Наши цивилизации. 3. Научно исследовательская циви

Виктор Сорокин
Наши цивилизации

3. НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ

Еще одним феноменом советской эпохи, причем с четкими признаками самостоятельной цивилизации, предстала  не меркантильная научно-исследовательская деятельность, возникшая в Хрущевскую оттепель.

Причин возникновения научного бума в конце 1950-х годов было несколько, но самой определяющей, хотя и тщательно скрываемой от общества причиной был, пожалуй, план Хрущева по уничтожению Соединенных Штатов Америки с развязыванием Третьей мировой атомной войны. (Именно с этих позиций велась военная подготовка студентов в вузах, в частности на «королевском» факультете в Лесотехническом институте, где в то время учился и я. Главным тезисом той подготовки было: «Войну может выиграть только тот, кто начнет ее первым!». А выиграть Третью мировую должны были, разумеется, «мы»…)

И колоссальные средства были брошены на развитие фундаментальных наук – в первую очередь физики и особенно ядерной физики. В короткий срок были написаны и изданы огромными тиражами великолепные книги по истории ядерной физики и особенно о создателях атомного оружия. Параллельно с этим развивалось и освоение космоса. В стране возникло множество сверхсекретных городков по всестороннему и форсированному исследованию в области атомной физики, космоса, ракетостроения и сопутствующих направлений с райскими условиями для научной работы. И хотя ученые этих секретных  центров, выезжая читать лекции в МГУ, МИФИ, Физтех, оставляли результаты своих исследований за «колючей проволокой», то ДУХ и атмосферу исследований они в студенческие аудитории непременно несли.

И вот этот ДУХ через журналистов научно-популярных изданий выплеснулся далеко за пределы университетов и докатился до каждого любознательного молодого человека, превращая каждого из них в разносчика «вируса» научно-исследовательской потребности. И не было препятствия, которое человек, зараженный вирусом любознательности, не преодолел бы ради того, чтобы ни на миг не расставаться с сообществом себе подобных.

Дух невидимого научного братства витал в российском воздухе с 1956 по 1954 год – год изгнания Хрущева. Конец был резким: на письменном экзамене 1964 года абитуриентам мехмата и физфака с еврейскими фамилиями почти поголовно ставили неудовлетворительные оценки…

Лично мне, к счастью, повезло сказочно: мне довелось повариться в духе абитуриентского университетского бума трижды: в 1958-м (хотя и не поступил), в 1961-м (с поступлением на физфак) и в 1964-м (с поступлением на мехмат) годах. Так что и абитуриентские треволнения Хрущевской оттепели, и студенческую атмосферу самых любознательных в мире ребят я знаю не понаслышке… (Точности ради следует упомянуть и еще об одном моем поступлении – на факультет электроники в Московский лесотехнический институт в 1959 г. Однако эмоциональная ситуация в этом случае была обратной: среди поступивших было 29 ребят, которые по каким-либо причинам не смогли поступить в тот год на физические факультеты и которые поклялись после первого курса перевестись или поступать заново в МГУ, МИФИ или Физтех. Эту клятву выполнил я один…)

Довелось мне понаслаждаться творческой научной атмосферой и в чисто исследовательских научных коллективах – на кафедре оптики на физфаке (1962), на отделении психологии на философском факультете (у самого Леонтьева А.Н! – 1965), в Институте философии АН СССР, в группе по изучению фундаментальной науки (1966-68), в группе по построению национальной математической модели перевозки нефтепродуктов (1973-76). Ныне от этой удивительной творческой атмосферы не осталось и следа: цивилизации, как известно, тоже гибнут…

Конечно, наука может двигаться и духом меркантилизма, но темпы и, особенно, качество такой науки будут на порядок (если не больше) ниже.  Подтверждение этому тезису можно найти в искусстве: самые эмоционально сильные произведения искусства создавались в условиях, когда либо оплата труда художника не ставилась в прямую («пропорциональную») зависимость от результата, либо художник игнорировал эту зависимость.

Но наука в еще большей степени, нежели искусство, зависит еще от одного обстоятельства – от свободы творчества, которая самым непосредственным образом влияет еще на первостепенное условие развития науки – свободный обмен информацией. Из этого без лишних рассуждений вытекает, что все потуги современного российского государства совершить прорыв в научно-техническом развитии обречены на полнейшую неудачу. (Не исключено, что спекуляции с «нанотехнологиями» задуманы в России лишь для легализации разворовывания государственных средств, ибо трудно предположить, что интеллектуальный уровень хозяев страны столь низок, что они не понимают таких очевидных мало-мальски мыслящему человеку вещей.)