игры. Я пришел в ужас. Я больше не думал ни о каком чувстве собственного достоинства и начал стонать из-под кляпа, как только ко мне приблизились. Я извивался и бился, чтобы только не попасть к ним в лапы.
     - Игры, выбранные ими, были настолько же унизительными, насколько сами они были отвратительны. Слуги говорили о том, чтобы меня приукрасить, улучшить мою внешность, потому что для своего жилища я животное слишком уж чистое и изящное. Распяв на кухне мое несчастное тело, они обрушили на него свою злобу, что выразилось в доброй дюжине залпов по мне медом, яйцами, различными сиропами и смесями, находившимися в их распоряжении. Скоро я с головы до ног был покрыт липкой жижей. Они разукрасили мои ягодицы и только посмеялись, когда я стал сопротивляться. Они разрисовали мне член и яички. Они обмазали мое лицо и втерли эту гадость мне в волосы. Покончив с этим, они взяли перья ощипанных птиц и облепили ими все мое тело.
     - Я был потрясен до глубины души, потрясен не столько болью, сколько вульгарностью и низостью этих созданий. Я не мог вынести унижения таким уродством.
     - В конце концов, явился один из пажей, решивший узнать, чем вызван шум. Он сжалился надо мной. Он велел слугам меня освободить и вымыть. Разумеется, они грубо меня почистили и снова принялись шлепать лопатками. Тогда-то я и понял, что перестаю что-либо понимать. Я опустился на четвереньки, хотя никто меня не заковывал, и стал в отчаянии бегать, пытаясь укрыться от лопаток. Я старался забраться под кухонные столы, и всюду, где я только ни находил секундный отдых, они настигали меня, отодвигая при необходимости столы и стулья, чтобы только дотянуться до моих ягодиц своими твердыми лопатками. Конечно, стоило мне сделать попытку подняться, как меня снова сбивали с ног. Я сходил с ума.
     - Я обнаружил, что спешу к пажу и целую ему ноги, точно так же, как на моих глазах проделывал с Королевой принц Джералд.
     - Однако, даже если паж и рассказал обо всем Королеве, на мне это никоим образом не отразилось. На другой день я был, как всегда прикован и ждал скуки, и неугомонности все тех же дам и господ. Иногда, проходя мимо меня, они, чтобы не выбрасывать остатки еды, вставляли их мне в анус: морковь, другие коренья, все, что казалось им похожим на пенис. Я был измучен этими штуками, поскольку мне приходилось тратить немало сил, чтобы вытолкнуть их обратно. Полагаю, они не пожалели бы и моего рта, если бы им ни приказали оставить кляп на месте, поскольку всем рабам следовало его носить.
     - Когда же я видел пажа, то замечал, что умоляю его всеми своими жестами и стонами.
     - Все это время меня не посетила ни одна настоящая мысль. Быть может, я уже начал думать о себе как о получеловеческом существе, каким я казался для окружающих. Не знаю. Для них я был непослушным принцем, отданным им потому, что заслужил это. Любое оскорбление в мой адрес они воспринимали как свою обязанность. Если бы мухи обленились, они обмазали бы мой пенис и яички медом, чтобы привлечь их, и думали бы, что поступили очень умно.
     - Как ни пугали меня кожаные рукоятки плетей, которые конюхи втыкали мне в анус, я стал мечтать о том, чтобы оказаться в более чистых и прохладных конюшнях. Те парни хоть были в восторге оттого, что мучают настоящего принца. Они угнетали меня долго и круто, однако это было все же лучше, чем на кухне.
     - Не знаю, сколько это продолжалось. Всякий раз, когда с меня снимали оковы, я приходил в ужас. Вскоре они придумали разбрасывать мусор по полу и заставляли меня собирать его, подгоняя лопатками. Я вконец утратил способность оставаться спокойным и возбужденно суетился, спеша покончить с заданием, а они все били меня. Даже принц Джералд никогда не оказывался в таком отчаянии.
     - Само собой разумеется, испытывая все это, я вспоминал о нем. Я с горестью думал: "Он сейчас забавляет Королеву в ее покоях, а я здесь, среди этой грязи".
     - Для меня конюхи были королевской привилегией. А одному из них я приглянулся особенно. Он был большой и очень сильный. Он приподнимал меня на рукоятке своей плетки так, что ноги мои чуть ли не отрывались от земли, и нес вперед, с изогнутой спиной и связанными руками. Ему это доставляло удовольствие, и однажды он забрал меня с собой в уединенную часть сада. Я попытался сопротивляться, но он одним щелчком бросил меня, как пушинку, через колено. Он заставил меня опуститься в траву и велел зубами срывать для него беленькие цветочки, а иначе пригрозил отвести обратно на кухню. Не могу передать, с какой готовностью я ему подчинился. Рукоятку плетки он держал во мне и ею направлял мои движения. А затем он начал мучить мой пенис. И все же даже шлепая и понося его, он продолжал его гладить. К своему ужасу я почувствовал, что напрягаюсь. Я хотел остаться при нем навсегда. Я подумал: "Что бы мне такое сделать, чтобы понравиться ему?" Эта мысль унизила меня своей безысходностью, поскольку я знал, что именно этого Королева и добивается, наказывая меня. Даже в своем безумии я осознавал, что если она узнает, как сильно я страдаю, то освободит меня. Мозг мой был пуст. Я только знал, что хочу доставить удовольствие моему конюху, а иначе он вернет меня на кухню.
     - Я срывал цветочки и приносил их ему в зубах. Потом он сказал, что я слишком плохой принц, чтобы со мной все так нежно обращались, и что он знает, как меня нужно наказать. Он велел мне взобраться на находившийся здесь же стол. Это был круглый деревянный стол, оставляемый на милость природы, но часто драпируемый и используемый, когда кому-нибудь из придворных хотелось устроить пиршество в саду.
     - Я тотчас же подчинился, однако мне предстояло не стоять на коленях, а сидеть на столе на корточках, широко раздвинув ноги, заложив руки за голову и потупившись. Это было невероятно унизительно для меня, и все же я думал лишь о том, как доставить удовольствие моему мучителю. Разумеется, он отшлепал меня в этой позе. У него была кожаная лопатка, тяжелая, но тонкая, с мощным ударом. Он принялся хлопать ею по моим ягодицам. И все же я не шевелился, свободный, но покорный, ноги от неудобного сидения на корточках ныли, а пенис, все то время, пока надо мной издевались, оставался напряженным.
     - Это было лучшее из того, что только могло произойти. Потому что свидетелем этой сцены оказался лорд Грегори. Однако тогда я об этом не догадывался, я только знал, что мимо нас проходят посторонние, а когда слышал их голоса и понимал, что это дамы и господа, испытывал невероятный ужас. Они видели, как меня унижает этот конюх, меня, гордого принца, воспротивившегося Королеве. И все же я не мог ничего, кроме как плакать, страдать и ощущать шлепки лопатки.
     - Я даже не думал о том, что Королева прознает про это. Все казалось мне слишком безнадежным. Я думал только о настоящем. Это, Красавица, и является одним из аспектов покорства и приятия. Я думал исключительно о конюхе, о том, чтобы ему было приятно и чтобы мне избежать, еще хоть ненадолго, такой страшной ценой, кухни. Другими словами, я думал о том, что от меня как раз и требовалось.
     - Постепенно мой конюх подустал. Он приказал мне слезть со стола, встать на четвереньки и повел в глубину леса. Я был совершенно свободен в своих движениях и все же всецело находился в его воле. В лесу он нашел дерево и сказал, чтобы я встал на ноги и ухватился за ветку над головой. Я повис на указанной ветке, оторвавшись ногами от земли, а он изнасиловал меня. Он вторгался в меня глубоко, сильно и неоднократно. Я решил, что это никогда не кончится, а мой бедный член был до боли тверд, как само дерево.
     - Когда же он все-таки кончил, произошла самая странная вещь. Я обнаружил, что стою перед ним на коленях и лобызаю ему ноги, более того, я извиваюсь будрами и делаю все, что в моих силах, чтобы умолить его утолить желание, жгущее меня между ног, позволить мне хоть какое-нибудь успокоение, поскольку на кухне я не знал ни одного живого человека.
     - Он только засмеялся. Он поднял меня, нанизал на рукоятку плети и повел обратно на кухню. Я плакал так безудержно, как никогда в жизни.
     - Огромное помещение было совершенно пустым. Все, то ли ушли на прополку овощей, то ли были заняты в приемных наверху сервировкой очередной трапезы, так что на месте осталась одна только молоденькая служанка, которая, едва завидев нас, вскочила на ноги. Конюх уже что-то шептал ей, а когда она кивнула и вытерла руки о передник, приказал мне взобраться на один из квадратных столов. Мне снова пришлось сесть на корточки и заложить руки за голову. Я бездумно подчинился. Снова порка, решил я, и все ради этой девочки с бледным личиком и коричневыми косичками. Между тем она приблизилась и теперь разглядывала меня с некоторым недоумением. А потом конюх принялся ради нее издеваться надо мной. Он вооружился мягким веником, которым здесь пользовались для подметания очагов. И вот им-то он стал обмахивать и гладить мой пенис. Чем дольше он гладил, тем хуже мне делалось, однако всякий раз, когда я вот-вот должен был не выдержать, конюх отводил его на четверть дюйма от пениса, чтобы я уже сам тянулся к нему. Это превышало то, что я мог вынести, и все же он не позволял мне пошевельнуться и тут же шлепал, стоило мне ослушаться. Скоро я понял смысл его игры. Я должен был подаваться вперед бедрами, чтобы удерживать свой изголодавшийся член под нежными прикосновениями щеточек веника, что я и делал, все время плача, а девочка глядела на меня с откровенным восторгом. В конце концов, она попросила, чтобы ей позволили дотронуться до меня. Я был ей так благодарен за это, что не смог сдержать рыданий. Тогда конюх подвел веник мне под подбородок и заставил поднять лицо. Он сказал, что желает посмотреть, как я удовлетворю любопытство молоденькой служанки. Она никогда в жизни не видела разговляющегося юношу. И вот, пока он держал меня и рассматривал мое залитое слезами лицо, девочка гладила мне пенис, и я, без гордости, забыв о чувстве собственного достоинства, ощутил, как моя страсть извергается в ее ладошку, как пылает мое лицо, наливаясь кровью, и трепет пролетает по членам, сменяя подавленность прошедших дней.
     - Когда все кончилось, я разомлел. Во мне не сталось ни гранулы гордости, ни единой мысли о прошлом или грядущем. Я не оказал сопротивления, когда на меня надевали наручники. Я хотел только, чтобы конюх поскорее возвращался. Я валился с ног от усталости и страха, когда вернулись все повара и посудомойки, сразу же возобновившие свои равнодушные издевательства надо мной.
     - Последующие несколько дней были заполнены все теми же ужасающими кухонными пытками. Меня шлепали, гоняли, поднимали на смех и вообще обращались со мной презрительно. Я же мечтал о конюхе. Он не мог не вернуться. Кажется, я даже не думал о Ее Высочестве. Воображая ее, я не испытывал ничего, кроме отчаяния.
     - Наконец, однажды, под вечер вошел конюх в элегантном бархатном наряде, отделанном золотом. Я был ошеломлен. Он велел меня вымыть и почистить. Я был слишком возбужден, чтобы бояться грубых рук посудомоек, хотя они, по-прежнему, обращались со мной безжалостно.
     - Мой пенис затвердел при одном только взгляде на конюха, моего господина, однако тот поспешил сказать, что его нужно привести в полную готовность и так держать во избежание сурового наказания.
     - Я поклонился даже слишком страстно. Тогда он вынул у меня изо рта удила и заменил их разукрашенным кляпом.
     - Как мне описать, что я испытывал в тот момент? Я даже не помышлял о Королеве. Я чувствовал себя настолько покинутым, что всякая передышка казалась мне удивительной. Теперь он повел меня в замок, и я, восстававший против всякого, торопливо полз за ним по каменным коридорам, мимо туфель дам и сапог господ, которые все без исключения оглядывались на меня и отпускали лестные замечания. Конюх был весьма горд собой.
     - Потом мы вошли в огромную залу с высоким потолком. У меня возникло ощущение, как будто я никогда в жизни не видел ни бархата кремового цвета, ни позолоты, ни статуй вдоль стен, ни букетов свежих цветов повсюду. Я почувствовал, что заново рожден, не отдавая себе отчета в своей наготе и раболепной позе.
     - В кресле с высокой спинкой сидела Королева, сверкающая пурпурным бархатом, в пелерине из горностая на плечах. Я смело ринулся вперед, зная, что могу нанести оскорбление своим низкопоклонством, и осыпал ее подол и туфли дождем поцелуев.
     - Она сразу же погладила мне волосы и приподняла голову. "Достаточно ли ты пострадал за свое упрямство?" - спросила Королева, и поскольку она не отняла рук, я поцеловал их, поцеловал нежные ладони и теплые пальцы. Звук ее смеха показался мне блаженством. Я заметил холмы белых грудей и узкий кушак, опоясывавший талию. Я целовал ей руки до тех пор, пока она не остановила меня, взяла мое лицо, открыла пальцами рот, потрогала губы и зубы и вынула кляп, предупредив, что мне нельзя разговаривать. Я понятливо кивнул.
     - Настал день испытаний, мой своенравный юный принц, - сказала она. И тут же ввергла меня в пароксизм изумительного наслаждения, коснувшись пениса. Я постарался сдержаться и не придвигаться к ней бедрами.
     - Этот мой поступок был ею одобрен. А потом она велела меня наказать. Она слышала, как меня муштровали в саду, сказала она, так что не будет ли теперь мой юный конюх настолько любезен, чтобы наказать меня для ее удовольствия.
     - Я тотчас же оказался на круглом мраморном столе перед ней, на корточках, послушный. Помню, двери были открыты. Вдалеке я увидел проходящие мимо фигуры дам и господ. Я знал о том, что в этой же комнате находятся и другие женщины. Я видел нежные краски их платьев, и даже мерцание волос. Но я думал лишь о том, как бы понравиться Королеве, и все надеялся, что смогу оставаться в этой неудобной позе на корточках так долго, как она того захочет, какой бы грубой ни была лопатка. Первые удары показались мне даже теплыми и приятными. Я чувствовал, как вздрагивают и напрягаются мои ягодицы. У меня возникло ощущение, что мой неудовлетворенный пенис никогда еще не испытывал столь полного, столь распирающего наслаждения.
     - Само собой разумеется, скоро я уже стонал под ударами, сдерживаясь изо всех сил. Королева поцеловала мне лицо и сказала, что хотя губы мои пускай остаются на запоре, я должен дать ей понять, как страдаю ради нее. Я сразу же ее понял. Теперь мои ягодицы горели и пульсировали от боли. Я выгнул спину, колени раздвинулись еще шире, ноги одеревенели и ныли от напряжения, а сам я откровенно выл, стоны мои с каждым раскатистым шлепком становились все громче. Понимаешь, ничто не сдерживало меня. Я был без оков и кляпа.
     - Я утерял всякое желание протестовать. Когда вслед за этим Королева отдала распоряжение шлепать меня, пока я буду ползать по комнате, я ответил даже с излишней готовностью. Она разбросала пригоршню золотых шариков размером с большие пурпурные виноградины и велела мне приносить их ей по одному, точно так же, как тебе было велено собирать розы. Мой конюх, мой "грум", как она его называла, должен был успеть нанести не более пяти ударов лопаткой, прежде чем я положу ей в ладонь один шарик, а иначе она будет очень мной не довольна. Золотые шарики раскатились по всему полу, и ты представить себе не можешь, каких трудов стоило мне их собрать. Я бежал от лопатки так, как будто она могла меня обжечь. Разумеется, к тому времени у меня уже саднило и ныло все тело, вся кожа была в рубцах, однако я спешил лишь затем, чтобы доставить приятное Королеве.
