Васька сидел на скамейке возле детской площадки и фантазировал. Это он любил. Потом сморщил нос и подпер кулаком подбородок, совсем как дедушка на старой фотографии, подумал еще немного и важно нараспев сказал: «Хыммм…». Напротив него на качелях раскачивались два взрослых мальчика. Взрослый – это, значит, тот, кто может, встав на носочки, достать до той синей перекладины. Самой высокой и самой страшной. Васе было стыдно, что он, единственный мужчина в семье, так до сих пор и не отважился, даже из чистого любопытства, забраться на радугу, выгнутую полукругом лестницу, стоявшую посреди площадки. А приятель тех двух взрослых мальчиков с легкостью вскарабкался туда. Теперь сидит на самой верхушке и язык показывает. «Экий выпендрежник!» – не без зависти подумал Вася.
«А вот когда я стану большой… то есть, вырасту. Буду выше всех! Думаю, люди иногда не растут больше, потому что не хотят и не умеют. А я научусь, и буду расти и расти, пока не стану вышиной с нашу березу. Вот будет смешно, когда схвачу дурачка за шиворот и язык ему покажу. Дразниться тут же перестанет». Взрослые мальчики не обращали на Васю никакого внимания да болтали о чем-то, чего тот не понимал. Да и не вслушивался, – больно надо, подумаешь. И продолжал морщить нос. Так ему легче думалось.
Из садика с криками выбежали девочки, подлетели к Ваське и начали его задирать.
– А у Васи нос картошкой!
– И уши – лопухи!
И смеются. А в школе еще и важничают, книжками дерутся. И классная руководительница считает, что все девочки – хорошие, а мальчики – драчуны и бандиты. Так их и называет: «Ну, бандиты, когда вы успокоитесь наконец!». «А я ничего не бандит! – сопел Вася. – И нос у меня нормальный!».
А потом к ним подошла Юля, девчонка из углового подъезда. Она всегда гуляла с книжкой, прижимала ее к груди и щурилась (будто на солнце, только и без солнца тоже). Девочки умчались к ней, стали наперебой просить: «Расскажи страшную историю про людоедов или джинов». Вася сделал вид, что занимается своими делами – ковыряет скамейку пальцем – а сам внимательно следил за пестрой компанией. Юлька упиралась. Видно, что хотела посидеть в одиночестве и почитать. Но девочки так кричали, так просили, что поневоле согласишься.
– Была когда-то страна Персия… – начала Юля, но ее тут же перебили.
– Персия – потому что персиков много росло?
– Не знаю, были там персики или нет, потому что большую часть страны занимали пустыни. А в пустынях на много миль вокруг – один песок.
И вот смелые и сильные герои и красивые и умные принцессы побеждают хитрых и злых джинов, добывают во глубине пещер несметные и необъятные сокровища, женятся и живут счастливо, пока не умрут в один день. Да-да, все умрут. Сказки не так уж и сильно лгут. Дети слушали, раскрыв рты. Юля важничала и произносила слишком много сложных слов. Так много, что ее часто перебивали, просили объяснить. Вася заслушался, и когда рассказ прекратился, чуть со скамейки не свалился, но сделал вид, что деловито подтягивает носок. Заныли девочки: мол, страшно, и плохо закончилось. Ведь все умерли.
– Ну так все сказки заканчиваются. Что тут сделаешь? Люди не живут вечно.
– Ну и глупо! – заявила одна из девчонок, ущипнула рассказчицу за руку и побежала с подружками в салочки играть.
Все разбежались, а Юля, потирая руку, книжку открыла на середине. Сидит на краю песочницы под жестяным облезлым грибом и даже губами не шевелит, пока читает. Вася смотрит да кулаком сопли утирает, потом собирается и, не боясь ну вот нисколечко, к девчонке этой умной подсаживается на краешек песочницы.
– Что читаешь-то?
Юля переворачивает книгу к нему обложкой, удерживая указательный палец вместо закладки, А Вася читает: «Книга тысячи и одной ночи».
– Сказки, – поясняет Юля.
– Интересно?
– Интересно.
– А хочешь, вместе в камешки сыграем?
– Нет, спасибо, я лучше почитаю.
– Ну и дура! – разозлился Вася и побежал на турнике разноцветном кувыркаться. А Юля его и не замечает вовсе. «Вот вредина!» – дуется Вася, да сказать ничего не может (не знает, что).
