Одного дня страничка.
Рассказ
(Выражаю глубокую признательность своей Музе Эл.. за помощь с граматикой)
Дорогой мой, уважаемый читатель. Если доведется тебе прочесть эти строки, так и знай - есть среди людей такие, в которых каким-то неописуемым образом заложено явление, мною именуемое Искрой Божьей. И если тебе доведется с ними встретиться, ты сразу это поймешь. Потому как вокруг тебя все утроится. Будь то праздник со своим столом, или работа, которую ты делаешь коллективом, бригадой или даже один, понемногу ковыряясь. Вот я и намереваюсь здесь поведать тебе о таком явлении.
На днях повезло мне заполучить к себе огромный кран, машину, какие редко появляются в наших краях. Такая машинища, иначе не сказать, которая на любого произведет впечатление. Стрела его, случись делать такую работу, наверное, достанет и до пятого этажа. По крайней мере, мне так показалось. А заделье у меня такое случилось. Спилить пришлось под корень вековые тополя. Нутро их тополиное, на вид крепкое и все еще цветущее, стало вдруг слабым, пористым, как у нас говорят – ситовым. От этого ветви их при ветре сильном стали падать. А по улице то и дело снуют всякие коровы, телята и, что самое страшное, соседские ребятишки. Наблюдал я, как-то падала ветвь. И весом своим сломала она добрый мой забор из листвяных досок и поленницу. И чуть было не придавила какого-то пьяного мужика.
Тут я задумался, а если такая ветка упадет на дом? Да Бог бы с ним, с домом. И шифер поменять можно, да и стропильник, все чинимо, как говорится. А если под такую деревину ребенок угодит! Одним словом, кран мне нужен был, поскольку характер у меня такой, если что задумаю, вынь да полож, сделаю. Пытались, правда, мы с соседями, мужики имею в виду, тополя эти обкорнать, только вот до первой развилки нас и хватило.
Ставили лестницу восьмиметровую, вбивали штыри, снова лезли, до половины не поднялись. Выше лезть оказалось страшно. Никто не признавался, конечно. Вслух обычно говорили, мол, голова кружится, или вот ветер пристихнет - тогда. В общем, понимали мы, конечно, по-простому-то, струсил каждый. Но вслух как-то никто не решался признать себя «ссыкуном». Не по годам, вроде. У каждого, конечно, за плечами жизнь не из мармелада сложена, и всякое бывало. Я вот сам помню на пятиэтажках, на крышах в армии провода тянул. Бесшабашная удаль моя удивляла всех, не верилось как-то, что упасть можно. Но, то в молодости бывало. Видно с годами мужик становится осторожнее. Может, понимает, что силушка и прыть молодая - вещи не беспредельные, да и переломано изрядно бывало, у кого нога, у кого рука. Жизнь штука сложная.
Но хватит оправдываться. Буду дальше повествовать, а то читатель иного ждет. А сыновей на тополя попросту не пустили, каждый про себя подумывал да остерегался, оно, конечно, пацан иной бегом бы забежал. Однако каждый, кто с развилки той с самой нижней, видел соседские крыши.. Задумывался крепко, стоит ли родной кровиночкой рисковать. Вот как не просто все.
Мужики-то вроде все не слабые духом, и в лесе разбираемся, и в дровах. Только вот выше никто не отчаялся подняться. Тополь кряхтит, трещит. То один, то другой порываемся наверх, и с веревками, и кто полегче весом, да только, что муравью скала, никак не взять нам было махины такие.
Ну да не об этом я рассказать-то хочу. Но для порядка все же расскажу. Кран работает, мы суетимся, веревками за комель заводим, со стороны смешно, наверное, было женам нашим, стоят бабенки на конце улицы, поглядывают, как мы всей компанией за веревками бегаем. Тополь ветром на стреле поведет, а мы-то его держать должны, обвязав за комель веревками. И вроде бы держим. А со стороны смотрится, как дерево нас из стороны в сторону треплет. На вроде тряпочки, бегает тряпочка эта разношерстная, с веревкой в руках матерится, орет, потеет. Упираемся, ревем для острастки. (Мужики когда такую работу грандиозную делают, я заметил, орут, а почему? Сам я тоже невольно покрикивал. И думаю теперь - для укрепления духа, бессознательно, издаешь угрожающие звуки, в нашем случае матершинные). Вывели два тополя с грехом пополам, чуть домишко не развалили махинами этими, опустили посреди улицы. А проезда, прохода нет. Глава администрации прибежал, еще всякий люд, старичье повылезло, советуют, одним словом - событие.
На ребятишек все тявкают, а те так и норовят под ветками покрутиться. И дивно мне тоже - стоишь под ветвями лежащего дерева, как в какой-то сказке из детства, в стране чудес. Даже жалко их, тополя эти клятые. Эх, не рушили бы ветви, стой не хочу, сори тоннами пуха да глаз зеленью радуй. Та веточка чуть по тоньше меня в обхвате была, что забор в щепу уделала. Как вспомню, так вздрогну.