     - Первый я принес, получив всего три шлепка. Я был очень этим горд. Кладя его ей в ладонь, я увидел, что она надела черную кожаную перчатку, пальчики которой были украшены маленькими изумрудами. Она велела мне повернуться, раздвинуть ноги и показать ей анус. Я сразу же подчинился и в то же самое мгновение был потрясен, ощутив, как эти затянутые в кожу пальчики открывают мой задний проход.
     - Как я уже говорил, мои безжалостные тюремщики на кухне насиловали и мыли меня постоянно. И все же для меня это явилось откровением: я был открыт этой женщиной просто и беспечно, без намека на жестокое насилие. Я почувствовал, что таю от любви, слабею и отдаю себя в ее власть полностью. Я сразу же осознал, что она старается вставить только что отданный ей золотой шарик мне в анус. Она велела, чтобы я удержал его внутри, если не хочу окончательно ее рассердить.
     - Теперь мне предстояло найти новый. Лопатка нашла меня раньше. Я устремился вперед, вернулся со вторым золотым шариком, развернулся, и он тоже был вставлен в меня.
     - Игра эта продолжалась долго. Никогда еще мои ягодицы так не горели. Они казались мне огромными. Тебе наверняка знакомо это ощущение. Я чувствовал, что распухаю до невообразимых размеров, что я совершенно наг, каждый рубец взрывался болью под ударами лопатки, дыхание мое сбивалось, а сам я приходил в отчаяние оттого, что могу не справиться, поскольку теперь мне приходилось отбегать за золотыми шариками все дальше и дальше от Королевы. Во мне сейчас жило новое ощущение, ощущение переполненности, забитости ануса, который я был вынужден напрягать и сжимать, чтобы вопреки моему желанию шарики не рассыпались. Вскоре я почувствовал, что мой анус растянут, открыт и в то же время безжалостно заткнут.
     - Игра становилась все безумнее. Скоро я заметил, что за мной наблюдают от дверей посторонние. Мне часто приходилось стремительно проноситься мимо подола какой-нибудь дамы, застывшей в ожидании.
     - Я трудился все упорнее. Сильные кожаные пальцы затыкали меня все сильней. И хотя слезы текли по моему лицу, а дыхание учащалось и становилось хриплым, мне удалось закончить игру, получая в каждом раунде не более четырех ударов.
     - Королева обняла меня. Она поцеловала меня в губы и сказала, что я преданный раб и ее фаворит. По толпе придворных пробежал ропот одобрения, а сама Королева позволила мне мгновение полежать у нее на груди.
     - Разумеется, я страдал. Я изо всех сил старался удержать золотые шарики и при этом не тереться пенисом о ткань ее платья, чтобы не опозориться.
     - Она послала за золотым ночным горшочком. Я уже знал, чего от меня ждут. Должно быть, я страшно покраснел. Мне предстояло сесть над горшочком на корточки и выдавить из себя собранные мною же игрушки, что я, конечно же, исполнил.
- После этого весь день прошел в новых заданиях.
     - Не стану даже пытаться рассказать тебе обо всех, упомяну разве что о том, что Королева была занята мною всецело, и я от всего сердца стремился удержать на себе ее внимание. Я по-прежнему не был уверен в том, что меня не отошлют обратно на кухню. Это могло произойти в любой момент.
     - Я помню многое. Долгое время мы провели в саду, Королева гуляла среди своих обожаемых роз, а меня вела на той палке, что оканчивалась кожаным фаллосом. Иногда возникало такое чувство, как будто она палкой приподнимает мои ягодицы. После полов замка мои бедные колени нуждались в отдыхе на нежной траве. К тому времени я сделался настолько чувствительным, что малейшее прикосновение к ягодицам причиняло мне боль. Однако Королева просто выгуливала меня. Она подвела меня к маленькой беседке из решеток, увитых виноградными лозами, и велела первому подняться на плиты.
     - Она приказала мне встать на ноги, появился паж, не помню, был ли это Феликс, он заковал меня в наручники высоко над головой, так что я едва касался пола пальцами ног. Королева села прямо передо мной. Она отложила фаллическую палку в сторону и взялась за другую, свешивавшуюся на цепочке с ее кушака. Это была простая деревянная рейка, покрытая кожей.
- Теперь ты должен разговаривать со мной, - сказала она. - Ты должен обращаться ко мне не иначе как Ваше Высочество и с большим почтением отвечать на вопросы.
При этом я ощутил почти неконтролируемое возбуждение. Мне позволено с ней говорить. Ничего подобного я не ожидал. Из-за своего непокорства я всегда находился с кляпом во рту, так что теперь я даже не знал, как это - иметь возможность произносить слова. Я был ее щенком, ее безмолвным рабом, а теперь мне нужно было разговаривать с ней. Она поиграла моим пенисом; она приподняла на кожаной рейке мои яички и помяла их. Игриво щелкнула по бедрам.
     - "Тебе нравилось служить жестоким дамам и господам на кухне?" - шутливо спросила она. - Или ты с большим удовольствием послужишь своей Королеве?"
     - "Я хочу служить только Вам, Ваше Высочество, или как Вы пожелаете", - поспешно ответил я. Мой собственный голос показался мне странным. Он был моим, но я так долго не слышал его, что когда теперь объявил им о своем раболепии, это было равносильно тому, как если бы я только что его обнаружил. Или, скорее, обнаружил заново, что вызвало во мне самом неожиданный всплеск эмоций. Я расплакался, надеясь, что это не раздосадует мою Королеву.
     - Она встала и осталась стоять совсем рядом со мной. Коснулась моих глаз и губ. "Все это принадлежит мне, - сказала она. - И это". Она дотронулась до моих сосков, которых никогда не щадили стряпчие на кухне, дотронулась до живота и пупка. "И это, - сказала она. - Это тоже принадлежит мне". И она взяла в руку мой пенис, нежно потерев ноготками его кончик. От этого на нем проступила капелька жидкости, и Королева отняла руку, сжав обеими ладонями мою мошонку, точно также заявляя о своих правах на нее. "Раздвинь ноги", - велела она и развернула меня за цепь. "И это тоже мое", - сказала она, трогая анус.
     - Я услышал, что отвечаю ей "да, Ваше Высочество". Тогда она сказала, что в запасе у нее есть для меня наказания и похлещи, чем кухня, на тот случай, если я попытаюсь снова от нее сбежать, или окажу сопротивление, или еще каким-либо образом доставлю ей неприятность. Но сейчас она мной более чем довольна, это точно, и она будет занимать меня в свое удовольствие. Она сказала, что для этого я обладаю недюжинной силой, чего был лишен принц Джералд, и что она хочет испытать эту силу до предела.
     - Каждое утро она будет прогонять меня лопаткой по Верховой Тропе. В полдень я буду сопровождать ее во время прогулок по саду. Под вечер мне предстоит играть с ней в "собиралки". Вечерами меня будут сечь ради ее удовольствие в то самое время, когда она изволит ужинать. Мне придется принимать множество поз. Ей нравилось смотреть, как я открываюсь, сидя на корточках, однако существовали положения и получше, в которых она еще захочет меня поизучать. Она помяла мои ягодицы и сказала, что они принадлежат ей в первую очередь, поскольку она больше чего бы то ни было любит наказывать именно их. Однако для того, чтобы в будущем дневной режим был закончен, мне предстоит раздевать ее перед сном и спать в ее комнате.
     - На все это я отвечал "да, Ваше Высочество". Я готов был на все, чтобы только сохранить ее ко мне расположение. Потом она сказала, что собирается подвергнуть мои ягодицы серьезнейшим испытаниям с целью выяснения пределов их возможностей.
     - Она расковала меня и сама провела на фаллической палке через сад в сторону замка. Мы вошли в ее покои.
     - Теперь я уже знал, что она намеревается уложить меня к себе на колени и отшлепать, как проделывала прежде с принцем Джералдом. Я не имел представления о том, как мне сделать так, чтобы мой член не выплеснул при этом обуревающее его желание. Однако Королева заранее об этом позаботилась. Она обследовала меня и заявила, что чашу следует опустошить немедленно, чтобы затем она сама наполнилась. Никто не собирался меня вознаграждать. И все же она послала за прелестной маленькой принцессой. Девочка тотчас же взяла мой орган в ротик и как только начала сосать, вся донимавшая меня страсть изверглась в нее. Королева наблюдала за этой сценой; она гладила мне лицо и рассматривала мои глаза и губы, а потом велела принцессе побыстрее меня возродить.
     - Это само по себе было пыткой. Однако скоро я был снова не удовлетворен, как и прежде, и готов к тому, чтобы Королева приступала к моему испытанию на выносливость. Я был уложен к ней на колени, именно так, как и предполагал.
     - "Тебя громко шлепал сквайр Феликс, - сказала она. - Тебя неплохо отделали конюхи и повара на кухне. Как ты полагаешь, может женщина шлепать так же сильно, как мужчина?" Я уже плакал. Я был не в состоянии проанализировать переполнявшее меня чувство. Возможно, ты испытала то же, когда сегодня вечером лежала у нее на коленях. Или когда в такое же положение тебя клал Принц. Это не хуже, чем когда тебя перегибают через колено какого-нибудь пажа, или связывают руки над головой, или даже когда прижимают к постели или столу. Я не могу этого объяснить. Однако, когда оказываешься лежащим на коленях хозяина или хозяйки, чувствуешь себя гораздо более беспомощным.
Красавица кивнула. Это была чистая правда. Она переживала то же самое, когда лежала на коленях Королевы. Все самообладание оставило ее тогда.
     - Одной этой позы достаточно, по-моему, чтобы научиться послушанию и покорности, - сказал принц Алексий. - Во всяком случае, так было со мной. Я лежал у нее на коленях, голова моя свешивалась, ноги где-то сзади меня были раздвинуты. Она хотела, чтобы они были разведены в стороны лишь слегка, и, конечно, я должен был прогибать спину и держать руки сомкнутыми на пояснице, как в свое время заставляли делать тебя. Я должен был следить за тем, чтобы мой пенис не касался ткани ее платья, хотя я хотел этого изо всех сил. И тут она начала порку. Она показывала мне каждую лопатку и рассказывала о ее достоинствах и недостатках. Одна была легкой; она жалила; и отличалась быстротой. Та, что была потяжелее, правда, такая же тонкая, причиняла больше боли, и ею следовало пользоваться осторожно.
     - Она начала меня шлепать довольно сильно. И как это было и с тобой, она по собственному выбору массировала и щипала мне ягодицы. Однако рука ее оставалась твердой. Она била меня сильно и долго, пока вскоре мне не сделалось ужасно больно и я не почувствовал себя таким беззащитным, как никогда прежде.
     - Каждый удар, растекавшийся по моим членам, потрясал меня. Сначала их, разумеется, смягчали ягодицы. В своей уязвимости и чувственности они становились моим центром. Однако боль, проходила по ним и входила в меня, я только и мог, что содрогаться от каждого удара, трепетать от каждого звонкого шлепка и стонать все громче, но все это без малейшего намека на призыв сжалиться надо мной.
     - Королеве эта демонстрация муки очень понравилась. Как я тебе уже рассказывал, Королева ее поощряла. Она то и дело поднимала мое лицо, смахивала с глаз слезы и вознаграждала меня поцелуями. Иногда она хотела, чтобы я становился на пол, на колени. Она обследовала мой пенис и спрашивала, не ей ли он принадлежит. Я отвечал: "Да, Ваше Высочество, я весь принадлежу Вам, я Ваш покорный раб". Она восторгалась этому ответу и говорила, что я должен без колебаний отвечать развернутыми фразами.
     - Она сама действовала весьма решительно. Она снова торопливо подобрала лопатку, вновь вдавила меня в свои колени и приступила к громкой и сильной порке. Вскоре я уже в голос стонал, стиснув зубы. Я утратил всякую спесь, все чувство собственного достоинства, которое ты еще демонстрируешь, утратил, сам того не сознавая. Наконец, она сказала, что мои ягодицы приобрели совершенный оттенок.
     - Она совсем не хотела продолжать меня шлепать, она любовалась достигнутым цветом, но ей нужно было знать мои границы.
     - "Ты сожалеешь о том, что был таким непослушным маленьким принцем?" - спрашивала она меня. "Весьма сожалею, Ваше Высочество", - отвечал я сквозь слезы. Однако она продолжала порку. Я не мог заставить себя не напрягать ягодицы и не двигаться так, будто это могло облегчить мою боль. Я слышал ее смех. Она была вполне довольна.
     - Когда она, наконец, закончила, заставила встать на колени и повернуться лицом к ней, мои рыдания напоминали безудержный плач юной принцессы.
     - Она отерла мне лицо, промокнула глаза и подарила великодушный поцелуй, исполненный сладкой неги. Я буду ее слугой, сказала она, хозяином ее гардероба. Я один буду ее одевать, расчесывать ей волосы и вообще помогать. Мне предстоит многому научиться, однако она сама займется моим обучением. Я сделаюсь безупречным.
     - Само собой разумеется, в тот вечер я решил, будто худшее позади: оскорбление простыми солдатами по пути в замок, ужасные издевательства на кухне. Меня до предела унижал грубый конюх, и вот теперь я стал жалким рабом-развлечением, с душой, принадлежавшей Королеве, равно как и все остальные части моего тела. Однако я сильно ошибался. Впереди меня ждало нечто гораздо худшее.
     Принц Алексий сделал паузу и посмотрел вниз на Красавицу, которая лежала, припав головкой к его груди.
     Она изо всех сил пыталась скрыть свои эмоции. Она и в самом деле не знала, что чувствует, кроме того, что эта история взволновала ее. Она представляла себе каждое унижение, описываемое Алексием, и хотя ей от этого становилось страшно, вместе со страхом возникало и вожделение.
     - Мне было легче, - кротко заметила она, однако собиралась сказать вовсе не это.
     - Сомневаюсь, - ответил Алексий. - Видишь ли, после грубого обращения на кухне, когда я стал для своих угнетателей ниже, чем животное, меня сразу же освободили в роли послушного раба Королевы. Ты еще не познала подобного моментального освобождения, - сказал он.
     - Это то, что подразумевается под податливостью, - промолвила она. - И я должна прийти к этому другим путем.
     - Если только... если только ты не сделаешь чего-нибудь такого, за что тебя отвратительно накажут, - сказал Алексий. - Но это может даться слишком большой храбростью. А может оказаться и не обязательным, поскольку у тебя уже понемногу отнимают чувство собственного достоинства.
     - Сегодня вечером у меня его вообще не было, - возразила Красавица.
     - Ну конечно, еще какое, ты была само достоинство, - улыбнулся Алексий. - Но я продолжу. К тому времени я уступил только своему господину-конюху и Королеве. Оказавшись в руках последней, я совершенно забыл о первом. Я стал собственностью Королевы. Я думал о своих членах, ягодицах, о своем пенисе, как будто они принадлежали ей. Только для того, чтобы покориться по-настоящему, я должен был еще сильнее обнажиться и подвергнуться еще более действенному наказанию...
---------
Глава 18
Воспитание принца Алексия
продолжается
     - Не стану описывать тебе подробностей моей дрессировки у Королевы, как я учился быть ее слугой, как сопротивлялся ее приставанию. Все это ты познаешь под руководством твоего Принца, ибо в своей любви к тебе он явно намеревается воспитать из тебя служанку. Однако все это ничто, когда ты предан хозяину или хозяйке.
     - Мне пришлось научиться спокойствию в те моменты, когда я сталкивался с унижениями, бывшими для окружающих просто игрой, а давалось это непросто.
     - Первые дни у Королевы заключались для меня главным образом в дрессировке в ее спальне. Я обнаружил, что мечусь с тем же усердием, с каким принц Джералд исполнял ее малейшую прихоть. За всякое неловкое обращение с одеждой я часто наказывался со всей жестокостью.
     - Однако Королева вовсе не хотела, чтобы я занимался только этими холопскими заданиями, которые и без меня в совершенстве могли выполнить специально обученные слуги. Она хотела изучить меня, сломить и превратить в игрушку исключительно для своих забав.
     - Игрушку, - прошептала Красавица. В руках Королевы она чувствовала себя точно как игрушка.
