Забери меня с собой. Северная трилогия

Татьяна Витакова
- Бабушка, проснись! Бабушка! – шестилетняя девочка каждые полчаса подходила к кровати Прасковьи, но старушка не просыпалась. Она лежала неподвижно, и лишь пульсирующая голубая жилка на мраморной коже виска говорила о том, что Прасковья жива. Она спала уже более суток. Её невозможно было разбудить.   
   Танюшка погладила бабушку по голове и стала заплетать в косу её непослушные волосы цвета воронова крыла, в которых не было ни одного седого волоса, хотя Прасковье исполнилось уже семьдесят два года.
   Последние месяцы боли в теле усилились, и душа Прасковьи проводила большую часть времени в мире снов. Она с неохотой возвращалась в больное, в пролежнях, тело. Вот и сейчас унеслась в далекую, беззаботную юность Прасковьи.

   - Не бойся его, Панюшка, он смирный, – дед ласково трепал по загривку огромного медведя, который выглядел вполне миролюбиво.
   Паня во все глаза смотрела на дикого зверя, который пришел с дедом из леса и ходил за ним повсюду как ручной.
   - Нукась, давай, дивчина, почеши косолапому спинку! – дед бороздил пятерней по спине довольного медведя. Хозяин тайги от удовольствия задрал голову к небу и смешно ею покачивал.

   Дед был деревенским знахарем. Прасковья навсегда запомнила его слова, когда он подошел к ней перед своей смертью и сказал:
   - Внуча, Панюшка моя родная, я ухожу, не ищите меня.
И он ушел в тайгу, и больше никто его не видел...


               ***

   - Дедушка, ты заберешь меня с собой в свой волшебный лес? – глаза Панюшки наполнились слезами.
   - А ну куда ж ты собралась, моя милая, в таких лохмотьях? Пообносилась ты вся… А ну закрой глаза и не подглядывай, а мы с мишкой покумекаем в какой наряд тебя одеть, - дед хитро улыбнулся, хлопнул лесного брата по мохнатому плечу, а затем хлопнул в ладоши.
    Паня быстро зажмурила глаза, а сама задумалась, почему ж деда говорит, что платье на ней рваное? Через мгновение, она уже думать забыла, в чем одета, тело до краев наполнилось невыносимой болью. Прасковья застонала. Перед её взором пронеслись страшные годы революции, раскулачивания, ссылка семьи на крайний север, где жили в палатках по восемьдесят человек, и там, в суровые морозы, её  двойняшки Мишенька и Людочка простудились и умерли. Годы войны и исхудавшее лицо мужа, вернувшегося из лагеря в Магадане…
   Боль нарастала. Стон Прасковьи перешел в крик, и вместе с криком из тела вырвалась боль, унося за собой страшные воспоминания.

    Дед хлопнул в ладоши, Панюшка вздрогнула и, открыв глаза, увидела себя в белоснежном  платье, расшитом по краю золотой нитью.
   - Ой, деда…
   Девочка развела руки в стороны и закружилась – закружился белым колоколом волшебный сарафан. 
   - Ну что, Топтыгин, открывай для Панюшки ворота в сказочный мир!
   Хозяин тайги послушно поднялся и неуклюжей, косолапой походкой неторопливо направился к лесу. Дед взял девочку за руку, и они пошли по волшебной тропе вслед за медведем.


             ***

      - Танечка, доченька, проснись! - Нина держала на коленях спящую семилетнюю дочь, та плакала во сне, и ей никак не удавалось её разбудить.
   -  Ну вот опять, уже которую ночь это происходит! Всеволод, ну ты же врач-психиатр, ну ты же должен знать что делать? Почему она не просыпается?
   - Так бывает, Нина, с возрастом это пройдет. Таня очень впечатлительная девочка. На её глазах умирала твоя мать.
    Внезапно плач прекратился, девочка глубоко вздохнула и открыла глаза.
   - Таня, тебе плохой сон приснился?
   - Мне снился медведь…