Два дерева осталось. И вот чувствую, все мы приуныли, дышим тяжело, курим одну за одной, страху натерпелись с двумя первыми. Низко зацепили дерево, он чуть крутнулось, и ладно - среагировал опытный крановщик, а то домишко мой в щепку бы уделало. А уж про Серегу не говорю, он тополь тот пилил, стоя на лестнице. У него на высоте моего роста толщина такая, что полотно пилы два раза на круг прошло, а он все стоял - за середину держался и с третьего подреза затрещал. Только треск услыхали, как я заорал на благи маты. – Серега, бросай пилу, бежим.. и дальше матерно.. Юркнули мы с Серегой вдоль поленницы, и только трескоток простоял, когда такой комель пошел через поленницу, как сквозь воздух пошел.
Надо выше цеплять трос, как можно выше, тогда и кран выведет на простор улицы подвешенное дерево легко. Все это прекрасно понимали, крановщик начинал понемногу злиться. А как зацепить-то, как залезть повыше? Сказать-то легко, а вот сделать… Порывались было и Серега, и я, и еще многие, когти монтажные принесли, да только толку от них, не цепляют они толстый тополь, даже на высоте восьми метров толстый.
Так бы и мучились, не случись тут как тут электрики, выездная бригада. Вот люди! Выскочил один Коля из машины, бегло осмотрел, всю ситуацию оценил. Сразу видать - опытный человек, перекинулся парой слов с крановщиком и полез. Вначале по лестнице, потом по стволу, в кирзовых сапогах, в форменной одежде, такой же на вид, как и сотни мужиков.
Старики наши уличанские закряхтели одобрительно, мы тоже напряглись. А он уж среди ветвей, трос поймал, обернул конец вокруг ствола, закрутил болт с гайкой, что трос тот фиксирует, и слез. Как-то обыденно это все получилось, без пафоса и иного какого разговора. Его товарищи тут же запилили ствол, и вот он как-то медленно, солидно крякнув, повис в воздухе над землей, пять минут, и вся махина лежит на земле, создав видом своим рощу. Эх!
Вот, дорогой читатель, теперь вернусь к началу своего рассказа, об искре божьей. Искра та божья и есть, наверное, в таких людях как Николай этот, ни страха у него в глазах, ни гордости излишней, то есть заносчивости. Стоит, балагурит, для всех у него слово, и не начальник, а со стороны посмотришь на него, и ясно - с таким во всякое дело ввяжешься. И всякое дело тебе по плечу сразу станет, если рядом такой характер. Я украдкой энергетиков расспросил, кто, мол, да что за человек. И понял, души не чают мужики, одно русское слово о нем говорят, правда матерное за…., однако означает оно, - что слов нет, какой парень хороший.
Да вот еще, сыновья мои убирали ветки, таскали их к берегу, я бегал, как угорелый, стараясь кряжевать быстрее. Потому как солнышко за Донинский хребет заваливалось, и женщины уже встречали стадо. Да и улицу надо было освободить. Вдруг ночью кто-то поедет, а если какой молодой, да на мотоцикле полетит, да выпивший... Закончили в одиннадцать часов, уже при лампочках.
Ночью после всего этого ажиотажа, так сказать, после баньки, лежа на своем докучливом диване, думал я о прошедшем дне. О людях, которых встретил, о впечатлениях своих по поводу этих людей. И пришел к выводу - иной раз не надо семи пядей во лбу быть, чтобы почувствовать всю человеческую сущность. По единому поступку человека, по скромному его поведению, по балагурным его шуткам. Нынче слово такое есть «харизма». И присуща она, эта харизма, некоторым из людей. И встречал я таких, и в галстуках, и при должностях, видных из себя, умных и тех, кого бабы любят сразу. Но надежу-человека встретишь редко, не всегда красавец он писаный, не всегда от него приятно пахнет. Но, как говориться, с таким бы в одну упряжку встал в трудную годину.
Жаль, не принято нынче говорить среди мужиков, мол, вот люблю тебя, друг. Сразу норовят тебя в чем-то нехорошем заподозрить. А так иной раз хочется сказать, без всякой дурной мысли, что полюбил ты человека за душу его, за умение понять, поступить. Нутром почуял ты его надежность. Эх! Иной раз у пьяных навязнет во рту предложение, мол, ты меня уважаешь? А уважаю.. Вот таких уважаю.
Вот такие мы, мужики Забайкальского края, потомки всякого рода, и казаков и хохлов, и поляков, и евреев. Всех нас Господь тут разместил, на кромке Российской земли. Значит, так тому и быть.
Голо вокруг дома стало, осенью надо привести саженцы сосны, да посадить с северной стороны. Негоже дому без дерева быть. А земле Забайкальской без таких вот Николаев.
Вспомнился еще и отец мой покойный ныне. Все говаривал. – Обязан человек кроме душевного развития, еще и ремесло приобресть, а лучше несколько, потому что жизнь, она не всегда гладкая будет, в любой момент поведет она тебя в одном бритом строю, а у тебя и останется только то, что ты по-настоящему умеешь.
Ну, дорогой мой читатель, понял, чего я тебе сказать хотел?