     - Первые недели ей очень нравилось смотреть, как я служу ради ее удовольствия принцам и принцессам. Сначала мне пришлось служить принцу Джералду. У того уже срок повинности приближался к концу, однако сам он об этом не знал, и восстановление меня в правах привело его в состояние дикой ревности. Королева же, однако, придумала замечательный план, как вознаградить и успокоить его, а вместе с тем развить меня в соответствии со своими желаниями.
     - Днем его приводили к ней в покои и привязывали к стене с поднятыми над головой руками, чтобы он наблюдал, как я бьюсь над даваемыми мне поручениями, и это было для него пыткой до тех пор, пока он не осознал, что одним из этих поручений является ублажение его самого.
     - К тому времени я был доведен до безумия лопаткой Королевы, ее ладонями, пытаясь постичь науку изящества и хороших манер. Весь день я приносил и шнуровал обувь, завязывал кушаки, расчесывал волосы, полировал драгоценности и выполнял руками все, что желала Королева, однако ягодицы мои не теряли чувствительности, на бедрах и икрах не заживали следы лопатки, а на лице не высыхали слезы как у любого другого раба в замке.
     - А когда Королева увидела, что ревность принца Джералда до крайности напрягла его член и что он готов без каких бы то ни было дополнительных стимулов исторгнуть свою страсть, она повелела мне выкупать и удовлетворить его.
     - Не могу передать, какое отвращение я при этом испытал. Его тело было для меня настоящим врагом. И, тем не менее, мне пришлось принести чан с горячей водой, морскую губку и, держа ее, как было велено, одними зубами, омыть его половые органы.
     - При этом он послушно стоял коленями на низеньком столике, а я мыл ему ягодицы, снова окунал губку, протирал мошонку и, наконец, член. Однако Королеве этого было мало. Теперь я должен был смыть с него пену, пользуясь языком. Я пришел в ужас и лил слезы, как принцесса. Однако Королева оставалась непреклонной. Я облизал языком его член, яички, а потом проник в расщелину между ягодицами и даже вторгся в анус, у которого был кисловатый, почти соленый вкус.
     - Сам же он все это время выказывал явное удовольствие и вожделение.
     - Ягодицы его, разумеется, были воспалены. Я очень радовался тому, что теперь Королева редко шлепает его сама, а поручает делать это его груму перед тем, как принца приводят к ней. Так что ради нее он не страдал; вместо этого он страдал в Зале Наказаний среди тех, кто не обращал на него внимания. И все же я не мог не испытывать обиды оттого, что мой язык, лижущий его рубцы и красные отметины, доставляет ему удовольствие.
     - Наконец, Королева велела принцу встать с колен и заложить руки за спину, а я получил приказ вознаградить его как следует. Я знал, что это означает, однако сделал вид, что не понимаю. Тогда она сказала, чтобы я взял его член в рот и высосал до последней капли.
     - Сейчас я даже не могу объяснить, какое у меня в ту минуту возникло чувство. Я чувствовал, что не сделаю этого. И все-таки через каких-нибудь несколько секунд подчинился из страха не угодить Королеве. Толстый пенис ударился в заднюю стенку моего горла, у меня заболели губы и челюсти, однако я все сосал, стараясь делать это, как следует. Королева подсказывала мне, говорила, чтобы я двигался плавно, использовал язык и ускорял темп. Я слушался, но она продолжала шлепать меня, умудряясь безошибочно попадать ударами в ритм сосания. В конце концов, семя принца заполнило мой рот. Мне было сказано проглотить его.
     - Но Королева осталась совершенно не довольна моей сдержанностью. Она заметила, что я не должен выказывать неприязнь к чему бы то ни было.
     Красавица кивнула, вспомнив слова Принца, обращенные к ней в трактире о том, что даже того, кто не занимает высокого положения, следует предоставлять ему в угоду.
     - Она послала за всеми принцами, которых в течение дня мучили в Зале Наказаний, и отвела меня в просторную смежную гостиную.
     - Когда ввели шестерых юношей, передвигавшихся на коленях, я взмолился о том, чтобы надо мной сжалились, взмолился так, как только мог, стонами и поцелуями. Не могу передать, как их присутствие задело меня. Надо мной измывались крестьяне на кухне; я покорно, с жадностью подчинялся грубому конюху. Однако вошедшие принцы казались мне одновременно ниже и выше моих предыдущих мучителей. Это были принцы, стоявшие на одной ступени со мной на общественной лестнице, высокомерные, гордые в своих собственных землях, и такие же, как и я, жалкие рабы теперь.
     - Я не понимал того, как несчастен. Сейчас же я видел, что существует бесконечное множество способов унизить меня. Меня ждала не иерархия наказаний; речь шла о бесконечных унижениях.
     - Однако я слишком боялся не угодить Королеве, чтобы занимать себя мыслями. Я вновь потерял ощущение прошлого и будущего.
     - Пока я стоял у ее ног на коленях и тихо лил слезы, она приказала всем принцам, изнывающим от боли и голода после мук, которые они перенесли в Зале Наказаний, взять из сундука, служившего именно для этой цели, по лопатке.
     - Они образовали справа от меня живой строй, на коленях, с членами, затвердевшими не только при виде моих страданий, но и от скоро ожидавшего их самих удовольствия.
     - Мне было велено встать на колени и держать руки за спиной. Проходя сквозь строй, я был, таким образом, лишен возможности принять более легкую и прикрытую позу на четвереньках. Вместо этого мне приходилось продвигаться вперед с прямой спиной, разведя в стороны колени, выставив напоказ собственный орган, медленно, пытаясь уклоняться от лопаток. Лицо мое они тоже могли видеть. Я чувствовал себя обнаженным еще больше, чем когда меня держали на привязи, на кухне.
     - Игра Королевы была проста. Я должен был проходить сквозь строй, и тот принц, чья лопатка понравится ей больше других, то есть та, которая ударит меня сильнее, будет вознагражден, после чего проход сквозь строй повторится и так далее.
     - Королева подгоняла меня; она пообещала, что если я замешкаюсь, если мои мучители нанесут слишком много ударов, я буду отдан им на целый час издевательств, причем сама она не станет при этом присутствовать. Это ужаснуло меня. Ее при этом не будет. Надо мной станут надругаться не ради ее удовольствия.
     - Я начал сразу же. Все удары показались мне одинаковыми, громкими, яростными, смех принцев оглушал меня, пока я неуклюже двигался вперед в позе, которую сами они давным-давно научились принимать с легкостью.
     - Передышка наступала только с необходимостью удовлетворить принца, который ударил меня с наибольшей жестокостью. Я должен был вернуться к нему, стоящему на коленях. Остальные могли свободно наблюдать и наблюдали, более того, им позволялось делать наставления.
     - Я оказался в окружении полудюжины учителей, стремящихся с присущей им пренебрежительностью обучить меня тому, как удовлетворить того, кого они поддерживали руками, в то время как сам он, прикрыв глаза, наслаждался горячим, страстным сосанием, исполняемым мною.
     - Конечно, все пытались растянуть это удовольствие как можно дольше для наиболее полного удовлетворения, тогда как Королева, сидевшая рядом, поставив локоток на подлокотник, наблюдала за нами с явным одобрением.
     - Пока я исполнял свои обязанности, во мне происходили странные изменения. Когда меня били лопатками, я неистово сопротивлялся в душе. Пылающие ягодицы, колени болят, а кроме всего прочего, стыд оттого, что принцы могут беспрепятственно видеть мое лицо и половые органы.
     - Однако стоило мне начать сосать, как я забывался изучением члена, проникшего в мой рот, его размера, его формы, даже его вкуса и горько-соленого привкуса жидкости, изливавшейся в меня. Исчезло все, кроме ритма сосания. Голоса вокруг превратились в хор, в какой-то момент ставший шумом, и у меня возникло странное ощущение слабости и презренности. Это было очень похоже на то, что я чувствовал, находясь в саду с моим высоким хозяином-конюхом, когда он приказал мне сесть на корточки на столе. Тогда я испытал возбуждение даже поверхностью кожи. То же самое было и сейчас, когда я сосал эти различные члены и наполнялся их семенем. Я не могу этого объяснить. Это сделалось приятным. Это сделалось приятным потому, что повторялось, а я был беззащитен. И повторялось это всегда как передышка после лопатки, неистовой лопатки. Ягодицы мои пульсировали, однако им было тепло; они зудели, а я пробовал на вкус сладкий член, перекачивающий в меня свою силу.
     - Я обнаружил, что мне нравится ощущать на себе такое множество наблюдающих глаз. Но я не признался себе во всем сразу. Мне вовсе не нравилась эта вновь появившаяся слабость, это безволие духа. Я запутался в своих муках, в борьбе, в страстном желании делать приятное.
     - Что ж, это касалось всякого нового задания, ожидавшего меня. Сначала я с ужасом противился; я всем сердцем льнул к Королеве; потом в какой-то момент, посреди невыразимого унижения, я впадал в некое состояние покоя, при котором наказания уже не казались мне чем-то жестоким, а даже напротив.
     - Я увидел себя одним из этих принцев, одним из этих рабов. Когда они учили меня тому, как лучше сосать член, я слушался их. Когда меня шлепали, я в ответ на удар лопатки нагибался.
     - Вероятно, объяснить это невозможно. Я был на пути к покорности.
     - Когда, в конце концов, все шестеро принцев были отосланы восвояси, как следует вознагражденные, Королева обняла меня и тоже наградила поцелуями. Лежа на соломенном тюфяке возле ее постели, я испытывал непередаваемо приятную усталость. Казалось, даже дрожавший вокруг воздух овевал меня негой. Я чувствовал его кожей, как будто кто-то прикасался к моей наготе. И я заснул, уверенный в том, что достойно послужил Королеве.
     - Однако следующее великое испытание моей силы произошло как-то вечером, когда она, крайне раздраженная моей неумелостью при расчесывании ее волос, обрекла меня на роль игрушки для принцесс.
     - Я не поверил своим ушам. Сама она даже не соизволила быть тому свидетельницей. Она послала за лордом Грегори и сказала ему, чтобы меня отвели в Зал Особых Наказаний и там передали стайке принцесс. В течение часа она могут делать со мной все, что им заблагорассудится. А потом меня следовало привязать в саду, отхлестать по бедрам кожаной плеткой и оставить так до утра.
     - Это была моя первая долгая разлука с Королевой. Я не мог себе представить, что меня, голого, беспомощного и пригодного разве что для наказаний, отдадут принцессам. Я дважды ронял гребешок Королевы. До этого я разлил вино. Все это уже было неподвластно мне, как я ни старался.
     - Когда лорд Грегори несколько раз хорошенько меня шлепнул, я испытал стыд и страх. А когда Зал Особых Наказаний стал приближаться, я почувствовал, что больше не могу двигаться по своей воле.
     - Лорд Грегори посадил меня на кожаный ошейник. Он вел меня вперед, легонько шлепал и приговаривал, что принцессы должны понатешиться мной всласть.
     - Прежде чем мы вошли в помещение, он повесил мне на шею ленту с биркой. Сначала он мне ее показал, и я вздрогнул, увидев, что меня называют неуклюжим, своевольным, плохим и требующим перевоспитания.
     - Затем он заменил кожаный ошейник другим, к которому крепилось множество металлических колечек, достаточно широких для того, чтобы в них можно было просунуть палец. Таким образом, принцессы имели возможность таскать меня из стороны в сторону, и горе мне, если я окажу им хоть малейшее сопротивление.
     - На щиколотки и запястья были надеты манжеты с такими же кольцами. Когда меня подтолкнули к двери, я почувствовал, что едва могу двигаться.
     - Я не знал, как совладать со своими эмоциями. Дверь открылась, и я увидел их всех, принцесс десять, нагой гарем, бездельничающий под зорким оком грума - за хорошее поведение девушек наградили этим часом лени. Позднее я узнал, что если кого-то требовалось сурово наказать, его или ее отдавали им, но именно в тот день здесь никого не ждали.
     - Они вздрогнули от радости, захлопали в ладоши и сразу же стали переговариваться друг с дружкой. Я увидел повсюду вокруг себя их волосы, рыжие, золотые, волосы цвета вороного крыла, разливающиеся глубокими волнами и густыми локонами, обнаженные груди и животы, руки, указывающие на меня и прикрывающие смущенный шепот.
     - Они собрались вокруг меня. Я припал к земле, пытаясь спрятаться. Однако лорд Грегори за ошейник поднял мне голову. Я ощутил их руки на всем своем теле, поглаживание кожи, похлопывания по члену, прикосновения к яичкам - все это сопровождалось визгом и смехом. Никому из них еще не приходилось видеть мужчину так близко, если не считать господ, всецело владевших ими.
     - Я страшно дрожал. Я не давал выхода слезам и боялся больше всего того, что повернусь и постараюсь убежать, за что буду только еще строже наказан. Я отчаянно пытался сохранить холодную невозмутимость. Однако их округлые голые груди сводили меня с ума. Я чувствовал, как девушки трутся об меня бедрами, чувствовал даже прикосновения волос под животами, пока они толпились вокруг, обследуя меня.
     - Я же был их рабом, которого они презирали и которым восхищались. Когда я почувствовал, как их пальцы трогают и взвешивают мои яички, гладят член, я чуть не сошел с ума.
     - Это было бесконечно хуже, чем оказаться среди принцев, потому что я уже слышал насмешливые голоса, высказывающие желание подвергнуть меня муштре с тем, чтобы к Королеве я вернулся таким же послушным, как они. "О, так вы плохой маленький принц?" - сказала мне на ухо одна, рыжеволосая, с проколотыми мочками, украшенными золотыми сережками. Волосы ее щекотали мне шею, а когда пальчики потерли соски моей груди, я почувствовал, что теряю самообладание.
     - И испугался, что не выдержу, и попробовал сбежать. Между тем лорд Грегори отошел в угол комнаты. Он сказал, что грумы, если хотят, могут прийти на помощь, и те с готовностью принялись за работу на благо Королевы. Это вызвало громкие крики радости. На меня сразу же посыпались шлепки нескольких твердых ладошек. Ягодицы мои были раздвинуты. Я почувствовал, как между ними засуетились крохотные пальчики.
     - Я корчился и извивался, пытаясь устоять на месте, пытаясь не смотреть на девушек.
     - А когда меня подняли на ноги и привязали руки над головой к цепи, свешивавшейся с потолка, я сразу же успокоился, осознав, что больше не могу даже мечтать о спасении.
     - Грумы вручили принцессам долгожданные лопатки. Многие выбрали длинные кожаные ремни, которыми сначала прошлись по собственным ладоням. В Зале Особых Наказаний не нужно было оставаться на коленях, поэтому девушки могли стоять вокруг меня, как кому вздумается. Сейчас же в мой анус была введена круглая рукоятка лопатки. Мне широко раздвинули ноги. Я затрепетал, а когда рукоятка принялась насиловать меня толчками взад-вперед, как не насиловал еще ни один член, я понял, что лицо мое сделалось пунцовым, и вот-вот грозят политься слезы. То и дело посреди всего этого я ощущал, как прохладные губки прижимаются к моему уху, мне щиплют лицо, гладят подбородок, а потом снова берутся за соски.
     - "Красивые маленькие грудки", - сказала одна из девушек, как раз проделывая это. У нее были волосы соломенного цвета и такие же прямые, как у тебя. "Когда я закончу с ними, они будут ощущаться все равно что как груди", добавила она, продолжая оттягивать и гладить соски.
     - Все это время член мой оставался твердым, словно признавал своих хозяек, когда сам я отказывался считать принцесс за таковых. Девушка с соломенными волосами прижалась бедрами к моим, распаляясь по мере того, как дергала за соски. Я почувствовал ее влажную промежность своей. "Вы полагаете, что слишком хороши для того, чтобы страдать в наших руках, принц Алексий?" напевала она. Я не отвечал.
