У каждого, друзья, бывает в жизни свой пердимонокль*, а у некоторых и не единожды. Зачастую, всё зависит от воли случая и нашего к нему отношения. На военной же службе этих пердимоноклей – хоть отбавляй, но хорошо, ежели они не вредят здоровью и погонам на плечах.
Как-то в августе сорок четвертого года получает наш катер приказ высадить группу разведчиков на один из островов в Балтийском море. Дело не частое, но и не случайное для нашего брата. Ходили мы и в охранении, и с десантом, и в разведку… Да чего только не выполнял «москитный флот»* на Балтике, когда в шхеры или на острова мог пройти незаметно только маломерок, вроде нашего корытца.
С вечера заправили бензобаки и желудки по самые горловины, разместили, как могли, разведчиков и по тёмному времени отвалили от стенки в поход.
До острова ходу часа три с небольшим, и надо успеть наших ребят из команды сорви-голов затемно высадить на остров и убраться также восвояси, когда еще солнышко не показало свой заспанный лик.
Погода выдалась на удивление тихая, тёплая – почитай, штиль. Идём, дремотно ворчим моторами, вода, разрезаемая форштевнем, ласково шуршит об обшивку бортов, звёзды мелким крошевом блестят в вышине, а лунища сверкает белой фарфоровой тарелкой, отбрасывая на воду свое круглолицее отражение .
Для художника эта картина, конечно, красивая, а нам, по нашему делу, как бы и не надо такой красоты. Нам бы так, чтобы потемнее да попасмурнее…
С немецкой стороны пока что тихо, видать, нас не заметили, только распарывают небесные россыпи хвостатые светлячки осветительных ракет на переднем крае. Фрицы, похоже, крепко спят и не ведают, что под их носом в двух милях от берега, топаем мы. Ну и пусть себе спят. Пока…
Прошло два часа. Пора сбрасывать ход до малого, чтобы тихонько подойти к острову для высадки разведчиков. Погода, слава Богу, стала портиться, и тучи начали натягивать свое лохматое серое одеяло на бледнеющий лик Луны. Вот и ладушки!
Всё бы и ничего: вода у бортов тихо журчит, моторы едва урчат, но с ними вместе и совсем некстати в унисон, начинает урчать у меня в животе. И чем ближе подходим к острову, тем больше живот прибавляет оборотов. Прямо, как у плохого солдата перед боем. Однако дела такие, что спуститься в гальюн* уже некогда да и какой, простите, гальюн на катере – смех один. Уж лучше до берега.
Приехали! Катер мягко тычется носом в песчаный берег, разведчики, прощаясь с нами, спрыгивают в августовские сумерки и беззвучно растворяются в небытие…
Я выпрашиваю у командира десять минут и сигаю с борта, извините, в прибрежные кусты.
Отстегнув и повесив на ветку кобуру с пистолетом, блаженствую в закончившемся долготерпении. Как хорошо, когда всё делается вовремя!!!
Однако ратьер* с катера сигналит, что пора уходить, и я стремглав, застегиваясь на ходу, мчусь к берегу.
Взревели моторы и полным ходом мы пошли на базу.
Не прошло и двадцати минут, как левый мотор начал чихать и скидывать обороты, а потом и вообще остановился. Хорошо, что не перед высадкой!
Докладываю командиру, что один из двух двигателей отказал и требует ремонта. Решили идти на одном, пока я с мотористами буду копошиться с починкой.
Ковырялись с движком, почитай, полчаса, но, тем не менее, запустили лентяя и полным ходом пошли дальше.
Пока мы по-быстрому уходили от острова, пока я копался в моторе да и потом еще очухивался от аварии, прошло больше часа. Страсть захотелось курить! Запускаю руку в брючный карман за папиросами и чувствую, что что-то не так, чего-то не хватает… А не хватает ударов кобуры по бедру! Когда я это понял, меня сначала бросило в жар, потом в холод, и предательская струйка пота потекла по спине, сердце же, учащенно трепыхаясь, провалилось в пятки!
— Пистолет! Он, зараза, остался висеть на кусте! – пронеслось в ошарашенной голове. – Что же делать, что же делать?... – сверлило в мозгу…
Прикидываю, что по времени мы успели отойти от острова миль на десять-двенадцать и вернуться обратно шансов, практически нет, тем более, что скоро начнет светать…
Выкурив в растерянности штук пять папирос, проклиная свою трибунальную судьбу, решил идти к командиру на правёж. Старлей* вопросительно обернулся в мою сторону и, увидев кислую физиономию, спросил:
– Чего скис, Силыч? Что-нибудь опять с моторами? Задание выполнили, идем, вроде бы, нормально, а ты …
– Да нет, Паша, тут всё в порядке. У меня ЧП! Пистолет остался на острове, на ветке висит… Вернуться можем?
Командир, нахмурившись, поглядел на часы:
– Припоздал ты, Силыч, немного! Мы уже идём полтора часа. Если возвращаться назад, – это час туда да час обратно, плюс задержались с ремонтом… Итого: вернёмся с опозданием часа на два с половиной – три, а чем оправдываться будем? Что радировать прикажешь? Что ты свой «ТТ»*, обо…сь, на острове потерял? Байка с потерей хода и долгим ремонтом не пройдет – это выйдет за пределы дивизиона да и сволочь какая-нибудь найдётся – стукнет куда не надо, что болтались туда-обратно … Давай разговор отложим до базы, а ты помалкивай пока!
