Надо признать: лета не случилось. Может, поэтому, глядя в запотевшее окно, изборожденное дорожками дождя, я немножко сожалею об осени. Она пришла в субботу, как дальний родственник , нежданный гость, который хуже татарина. Я бы предпочла подружку, улыбающуюся, с нефритовой заколкой в белых волосах, подаренную ей горячо любимым эмче. Он так внезапно ушел, что подружка так и не успела сообразить, что яростная любовь, внезапно начавшаяся без конфетно-букетного вступления, закончилась без аншлага, минорных мизансцен и прощального «прости». Он любил говорить плакатными цитатами, потому и на этот раз, захлопывая дверь, сказал:
- Уходя, гасите свет, - и погасил.
А подружка долго сидела в темноте, завернутая в простыню, и грела в ладонях крошечный мобильник. Она до сих пор с ним не расстается, и время от времени поглядывает на светящийся экран.
- Уходя, гасите свет, - мечтательно говорит она – Как талантливо! Ты не находишь?
А я вздыхаю и иду варить кофе. «Тебе с сахаром?» - спрашиваю я.
- Он любит черный с солью, – оживляется она.
Знаю, дорогая. Ты нас знакомила. Он прибежал в кафе, сверкая голой коленкой в протертых джинсах, чмокнул тебя в щечку, сухо кивнул в мою сторону и сказал:
- Надеюсь, мой кофе с солью?
А ты счастливо залилась смехом, будто он сказал нечто оригинальное, и, подозвав жестом официантку, спросила:
- Надеюсь, этот кофе с солью?
- У нас варят пустой, - охотно сообщает официантка, обнажая глубокое декольте, - Но я могу принести, если желаете.
Коленка приходит в движение, декольте вздымается, я громко соплю.
- Соль – это яд, - выдает эмче, прикидывая размер бюстгалтера прелестницы в кружевном передничке.
- А сахар – это смерть! – находится официантка и улыбается от уха до уха.
Голая коленка вибрирует, я, нарушая взаимопонимание обнаженных частей, включаю тормоз:
- Помирать, так с музыкой! Несите пирожное!
Официантка немедленно стирает с лица улыбку, коленка принимает расслабленную позу.
– И кофе… с солью, - говорит подружка, поедая глазами эмче.
- Пожалуй, - милостиво соглашается он, - и бумагу для записей. Я молескин забыл.
- Он пишет, понимаешь? – громко шепчет подруга в моё ухо, и я понимаю – самый момент проявить уважение.
- О, Вы пишете?
- Балуюсь, знаете ли. Писатель – душа народа!
- А сколько соли? – напоминает о себе официантка, и возмущенное декольте рвётся на баррикады.
- Сварите обычный и принесите солонку – говорит подружка.
Официантка уходит, эмче пристально разглядывает стройные щиколотки, коленка агонизирует.
- И бумагу! – напоминает эмче.
- Милый, все писатели пишут на манжетах, - осторожно сообщает подружка.
- Или на салфетках, - добавляю я.
- Бумага всё стерпит, - доверительно говорит эмче.
- Но лучше сложить вдвое, - добавляю я.
- Вы невоспитанны, - вздыхает эмче, и коленка окончательно устаканивается.
- Душа народа не может так огульно лепить этикетки.
- Я наблюдателен. Глаза – это зеркало души.
Подружка стремительно придвигает мне мобильник:
- Ты хотела позвонить, кажется? – и к эмче: - Милый, не гневайся, обычная женская зависть.
- Вот кофе и солонка – говорит подошедшая официантка, - Как пожелала Ваша мама.
Коленка восторженно подпрыгивает, эмче улыбается и спрашивает:
- А бумага?
- Обещали подвезти вечерней лошадью, - отвечает юная богиня и кладёт перед ним счёт.
- Язык до Киева доведёт, - сообщает эмче и придвигает счёт подружке.
- В огороде бузина, в Киеве дядька, - находится подруга.
- А моё пирожное? – вспоминаю я.
- Вы не уточнили – какое, - небрежно кидает официантка и, цокая каблучками, исчезает за барной стойкой.
Я не спорю. Пирожное – лишь стоп-кран в набирающем скорость романе коленки и декольте, маленькое вмешательство в интимный процесс, мгновенная сцепка, неудачная подножка. В конце концов, сахар – это смерть, пусть так.
- Тогда сукразит, пожалуйста, - соглашаюсь я, - Дешевле выйдет, - и придвигаю счёт эмче.
- Вы, кажется, хотели уходить? – спрашивает он, пишет что-то на салфетке и вместе с купюрой прикладывает к счёту.
Я ухожу. Я крашу губы коралловой помадой и говорю:
- Уходя, гасите свет.
Я ухожу и не звоню подружке всё лето. Жара плавит, долбит мозг, укладывает в раскаленные постели, вырубает холодильники и телефоны. Умирают компьютеры и электронная почта, высушивается кожа и газонная трава. А потом внезапно наступает суббота, а вместе с ней – осень. И вдруг понимаешь, что лета не было. Окно бороздят дождевые капли, и в закрытую форточку стучится ветер.
Я беру мобильник и набираю номер:
- Тебе варить кофе?
- Конечно, дорогая! - счастливо смеётся подружка – С сахаром!