I. НАПУТСТВИЕ…
1
Сырое весеннее утро. Воздух, наполненный до предела влагой, застыл и не шелохнётся. Ни малейшего дуновения ветра. Туман, напоминающий прошлогодний снег, укутал тяжёлым покрывалом все портовые постройки и причалы. За его серой пеленой скрылись замершие на своих местах подводные лодки. Портальный кран упёрся прямо в облака, низко висящие над землёй, и сейчас похож на великана - атланта, удерживающего небо на своих плечах.
Несусветная рань. Шесть часов. Понедельник. Закончилось приготовление подводной лодки к бою и походу. Швартовные команды выстроились на надстройке лёгкого корпуса . Старший помощник занял своё место на ходовом мостике. В ожидании командира боцман и сигнальщик принялись надраивать и без того блестящие латунные поручни. Всё готово к отплытию. Именно сегодня лодке уходить в длительное автономное плавание.
Однако погода не ладится, она не подчинена воле человека, а потому вносит свои коррективы в стройные планы командования. Ввиду плохой видимости закрыт для плавания внутренний рейд. Теперь все корабли вынуждены отстаиваться у причалов и в местах якорных стоянок. Оттуда, с моря, доносятся их туманные сигналы и перезвон корабельных рынд .
Получив последний инструктаж перед выходом, капитан второго ранга Чуйков - командир подводной лодки «Б-224» быстрым шагом двигался по «Громштрассе». Именно так, в шутку, по фамилии командира эскадры вице-адмирала Громова подводники называли Аллею героев, протянувшуюся вдоль всей территории части. Крутой нрав комэска отличал этого военачальника от других командиров. Когда Николай Елисеевич самостоятельно или в сопровождении офицеров штаба следовал по аллее, появление на дальности его прямой видимости других живых душ было немыслимым. Курильщик, «пойманный» Громовым на аллее, обрекал свой экипаж на «вечную каторгу» — уборку от окурков всей территории части. Хотя, справедливости ради, надо сказать, были и другие, не менее важные, черты, характеризовавшие этого адмирала. Нетерпимость к расхлябанности, непрофессионализму и очковтирательству, высокая морская выучка, требовательность, сочетавшиеся с постоянной заботой о подчинённых. Вот только некоторые из них.
— Удивительное дело, оказывается, железный комэск «мягким» бывает, — на ходу размышлял Чуйков. — Может быть, это связано с предстоящим походом и теми задачами, которые нам предстоит решать? Или просто отеческий долг обязывает старшего начальника заботой напутствовать своих подчинённых?
Необычайно доходчивыми, запоминающимися показались Чуйкову прощальные слова Громова, и неудивительно, что они вызвали столько вопросов.
— Может быть, именно забота делает суровый нрав комэска мягким, а прощальные слова добрыми? — подумал он, усаживаясь в «Волгу» командира дивизии.
Машина тронулась, начав движение на выезд, а вопросы только что волновавшие командира, так и остались без ответов, уступив место в его сознании другим, более существенным и важным проблемам.
Возле КПП «Волгу» остановил поджидавший Чуйкова командир береговой базы.
— Владимир Артемьевич, ты матроса Гаджиева, своего бывшего моториста, обратно на лодку не забирал?
— С какой стати, Владимир Иванович, он же списан подчистую с плавсостава. Вчера мой механик доложил, что передал его со всеми документами твоему начальнику штаба.
— Так-то оно так, но час назад Гаджиева не обнаружили на зарядовой станции. Вот я и подумал…
; Ладно, не переживай. Приеду, проверю ещё раз, перед отходом. Может быть, «рванул» боец попрощаться с экипажем? Как-никак на полгода уходим.
2
Капитан-лейтенант Дербенёв упражнялся возле зенитного перископа, безуспешно пытаясь пеленговать маяк в условиях никакой видимости. Отчаявшись, штурман собрался в гиропост проверить работу навигационного комплекса, а заодно «повоспитывать» командира ЭНГ , опоздавшего на приготовление подводной лодки. Однако благим намерениям командира штурманской боевой части на сей раз не суждено было сбыться. Скрипучий голос главного штурмана флота, раздавшийся по корабельной трансляции, потребовал Дербенёва в рубку.
— Принесла нелёгкая. Только вас тут и не хватало, за пять минут до отхода... – подумал штурман и двинулся через центральный пост , — пора отчаливать, а штаб флота никак не угомонится со своими проверками.
Двери в штурманскую рубку были распахнуты настежь. Возле них суетились и горячо что-то обсуждали два маленьких человечка. Один толстый и лысый, на коротких ножках, росших прямо из живота, бритый наголо и внешне очень напоминавший страусиное яйцо, - главный штурман флота капитан первого ранга Колотушка. Другой худой, заметно лысеющий, с всклокоченными бровями, зловредным выражением лица и бегающими глазками, – замполит лодки капитан третьего ранга Каченко.
— По докладу моего заместителя, вы не полностью оформили журналы регламентных проверок на момент выхода в море? —вопрошающе обратился к Дербенёву главный штурман флота.