От сердца у меня немного отлегло, благодаря спокойствию командира, хотя, конечно, проблема не исчезла и сама собой не решится, если её не решить самим. Не решим – трибунал, погоны долой, штрафбат и … А каким макаром её решать?
Вечером, после прихода в базу, заперлись мы с командиром в баталерке* с фляжкой спирта и стали думать думу, как из моей катавасии можно выбраться сухим.
– Самое неприятное, Силыч, что за разведкой пойдём не мы, а кто и когда в штабе покамест не знают. Мы же через день отправимся тралить на Ивановские пороги, а это, сам понимаешь, совсем в другой стороне, – поведал Паша.
– Единственное, что могу тебе обещать, так это то, что буду молчать до последней возможности, а там – уж извини, а то оба загудим под трибунал. И ты, зас-нец, тоже помалкивай, а то стукнет кто-нибудь особистам и тогда вообще ни тебе, ни мне не отмазаться: тебе, как виноватому, а мне,– как сокрывшему.
В результате наших посиделок с Павлом ничего, конечно, не прояснилось, однако его позиция давала какой-то запас времени.
На траление через сутки катер не ушёл, а послали нас туда только через неделю.
Вскоре выяснилось, что разведка с острова, увы, не вернётся, и не попасть туда ни мне, ни приятелям из других дивизионов, которым я мог бы довериться. Жаль ребят, конечно, но и моё положение тоже хуже некуда: гнить моей буйной голове в каком-нибудь пехотном окопе с погонами рядового на плечах и дыркой в голове – и вся недолга! Спать я перестал, еда в горло не лезла, и держался, почитай, одним святым духом и папиросами.
Даже если достать пистолет, а это по нашей жизни не проблема, то что с ним делать? Номера-то заводские всё равно не совпадут! В общем – труба!
Дня за четыре до ухода на траление вызывает меня к себе командир:
– Силыч, как твоё тральное хозяйство? – прищурившись, спрашивает меня Павел.
– Да нормально, командир, всё в полном порядке и комплекте, моторы проверены,
- уныло отвечаю я.
– Что-то ты совсем, дед*, сник, китель на тебе болтается как на чучеле, - ехидничает Павел. – Давай-ка лучше по паре глоточков да покурим с тобой, а то, вдруг, завтра под трибунал, а на сухую-то под суд совсем погано будет, – ёрничает он. На душе у меня и так кошки скребут, а тут он с дурацкими шутками…
Выпили мы по стакану, Павел меня и спрашивает:
– Ну, придумал что-нибудь с пистолетом?
– Да ничего я не придумал! Что тут можно придумать? Пора идти сдаваться особистам. Будь, что будет!... – понуро отвечаю я.
– Да, это, конечно, – сдаваться самое время. Когда пойдешь? – издевательски вопрошает Павел, а сам отодвигает ящик письменного стола и что-то вынимает оттуда, завернутое в тряпку, и пододвигает ко мне…
– На, зас…нец, и больше не оставляй на вражеской территории личное оружие! – смеётся одними глазами командир.
У меня от удивления и благодарности спазмом перехватило горло, а слезы выступили из глаз! Пистолет! Пистолет, раскуроченный, видимо, осколком как раз в том месте, где выбивается заводской номер!
– Пппа…ша, ты…, ты где достал этого калеку? – прошептал я.
– А это не твоё дело, Силыч! Главное дело, что раздобыл! Будешь поить меня теперь до самой смерти, только «Столичной» и каждый день! – назидательным тоном, но с довольной улыбкой заявляет старлей.
– Остаётся ждать момента, под который его можно будет списать, и пока давай держать язык за зубами! А теперь иди, хотя бы выспись, а то смотреть на тебя невозможно – хуже смерти карачаровской! – резюмировал командир.
Говорят, что дуракам везёт, а мне повезло дважды! Командир оказался не только порядочным человеком, а еще и другом, прикрывшим в беде – это раз! А два – …
Приблизительно через месяц после случившегося, наш катер попал в серьёзный переплет, отбиваясь от насевшего фашистского стервятника. Мы вертелись волчком, уворачиваясь от фрица. Выкрутились-таки, но возвратились из похода настолько потрепанные, что напоминали скорее дуршлаг, чем корабль.
Вот под это событие и удалось списать «мой» «ТТ», в который уже натурально попала разрывная пуля немецкого летчика, правда, пришлось при этом полежать чуток в госпитале, потому, как и моё бедро зацепило тоже, причём, у всех на глазах.
Прошли годы после окончания войны, уже стали зарастать окопы, и жизнь текла своим размеренным мирным чередом.
Волей служебного случая меня вновь занесло на остров, куда мы забрасывали разведку. И что бы вы думали? На кусте, среди молодой зелени листвы, висела почерневшая от времени кобура, а из нее торчала поржавевшая рукоятка моего пистолета.
31.08.10
Пердимонокль – от франц. perdit monocle «потерял монокль», в последующем значении «ситуация, из ряда вон выходящая».
*Морские термины, встречающиеся в тексте:
«Москитный флот» – соединение кораблей малого водоизмещения (торпедные, сторожевые, броне-катера, катера-тральщики и др.).
Форштевень – носовое образование набора корпуса корабля.
Ратьер – сигнальный фонарь для световой азбуки Морзе.
Гальюн – корабельный туалет.
Баталерка – кладовая флотского имущества.
Старлей – старший лейтенант (сленг).
Дед – командир БЧ-5, старший механик (сленг).
ТТ – пистолет марки ТТ.