     - Тут толчки рукоятки в анусе стали сильнее и грубее. Мои бедра были отпихнуты вперед с жестокостью, которую никогда не позволял себе мой господин-конюх, так что я оказался, чуть ли не поднятым над полом. "Вы полагаете, будто слишком хороши для того, чтобы мы вас наказывали?" снова поинтересовалась принцесса. Другие девушки рассмеялись и стали наблюдать, как она начинает сильно шлепать по моему члену справа. Я вздрогнул, я уже не мог контролировать себя. Больше всего на свете я хотел, чтобы мне заткнули рот кляпом, однако этого не произошло. Она пробежала пальчиками по моим губам и зубам, тем самым как бы напоминая об этом, и велела уважительно ей отвечать.
     - Когда же я отказался, она взялась за лопатку и, выдернув орудие насилия, принялась громко шлепать меня, приблизив свое лицо к моему и щекоча мне щеку ресницами. Само собой разумеется, я уже и без того весь горел, как и все мы - всегда, ее же удары были очень сильными и сыпались совершенно аритмично. Она застала меня врасплох, а когда я содрогнулся и застонал, все девушки понимающе рассмеялись.
     - Другие хлопали по моему члену. Они выкручивали мне соски, однако она явно доказала свое превосходство. "Вы будете просить у меня прощение, принц Алексий", сказала она. "Я не Королева, меня вы можете просить, это пойдет вам только на пользу". Всем это тоже показалось весьма забавным, а она продолжала шлепать меня все сильней и сильней. Я молился о том, чтобы моя кожа лопнула раньше терпения, однако принцесса оказалась слишком умна. Она распространяла удары. Она велела приспустить цепь, чтобы тем самым еще шире раздвинуть мне ноги.
     - Теперь она держала мой член в левой руке, держала крепко, грубо, проводя открытой ладонью по кончику, чтобы помучить меня, а потом снова сжимала, нанося яростные удары.
     - Когда она шлепала меня по соскам и члену и приподнимала на ладонях яички, я чувствовал, что из глаз у меня текут слезы, и умирал от стыда оттого, что не могу этого скрыть. Это были удивительные мгновения боли и наслаждения. Ягодицы мои стали как сыромятная кожа.
     - Однако для нее это было только еще начало. Она приказала остальным принцессам поднять мне ноги перед грудью. Я ужаснулся, ощутив, что вишу на цепи. Она не стали привязывать мне щиколотки к рукам; они просто держали ноги на весу, пока она наносила удары снизу так же сильно, как и прежде, а потом, прикрыв ладонью яички, стала бить меня спереди, в то время как я извивался и выл теперь уже совершенно неуправляемо.
     - Между тем девушки с удовольствием наблюдали за мной, по-прежнему трогали меня и безмерно наслаждались моим жалким положением. Они даже целовали мне бедра, икры и плечи.
     - Удары же делались все сильнее и быстрее. Принцесса снова заставила меня сесть, широко раздвинула и взялась за работу всерьез. Думаю, при возможности она хотела поранить мне кожу, но теперь я уже был надломлен и неудержимо рыдал.
     - Именно этого она и добивалась, и когда я сдался, одобрила мой поступок. "Очень хорошо, принц Алексий, очень хорошо, пускай улетучится вся эта зловредная гордость, замечательно, вы же прекрасно знаете, что заслужили это. Так-то оно лучше, это как раз то, что я хочу видеть", с чувством сказала она. "Упоительные слезы", прикоснулась она к ним пальцами, все это время ни на мгновение, не переставая поднимать и опускать лопатку.
     - Потом она освободила мои руки. Меня поставили на четвереньки. И она повела меня по комнате, приговаривая, что я должен двигаться по кругу. Само собой разумеется, она убыстряла шаги. Я даже не отдавал себе отчета в том, что меня больше ничто не держит. Да, да, мне не приходило в голову, что я могу вырваться и убежать. Я был уничтожен. Происходило все так, как всегда, когда меня наказывали, я мог думать только о том, чтобы уклоняться от ударов ее лопатки. Но как мне было это осуществить? Я просто изворачивался и извивался. Между тем она уже устала отдавать мне команды, призывая пошевеливаться. Я мчался мимо босых ножек принцесс. Я видел, как они расступаются передо мной.
     - Потом она заявила, что такое ползание дается мне слишком легко, что я должен положить руки на пол, опустить на них подбородок и двигаться дальше таким образом, выпятив ягодицы, по которым она будет прохаживаться лопаткой. "Прогните спину", - сказала она. "Ниже, я хочу, чтобы ваша грудь касалась пола". И с этими словами она так умело, как никто из пажей или хозяек, заставила меня ползти вперед под одобрительные возгласы окружающих, восхищавшихся ее мастерством и выдержкой. Я никогда еще не оказывался в подобном положении. Это было так позорно, что мне не хотелось об этом думать, я по-прежнему скреб коленями пол, спина моя болезненно изгибалась, ягодицы все так же дерзко смотрели вверх. А она продолжала приказывать мне двигаться с максимальной быстротой. Ягодицы кровоточили. Они пульсировали, и эта пульсация разрывала мне уши. Слезы слепили меня.
     - Вот тогда-то и наступило то мгновение, о котором я уже упоминал ранее. Я принадлежал этой девушке с волосами цвета соломы, этой дерзкой и искусной принцессе, которую саму наказывали день ото дня не менее позорно, но которая сейчас могла делать со мной все, что пожелает. Я двигался вперед, замечая краем глаза сапоги лорда Грегори, сапоги грумов, слыша смех девушек. Я напоминал сам себе, что должен нравиться Королеве, должен нравиться лорду Грегори и, в конце концов, должен нравиться моей жестокой хозяйке с соломенными волосами.
     - Она остановилась перевести дух. Заменила лопатку на кожаную плеть и продолжала хлестать меня.
     - Поначалу плеть показалась мне слабее лопатки, и я, с благодарностью, расслабился. Но принцесса сейчас же изловчилась и стегнула меня с такой силой, что на ягодицах вспыхнули рубцы. Она остановила меня, чтобы ощупать их. Она пощипала рубцы, и я услышал в тишине свой собственный сдавленный плач.
     - "По-моему, он готов, лорд Грегори", сказала принцесса, и лорд Грегори тихо ответил, что по его мнению тоже. Я решил, что это означает возвращение к Королеве.
- С моей стороны это было большой глупостью.
     - Означало же это всего лишь то, что теперь меня должны высечь в Зале Наказаний. Разумеется, там уже было несколько принцесс. Они висели на цепях, спускавшихся с потолка, с подвязанными впереди ногами. Хозяйка подвела меня к первой из них.
     - Она велела мне встать и очень широко расставить ноги. Стоя перед принцессой, я увидел ее искаженное болью лицо, пылающие щеки, а потом голый и влажный пах, выглядывающий из венчика золотых волос на лобке, готовый к наслаждению или новой боли, после долгих дней раздразнивания. Моя мучительница приказала мне наклониться к нему и выставить бедра назад. "Дайте мне ваши ягодицы", сказала она. Она стояла позади меня. Остальные девушки расставили мои ноги еще шире, чем я сам был на то способен. Мне снова было велено прогнуться в спине и обнять связанную и сложенную пополам принцессу-рабыню, висевшую передо мной.
     - "Теперь доставьте ей удовольствие своим языком", сказала моя хозяйка. "Да смотрите, чтобы как следует, ведь она уже долго страдает и притом даже не за половину вашей неловкости".
     - Я взглянул на связанную принцессу. Она была подавлена и вместе с тем безумно жаждала наслаждения. И я прижался лицом к ее маленькому изголодавшемуся влагалищу; мне и в самом деле не терпелось удовлетворить ее. Пока мой язык проникал в набухшую расщелинку, пока я лизал крохотный клитор и припухшие губки, меня не переставая, охаживали ремнем. Моя хозяйка с соломенными волосами выбирала для своей работы один рубец за другим, отчего я страшно страдал, в то время как связанная принцесса, вопреки своей воле, в конце концов, затрепетала от наслаждения.
     - Разумеется, вокруг оказалось достаточно тех, кто уже успел, как следует помучиться, и кого теперь следовало вознаградить. Я вновь оказался в руках хозяйки, сжимая в объятиях самое прелестное на свете - связанную принцессу.
     - И снова, припав к полу грудью и подбородком, я пополз на коленях под хлесткими ударами ее плетки обратно в Залу Особых Наказаний.
     - Теперь уже все принцессы принялись упрашивать лорда Грегори заставить меня удовлетворить их, однако лорд Грегори сразу же их утихомирил. У них были свои дамы и господа, которым им надлежало служить, и он не желал больше слышать ни единого слова, если они не хотят повисеть на цепи в другой Зале, как они того заслуживают.
     - Меня увели от них в сад. Исполняя приказание, отданное Королевой, меня подвели к большому дереву. Мои руки оказались привязаны на такой высоте, что ступни едва касались травы. Смеркалось. Я остался один.
     - Меня мучили, но я подчинялся, я не сбежал, и вот это мгновение настало. Теперь меня угнетали только естественные нужды, мой изнывающий член, который не получит вознаграждения от Королевы ни завтра, ни в последующие дни по причине ее рассерженности на меня.
     - Однако сад был безмятежен и полон невнятных звуков. Небо было пурпурным, а деревья становились тучными от теней. Вскоре они превратились в скелеты, вечер окрасил небо в белый цвет, а потом на меня опустилась темнота.
     - Я смирился с тем, что мне придется спать в таком положении. Я был слишком далеко от ствола, чтобы потереться об него своим несчастным членом, а иначе я наверняка бы так сделал, измученный и готовый на все, что только могло дать мне трение.
     - И не столько в силу дрессировки, сколько по привычке твердость его не проходила. Я же тоже оставался напряженным, словно ждал чего-то.
     - Появился лорд Грегори. Он материализовался из тьмы, облаченный в серый бархат. Золото по краям его плаща сверкало. Я увидел мерцание его сапог и тусклый блеск кожаной плетки в руке. Снова наказание, устало подумал я, но нужно подчиняться. Я принц-раб, и с этим ничего не поделаешь. Хоть бы у меня только хватило сил вынести его в молчании, и не сопротивляясь.
     - Однако лорд Грегори приблизился ко мне и заговорил. Он сказал, что я очень хорошо себя вел, и поинтересовался, не известно ли мне имя мучившей меня принцессы. Я почтительно ответил: "Нет, мой господин", несколько успокаиваясь тем, что понравился ему. А понравиться ему очень трудно. Еще труднее, чем Королеве.
     - Тут он сказал, что ее зовут принцесса Линетта, она новенькая и произвела на всех огромное впечатление. Она была личной рабыней Великого Князя Андрэ. "Что мне-то с того?" подумал я. "Я ведь служу Королеве". Однако он довольно любезно спросил, не нахожу ли я ее хорошенькой. Я вздрогнул. Что мне было делать? Я помнил ее груди, приятные, когда она плющила их, прижимаясь ко мне, в то время как ее лопатка заставляла меня страдать и выть. Я помнил ее темно-синие глаза в те два мгновения, когда мне хватило дерзости заглянуть в них. "Не знаю, мой господин. Я думаю, она не находилась бы здесь", сказал я, "не будь она хорошенькой".
     - За эту дерзость он наградил меня, по меньшей мере, пятью быстрыми ударами ремнем. К тому времени я был уже настолько восприимчив к боли, что тотчас же разрыдался. Лорд Грегори любит повторять, что будь его воля, он бы всегда держал рабов в состоянии обостренной чувствительности. Тогда их ягодицы сделаются настолько уязвимыми, что ему будет достаточно погладить их перышком. Стоя там, с вытянутыми до боли над головой руками, утеряв под ударами равновесие, я осознавал, что одновременно злю и восхищаю его. А иначе, зачем ему было приходить сюда мучить меня? У него для пыток есть целый замок рабов. Эта мысль принесла мне странное удовлетворение.
     - Я ощущал свое тело, его очевидную мускулистость, которая на чей-либо взгляд наверняка могла являться красотой... Да, так вот. Он обошел вокруг меня и сказал, что принцесса Линетта непревзойденна во многих отношениях и что ее характерные черты воспламенены необычайным душевным порывом.
     - Я изобразил скуку. Мне предстояло провисеть в этом положении всю ночь. Он комар, подумал я о лорде Грегори. Однако он добавил, что, мол, навестил Королеву и поведал ей о том, как замечательно принцесса Линетта сумела меня наказать, явив умение командовать и готовность на все. Мне стало страшно. Тогда он заверил меня в том, что Королева была рада это слышать.
     - "А также и ее хозяин, Великий Князь Андрэ", добавил он. "Обоим сделалось любопытно и обидно, что сами они не были свидетелями этого представления, потратив время на других рабов". Я ждал. "Поэтому была организована забава," продолжал он, видя, что я молчу. "Ты разыграешь перед Ее Высочеством маленькое цирковое представление. Тебе наверняка приходилось видеть в цирках укротителей животных, которые искусными ударами кнута заставляют своих дрессированных кошек забираться на тумбы, прыгать через обручи и выделывать разные другие штучки для увеселения публики".
     - Я был в отчаянии, но, по-прежнему, ничего не отвечал. "Завтра, когда твои красивые ягодицы немного заживут, подобное представление будет организовано при непосредственном участии принцессы Линетты и ее ремня, которым она проведет тебя через многие тяжкие".
     - Я знал, что мое лицо сделалось алым от ярости и негодования, или того хуже, на нем отразилось мое безумное отчаяние, но в темноте лорд Грегори не мог этого заметить. Я видел только блеск его глаз и не был уверен в том, улыбается он или нет. "Тебе предстоит выполнять трюки быстро и хорошо", продолжал он. "Поскольку Королеве хочется посмотреть, как ты будешь перепрыгивать с тумбы на тумбу, ползать на четвереньках и прыгать через обручи, которые устанавливаются для тебя в это самое время. Так как существо ты двуногое, с руками и ногами, ты сможешь, кроме того, раскачиваться на трапеции, которую тоже сейчас готовят для этой цели. Принцесса Линетта будет подзадоривать тебя лопаткой, и ты позабавишь нас всех демонстрацией своей ловкости".
     - Проделать такое показалось мне немыслимым. Ведь это была не служба, не дрессировка и не обожание моей Королевы, не "собиралки", в которых я выказывал приятие ее власти над собой, поклонение ей. Это не было страданием ради нее, получением ее ударов. То была просто серия через силу принимаемых позорных поз. Я не мог примириться даже с мыслью об этом. А хуже всего было то, что я не мог себе представить, что смогу все это сделать. Будет до смерти унизительно, когда сила воли изменит мне, после чего меня, наверняка, снова отведут на кухню.
     - Я был вне себя от ярости и страха, а этот монстр, этот жестокий лорд Грегори, которого я так ненавидел, улыбался мне. Он взял меня за член и потянул вперед. Разумеется, ухватил он его под самый корень, а не рядом с кончиком, где это могло доставить мне удовольствие. И дернув меня за бедра так, что я потерял упор под ногами, он сказал: "Это будет замечательное зрелище. Свидетелями его станут Королева, Великий Князь и многие другие. Принцесса Линетта постарается произвести на двор должное впечатление. Смотри, чтобы она не затмила тебя".
Тут Красавица покачала головой и поцеловала принца Алексия. Теперь она стала понимать, что он имел в виду, когда говорил, будто начинает поддаваться только сейчас.
- Но, Алексий, - нежно сказала она, так, словно могла уберечь его от судьбы, словно это не произошло уже давным-давно. - Когда конюх привел Вас к Королеве, когда она заставила Вас собирать для нее золотые шарики по гостиной, разве это было не то же самое? - Она остановилась. - О, я бы никогда не смогла выполнить подобные вещи! - Смогла бы, смогла бы все, вот что главное в моей истории, - сказал он. - Всякое новое кажется ужасным именно в силу своей новизны,  потому, что это есть изменение, вариант. Однако, в конечном счете, все это одно и то же. Лопатка, плеть, выставление напоказ, сгибание воли. Только они вносят в происходящее бесконечное разнообразие. - Но ты права, упоминая тот первый урок у Королевы. Это было похоже. Но не забывай, что я был потрясен и доведен до изнеможения кухней, я утерял рассудок. С тех пор я успел восстановить силы, и вот их снова хотели надломить. Маленький цирк был, наверняка, уже построен к тому моменту, когда я только-только избавился от кухни, и теперь мне снова предстояло там оказаться. Цирк предполагал гораздо более откровенное выставление напоказ, большую выносливость, большую самоотдачу в принимании поз и положений, которые представлялись гротесковыми и бесчеловечными.
