(первый рассказ из цикла "Семейный альбом")
Дома Лева застал Верочку у зеркала. Беспечно пританцовывая, она выразительно напевала арию Кармен.
Их дети-погодки - шестилетняя Леночка и пятилетний Славик, бросив игры, с открытыми ртами зачарованно наблюдали за действом.
- Меня не любишь, но люблю я, Так берегись любви моей! – эффектно притопнув «пузатенькой», как сама шутила, ножкой, она обернулась, и тот час заметила мужа.
- Ой, Левка! Посмотри! Последний писк! Такого еще ни у кого нет! – и демонстрируя новое, нежно-голубое платье, она закружилась по комнате.
– Сейчас только от портнихи!
В небольшом уральском поселке-торфопредприятии, куда муж-железнодорожник был назначен на должность главного инженера, она была признанной законодательницей мод.
Лева отчего-то виновато с ноги на ногу переминался у порога:
- Вер, я сейчас Александру Яковлевну встретил…
- Нет, ты посмотри! – увлеченно, взахлеб продолжала она, - с плиссированными вставочками! Шифоновое! Такое я только в Ленинграде видела, на Невском! В ателье «Смерть мужьям»! Нинка Калиновская упадет!
- Вера! Мама на огород пошла, - едва успел вставить Лева, – с тяпкой… надо бы тоже пойти. Неудобно…
- Нуу!.. Ты чтоо?.. – опешила Вера, - мы же сегодня к Калиновским в гости идем. Я перманент сделала! Целый час в парикмахерской просидела!
Тень промелькнула на аристократичном лице. Выщипанные ровными черточками бархатные бровки сдвинулись в домик. Прямой, слегка длинноватый носик обиженно сморщился.
И тряхнув красиво уложенными светлыми локонами, она совсем уже собралась заплакать.
- Придется начинать без нас, - заметив это, строго сказал Лева, - маме надо помочь!
Решительность мужа немного отрезвила:
- Ну, почему именно сегодня?!
Прошло уже полгода, как к ним переехала жить мама Веры, Александра Яковлевна. За это время она успела взять хозяйство в свои руки, и все у нее спорилось, ладилось, получалось. Полы, застеленные домоткаными половичками, блестели, стопки белья пластиночками улеглись по порядку на полки шкафов и в ящики комода. Семья теперь была вкусно по-домашнему накормлена, а дети присмотрены.
Но, привыкшая с малых лет к крестьянскому труду, Александра Яковлевна все равно скучала о работе.
На улицах еще лежал толстый слой снега, а она уже настойчиво начала поговаривать, что не плохо бы посадить огород.
Пришлось Леве обращаться в профком предприятия. Участок выделили. Но не могли же супруги допустить, чтобы немолодая уже женщина на глазах всего поселка в одиночку обрабатывала землю. Им попросту было стыдно.
И теперь, как только трудолюбивая Александра Яковлевна отправлялась в огород, им приходилось, бросая все дела, едва ли не вприпрыжку бежать за ней следом.
- И что только ей не сидится? Ни себе, ни людям покоя не дает, - вздохнула Вера.
Она дулась на маму.
На мужа, который даже не сделал ей сегодня ни одного комплимента. Не обратил внимания на новое платье, прическу, не пошутил ни разу, как обычно.
Ну, например, что «женщина начинается с ног». А ведь она надела модные капроновые чулки с ровненьким швом сзади и новые лакиши, привезенные из последней поездки в Ленинград.
- Калиновские сказали, что без нас не начнут, - выдвинула она в отчаянии последний аргумент, – они говорят, что без твоих шуток скучно будет.
- Вера, шутки все закончились, где мои рабочие брюки?
Супруги, вздыхая и ворча на мамино беспокойное хозяйство, собрались и, захватив ребятишек, отправились в огород.
Любимое Верочкино правило мужа: «Чего хочет женщина – того хочет Бог», сегодня, похоже, совсем не действовало.
Прополка была в самом разгаре. Оживая под тяпкой Александры Яковлевны, земля становилась рыхлой, мягкой, послушной. Она дышала теплом и пьянящим запахом свежей травы. Сорняки тщательно выбирались, выбрасывались и быстро увядали в борозде.
- Мама, - Вера все еще сердилась, – а нельзя было до завтра подождать с прополкой?