Взрослые парни ушли с качелей. Их место заняли сестры-близняшки из соседнего двора. Злые они были и всегда младших дразнили. Скажешь им что-нибудь эдакое, сразу драться лезут. Вот и боялись их жутко. А сестры уже почти взрослые (до синей перекладины не дотянутся, а вот до желтой – запросто), громко разговаривают, смеются, малышей мелюзгой обзывают. Но вот ненадолго все стихло. Вася даже успел перекувыркнуться два раза, задевая сандалями землю. «Эх!» – выдохнул Васька, застыл на секунду вверх ногами, глаза закрыл, а когда открыл, увидел, что девчонки бегут с детской площадки, сломя голову с плачем и криками. Близняшки кидались в них камнями:
– Эй, мелкое отродье, н-на! получи!
Это была какая-то бессмысленная жестокость, как подумал бы взрослый Вася. Маленький Вася ничего не подумал, потому что поначалу ничего не понял. Только увидел, как заводила в девчачьей стайке, Ленка из шестого подъезда, прижимает руку к макушке, а сквозь пальцы у нее течет кровь. Он испугался, потому что маленький и не дотягивает даже до красной перекладины. Испугаешься тут. Да и что можно сделать, если так страшно?
Юля тоже наблюдала, но по-другому. Она уже давно отложила книжку и сжимала кулаки так, что пальцы белели, лицо краснело, в глазах блестели слезы, но какие-то неправильные, злые слезы. Казалось, сейчас что-то случится, тоже совсем-совсем неправильное и нехорошее. Юля закричала:
– Не трогайте маленьких! Как вам не стыдно?
И побежала. Одна из сестер тоже сделала шаг вперед и со всего размаху треснула Юле по лицу. Та упала. Из глаз брызнули уже набежавшие слезы. Васька подумал: это совсем не от боли. В тот момент ему казалось: Юля превратилась в супергероя из комиксов. Будто плащ за плечами вырос. Пусть Джокер загнал Бэтмена в ловушку, но уже совсем скоро тот оклемается и подвесит злодея вверх тормашками на железной радуге. Хорошие всегда побеждают. Ведь так?
– Встанешь – еще получишь! – орала одна из сестер.
Вася видел, что Юля встает и тут же падает обратно. И у него самого на глазах выступили слезы. Вася только и мог, что повторять про себя: «Не честно! Не справедливо!» и до боли сжимать холодную перекладину турника. На этот раз другая близняшка ударила Юлю ногой в живот. Вася видит, что его Бэтмен тяжело дышит, сгребает рукой траву и набирается сил для следующего броска, затем с яростным супергеройским криком опять бросается на девочек-подростков. Но на этот раз уже не успевает сделать совсем ничего и падает под ноги к сестрам, отключается. Джокер завалил Бэтмена с двух ударов.
На следующий день Вася прождал Юлю у подъезда, наверное, несколько часов. Мальчишки звали его стоять на воротах в дворовых соревнованиях по футболу, но он бурчал в ответ: «Не могу». В руках у Васи была шоколадка. Большая плитка молочного шоколада, которую пришлось долго выпрашивать у мамы. Он с тоской поглядывал на детскую площадку. Все там было, как и прежде – разноцветное, радужное. Качели, карусель, турники, песочница, горка. Но играть не хотелось. Что же не так? Поди разберись, когда тебе всего семь лет. Поэтому Вася только морщил нос и говорил: «Хыммм».
И на второй день Юля не вышла, и на третий. Вася караулил ее у подъезда целыми днями, не отвлекаясь на всякие глупости. Он бережно держал шоколадку и посматривал на окна. Девочка вышла во двор через неделю. Она несла в руках толстую книгу, по скучной обложке которой можно было сразу догадаться: без картинок. Вася сделал несколько быстрых шагов.
– Возьми! – он протянул шоколадку и улыбнулся.
Юля посмотрела на мальчика как-то странно и произнесла:
– Отстань, трус.
Села на скамейку и стала читать.
Вася присел рядом, оглушенный этим новым для него словом. Никто еще так его не называл. И это было обидно. Он вдруг понял, что в своем собственном комиксе не стал бы Робином при таком Бэтмане, Джокер бы победил, а город погряз в хаосе и беззаконии. Какие уж тут шоколадки! И книги с картинками.
Из окна на третьем этаже соседнего подъезда высунулась встрепанная женщина и надрывно заорала: «Вася, обедать!». Васька оставил шоколадку на скамейке и ушел.
Василий Александрович сидел во дворе своего старого дома на скамейке посреди детской площадки и, казалось, вокруг раздается: «Когда я стану большим-пребольшим…». Он вырос, все у него хорошо, как положено и даже больше, но до сих пор мучительно гудит внутри произнесенное двадцать лет назад слово «трус». На пробегающих мимо детей, увлеченных игрой в призрака или казаки-разбойники или, что там у них сейчас, Василий Александрович смотрел с тоской.