- Для того, чтобы преподать мне свои уроки и самим получить от этого удовольствие, им явно не нужно было ни жестокости, ни огня, ни плетей, - вздохнул он. - Но что же произошло? И вообще - произошло ли?
- Да, конечно, хотя лорду Грегори незачем было рассказывать мне ни о чем заранее, разве что для того, чтобы лишить меня сна. Я провел болезненно беспокойную ночь. Я много раз просыпался, думая, будто рядом кто-то есть, конюхи или прислужники с кухни, будто они увидели, что я и беззащитен, и одинок, и теперь собираются снова мучить меня. Однако, никто так и не появился.
- На протяжении ночи я слышал шепот - это дамы и господа беседовали, прогуливаясь под звездами. Иногда я даже слышал, как мимо проводят раба, прерывисто плачущего под неизбежными кожаными шлепками. Только пламя факела колыхнется где-нибудь среди деревьев - и все.
- Когда наступило утро, меня выкупали, натерли маслом, причем  все это время к моему пенису не прикасались, разве что когда он еще висел. Этим его ловко пробудили. - С наступлением сумерек Зала Рабов наполнилась разговорами о цирке. Мой грум, Леон, сообщил мне, что арена для представления приготовлена в просторном зале по соседству с покоями Королевы. Вокруг арены в четыре ряда будут сидеть дамы и господа, сопровождаемые рабами, которые тоже не прочь позабавиться. Рабы будут находиться в состоянии страха, как бы и их не заставили выступать. Он сказал только это, но я знал, о чем он думает. Это было изнурительной проверкой самообладания. Он расчесал мне волосы, втер побольше масла в ягодицы и бедра, и слегка смазал даже завитки на лобке, так что они заблестели.
- Я вел себя тихо. Я думал. - Когда меня, наконец, привели в помещение и оставили в тени стены, откуда был виден освещенный круг арены, я понял, что мне предстоит делать. Я увидел тумбы разной высоты и различных окружностей. С потолка свешивались трапеции, перпендикулярно полу были установлены огромные обручи. На высоких подставках среди кресел, уже занятых дамами и господами, горели свечи.
- И Королева, моя жестокая Королева восседала там же, а рядом с ней - Великий Князь Андрэ. - Посреди арены стояла принцесса Линетта. Значит, ей позволено стоять, подумал я, тогда как мне предстоит ползать на четвереньках. Что ж, с этим нужно было смириться.
- Томясь в ожидании на коленях, я решил, что сопротивление бесполезно. Стоит мне только попытаться скрыть слезы или напрячься, как унижение станет от этого лишь еще ужаснее.
- Мне нужно было смириться и делать то, что от меня требовалось.  Принцесса Линетта выглядела восхитительно. Ее соломенные волосы свободно стекали на спину, позволяя видеть только хорошенькие ягодицы. Они были чисты, кроме разве что розового следа от лопатки. Таким же следом были отмечены ее бедра и икры, что вовсе не портило ее, а наоборот придавало особый лоск и шарм. Я пришел в ярость. На шею ей был надет ошейник из позолоченной обработанной кожи, служивший скорее украшением. На ногах были сапожки, основательно позолоченные и на высоких каблуках.
- Я же, разумеется, был совершенно наг. На мне не было даже ошейника, а это означало, что я должен был сам слушаться ее команд. Меня не могли даже никуда повести против воли.
- Итак, я видел, что мне предстоит. Принцесса устроит грандиозную демонстрацию своей изобретательности. Она будет готова обрушить на меня свою злобу, воплощенную в команды вроде "живее", "пошевеливайся", сможет ругать и наказывать меня за малейшее неповиновение. Таким образом, она заслужит аплодисменты публики. И чем больше я буду бороться, тем ярче будет сиять ореол ее славы, на что обращал мое внимание лорд Грегори.
- Восторжествовать я смогу лишь путем беспрекословного послушания. Я должен в совершенстве выполнять все ее приказания. И не противоборствовать ни внешне, ни внутренне. Я буду плакать, если должен плакать, но я должен слушаться всех ее команд, даже если от одной мысли об этом дрожат руки, и пульсирует кровь в висках.
- Наконец все были готовы. Стайка восхитительных маленьких принцесс позаботилась о вине, они ходили, покачивая бедрами, и являли мне замечательное зрелище, наклоняясь и наполняя чаши. Им тоже предстояло быть свидетельницами моего наказания.  Впервые это должен был увидеть весь двор. 
- А потом, хлопнув в ладоши, Королева распорядилась, чтобы ее любимца, принца Алексия, вывели на арену и чтобы принцесса Линетта "дрессировала" и "приручала" меня на глазах у зрителей.
- Лорд Грегори по своему обыкновению подбодрил меня быстрыми шлепками лопаткой.
- Я сразу же оказался в круге света, на какое-то мгновение глазам стало больно, а потом я увидел приближающиеся сапожки мой дрессировщицы. В порыве страсти я бросился ей навстречу и сразу же облобызал обе щиколотки. Двор издал гулкий ропот одобрения.
- Я продолжал осыпать ее поцелуями и все думал: "Моя злая Линетта, моя сильная, жестокая Линетта, теперь ты моя Королева". Я ощутил, как страсть превращается в некую жидкость, растекающуюся по всему моему телу, а не только наливающую упругостью член. Я прогнулся в спине и даже несколько раздвинул ноги, хотя никто мне этого не приказывал.
- Удары обрушились на меня сразу же. Умный чертенок заявил: "Принц Алексий, вы должны показать вашей Королеве, что являетесь животным сообразительным, и угодливо реагировать на все мои приказы. Кроме того, вы будете отвечать на все мои вопросы, причем вежливо".
- Итак, я был вынужден говорить. Я почувствовал, как кровь ударила мне в лицо. Однако девушка не оставила мне времени на страхи, и я с поклоном сказал: "Да, моя принцесса", чем снова вызвал гул одобрения среди зрителей.
- Как я уже говорил, она была сильна. Она могла ударить больнее Королевы, так же, как повара на кухне или конюхи. Я понял, что она намеревается отхлестать меня до крови, если не хуже, потому что она сразу же влепила мне несколько звучных затрещин, причем с ловкостью, которой обладают некоторые наши мучители, когда ударами лопатки они буквально приподнимают нам задницы. 
- "Вон на ту тумбу", сразу же скомандовала она. "На корточки, колени широко разведены, руки за голову, ну!" Она заставила меня подчиниться, я запрыгнул на тумбу и с трудом удержал равновесие. Это была та же жалкая поза на корточках, в которой наказывал меня мой господин-конюх. Теперь весь двор мог лицезреть мои гениталии, если кому не довелось видеть их прежде.
- "Медленно повернитесь", приказала она, желая, чтобы на меня смогли посмотреть все. "Дамам и господам небезынтересно будет познакомиться с тем, кто выступает для них сегодня", и она снова влепила мне целую серию резких затрещин своей лопаткой. Послышались аплодисменты и звуки разливаемого вина. У меня в ушах звенели шлепки лопатки. Не успел я совершить полный оборот, как она приказала мне описать быстрый круг по маленькой сцене на четвереньках, припав подбородком и грудью к полу, как я уже делал для нее прежде.
- Именно в этот момент мне пришлось напомнить себе о своих намерениях. Я бросился исполнять приказ, прогибаясь в спине, расставляя колени и, одновременно, умудряясь двигаться быстро, поскольку высокие каблучки сапожек цокали рядом, а ягодицы мои съеживались под ударами. Я не пытался расслаблять мышцы, я позволял им напрягаться, я даже вскидывал бедрами, к чему они были предрасположены, уклоняясь от шлепков и все же получая их. Передвигаясь по беломраморному полу, в помещении, представшим передо мной сплошным расплывчатым пятном из лиц, я почувствовал, что это и есть мое естественное состояние, это и есть я, ни впереди, ни позади меня нет ничего. Я слышал реакцию двора; придворные насмехались над моей жалкой позой, и в их болтовне слышалось возрастающее возбуждение. Маленькое представление заинтересовало их, таких пресыщенных. Мной восхищались за мою непринужденность. Я выл от каждого удара лопаткой, даже не думая о том, чтобы  сдержаться. Я давал свободный выход стонам и только еще сильнее выгибал спину.
- Выполнив задание, и вновь вернувшись в центр круга, я услышал вокруг себя овации.
- Моя жестокая дрессировщица вовсе не собиралась на этом останавливаться. Она тотчас же велела мне прыгнуть на другую тумбу, а с нее - на еще более высокую. На каждой я садился на корточки. Когда шлепки настигали меня, бедра сами двигались вперед без сопротивления, а стоны, мои естественные стоны, казались мне на удивление громкими.
- "Да, моя принцесса", отвечал я на каждый приказ, и голос мой звучал неровно, однако в нем была глубина и мука. "Да, моя принцесса", сказал я, когда она велела мне, наконец, встать перед ней, широко расставить ноги и медленно присесть на корточки, пока я не окажусь на удобной для нее высоте. Потом я должен был прыгнуть через  первый обруч, держа руки за головой, и снова умудриться сесть перед  ней на корточки. "Да, моя принцесса", сказал я и сразу подчинился, а  потом с такой же угодливостью прыгнул еще через несколько обручей. Я  был ловок и лишен малейшего стеснения, однако мои пенис и яички двигались при этих упражнениях не так изящно, как хотелось бы. 
- Удары ее стали сильнее, теряя регулярность. Стоны были очень  громкими, резкими и вызывали много смеха.
- А когда она приказала мне подпрыгнуть и ухватиться руками за  перекладину трапеции, я ощутил, что плачу от напряжения и изнеможения. Я висел на трапеции, а она шлепала меня, раскачивая взад-вперед,  после чего скомандовала изогнуться и перехватить ногами цепи.
- Это было совершенно невозможно, и пока я пытался выполнить  приказание, зала грохотала от смеха. Вперед выступил Феликс. Он сразу поднял мне щиколотки, и я повис, как она того хотела, вынужденный сносить в этой позе новые удары.
- Как только она утомилась, мне было велено упасть на пол. Сама  она вышла вперед, уже вооруженная длинным ремнем из тонкой кожи. Обвязав конец вокруг моего члена, она потянула за него, и я, как был,  на коленях, пополз к ней. Меня никогда еще не водили подобным образом, за самое основание члена. Из глаз моих хлынули потоки слез.  Все мое разгоряченное тело дрожало, бедра опережали меня, так что не  могло быть и речи о каком бы то ни было изяществе, даже если мысль о  нем и нашла бы место в моем потрясенном сознании. Принцесса подвела  меня к ногам Королевы, а потом развернула и, увлекая за собой, побежала на цокающих каблучках, да так быстро, что я стонал и плакал  сквозь стиснутые зубы, пытаясь поспевать за ней. 
- Я был жалок. Круг казался бесконечным. Петля сдавливала член,  а ягодицы теперь напрягались так сильно, что болели, даже когда принцесса не касалась их. 
- Скоро круг был нами преодолен. Я знал, что принцесса  исчерпала свою фантазию. Она рассчитывала на то, что я окажусь непослушным, однако, из-за столкновения с обратным, ее представление  утеряло все черты реальности за исключением моего совершенного покорства. 
- Но она приготовила мне изощренное испытание, к которому я  оказался не готов.  Она приказала мне встать, расставить ноги, а потом упереться  руками в пол прямо перед ней. Я сделал, как велели, и мои ягодицы  обратились к Королеве и Великому Князю, отчего я снова невольно  вспомнил о своей наготе.
- Принцесса отложила лопатку, взяла любимую свою игрушку, кожаный ремень, и принялась, что было сил хлестать меня по бедрам и икрам. Ремень обвивался вокруг ног. Она приказала мне продвинуться немного вперед с тем, чтобы я смог лечь подбородком на высокую тумбу.  Руки я должен был заложить за спину, спину прогнуть. Я послушался,  встал, расставив ноги, согнулся в поясе и запрокинул лицо, так что  все теперь видели его жалкое выражение. 
- Как ты можешь себе представить, ягодицы мои оказались на виду, и она принялась осыпать их похвалами. "Прелестные бедра, принц  Алексий, прелестные ягодицы, упругие, круглые и мускулистые, в самом  деле, очень милые, когда вы корчитесь, пытаясь избежать моего ремня  или лопатки". Сказанное она проиллюстрировала с помощью все того же  ремня, и я теперь тихо плакал между стонами.  - Тут-то она и отдала приказ, изумивший меня. "Двору  угодно видеть, как вы показываете свои ягодицы. Господа хотят посмотреть, как вы двигаете ими", сказала она. "Не просто уклоняясь от  наказания, которое вы так заслуживаете и в котором так нуждаетесь,  но посмотреть на настоящее унижение". Я не понимал, что она имеет в  виду. Она хлестнула меня так сильно, как будто я выказывал упрямство.  Я ответил сквозь слезы: "Да, моя принцесса". "Но вы не слушаетесь!"  воскликнула она. Она уже начала то, о чем мечтала, и стоило ей это  сказать, как я, сам того не желая, всхлипнул. Что мне было ей ответить? "Я хочу видеть, как двигаются ваши ягодицы, принц", настаивала  она. "Я хочу видеть, как они пляшут, когда ваши ноги остаются на  месте". Я услышал смех Королевы. Внезапно меня обуял стыд и страх, я  уже знал, что кажущееся пустячным желание девушки окажется невыполнимым для меня. Я двигал бедрами, двигал из стороны в сторону, пока  она хлестала меня, а из моей груди уже рвались новые всхлипы, которые я едва мог скрыть.   
- "Нет, принц, нет ничего проще этого, покажите-ка двору настоящую пляску", сказала она. "Ваши покрасневшие, избитые ягодицы должны  не только спать под моими ударами, но и делать помимо этого еще кое- что!" Тут она положила ладони мне на бедра и начала медленно ими двигать, причем не только из стороны в сторону, но вверх, кругом и вниз,  так что мне пришлось подогнуть колени. Она крутила ими. Когда я сейчас об этом рассказываю, все кажется пустяком. Но для меня было невыразимым позором извиваться и вращать бедрами, вкладывая всю силу и  вдохновение в эту кажущуюся вульгарной демонстрацию моих ягодиц. Ей  же хотелось, чтобы я это делал, она мне приказывала, и я только и  мог, что слушаться, глотая слезы, с комком в горле, играя ягодицами  так, как приказывала принцесса. "Сильнее согните колени, я хочу видеть танец", сказала она, сопровождая свои слова громкими ударами  ремнем. "Согните колени и двигайте бедрами больше в стороны, левее!"  Ее голос сделался сердитым. "Вы сопротивляетесь мне, принц, вы вовсе  не развлекаете нас!" сказала она и обрушила на меня, пытающегося исполнять все в точности, град ударов. "Живее!" воскликнула она. Она  торжествовала. Все мое хладнокровие иссякло. Она знала это.
- "Так значит, вы отваживаетесь беречь силы в присутствии Королевы и ее двора", отругала она меня, а потом стала обеими руками еще  отчаяннее вращать мои бедра. Я не мог больше этого терпеть. Оставался только один способ перехитрить ее, который заключался в том, чтобы извиваться в этой постыдной позе еще яростнее, чем того требовала  она сама. Вздрагивая от сдавливаемых всхлипов, я подчинился ей. Стоило мне исполнить этот танец, как сразу же раздались аплодисменты;  ягодицы виляли из стороны в сторону и вверх-вниз, колени сильно подгибались, спина гнулась, подбородок до боли вдавливался в тумбу, так  что всем были видны слезы, скатывающиеся по щекам, и полный упадок   моего духа.
- "Да, принцесса", силился я выдавить из себя умоляющим голосом, и подчинялся изо всей мочи, являя собой столь замечательное  зрелище, что аплодисменты не унимались. 
