Тамара Злобина
http://www.proza.ru/2009/07/21/471
Выкрал Кащей Марью-Моревну, прекрасную королевну в расчёте на то, что она станет его женой, но очень сильно ошибся. Девица сколь красива была — столь и горда. Посмотрела она на Кащея оценивающим взглядом, усмехнулась и говорит:
-Давно ли ты на себя в зеркало смотрел, пень трухлявый?! Да за тебя даже трёхсотлетняя Баба Яга с единственным зубом во рту и та замуж не пойдёт, не то что такая умница и красавица, как я. Неси меня сейчас же назад домой, скелет ходячий! Не то я за себя не ручаюсь!
Рассвирепел Кащеюшка (от-то первым красавцев в своих краях числился): зашипел, засвистел, на одном месте закружился, от наглости такой чуть слюной не подавился, дунул плюнул, зашептал что-то быстро-быстро. А потом и говорит в сердцах:
-Была ты строптивой Марьей-Моревной, прекрасной королевной, а теперь быть тебе лягушкой безобразной и сидеть на болоте покуда не придёт добрый молодец - Иван-царевич, не поцелует тебя и в жёны не возьмёт. И быть по сему от ныне и до веку... Аминь!
Хотела красавица круто возразить ему на эти слова, но не успела: вмиг в лягушку превратилась и только рот открывала и закрывала, а звука нет никакого. Отнёс Кащей лягушку на болото, водрузил для смеха ей на голову корону её, драгоценную, а сам улетел восвояси, в тридесятое царство в заоблачное государство, посмеиваясь и радуясь своей находчивости и сообразительности, впрочем, на подлые делишки он всегда находчив был: не впервой различные козни устраивать (такова уж натура у Кащеюшки, и с этим ничего не поделаешь: судьба знать такая — злодейская).
Сидит лягушка на болоте, скучает, обещанного царевича Ивана поджидает, а его всё нет и нет. Год ждёт, два, три... Так и десять лет прошло, и ещё три пролетело. Ждёт-пождёт лягушка: уж все глазоньки проглядела, слёзоньки повыплакала. Нет Ивана — и всё тут.
Не дождалась — сама к нему из болота припрыгала. Смотрит, а Иван ударился во все тяжкие: горькую пьёт, из кабака не вылезает, меж делом дома весёлые посещает, на бегах деньги просаживает, в карты последнюю одежонку царскую проигрывает, с ветерком на тройках с цыганами катается.
Она к нему с причитаниями и упрёками, а он: -Знать ничего не знаю и ведать - не ведаю! Ни к чему мне лягушка, даже с такой короной на черепушке. Изыди, нечистая, назад в болото! Изыди!
Смертельно обиделась на него лягушка, мечтающая стать царевной, залилась горючими слезами и подумала:
-И зачем это я ждала его ровно десять лет и три года?! Дура я дура... Лучше бы за Кащеюшку замуж пошла, он по крайней мере горькую не пьёт (и без того желчью на нет исходит), богатства свои не пропивает, потому что денно и нощно над златом чахнет, дома весёлые не посещает, потому как дребезжанием костей своих всех тамошних красоток распугивает — вобщем, не муж, а идеал настоящий...
Вернулась лягушка на болото в надежде на то, что Кащей узнает обо всём и вернётся за ней, заберёт из болота. А Кащеюшка, оказывается, уже новую молодуху прикрал себе и живёт с ней поживает, да добра несметного наживает. Так и осталась лягушка ни с чем. Плачет горючими слезами, заливается, к каждому встречному-поперечному обращается:
-К вам взываю... К вам взываю...
Но из-за рыданий её неудержимых, всхлипываний громких слышится только:
-К ва... Ква, ква...
Тоскует горемычная, страдает, жалуется на свою жизнь. Далеко по болоту разносятся её жалобы:
-Ква! Ква! Ква?!
Да только не понимает её никто, поэтому и нет ответа ей...
Плакала лягушка царевна в самом центре непролазного болота, горевала о судьбинушке своей горькой ровно три года, три месяца и три дня. Извелась вся, исхудала, даже налётом седеньким подёргиваться начала. Но однажды поутру увидала своё отражение в лужице, образовавшейся из слёзок её горьких, и ужаснулась: глазоньки выпучены, личико с кулачок,того гляди корона с головы спадёт и в пучину болотную канет.
Испугалась царевна вида своего несуразного, дёрнулась инстинктивно, корону драгоценную спасая, а тут ещё рядом пузырь метановый лопнул, обдавая её запахом тухлых яиц. Ну и сомлела лягушка, раскинулась без чувств на листике кувшинки, слегка пожухшем. Качнулся листок, заколебался на ровной глади озерка слёзного, но устоял, удержал вес её, даже под воду не ушёл, сохраняя и хозяйку свою и корону её драгоценную, словно зная, что корона эта дорога хозяйке, как память, как талисман заветный её прошлой жизни.
Когда лягушка,наконец, пришла в себя, то очень ей захотелось водицы испить, да и личико своё, слегка усохшее, помыть-похолить. Прильнула к лужице, а там - соль голимая... Ещё бы: три года, три месяца и три дня копилась, слёзы её вбирая - вот и просолилось всё вокруг. Потому и налёт на ней седоватый - от соли.
-Выбираться отсюда нужно! - решила лягушка. -Иначе скоро превратиться мне в лягушку сушёную - к пиву разве что пригодную.
Поняла она, что слезами горю не помочь, что спасать жизнь свою надобно, и чем скорее - тем лучше. Умная она была, поэтому выгоду свою сообразила быстро: заложила в ломбард корону драгоценную, алмазами и жемчугами украшенную. Построила на берегу болота заводик по переработке сжиженного газа метана: благо на болоте его хоть пруд пруди.
