12 апреля 1972года
( Второй вариант “Рассказа о шерстяных носках”)*
Саша любил, когда мама сидела на диване, а вокруг неё лежали разноцветные клубочки – красные, синие, желтые, голубые, серые. Она брала в руки гладенькие светлые палочки, соединённые розовой верёвочкой и её руки шевели их, тянули за собой дорожку из весёлых ниточек. Саша любил, когда эти шерстяные шарики раскатывались в разные стороны, и ползал за ними по зелёному с белыми крапинками ковру, хватал и сжимал их, ощущая упругость и мягкость.
В это время он не капризничал, его лицо было довольным и слегка улыбалось. Но стоило маме открыть книжку, ребёнок начинал сначала хныкать, потом реветь. Несколько раз, когда она выходила из комнаты, мальчик пытался запихнуть книжку под подушку, накрыть пледом, одним словом, спрятать.
Поэтому, когда ребёнок не спал, мама, обычно, вязала что-нибудь незатейливое, а он копошился у её ног. Они были счастливы.
Однажды Саше сделали прививку. Мама, придя из поликлиники, положила его в кроватку, и он заснул. Спустя некоторое время, его тельце стало неестественно изгибаться, ручки хаотично, будто он испугался чего-то, дёргаться, поднялась температура.
Врачиха неприветливая, немолодая, сердитая на весь белый свет и, особенно на больных детей, потыкала несколько раз его спину холодным и блестящим кружком и сказала, как отрезала: “В больницу”.
Мама засуетилась, заплакала, заплакал и Саша. Он и в больнице плакал, пока не уснул.
А когда проснулся и увидел, что кругом темно, только свет от окна и тонкой полоской из коридора опять заплакал.
Ревела маленькая девчонка в кровати напротив, и другая, чуть побольше.
Та, которая была побольше, Наташа, уже умела ходить, она сползла с кроватки и с криком:
- Мама, мама! – побежала из палаты в коридор.
Вошла женщина в белом, схватила и привязала девочку к кровати. Движения её были механическими, руки умело цепкими и безразличными.
Женщина вышла, а потом вошла опять. Прижав детей к кроваткам, быстро сделала уколы, успокоительные.
Саша уснул, уснули и девочки.
Наташа спала плохо, всё время вздрагивала, вскрикивала. Только стала успокаиваться, новый укол разбудил, встревожил. Девочка опять громко заплакала, стала биться, но тугие бинты, которыми она была привязана, держали крепко.
Саша же спал спокойно, он улыбался, ему снилась его детская и мама, которая всегда когда он болел, сидела рядом и держала за руку.
Утром он удивлённо оглядывал комнату, девочек, был тих, сидел в кроватке и смотрел на сырые ветки за окном. Во время завтрака он покорно открывал рот и ел кашу.
Наташа есть не стала, отвернулась, но к ней и не приставали, боялись её плача, громкого, с каким-то неестественно- долгим “А-а-а”, который эхом отражался в высоком сводчатом потолке.
А вот маленькую девочку медсестра посадила в детский стульчик, который стоял около окна, и стала кормить. Девочка извивалась, крутила головой, зажимала рот, но опытная в этих делах сестричка впихивала в неё ложку за ложкой. Правда, иногда ребёнка тошнило, но это не мешало делу: то же, что из него выходило, вливалось обратно.
Наконец, добросовестной сестрице это надоело и она, тихо пробурчав бранные слова, вышла из палаты.
Так начался последний день Сашиной жизни. Он был бы очень печальным, если бы вдруг
не открылась дверь и молодая медсестра, чуть ли не на ходу, оглянувшись, не видит ли кто - не положено в больнице по чужим этажам разгуливать - ему в руки – разноцветное. Он схватил, прижал к лицу и всё повторял “Мама,мама!”
Его лицо было счастливым, он улыбался!
Потом опять пришли женщины в белых, не очень чистых халатах, с тазами, тряпками, одна из них несла в руках табуретку. Они подошли к большому окну, у которого стояла Сашина кроватка, разорвали старую бумагу, впустили свежий воздух, звук улицы и, переговариваясь, стали мыть стёкла. Грязная московская зима сливалась с них, разбрызгивалась по полу. В город пришла весна!
Когда стемнело, раздался какой-то громкий звук, небо разорвалось и заискрилось разноцветными звёздами, девочка, которая была постарше и уже лежала в кроватке без решёток, побежала к двери и закричала, а маленькая и Саша опять заплакали. Маленькая потому что испугалась, а Саша, потому что ему было жалко небо. Мальчику казалось, что огонь обжигает небо и ему также больно, как Саше.
Ночью Саша не спал, в нём разрывались яркие искры, что-то гремело, он звал маму и прижимал к лицу шерстяные разноцветные носочки, он то ли целовал их, то ли они согревали его.
В реанимации сделали всё возможное, но спасти ребёнка не смогли.
Мама увидела Сашу только через несколько дней. Его тельце было холодным, а на грудь кто-то положил ему шерстяные носки…
Через год у Сашенькиной мамы родилась дочка. Её назвали Ниночкой.
Нинина мама, даже когда это было модно и просто необходимо из-за скудного семейного бюджета, никогда не вязала.
Она всем говорила:
-Ниночке не нравится, когда я вяжу. Мы с ней любим книжки читать.
И хотя книжки в то время были товаром редким, у девочки собралась целая библиотека.
А вечерами папа показывал девочке на стене странные картинки, которые назывались диафильмами.
* Рассказ написан на основе подлинных событий.