Наша жизнь – как осколок стекла.
Она может красиво переливаться на солнце, одаривая нас бликами всех цветов радуги. В то же время может порезать одной из своих многочисленных коварно-острых граней. Может уколоть. Может как собирать, так и развеивать энергию мыслей, действий и слов.
Но она может и разбиться!
И тогда!!!
Что же тогда?
Тогда её уже не собрать по кусочкам, а если даже это и удастся, она больше не принесёт ничего, кроме как станет ненужной ношей… пустой безделушкой, лишь занимающей пространство в столь шатко установленных параллелях других, таких же безучастных жизней.
Ветер молчал, но тело обдавало холодным дыхания.
Лес затих.
Листья, когда-то радовавшие людей, то своей свежей зеленью, то ржавыми осенними красками, отпели радостные песни.
Они стали серыми и невзрачными…Они потеряли вершины… Они упали, и их злостно втоптали в грязь. Они просто ушли.
- А Дождь?
А что Дождь? И Дождь не вечен.
Небесный плач забивал Землю острыми плетями. Ручьи текли, размывая Землю, оставляя ей лишь рубцы-овраги. Её вены переполнялись. Земля захлёбывалась своей пищёй, выплёвывая её в разные стороны, или оставляя прозапас.
А всё зачем? Чтобы Солнце всё забрало и опять отдало Небесам? Зачем?
Мягкий мох скрипел под ногами. Он был настолько нежен, что, казалось, в нем можно утонуть.
Я ощутил лёгкий дискомфорт, начав шагать по асфальту. Он бил мне по пяткам, цеплял меня за подошвы. Но я продолжал идти, стирая босые ноги в кровь, то и дело спотыкаясь о трещины и кочки.
Вот они, следы цивилизации - изношенный дорожный покров, жадно впитывающий кровь своих создателей.
Высоко в небо тянулся серый столб дыма. Как червь, прорывая дыры в густом покрове перистых облаков, рассеивался, образуя серую кляксу.
Гул мотора отдался эхом по долине.
Молодой паренёк, одной рукой держа пиво и сигару, другой – руль, обдал меня выхлопами и повёл свой драндулет вровень со мной. Он высунул своё уже довольно пьяное лицо в окно и невнятно проговорил:
- С-садис, пдвизуу.
- Нет, спасибо, - ответил я и взглянул на девушку, что спала на заднем сидении.
- Да л-лаадно, сдись. Дафезу с ветеркм.
Я ничего не ответил.
Парень молча пожал плечами и нажал на «газ», предварительно отхлебнув пива и хорошенько затянувшись.
Я шагал и смотрел в след удаляющемуся авто, невольно совершающему нелепые виражи на прямой дороге.
Я знал, что через несколько минут парень не справиться с управлением и врежется в дерево. Сам он, разбив головой лобовое стекло и пробороздив лицом землю, кроме шишки на голове и пары-тройки царапин не получит особо тяжёлых травм. Зато ни в чём не повинную девушку оставит калекой на всю оставшуюся жизнь. А, очнувшись, он даже и не вспомнит, что произошло.
Я не в праве его судить. Так же я и не в праве был его о чём-то предупреждать, предостерегать от чего-либо.
Он сам выбрал себе путь.
Не то, чтобы я не хотел что-то изменить, просто я не в силах перекроить судьбу другого человека. Человек – сам творец своей судьбы.
И это абсолютно не значит, что понятию фатализм больше нет места.
Судьба – вереница событий, как длинная нить, сплетённая из лоскутков ткани. Каждый лоскуток – одна из ветвей, улиц судьбы, идущих параллельно основному пути.
Выбирая одну из дорог, человек сам плетёт себе нить, вдоль которой ему идти. За каждой из дорог таится заранее просчитанный вариант развития событий. Главное выбрать нужную тебе.
Выбор есть всегда. Отсутствие выбора говорит либо о том, что великое множество предыдущих было сделано неверно, либо же – о конце пути.
И великий вопрос всех времён и народов – в чём смысл жизни – сводится к одному ответу: в том, чтобы, человек выбирал, любить ему или ненавидеть, радоваться или страдать, помнить или забыть, чтобы он со спокойной душой мог набрать в грудь воздуха и сказать: «Всё это сделал я, это – мой Мир!»
Конец.
А. Каташов.
Омск, август 2005.