Девяностые. Начало зимы. Санкт-Петербург, Васильевский остров. Рядом с местом, где Смоленка впадает в Финский залив, вереница рыбаков в разношерстном одеянии выходит на лёд. Тот почти у самого уреза разделен узкой трещиной, старательно огибающей весь видимый берег. Вода в утренних сумерках темной полосой контрастирует с выпавшим ночью снегом.
Мужики деловито сходу перешагивают трещину и, нащупав едва пробивающуюся тропу, направляются в сторону Кронштадта. Только один пожилой дядька в грубом брезентовом плаще, битом жизнью, отделяется от всех в начале перехода. Не перескакивает на лёд, а садится на свой ящик и как-то тягостно-тягостно закуривает. Напряженная поза рыбака навевает образ бойца, затягивающегося цигаркой перед атакой.
Замыкающий колонну дедок, проходя мимо курильщика и почуяв какую-то неправильность в окружающей картине, недовольно спрашивает его:
- Ты чего сидишь?!
- Думаю! – негромко и очень серьёзно тот отвечает.
- Ду-у-мает он! – неожиданно очень похоже и язвительно передразнивает дедок и бодро семенит своими валенками в калошах вслед за удаляющейся вереницей рыбаков.
«Мыслитель» докуривает, с минуту неподвижно сидит, натягивает рукавицы, глубоко вздыхает, поднимается, перехватывает поудобнее ледобур и, закинув за спину «баян», наконец, решительно перешагивает трещину.
(На фото памятник Марине Цветаевой в Елабуге)