ЖИГУЛЕВСКАЯ ПЕСНЯ
А было так. Один мой товарищ по обмену дисками еще в студенческие годы предложил мне составить ему компанию на отдыхе в Тольятти. Путевочка у него была на двоих, мама по блату достала, а он не хочет никого, Сеню, понимаешь, ему подавай в отпуск. Ну, поехали. Двух импозантных столичных гостей там приняли по Гоголю. Этаж - лучший, номер - двухкомнатный, процедуры не желаете? Ах, вам бассейн, прекрасно, но тогда уж и солярий, а, может быть, массаж?
Короче, лень нам было аж два раза в день на пляж мотаться (шикарный, пустой, песок - чудо). После обеда - только бассейн. Условия - не описать! И это - в те годы, когда - сплошной дефицит и все - за взятки. В местном видеоклубе мы с Игорем пересмотрели всего Шварценеггера и всю ''Полицейскую академию''. А когда нам наскучили книжки и журналы, фильмы и велосипеды, пинг-понг и бассейн, мы решили хулиганить.
Объект приложения нашей фантазии возник в поле зрения уже на третьей секунде поисков. На нашем этаже, напротив лифта, располагалась деревянная скульптура работы сколь неизвестного, столь и бесталанного автора. Композиция была исполнена в стиле, разумеется, постсоветского модернизма с элементами раннего барокко юго-восточных провинций северной Италии. Представлял собою этот шедевр три отдельно стоящих элемента. Точнее сказать, стоял там лишь один элемент: кустистое, голенастое дерево неизвестной породы, скорее всего - дуб, но с заметной примесью то ли пальмы, то ли елки. А дополняли пейзаж две фигуры, говоря языком сегодняшним, как бы, человеков. Полусидящая фигура юноши опиралась спиной на упомянутый дуб. Ноги молодого еще человека были закинуты одна на другую, а в руках его - раскрытая книга. Справедливости ради надо признать, что книга особенно удалась скульптору. С противоположной же стороны от пресловутого древа возлежало на боку, подперев голову рукой, пышное женское тело в легком, по задумке художника, летнем платьице; с полузакрытыми очами, несомненно, символизирующими полное блаженство в обществе умного юноши под сенью эдемова куста.
''А пусть-ка, почитает он газету'', - предложил я Игорьку и, озираясь, мы накрыли книгу первым попавшимся под руку газетным листом. Засев у себя в номере неподалеку, мы ждали воплей уборщиц, хохота отдыхающих и чего-то еще очень громкого. Вдруг Игорь (ум вполне аналитический, выпускник Станкина, Красный диплом и прочее) сообразил, что подсовывать юноше ''Вечернюю Москву'' было с нашей стороны не совсем разумным поступком по причине (элементарно, Ватсон) легкого обнаружения зачинщика в этом провинциальном крае. На цыпочках мы отобрали у паренька столичную газетенку, которой, кстати, он зачитался вовсю и, не поленившись смотаться в киоск, заменили ему прессу на какую-то местную ''истину''. Два дня никто не замечал литературных пристрастий нашего протеже. Разочарованные, мы решились на новые меры. ''Под покровом ночи злоумышленники решились на весьма полезное и доброе дело: по-настоящему развеселить отдыхающих работяг лучшего в стране автомобильного гиганта''. Мы поменяли парочку местами так, что дева возлежала теперь к разглядывающим ее, пардон, задом. Зад стоил того. Платьишко, действительно, было легким и обтягивающим. Уж не знаю как фасад, но корму скульптор точно лепил с натуры. Потрясающей достоверности чресла радовали взор любого, разочаровавшегося в этой жизни. Так Афродита пролежала почти сутки, после чего безмолвно, видимо сама, перебралась на старое место. Но на этом происшествия в ее скучной жизни далеко не закончились. На следующую ночь мы с Игорем обнаглели вовсе. Под страхом быть застуканными на месте преступления, но, не задумываясь о последствиях, мы ухватили толстуху за то, за что можно было ее удержать, и повлекли к лифту. Спустившись с ней на два этажа, мы бережно уложили дамочку весом в полтонны на диван в фойе, прекрасно сознавая, что никто из ''местных'' жителей никогда не бывает двумя этажами выше и до сих пор не имел чести видеть, где и как, собственно, должна возлежать эта грация. Дико сожалея, что нам не дано лицезреть физиономий первых счастливцев, которые наткнутся на новую свою соседку, мы удалились восвояси и забылись тяжким сном.
Утром бабы под деревом не было. Словно бы прогуливаясь, мы поперлись вниз на завтрак пешком по лестнице, не преминув заглянуть на место нашего вчерашнего преступления. Диван был пуст. Тушка испарилась. Исчезла. Половину дня мы пребывали в замешательстве, тягостных предчувствиях и в ожидании, что вот-вот нас вызовут для сдачи отпечатков пальцев. Но судьба и на этот раз пощадила нас: тело страдалицы было тихо возвращено в свою обитель. И тогда мы решили поставить точку в этом затянувшемся проекте. А, скорее, восклицательный знак. Еще давеча, когда мы находились в компании неустойчивой шатенки в лифте, одна и та же мысль пронзила наши молодые мозги: ''Поймают прямо здесь''. А теперь возникло ее логическое продолжение: ''Зачем же, непременно, поймают?'' Короче, на этот раз наша тетушка поехала покататься в лифте одна. Жаль, но мы так никогда и не узнаем, кто и на каком этаже встретил ее, поскольку, сразу же после этой акции, как и в предыдущих сюжетах, мы покинули поле боя бегом, в направлении, перпендикулярном движению лифта.
Хорошо, что мои ученики не видели меня во время этих деяний. А, может быть, и плохо. Возможно, нам было бы легче в дальнейшем понимать друг друга.