- "Вот уже хорошо, принц Алексий, очень хорошо", сказала она.  "Раздвиньте пошире ноги, еще шире, и не забывайте побольше двигать  бедрами!" Я тотчас ее послушался. У меня уже трещали суставы. Мне  было так стыдно, как тогда, когда меня взяли в плен и привезли в замок. Ни то, как меня раздевали солдаты в поле, ни то, как я был переброшен через капитанское седло, ни насилие, учиненное надо мной  на кухне, не могло сравниться с тем унижением, которое я переживал,  потому что теперь я все это проделывал непристойно и подобострастно.
  - Наконец, она закончила меня демонстрировать. Дамы и господа  переговаривались между собой, комментировали увиденное, выражаясь  так, как привыкли в подобных ситуациях, однако в гуле голосов явно  слышалось беспокойство, означавшее, что желания присутствующих возбуждены, и мне не нужно было даже поднимать взгляда, чтобы понять,  что все смотрят на центральный круг, какую бы скуку ни выражали их  лица. Теперь принцесса Линетта приказала мне медленно повернуться,  прижимаясь подбородком к центру тумбы и переступая ногами по кругу,  причем одновременно я должен был вилять ягодицами, чтобы все придворные в равной степени стали свидетелями моей покорности. 
- Собственные всхлипы показались мне оглушительными. Я пытался  выполнить приказ, не теряя равновесия. Если я слегка уменьшал амплитуду оборотов ягодиц, у принцессы снова появлялась возможность отчитать меня. 
- Наконец, она повысила голос и объявила двору, что сейчас перед ними находится покорный принц, готовый к еще более фантастическим забавам в будущем. Королева хлопнула в ладоши. Теперь собравшиеся могли подняться со своих мест и удалиться, однако делали они это  очень медленно, и принцесса Линетта, желавшая продолжать представление, пока не уйдет самый последний зритель, велела мне быстро ухватиться за трапецию над головой; пока она безжалостно шлепала меня,  мне было велено поднять подбородок и маршировать перед ней на цыпочках. 
- Боль пронзала мои икры и бедра, однако хуже всего, как всегда, было жжение в распухающих ягодицах. И все же я маршировал с поднятым подбородком все время, пока пустела зала. Королева ушла первой.  В конце концов, исчезли все дамы и господа. 
- Принцесса Линетта передала лопатку и ремень лорду Грегори. 
- Я стоял, держась за трапецию, грудь моя вздымалась, руки и  ноги онемели. Я имел удовольствие наблюдать, как паж снимает с принцессы Линетты сапожки и ошейник, а потом перебрасывает девушку себе  через плечо и уносит, однако я не мог видеть ее лица и не знал, что  она чувствует. Ягодицы ее оказались в воздухе над плечом пажа; половые губки были длинными и тонкими, а волоски на них - рыжеватыми. 
- Я остался один, весь покрытый потом и обессиленный. Рядом был  только лорд Грегори. Он подошел, поднял мне за подбородок лицо и  сказал: "Ты ведь непобедим, не правда ли?". Я был изумлен. "Жалкий,  гордый, мятежный принц Алексий!" в ярости проговорил он. Я попытался  показать, что испуган. "Скажите, чем я оказался неугоден?" взмолился  я, вспомнив, как говорил принц Джералд в спальне Королевы. 
- "Ты ведь сам знаешь, что тебе все это нравится. Для тебя не  существует ничего слишком постыдного, слишком недостойного, слишком  сложного. Ты со всеми нами просто играешь!" сказал он. Я снова был   поражен.
- "Что ж, сейчас ты будешь снимать мерку с моего члена", добавил он и велел последнему из пажей оставить нас. Исполняя его приказание, я, по-прежнему, держался за трапецию. Помещение было погружено  во мрак, если не считать светлого ночного неба, заглядывающего через  окна. Я услышал, как он расстегивает одежду, почувствовал толчок  члена. А потом он вставил его мне между ягодиц. 
- "Мерзкий принц", сказал он, вторгаясь в меня. 
- Когда это закончилось, Феликс взвалил меня на плечо так же  бесцеремонно, как перед этим паж уносил принцессу Линетту. От прикосновения к нему, член мой снова напрягся, однако я постарался возобладать над ним. 
- Когда он спустил меня на пол в спальне Королевы, та сидела за  туалетным столиком и подпиливала ногти. "Я скучала по тебе", сказала  она. Я поспешил к ней на четвереньках и поцеловал туфли. Она же взяла белый шелковый платок и вытерла мне лицо. 
- "Ты мне очень понравился", заметила она. Я был в недоумении.  Что же такое увидел во мне лорд Грегори, чего не увидела она? 
- Однако я слишком успокоился, чтобы размышлять об этом. Если  бы она встретила меня со злобой, обрекла на новые наказания и забавы, я бы расплакался от отчаяния. Теперь же она была сама красота и  нежность. Она приказала мне раздеть себя и приготовить постель. Я  сделал все, как мог. Однако от шелкового халата она отказалась.  Впервые она стояла передо мной обнаженная.
- Мне не говорили, что я могу поднять взгляд от пола. Я пресмыкался у нее в ногах. Потом она сказала, что я имею право смотреть.  Можешь себе представить, какой невыразимо прелестной она была. У нее  было упругое тело, отчасти даже мощное, плечи казались чуть более   сильными, чем они бывают у женщины, равно как и длинные ноги, груди были великолепными, а внизу живота сверкало гнездышко черных волос. Я почувствовал, что не могу перевести дух. 
- "Моя Королева", прошептал я и, поцеловав туфли, поцеловал  щиколотки. Она не протестовала. Я поцеловал ей колени. Она не протестовала. Я поцеловал ее бедра, а потом порывисто зарылся лицом в  гнездышко благоухающих волос, найдя его жарким, неимоверно жарким.  Она подняла меня, пока я не оказался стоящим на ногах. Тогда она  подняла мои руки, и я обнял ее, впервые ощутив ее полные женственные  формы, ощутив, что, какой бы сильной и могущественной она ни казалась,  сейчас она была рядом со мной, близкая и податливая. Я решил поцеловать ей груди, и она, молча, мне это позволила; я сосал их до тех пор,  пока она не задышала тяжело. Они были такими сладкими на вкус, такими мягкими и вместе с тем такими полными и неуступчивыми под моими  почтительными пальцами. 
- Она опустилась на постель, а я, стоя на коленях, снова спрятал лицо между ее ног. Но она сказала, что хочет мой член и что  я не должен "кончать", пока она сама мне это не разрешит.
- Я застонал, показывая, как это трудно, принимая во внимание  мою к ней любовь. Она же откинулась на подушки, развела ноги, и я  впервые увидел ее розовые губки.
- Она потянула меня вниз. Я не мог поверить в то, что чувствую  складки ее горячего влагалища. Как же давно я вот таким же образом  не удовлетворял себя с женщиной! Я не испытывал подобных чувств с  тех пор, как ее солдаты взяли меня в плен. Я пытался сходу не расплескать свою страсть, а когда Королева начала двигать бедрами, подумал, что неминуемо проиграю битву. Она была такой влажной, горячей  и узкой. Мой член болел после наказания. Болело все тело, и боль эта   казалась мне упоительной. Ее руки ласкали мои ягодицы. Она щипала  рубцы. Она раздвинула мне ягодицы, и когда эти горячие ножны сомкнулись на моем пенисе, когда жесткие волосы на ее лобке уже щекотали и  дразнили меня, пальчики Королевы проникли мне в анус.
- "Мой принц, мой принц, ты выдерживаешь ради меня все испытания", шептала она. Движения ее становились все быстрее и яростнее. Я  увидел, как груди и лицо заливаются алой краской. "Теперь", приказала она, и я вогнал в нее свою страсть. 
- Я заходил, как поршень. Мои бедра потрескивали, как во время  представления в цирке. Опустошившись и успокоившись, я лег, покрывая  ее лицо и груди вялыми, сонными поцелуями. 
- Она села на постели и пробежала ладонями по всему моему телу.  Сказала, что я самая прелестная ее собственность. "Тебя ждет  еще немало жестокостей", добавила она. Я почувствовал, что снова  твердею. Она сказала, что мне предписана ежедневная дрессировка, которая была хуже всего того, что она изобрела до сих пор. 
- "Я люблю Вас, моя Королева", прошептал я, не помышляя ни о  чем, кроме, как только служить ей. И все же, разумеется, я был испуган. Хотя ощущал силу после всего вынесенного и совершенного. 
- "Завтра", сказала она, "я отправляюсь осматривать свои армии.  Я должна буду проехать перед ними в открытом экипаже, чтобы они могли узреть свою Королеву, как и я их, а потом я продолжу путь через  прилежащие к замку деревни.
- "Все придворные будут следовать за мной в соответствии со  своим рангом. И все рабы, нагие и посаженные на кожаные ошейники,  будут двигаться в ногу с нами. Ты пойдешь рядом с моей повозкой,  чтобы все могли тебя видеть. Я приготовлю для тебя самый красивый  ошейник, а анус твой будет пронзен кожаным фаллосом. В рот ты возьмешь удила, а я буду держать уздечку. Ты высоко понесешь свою голову перед солдатами, офицерами и простым людом. А для того, чтобы  позабавить народ, я буду выставлять тебя в деревнях на центральных  площадях; там ты будешь стоять достаточно долго, чтобы все успели  восхититься тобой, прежде чем мы продолжим наш путь". 
- "Да, моя Королева", тихо ответил я. Я понимал, что это будет  ужасающее по своей тяжести испытание, и тем нее менее думал о нем с  любопытством, не зная, когда и как меня посетит ощущение беспомощности и уступчивости. Произойдет ли это перед сельчанами или перед  солдатами, или когда я буду идти с высоко поднятой головой и фаллосом, воткнутым в анус. Каждая описанная ею деталь возбуждала меня.
- Спал я глубоко и спокойно. Разбудив, Леон привел меня в порядок так же тщательно, как и перед цирком. 
- Снаружи замка царила суета. Сейчас я впервые видел главные  ворота, разводной мост, ров и солдат в полном сборе. Открытый экипаж Королевы стоял во дворе, она уже сидела в нем, окруженная лакеями, пажами, расположившимися по бокам, и кучерами в роскошных шляпах, украшенных перьями, в блеске шпор. Огромный отряд конных воинов  был готов отправляться в путь. 
- Прежде чем вывести меня на улицу, Леон дал мне закусить удила  и последний раз прошелся гребнем по волосам. Он вставил кожаный мундштук как можно глубже, вытер мне губы и сказал, что сложнее всего  будет держать поднятым подбородок. Я ни за что не должен опускать  его в обычное положение. Уздечка, которая будет без дела лежать на  коленях у Королевы, разумеется, поможет моей голове не опуститься,  но если я все же опущу подбородок, Королева сразу это почувствует и  рассердится.
- Потом он показал мне кожаный фаллос. На нем не было никаких   ремешков. Размером он был с возбужденный член взрослого мужчины, и я  испугался. Как мне удержать его в себе? Заканчивался он конским хвостом из кожаных плеточек, служивших просто как украшение. Леон велел  мне расставить ноги. Он ввел искусственный член мне в анус и сказал,  что я должен удерживать его сам, поскольку Королева не хочет, чтобы  я был хоть чем-нибудь прикрыт. Тонкие кожаные плеточки поглаживали  мне бедра. Они будут болтаться, как лошадиный хвост, когда я побегу,  однако они настолько короткие, что не скроют ничего. 
- Потом он снова втер масло в волосы на моем лобке, в член и  яички. Растер им живот. Я держал руки за спиной, и он вложил в них  маленькую, покрытую кожей кость, сказав, что так мне будет легче.  Обязанности же мои сводились к следующему: держать подбородок поднятым, держать фаллос на месте и поддерживать пенис твердым и представительным для Королевы.
- Потом меня вывели за уздечку во двор. Слепящее полуденное  солнце сверкало на шпорах рыцарей и солдат. Подковы лошадей громко стучали по камням.  - Королева, занятая торопливыми переговорами с Великим Князем,  находившимся здесь же, едва заметила меня. Она послала мне быструю  улыбку. Уздечка была передана ей. Она протянулась над дверцей экипажа, и я уже не мог опустить голову. 
- "Твои глаза должны все время оставаться почтительно опущенными", предупредил Леон. 
- Вскоре экипаж уже выехал через ворота и проследовал по разводному мосту. 
- Ты можешь себе представить, на что был похож этот день. Тебя  провели сюда голой по деревням твоего собственного королевства. Ты  знаешь, что это значит, когда на тебя глазеют все - солдаты, рыцари,   простолюдины. 
- Утешало меня только то, что за нами следовали такие же нагие  рабы. Экипаж Королевы сопровождал я один. Я думал лишь о том, чтобы  делать ей приятное и являть собой то, что она хотела, чтобы я представлял в глазах окружающих. Я держал голову поднятой вверх. Я сжимал ягодицы, не давая выскользнуть фаллосу, причинявшему мне немалую  боль. Вскоре, когда мы следовали мимо сотен и сотен солдат, я снова  подумал: "Я ее слуга, ее раб, это моя жизнь. Другой у меня нет". 
- Наиболее мучительной половиной дня было для меня посещение  деревень. Королева наведывалась в каждую, после чего должна была открыться ярмарка. 
- В каждой деревне была площадь с помостом посередине, и когда  Королева удалялась в дом владельца деревни испить с ним бокал вина,  я оставался на всеобщее обозрение, как она меня и предупреждала. 
- Однако мне не пришлось элегантно стоять, на счет чего я питал  некоторые надежды. В отличие от меня селяне знали об этом. Когда мы  добрались до первой деревни, Королева покинула меня. Стоило моим ногам коснуться платформы, как гул поднялся над толпой, знавшей, какое их ожидает развлечение. 
- Я опустил голову, радуясь тому, что, наконец, получил возможность расслабить мышцы шеи и спины. Я изумился, когда Феликс вынул  фаллос из моего ануса. Разумеется, толпа приветствовала это одобрительными восклицаниями. Затем мне было велено встать с колен и, заложив руки за голову, взойти на поворотный круг.
- Феликс привел его в действие ногой. Приказывая мне пошире  расставить ступни, он стал вращать круг. В первый момент я испугался, должно быть, сильнее, чем когда-либо прежде, однако мысль о том,  чтобы попытаться спастись бегством, так и не пришла мне в голову.   В сущности, я был беспомощен. Голый, раб Королевы, я находился посреди сотен простолюдинов, которые ради предоставленного им удовольствия готовы были тотчас же на меня наброситься и скрутить. Именно тогда я и осознал, что бегство невозможно. Любой голый принц или принцесса, покинувшие замок, будут схвачены этими селянами. Им не будет  предоставлено убежище. 
- Феликс приказал мне продемонстрировать толпе все мои интимные места, которыми я служил своей Королеве, и одновременно доказать,  что я являюсь ее рабом и животным. Я не понял этих слов, произнесенных церемонным тоном. Тогда он вежливо мне объяснил, что я должен  раздвинуть ягодицы, наклониться и показать всем свой открытый анус.  Разумеется, это было символическим действием. Оно означало, что меня  можно насиловать. И насиловать именно сюда. 
- С пылающим лицом и дрожащими руками я подчинился. Толпа весело зашумела. По моим щекам потекли слезы. Длинной тростью Феликс приподнял мне яички, потрепал член, демонстрируя его беззащитность, а я,  тем временем, должен был раздвигать ягодицы и показывать анус. Стоило  мне расслабить пальцы, как он резким тоном приказывал сильнее растягивать обе половинки и угрожал мне наказанием. "Оно рассердит Ее Высочество и весьма позабавит толпу". Затем, сопровождаемый громкими  криками одобрения, фаллос был уверенно водворен в анус. Мне же было  велено прильнуть губами к дереву поворотного круга. Меня отвели обратно к экипажу Королевы. Феликс перебросил уздечку через плечо, а я  шел за ним следом, подняв голову. 
- До самой последней деревни я так и не сумел привыкнуть к подобному обращению. Однако к этому времени Феликс уже заверил Королеву в том, что я подвергся всем мыслимым унижениям. Мою красоту не  мог превзойти ни один из прежних принцев. Половина деревенской молодежи обоих полов влюблена в меня. Когда я получал эти комплименты,  Королева поцеловала мне веки. 