— Так точно, товарищ капитан первого ранга, замечание касается только выверки астронавигационной системы и подсчёта поправки гироазимута. Последние проверки сделаны сегодня в ночь. В черновом журнале всё посчитано, осталось перенести в чистовой. — Дербенёв немного замялся, понимая справедливость претензий, но быстро взял себя в руки и добавил: — Собственно, сейчас командир группы этим и занимается, да и в море мы пока не выходим…
— Собственно, я и сам вижу, чем вы тут занимаетесь, а ваш командир ЭНГ давным-давно должен был закончить оформление документации по вопросам, влияющим на безопасность плавания корабля.
— Я понимаю, - оправдывался Дербенёв, чувствуя свою вину, — но командир группы неопытен, он ещё года не служит на лодке и для него это первое серьёзное испытание, к тому же в три часа ночи начато приготовление корабля к бою и походу, что также наложило свой отпечаток.
— Раимондас Павлович, — к главному штурману обратился капитан первого ранга Мусонян - флагманский штурман эскадры, — все плановые работы в боевой части закончены, для оформления документации необходимо сорок минут, штурман хоть и молодой, но опытный, для него это не первый поход, справится.
— Плавали - знаем, это вы хотите сказать? — не успокаивался Колотушка. – Чемоданы тоже плавают, но так и остаются чемоданами!
— Дербенёв грамотный специалист. КБР с его участием по итогам года объявлен лучшим в Военно-Морском Флоте. Да и приз главкома за ракетную стрельбу принадлежит именно этому экипажу, — продолжал защищать своего подчинённого Левон Арисович Мусонян.
Неудовлетворённый доводами флагмана, главный штурман двинулся на выход
— А это что? — с негодованием спросил Колотушка, тыча пухлым волосатым пальцем в портрет юного Петра Великого, закреплённый на двери штурманской рубки.
— Основатель Флота российского, товарищ капитан первого ранга! – торжественно ответил Дербенёв.
— Не юродствуйте, товарищ капитан-лейтенант. Вы прекрасно видите, что это Император – самодержавный царь, кровопийца народный. Снять немедленно!
— Да! — откуда-то из-за спины главного штурмана отозвался замполит. —Снять!
— Но, Василий Иванович, — Дербенёв, не понимая, что происходит, обратился к Каченко, — вы же сами взяли в поход фильм «Юность Петра», в котором повествуется об истории рождения русского флота под началом Петра I, о становлении флотского офицерства?
— Я не знаю, о чём там фильм, его нам по разнарядке дали, с кинобазы. А вот вам, пока ещё коммунисту, негоже восхищаться императорами всякими и царскими прихвостнями. Снимайте, коль велено!
— Мой дед – казачий офицер, сражался в первую мировую за царя и Отечество, так вы предлагаете его также считать царским прихвостнем, а фотографию с его портретом спрятать от потомков, под предлогом классовой ненависти? Дед ведь, получается, эксплуататором был, и, наверное, на его земле душ пять работников точно трудилось? – отчаянно сопротивлялся штурман.
— Значит, фотографии вашего деда здесь, на подводной лодке, также делать нечего! — бескомпромиссно настаивал замполит. — Любуйтесь ею вместе с портретом императора где-нибудь в другом месте, в чулане, например, – чтоб никто не видел.
— Но мой дед в последующем стал большевиком и уже в ходе империалистической войны агитировал солдат за власть рабочих и крестьян, за что царским судом военного трибунала был приговорён к смертной казни,– не успокаивался Дербенёв.
— Это ничего не меняет. Портрет царя снять! — резюмировал Колотушка.
На шум возле штурманской рубки собралось много подводников — членов экипажа и офицеров штаба.
Дербенёв удивлённым взглядом обвёл всех присутствующих. Кровь в его жилах вдруг взбунтовалась, забурлила и горным потоком разлилась по всему телу. Стало жарко и даже душно. Нестерпимо захотелось вдохнуть хотя бы глоток свежего воздуха, штурман густо покраснел. Ему почему-то стало стыдно за этих людишек, за их двуличие. Он как - то особенно ясно прочувствовал свою правоту и нелепость отданного главным штурманом распоряжения. «Что хочет показать этот «озабоченный» человек — потомок Великого литовского княжества, всегда воевавшего с Русью? Чего он добивается своим требованием?» – подумал Дербенёв, мысленно собираясь с силами. В следующий миг, приняв для себя единственно верное решение, он очень спокойно, чётко выговаривая каждую букву, ответил, глядя прямо в глаза своему начальнику:
— Я считаю ваше требование, товарищ капитан первого ранга, нелепым и не влияющим на безопасность мореплавания, а потому, пока приказание не отдаст командир подводной лодки, снимать портрет Петра I не стану!
— Тогда я сниму вас. С должности! — нырнув под люк, сказал, как отрезал, главный штурман, но, поднявшись в боевую рубку и немного поостыв, добавил:
— После возвращения из похода!
Дербенёв с облегчением вздохнул и даже по-детски обрадовался быстрому разрешению конфликта, закрыл двери в штурманскую рубку и зашагал в гиропост «воспитывать» командира ЭНГ.