И понеслось-закружилось: столько дел навалилось - продохнуть некогда. Договора, заказчики, импорт-экспорт. Не то, что о судьбинушке своей несчастной вспомнить некогда: слезу уронить - и то недосуг.
Как только завелась у царевны лягушки копеечка лишняя, первым делом она выкупила из ломбарда корону свою заветную, и в сейфик спрятала, чтобы каменья драгоценные ненароком не обтёрлись, не повыпадали. Немного погодя пересела она с листа кувшинки на "Мерседес", построила на другом конце болота домишко трёхуровневый с садиком зимним и бассейном с кристально чистой водицей. Апосля и на Канары покатила: подзагореть маленько, солнышка впитать в свой организм нежный. Опять же: других повидать, да и себя показать.
А на Канарах-то столько этих самых лягушек, как грязи под ногами: и все красивые, с глазами навыкате, с лапками от самых ушей. С Иванами царевичами прогуливаются, глазки им строют, по англицки выражаются, улыбками белозубыми сверкают - на лягушку царевну всё зыркают: они хоть и красавицы писанные, но таких драгоценный корон на их завитых затылках нету.
Стала замечать царевна лягушка, что Ваньки-то эти самые на неё стали заглядываться, а она ни-ни: обожглась в своё время на молоке - теперь и на воду дует. Да и некогда ей по мелочам размениваться: цели у неё совсем иные, грандиозные. Очень уж хочется нос утереть тому самому Ивашке царевичу, что отказался от неё ради пьянства, блуда и игр азартных.
В тёплых, солнечных краях подзагорела лягушка, подтянулась, помолодела даже и постройнела, прикупила одежд от кутюр, шляпку с вот-такенными полями приобрела, очки солнечные в пол-лица. Не лягушка - просто загляденье. Одно слово - принцесса: и умна, и красива, и богата.
Возвернулась домой с этаким шиком: весёлая, почти счастливая, а у ворот с метлой в руках Ивашка царевич её встречает. Пыль метёт, мусор собирает. В фартуке замусоленном, с лицом небритым и опухшим, с глазами, словно у побитой собаки. Сделала вид царевна, что не знает его, проехала мимо, с головы до ног обдавая дворника пылью и газами выхлопными.
Но у управляющего всё же на всякий случай поинтересовалась кто мол это, и откуда? Тот честно всё и выложил, что мол соседский Иван царевич: профукал всё своё царство - под забор жить перешёл, с бомжами и пропойцами. Пожалел его
управляющий: всё же царевич воспитания дворцового. По иностранному лопочет: пардоньте-там, мерси. Опять же: ножкой шаркать могёт.
-Клялся божился, что трезвую жизть вести будет, и работать добросовестно. Вот и пристроил его к метле... Ничего вроде. Метёт чисто... А что, не следовало брать?
Бросила царевна беглый взгляд на низко склонённую голову ненавистного Ивашки и смягчилась:
-Да путь его! Пущай метёт... Горемычный...
Сказала так. Вздохнула. И сразу забыла - выкинула из головы: теперь не интересен он ей стал. Вовсе. Хотела наказать его царевна, но жизнь наказала гораздо круче, чем она того желала.
Примерно через неделю к лягушонкиному двору приблудился котик-коток, серый хвосток: сам грязный весь, шерсть клочьями, а глаза умные-приумные. Хотела лягушка прочь со двора котейку прогнать, но столкнулась со взглядом его и опешила: тот словно сказать что-то хочет, а не может, и потому взгляд его полон печали, а из глаза левого слеза скатилась, прокладывая себе дорожку по щеке давно немытой. Жаль стало лягушонке котика: приказала она вымыть его в шампунях заморских, блох всех повычёсывать, и водой духмяной из её флакончика заветного спрыснуть.
В результате процедур оных предстало перед её очами прелестное создание с блестящей, пушистой шёрсткой и с неизбывной тоской в глубине умных глаз. Не вынесла лягушка такого потрясения и поцеловала сие очаровательное создание.
А коток ударился вдруг оземь и превратился в доброго молодца - красавца писанного. Встал тот молодец перед лягушкой на одно колено и говорит:
-Не вели голуба-душа, казнить - вели слово молвить... Освободила ты меня от чар кащеевых. Должон я теперь тебя в жёны заполучить: уж такая твоя судьба-судьбинушка, видно, стать суженой моей...
Говорит он эти слова лягушонке, а глаза-то у парня добрые-добрые, синие-синие, как океан-море в ясную погоду. И так у неё на душе тепло стало, так волнительно, как никогда раньше не бывало, поскольку никто ей таких слов не говаривал. Даже щёчки у лягушонки заалели-вспыхнули маковым цветом от теплоты такой душевной.
Рассеялись тут чары Кащеевы и превратилась лягушка снова в деву красную:
нежную да добрую, какой отродясь не бывала. Вот что любовь-то делает: какие чудеса творит...
Повенчались они вскорости и поехали в путешествие свадебное: мир весь повидать, да и себя заодно показать... Так вот и живут до сих пор в любви да в согласии. Ведь недаром говорят, что над Любовью и Смерть не властна. А коли так это, то, пожалуй, они и теперь ещё меж нами живут. Нужно только приглядеться повнимательней. Мне, например, однажды посчастливилось, повстречаться с ними. А вам? Ходит разговор меж людей добрых, что тот, кто повстречает их в своей жизни, тот непременно получит кусочек счастья в награду от их щедрости душевной и Любви. Так-то вот....