- В ту ночь в замке был устроен грандиозный банкет. Ты видела  подобный банкет в день твоей презентации. Мне же он был в диковинку.  Это был мой первый опыт подачи вина Королеве и тем, кому она то и  дела посылала меня в качестве подарка. Когда мой взгляд упал на принцессу Линетту, я бездумно улыбнулся ей.
- Я чувствовал, что могу сделать все, что мне прикажут. Я ничего не боялся. Я бы сказал, что к тому времени я покорился. Однако  самым явным показателем моей покорности было то, что и Леон, и лорд  Грегори - когда им предоставлялась такая возможность - говорили,  будто я упрямец и бунтарь. Они утверждали, что я все высмеиваю. При  возможности отвечать я говорил, что это неправда, однако такие случаи были крайне редки.
- Многое произошло с тех пор, но уроки, усвоенные в первые месяцы, оказались самыми важными. 
- Принцесса Линетта находится, конечно, по-прежнему здесь. В  свое время ты с ней познакомишься, и хотя я могу вынести что угодно  от Королевы, от лорда Грегори и Леона, мне все еще тяжело выносить  принцессу Линетту. Но я клянусь жизнью, что никто об этом не знает. 
- Теперь уже почти утро. Я должен вернуть тебя в туалетную комнату и искупать, чтобы никому не стало известно о том, что мы были  вместе. Но я поведал тебе свою историю с тем, чтобы ты смогла понять,  что значит подчиняться и что каждый из нас, будь то он или она, должен найти свой собственный путь приятия. 
- Однако история моя на этом не заканчивается, но об остальном  ты узнаешь, когда придет время. Сейчас же пусть все кажется тебе  простым. Если тебе нужно вынести наказание, кажущееся слишком тяжелым, подумай про себя: "Алексий его выдержал, значит смогу и я."  Красавица вовсе не ставила своей целью унять принца, но не  могла перестать целовать его. Сейчас она хотела его так же, как и  прежде, но было уже поздно.  Пока он вел ее обратно в туалетную комнату, она все размышляла  о том, догадается он или нет, какое воздействие оказали на нее его  слова. Знает ли он, что распалил и очаровал ее, расширил понимание  смирения и покорности, которое она уже начала было ощущать?  Пока он купал ее, смывая последние свидетельства своей любви,  она оставалась неподвижной, погруженной в раздумья.  Что она почувствовала за несколько часов до этого, когда Королева сказала, что намерена отправить ее домой из-за сильной привязанности к ней Кронпринца? Захотелось ли ей уехать?  Ее сознание пронзила страшная мысль. Она увидела себя спящей в  пыльной комнате, служившей ей тюрьмой на протяжении сотни лет. Она  слышала шепот вокруг. Старая ведьма с веретеном, уколовшим пальчик  Красавицы, хохотала беззубым ртом; подняв руку к грудям девушки, она  выделила из пор какую-то похотливую чувственность.  Красавица затрепетала. Она дрожала и вырывалась, пока Алексий  затягивал путы. 
- Не бойся. Мы провели всю ночь вместе и остались незамеченными, - заверил он ее.  Она глядела на него так, словно не узнавала, поскольку не боялась никого в замке, ни его, ни Принца, ни Королеву. Ее пугали собственные мысли.  Небо бледнело. Алексий обнял ее. Теперь она была привязана к  стене; длинные волосы были зажаты между спиной и камнями. Она не  могла выбраться из той пыльной спальни в своей родной стране, и ей   казалось, что она всплывает через пласты одного и того же сна. Туалетная комната, в которой она сейчас находилась, одна, в жестокой  стране, утеряла всякую реальность.  Какой-то принц вошел в ее спальню. Какой-то принц склонился к  ней губами. Но ведь только Алексий поцеловал ее, разве не так? Алексий, поцеловал, здесь?  Однако когда она открыла глаза на старинном ложе и взглянула на  того, кто расколдовал ее, она увидела чье-то ласковое и невинное лицо! То был не Кронпринц. И не Алексий. То был некий девственный дух,  схожий с ее собственной душой, и этот дух теперь в изумлении отпрянул  от нее. Он был смел, да, смел и чужд сложностям!  Она воскликнула:  - Нет!  Однако ладонь Алексия накрыла ее рот. 
- Красавица, что случилось?  - Не целуйте меня! - прошептала она.  Но увидев на его лице боль, она приоткрыла рот и ощутила приникшие к нему губы. Его язык переполнил ее. Она прижалась к принцу  бедрами.
- Ах, это Вы, только Вы... - шептала она.  - А кто, по-твоему, это мог быть? Ты спала?  - Мне вдруг показалось, что все это только сон, - призналась  она.  Однако камень был слишком реален, слишком реальным было и прикосновение принца. 
- А почему сон? Кошмар?  Она покачала головой.  - Вы любите это, это все, Вы любите, - прошептала она ему на   ухо. Она увидела, как его взгляд апатично помедлил на ней и соскользнул.
- Это казалось сном, потому что все прошлое, все, что действительно прошло, утеряло былую страстность!".  Однако что она говорила? Что за эти несколько дней она ни разу  не заскучала по дому, ни разу не заскучала по свой юности и что сон,  длившийся сотню лет, не дал ей мудрости? 
- Я люблю это. И ненавижу, - сказал Алексий. - Это унижает меня  и возрождает. Быть покорным - значит чувствовать это все сразу и при  этом мыслить как одно существо.  - Да, - вздохнула она, словно предъявила ему ложное обвинение. -  Дурная боль, дурное наслаждение.  И он одобрительно ей улыбнулся. 
- Скоро мы снова окажемся вместе...  - Да...  - ...будь в этом уверена. А до тех пор, моя милая, моя ненаглядная, принадлежи всем".    







Глава 19 

Деревня   

Последующие несколько дней пролетели для Красавицы так же быстро, как и предшествовавшие им. Никто не узнал о том, что они с Алексием были вместе.  На следующую ночь Принц сообщил ей о том, что она все-таки снискала  одобрение у его матери. Отныне он будет дрессировать ее как свою маленькую прислужницу. На нее возлагается подметание его апартаментов,  она должна следить, чтобы его чаша всегда была наполнена вином, и  выполнять все те обязанности, которые выполнял в угоду Ее Высочества  Алексий.  И с этого дня Красавица будет спать в покоях Принца.  Она обнаружила, что все завидуют ей и что теперь Принц и только  он может определять ее дневные наказания.  Каждое утро ее будут отдавать леди Джулиане для пробежки по  Верховой Тропе. Потом за обедом Красавица будет подавать вино, и горе ей, если она прольет хоть каплю.  Во второй половине дня ей предписывался сон с тем, чтобы к вечеру она могла со свежими силами прислуживать Принцу. Во время следующей Праздничной Ночи она будет участвовать вместе с другими рабами в соревнованиях на Верховой Тропе, которые, по его мнению, она  должна выиграть после ежедневной тренировки.  Все это Красавица выслушала, заливаясь румянцем и слезами, снова и снова нагибаясь, чтобы поцеловать сапоги Принца, когда он ей  это приказывал. Он выглядел, по-прежнему, неспокойным в своей любви, и  пока замок спал, часто будил ее грубыми объятиями. В эти мгновения  она почти не могла думать об Алексии, настолько Принц пугал и настолько придирчиво ее рассматривал.
  Каждый день, когда занималась заря, ее обували в кожаные подкованные сапожки и отводили к леди Джулиане.  Красавица боялась, но была к этому готова. В своем малиновом  наряде для верховой езды леди Джулиана казалась воплощением очарования, Красавица проворно бежала по мягкой, посыпанной гравием дороге, солнце, пронизывавшее листву деревьев, часто заставляло ее щуриться, а когда все заканчивалось, Красавица плакала.  Потом они с леди Джулианой оставались в саду одни. Леди Джулиана носила при себе кожаный ремень, однако пользовалась им редко, и  потому сад действовал на Красавицу успокаивающе. Они усаживались на  траву, и леди Джулиану окружало шелковое кольцо ее кружевных юбок.  Ни с того, ни с сего она могла страстно поцеловать Красавицу, отчего  та вздрагивала и теряла силы. Леди Джулиана гладила Красавицу по  всему телу. Она осыпала ее поцелуями и комплиментами, а когда стегала кожаным ремнем, Красавица тихо плакала, издавая стоны и испытывая апатичное ощущение покинутости.  Скоро она уже собирала зубами цветы для леди Джулианы, или с  благодарностью целовала подол ее юбок, или даже ее белые руки, если  только это нравилось хозяйке.
"Ах, я становлюсь такой, какой хотел меня видеть принц Алексий",  думала она. Однако чаще всего она не думала ни о чем.  Во время трапезы она старалась подавать вино как можно изящнее.  Однако как-то раз она все же расплескала вино, из-за чего ей  пришлось подвергнуться наказанию, болтаясь в сильных руках пажа,  после чего она бросилась целовать сапоги Принца, умоляя его о прощении. Принц рассердился, и, когда он приказал снова ее отшлепать,  чувство унижения обожгло Красавицу.   
В ту ночь, прежде чем взять ее, он безжалостно отхлестал Красавицу ремнем. Он сказал, что ненавидит в ней малейшее отклонение от  совершенства. Она была посажена у стены на цепь и провела ночь в  плаче и страданиях.   Она опасалась новых страшных наказаний. Леди Джулиана намекала,  что в некотором отношении Красавица не более чем девственница и что  испытаниям ее подвергают чересчур медленно.  Боялась Красавица и лорда Грегори, всегда пристально на ней наблюдавшего. 
Однажды утром, когда она споткнулась на Верховой Тропе, леди  Джулиана пригрозила ей Залом Наказаний.  Красавица сразу же упала на четвереньки и стала целовать туфли  леди Джулианы. И хотя леди Джулиана тотчас смягчилась, улыбнулась и  игриво вскинула своими прелестными косичками, на лице стоявшего рядом лорда Грегори отразилось недовольство.  Сердце Красавицы больно трепетало в груди, пока ее вели приходить в чувства, мыться и причесываться. Мне бы только взглянуть на  Алексия, размышляла она. Однако в ее глазах он успел утерять некий  шарм; почему - она не знала. Даже лежа в тот день в постели, она  думала о Принце и о леди Джулиане. 
- Мои господа и хозяева, - шептала она про себя, теряясь в догадках относительно того, почему Леон не дал ей никакого снотворного, поскольку она вовсе не устала и, как всегда, томится страстью,  собравшейся у нее между ног в комочек.  Ей удалось отдохнуть не больше часа, когда к ней пожаловала леди Джулиана. 
- Мне самой не очень-то нравится эта затея, - сказала леди Джулиана, силком выводя Красавицу в сад, - но Его Высочество хочет,  чтобы ты посмотрела, как несчастных рабов отправляют в деревню.  Снова эта деревня. Красавица старалась скрыть свое любопытство.  Пока они двигались по дороге, леди Джулиана лениво хлестала Красавицу  кожаным ремнем. Удары были легкими, но обжигали.  Наконец они добрались до огороженного сада, сплошь засаженного  низкорослыми цветущими деревцами, и на каменной лавке Красавица увидела Принца, а рядом с ним - красивого юного господина. Тот что-то  горячо говорил Принцу. 
- Это лорд Стефан, - сообщила леди Джулиана, понизив голос. - С  ним ты должна быть крайне почтительна. Он является любимым кузеном  Принца. Кроме того, сегодня он весьма опечален. И причиной тому его  возлюбленный и непослушный принц Тристан.  "Ах, если бы мне только довелось увидеть принца Тристана", подумала Красавица. Она не забыла, как Алексий упоминал его, несравненного раба, понимавшего значение слова "подчинение". Выходит, он оказался причиной беспокойства? Она не могла не отметить про себя, что лорд  Стефан весьма красив. Златовласый, с серыми глазами и юным лицом,  отягченным раздумьями и невзгодами.  Его взгляд лишь на какое-то мгновение остановился на Красавице,  когда она приблизилась, и хотя ей показалось, что он отметил ее прелести, внимание его снова оказалось занято Принцем, который читал  ему строгую нотацию.
- Ты пылаешь к нему слишком сильной любовью, как я - к принцессе, которую ты сейчас видишь перед собой. Ты должен обуздать свою  любовь, как я - свою. Поверь мне, я понимаю, даже когда осуждаю тебя. 
- Да, но деревня, - пробормотал юный лорд.   - Он должен идти, и это послужит ему только на пользу!
- О, бессердечный Принц, - прошептала леди Джулиана. Она подтолкнула Красавицу вперед, чтобы та поцеловала сапоги лорда Стефана,  а сама села рядом с братьями.
- Бедный принц Тристан пробудит в деревне все лето.  Принц взял Красавицу за подбородок и наклонился, чтобы сорвать  с ее губок поцелуй, что переполнило девушку расслабляющей мукой. Но она была слишком возбуждена всем услышанным и не отваживалась  ни единым движением привлечь к себе внимание хозяина. 
- Я должен тебя спросить... - начал лорд Стефан. - Ты бы послал  принцессу Красавицу в деревню, если бы почувствовал, что она этого  заслуживает? 
- Разумеется, - ответил Принц. Однако голос его прозвучал не  достаточно убедительно. - Я сделал бы это в то же мгновение. 
- О, Вы бы не смогли! - возразила леди Джулиана.  - Она этого не заслуживает и потому наш разговор ни о чем, -  заметил Принц. - Мы ведем речь о принце Тристане, а принц  Тристан, перенеся столько оскорблений и наказаний, по-прежнему, остается для всех загадкой. Ему нужен озноб в деревне точно так же,  как принцу Алексию понадобилась кухня, чтобы научиться унижению. 
Лорд Стефан выглядел очень обеспокоенным, а слова "озноб" и  "унижение" словно пронзили его. Он поднялся и попросил Принца проследовать за ним, чтобы более взвешенно рассудить это дело.
- Они отправляются завтра. Погода уже очень жаркая, и селяне  готовятся к аукциону. Я послал его ждать в саду пленников.
- Пойдем, Красавица, - сказал Принц, вставая. - Тебе будет полезно на это посмотреть и кое-что понять.  Красавица была заинтригована и последовала с охотой. Однако   холодность и строгость Принца вселили в ее душу беспокойство. Она  старалась держаться поближе к леди Джулиане, пока они шли по дороге  прочь из садов, мимо кухни и конюшен в обыкновенный грязный двор, в  котором она увидела большую телегу без лошадей, стоящую у стены,  окружавшей замок. 
Здесь были рядовые солдаты и слуги. Вынужденная следовать за  ярко разряженной троицей, она почувствовала свою наготу. Раны и порезы заболели по-новому. Она со страхом глянула вверх и увидела маленький загон, огороженный грубыми жердями, по которому двигались  гуськом нагие принцы и принцессы с привязанными к шеям руками, словно ходить было менее утомительно, чем стоять часами.  Солдат тяжелым кожаным кнутом нанес через ограду удар, которым  отбросил взвизгнувшую принцессу в центр группы искать там себе укрытие. Поймав еще одни голые ягодицы, он хлестнул и по ним, вырвав  стон из юного принца, обиженно оглянувшегося на него.  Красавица пришла в ярость при виде того, как этот ничтожный  солдат оскорбляет очаровательные белые ноги и задницы. И, тем не менее, она не могла оторвать глаз от рабов, которые пятились от изгороди лишь затем, чтобы получить свое с другой стороны, где еще один  озверевший от лени парень бил с только еще большей силой и неторопливостью. 
Но вот солдаты увидели Принца и склонились перед ним в поклонах, выказывая строжайшее внимание.  В то же мгновение и рабы заприметили приближающуюся группку.  Те, кто вопреки кляпам пытался дать знать о своем бедственном положении, застонали и захныкали, и их приглушенные крики превратились в  жалобный плач.  Они были такими же прекрасными, как и все прочие виденные Красавицей рабы, и вот теперь, когда они корчились от боли и падали на  колени перед Принцем, она то тут, то там замечала прелестные губки  цвета персика среди завитков на лобке или вздрагивающие от плача груди. У многих принцев была болезненная эрекция, словно они не могли  себя контролировать. А один из них прижался губами к грубой земле в  то время, как Принц, лорд Стефан и леди Джулиана с припадавшей к ее  ногам Красавицей остановились перед изгородью, чтобы осмотреть пленников. 
Глаза Принца оставались злыми и холодными, тогда как лорд Стефан выглядел потрясенным. И Красавица поняла, что взгляд его прикован к одному весьма достойно держащему себя принцу, который не выл,  не кланялся и никоим образом не молил о прощении. Он был прекрасен,  как юный лорд, глаза у него были синие, и хотя маленький кляп искажал его рот, лицо отличалось безмятежностью, какую Красавица видела  разве что у принца Алексия. Он смиренно держал очи долу. Красавица  постаралась не показать своего восхищения перед его изящными пропорциями статуи и налитым жизнью органом. Выглядел он подавленным,  хотя скрывал это за внешним безразличием.  Лорд Стефан вдруг повернулся к нему спиной, словно не мог больше сдерживаться.
- Не будь ты таким сентиментальным. Он заслуживает деревни, -  холодно сказал Принц. И величественным жестом приказал всем прочим  завывающим принцам и принцессам умолкнуть.  Стражники взирали на происходящее, скрестив на груди руки и  улыбаясь, и Красавица не отваживалась взглянуть на них, боясь встретиться с ними взглядом, в которых она могла прочесть только еще  большее для себя унижение.  Однако Принц велел ей выйти вперед, встать на ноги и выслушать   его наставления. 
- Красавица, посмотри на этих несчастных, - начал Принц с явным  неодобрением. - Сейчас они направляются в Деревню Королевы, которая  является самой большой и зажиточной в стране. Там обитают семьи всех  тех, кто служит здесь; тамошние мастера шьют нам постельное белье,  изготавливают простую мебель, поставляют ко двору вино, снедь, молоко и масло. Там есть маслодельня, на маленьких фермах разводят домашнюю птицу, короче, там есть все, что должно быть в любой деревне.  Красавица смотрела на пленных принцев и принцесс, которые, не  имея больше права молить о пощаде стонами и криками, по-прежнему  стояли, склонив головы перед Принцем, который, казалось, вовсе не  обращал на них внимания.
- Пожалуй, это самая очаровательная деревня в королевстве, -  продолжал Принц. - Со своим строгим лордом-мэром и множеством трактиров и таверн, столь любимых солдатами. Однако ей предоставлена  привилегия, которую не имеет ни одна другая деревня: в жаркие месяцы там можно торговать с аукциона принцами и принцессами, нуждающимися в жестоком наказании. Каждый в этой деревне может купить себе  раба, если у него или у нее водится достаточно золотых.
Тут некоторые пленники не сдержались и стали умолять Принца,  который щелчком пальцев приказал надсмотрщикам взяться за ремни и  длинные лопатки, что сразу же привело к шуму. Жалкие, доведенные до  отчаяния рабы сгрудились вместе, выставляя свои ранимые груди и органы навстречу мучителям, как будто всеми силами хотели защитить  себя сзади.  Однако высокий, златовласый принц Тристан не сделал ни малейшей попытки защититься, безропотно позволяя другим отталкивать себя.  До сих пор взгляд его был прикован к хозяину, и только теперь он медленно соскользнул и остановился на Красавице.  У Красавицы сильно забилось сердце. Она ощутила легкое головокружение. Она глядела прямо в эти ничего не выражающие синие глаза и  одновременно думала: "Так вот она какая, эта деревня".
- Это дурная услуга, - подхватила леди Джулиана, явно укоряя  принца. - Сам аукцион проводится, как только прибывают рабы, и уж  будь уверена - поглазеть на него приходят даже попрошайки и последние деревенщины. Еще бы, во всей деревне объявляется праздник. И  каждого раба уводит его или ее хозяин не только для унижений и наказаний, но и для презренного труда. Имей в виду, что практичные деревенские мужланы даже самых прелестных принцев и принцесс держат отнюдь не просто ради удовольствия.  Красавице вспомнилось описание Алексием его выставления на показ в деревнях, высокий деревянный помост на рыночной площади, грубая толпа и радость народа по причине его унижений. Она чувствовала,  как тайно ноет от страсти ее влагалище, и вместе с тем была перепугана. 
- Однако, несмотря на свою грубость и жестокость, - молвил  Принц, глядя теперь на безутешного лорда Стефана, который стоял,  повернувшись спиной к несчастным, - это превосходное наказание.  Немногие рабы за год пребывания в замке могут усвоить то, что они  познают в течение нескольких жарких месяцев в деревне. Разумеется,  им не могут причинить вред, не более, чем здешним рабам. Там существуют те же строгие законы: нельзя ни резать, ни прижигать, ни ранить  по-настоящему. Каждую неделю их водят в залу рабов для мытья и натирания маслом. Но по возвращении в замок они уже не просто милы и  смиренны: они рождаются вновь с несравненной силой и красотой. 
"Да, как был перерожден принц Алексий", с замирающим сердцем   подумала Красавица. Она не знала, заметил ли кто-нибудь ее растерянность и возбуждение. Вдалеке она видела среди других принца Тристана.  Синие глаза его были прикованы к спине хозяина, лорда Стефана.  Перед внутренним оком Красавицы проносились зловещие видения.  Разве не говорил Алексий, что подобное наказание - милость и что если ей кажется, слишком сложным учиться медленно, она должна заставить  себя созреть для еще более тяжелого наказания?  Леди Джулиана качала головой и сокрушалась.
- Но ведь сейчас только весна, - говорила она. - Бедные милашки  останутся там навсегда. Ах, эта жара, эти мухи и этот труд. Ты и  представить себе не можешь, как их используют, а солдаты, переполняющие таверны и трактиры, получают, наконец, возможность за несколько  монет купить прелестного принца или принцессу, которыми они в жизни  не могли бы обладать. 
- Вы слишком все утрируете, - заметил Принц. 
- Но ты бы разве послал туда своего собственного раба! - снова  обратился к нему лорд Стефан. - Я не хочу, чтобы он уходил! - пробормотал он. - И все же я вынес ему приговор, вынес в присутствии Королевы. 
- Тогда у тебя нет иного выбора. Да, я бы послал своего собственного раба, хотя ни один раб Королевы или Кронпринца не был наказан подобным образом. 
Принц почти с презрением повернулся спиной к рабам.  Красавица продолжала смотреть и увидела, что прекрасный принц Тристан  начитает проталкиваться вперед.  Он добрался до ограды и, хотя надменный надсмотрщик, забавлявшийся с группой, огрел его кожаным ремнем, не пошевельнулся и не выказал ни малейшего неудобства. 
- Ах, он взывает к Вам, - вздохнула леди Джулиана.  Лорд Стефан тотчас же обернулся, и два юноши встретились лицом  к лицу.  Красавица словно в трансе наблюдала, как принц Тристан медленно  опускается на колени и грациозно целует землю перед своим хозяином. 
- Слишком поздно, - сказал Принц. - Этот знак любви и унижения  ничего не стоит.  Принц Тристан поднялся и остался стоять, терпеливо потупившись.  Лорд Стефан бросился вперед и обнял его через ограду. Он прижал  принца Тристана к своей груди и осыпал поцелуями его лицо и волосы.  Пленный принц со связанными на затылке руками, смиренно возвращал  поцелуи.  Принц был в бешенстве. Леди Джулиана смеялась. Принц оттолкнул  лорда Стефана и сказал, что они должны немедленно оставить этих презренных рабов в покое. Завтра те уже будут в деревне. 
Потом Красавица лежала в постели и была не в состоянии думать  ни о чем, кроме как о той маленькой группе пленников во дворе. А еще  она видела слишком узкие извилистые улочки деревень, по которым когда-то шла сама. Она вспомнила трактиры с разрисованными вывесками  над воротами, наполовину деревянные дома, затенявшие дорогу, и эти  крохотные, обиженные стеклорезами окна.  Она никогда не сможет забыть мужчин и женщин в домотканых штанах и белых передниках, с закатанными по локти рукавами. Как они  глазели на нее, наслаждаясь ее беспомощностью.  Она не могла спать. Ее переполнял странный новый ужас.   
Было уже темно, когда Принц, наконец, послал за ней. Приблизившись к дверям его личной гостиной, она сразу же увидела, что он  находится там не один, а с лордом Стефаном.  Казалось, в это мгновение решается ее судьба. Красавица улыбнулась, подумав о том, как он хвастался перед лордом Стефаном, и  захотела поскорее войти, однако лорд Грегори удержал ее на пороге.  Глаза Красавицы застлала дымка. Она увидела не Принца в его  бархатной тунике с гербом. Она увидела мощеные булыжником улочки  деревни, жен с плетеными вениками, простолюдинов в таверне.  Однако лорд Грегори обращался к ней.
- Думаешь, я не замечаю в тебе перемену! - прошипел он ей  на ухо так тихо, как будто это было частью ее видения.  Ее бровки сложились в досадливую морщинку, и она потупилась.  - Ты заражена тем же ядом, что и принц Алексий. Я наблюдаю его  воздействие на тебя каждый день. Скоро ты станешь все осмеивать.  У нее участился пульс. Лорд Стефан за обеденным столом выглядел  таким несчастным. А Принц был горд, как всегда. 
- Тебе нужен урок построже, вот что, - продолжал лорд Грегори  язвительным шепотом. 
- Мой господин, Вы ведь говорите не о деревне! - затрепетала  Красавица.  - Нет, не о деревне! - Он был явно потрясен. - И не смей нагло  со мной болтать. Ты прекрасно знаешь, о чем я. О Зале Наказаний. 
- А, Ваши владения, где Вы - принц, - прошептала Красавица. Но  он не слышал ее.  Принц с видом полного безразличия щелкнул пальцами, приглашая  ее войти.  Она двинулась вперед на четвереньках. Но не прошла она и  нескольких шагов, как остановилась. 
- Дальше! - сердито прошипел лорд Грегори; Принц ничего еще не  заметил.  Когда он повернулся и раздраженно на нее взглянул, она  все еще стояла на месте, склонив голову и устремив на него свой  взгляд. Увидев на лице Принца злобу и жестокость, она вдруг развернулась и бросилась, как была, на четвереньках, мимо лорда Грегори в коридор. 
- Остановите, остановите ее! - воскликнул Принц, не успев сделать этого сам.  Увидев рядом сапоги лорда Грегори, Красавица вскочила на ноги и  помчалась стрелой. Он ухватил ее за волосы, и она вскрикнула, почувствовав, что ее тянут назад и закидывают на плечо.  Она била его по спине кулаками, лягалась, в то время как он  крепко держал ее колени, и рыдала в истерике.  Она слышала сердитый голос Принца, но не могла разобрать слов,  а когда ее опустили на ноги, снова побежала, так что ее пришлось  скручивать двум пажам. 
Она отбивалась, пока ее связывали и вставляли в рот кляп. Она  не знала, куда ее уводят. Было темно, они спускались по лестнице, и  для нее наступило ужасное мгновение раскаяния и отчаяния.  Они подвесят ее в Зале Наказаний, и если она не вынесет этого,  как же она тогда вынесет деревню?  Однако не успели ее тюремщики добраться до Зала Наказаний, как  на Красавицу снизошло странное спокойствие, и когда ее втолкнули в  темную камеру и оставили лежать на холодном каменном полу, изнывая  от боли в оплетенном путами теле, она познала тихую радость.
  Было уже почти утро, когда ее разбудили. Лорд Грегори щелкнул   пальцами, и пажи сняли с нее кандалы и поставили на ноги, ослабевшие  и непослушные. Она почувствовала удар ремня лорда Грегори. 
- Избалованная, гадкая принцесса! - прошипел он сквозь зубы.  Но  она была вялой и размякшей от желания и мечты о деревне.  Она вскрикнула, почувствовав злые удары, однако с удивлением  осознала, что пажи снова запихивают ей в рот кляп и грубо привязывают руки к шее. Ее поведут в деревню!
- О, Красавица, Красавица, - плакал где-то рядом голос леди Джулианы. - Почему же ты испугалась, почему попыталась сбежать, ведь ты  была такой хорошей, такой сильной, моя дорогая!
- Избалованная и высокомерная, - говорил лорд Грегори, пока ее  вели к открытым дверям.  Над макушками деревьев она увидела утреннее небо.  - Ты сделала это умышленно! - шептал ей на ухо лорд Грегори,  прогоняя девушку плеткой по дорожкам сада. - Что ж, ты проклянешь  это день. Как горько ты будешь плакать, но никто не услышит тебя. 
Красавица едва сдерживала улыбку. Но разве могли они увидеть  улыбку под бездушными кожаными удилами в прикусе зубов? Это не имело  значения. Она проворно бежала, высоко поднимая колени, вокруг замка,  лорд Грегори показывал дорогу, удары его были быстры и обжигали, а  бегущая рядом леди Джулиана плакала.
– О, Красавица, я этого не вынесу! 
Звезды еще не исчезли, тогда как воздух был уже теплым и нежил  кожу. Они пересекли опустевший двор пленников и через главные ворота  вышли на опущенный разводной мост.  Там стояла огромная повозка, груженная рабами и уже запряженная  тяжеловесными белыми кобылами, которые должны были тащить ее до самой деревни.   На какое-то мгновение Красавице сделалось страшно. Но ею тотчас  овладело упоительное безразличие к себе.  Рабы завывали, сгрудившись вместе за низенькой оградкой. Кучер  уже занял свое место. Повозку окружали конные солдаты.
- Еще одна, - крикнул лорд Грегори Капитану гвардейцев, и Красавица услышала, что крики рабов сделались громче.  Могучие руки подняли ее, ноги повисли в воздухе.
- Порядок, милашка, - рассмеялся Капитан, усаживая ее в повозку, и Красавица, пытаясь удержать равновесие, ощутила под ногами  грубое дерево. На мгновение она оглянулась назад и увидела заплаканное лицо леди Джулианы. "А она и в самом деле страдает", с удивлением подумала Красавица. 
Высоко над ней она вдруг увидела Принца и лорда Стефана, застывших в единственном освещенном светом факела окне мрачного замка.  Принц как будто заметил ее взгляд; рабы, толпившиеся вокруг нее и тоже  видевшие окно, хором заголосили тщетные мольбы. Принц с отвращением  отвернулся точно так же, как до него поворачивался спиной к пленникам лорд Стефан. 
Красавица почувствовала, что повозка тронулась. Огромные колеса  заскрипели, подковы лошадей застучали по булыжникам. Обезумевшие от  страха рабы прижались друг к другу. Она посмотрела перед собой и  почти тотчас же увидела спокойные синие глаза принца Тристана.  Он пробивался к ней, в то время как она двигалась ему навстречу, хотя вокруг них рабы вздрагивали и извивались, уклоняясь от  энергичных ударов гвардейцев, скакавших рядом. Красавица почувствовала, что плеть рассекла ей икру, однако принц Тристан уже прижимался к ней.  Ее груди расплющились о его грудь, а щека склонилась на плечо   юноши. Толстый упругий орган проскользнул между влажных бедер и  грубо потерся о влагалище. Пытаясь удержаться на ногах, Красавица  привстала и почувствовала, как член проникает в нее. Она подумала о  деревне, о том, что скоро начнется аукцион, подумала об ужасах, ожидавших ее. Однако мысль о дорогом, оставшемся ни с чем Принце и несчастной, убитой горем леди Джулиане заставила ее снова улыбнуться.  Вскоре принц Тристан уже вытеснил из ее головы все остальные  мысли. Казалось, он борется всем телом, чтобы пронзить и обнять  Красавицу.  Даже среди всеобщего гвалта она услышала его шепот из-под кляпа:
- Красавица, ты боишься?
- Нет! - покачала она головой.  Она прижалась своим измученным ртом к губам юноши, он приподнял ее на члене, и она почувствовала стук его сердца.