Александра Яковлевна, продолжая увлеченно махать тяпкой, казалось, даже не заметила обиженных нот в голосе дочери.
Верочку она любила как самую младшенькую из всех детей и гордилась, что та выучилась на фармацевта и теперь не только стала уважаемым человеком, а и своим врачом в семье. Она помнила и при случае рассказывала всем, что Вера вылечила ее от ломоты в суставах. А ведь по весне она от боли в руках и заснуть по ночам не могла.
Теперь, радуясь своей нужности, Александра Яковлевна с удовлетворенностью и благодарностью посмотрела на дочь и зятя:
- Земле каждый день важен. Растениям, как и людям, постоянно нужна пища, вода, воздух, свет. Иначе они не будут развиваться, не дадут урожай.
Трудилась она так заразительно красиво, ловко и с такой радостью, что Вера с Левой не заметили, как тоже втянулись и увлеклись работой.
Ребятишки, устав от беготни, неожиданно засмотрелись на то, как работают взрослые, заслушались их разговорами.
И каждый звук, интонация, смысл слов старших впитывался в чуткие детские души, точно благодатная влага в пористые недра земли. Рассказы оседали в памяти сердца, чтобы когда-нибудь дать всходы, прорасти тем лучшим и главным, что может стать характером и судьбой, и что закладывается только в детстве.
- А помнишь, мама, когда мы в Сибири жили, мне тогда шесть лет было, как много картошки мы собрали, и какая крупная она уродилась? – спросила Вера, - со всего села посмотреть приходили.
В судьбе семьи то время было очень трудное. По оговору соседа их отца, крестьянина-середняка Шевченко Лаврентия Ивановича, осудили по печально известной в те годы пятьдесят восьмой статье, раскулачили, отняли дом и выслали из Приморского края вглубь Сибири. Жена и дети поехали вместе с ним.
- Да, - ответила Александра Яковлевна, - ленился там народ. Посадят картошку, окучат и за лето ни разу больше не подойдут. Вот она и родилась что горох, мелкая. А ведь чтобы урожай был, ее не один раз окучить надо, да прополоть, да полить.
За разговором Александра Яковлевна работала споро, Лева и Вера едва поспевали за ней.
– В тот год мы и себя обеспечили на всю зиму картошкой, и продали. Пшена еще собрали, тоже продали. Корову купили. Купили корову… - она вдруг задумалась.
- Помню-помню, - обрадовалась Вера, - Мартой звали.
- Александра Яковлевна, рассказывайте дальше, интересно, - Лева с обожанием посмотрел на тещу.
С тех пор как она приехала, он всегда знал, что дома его ждет вкусный по-хохлацки наваристый борщ, и домой торопился не только после работы, но и приходил в обеденный перерыв.
«Левочка – любымый мой зять», - признавалась Александра Яковлевна, стараясь положить ему кусочек повкуснее. И он, десяти лет от роду оставшийся без матери, пережив не один раз голод, а в войну потеряв еще и отца с сестрой, тянулся к ней всем своим сиротским сердцем.
- Да что ж рассказывать-то? Привезли нас, промерзших в холодном вагоне. Верочка, как мы ее не берегли, тогда ручки отморозила. Расселили по семьям. Жить стали. Люди там бедные были, голодали больше.
Помню, в первый же год весной наварила щей из крапивы, хозяев накормила. Так их за уши не оттащить было. Нахваливали, да удивлялись: «О це ж хохлы!» Потом еще соседей позвали угостить.
Работали много. Землю обрабатывали с детьми, мужем. Лаврентий Иванович охотился, шкуры выделывал. Продавали. Дом купили, переехали, - помолчав, опечаленно добавила, - корову купили…
- А дальше? – не отставал Лева.
- Корову купили… - вздохнула мама и снова задумалась.
- Хорошая была корова, - поддержала Вера, - молоко вкусное давала.
- Скучаю я, - грустно закончила Александра Яковлевна, - …без коровы.
И она всерьез затосковала.
Через два дня супруги, посовещавшись, все-таки решили купить корову.
На базаре телочку мама выбрала сама. И скоро белая с рыжими пятнами на боках стройная и изящная буренка поселилась в стайке. Александра Яковлевна не могла налюбоваться на длинноногую красавицу с густыми длинными ресницами и пятнышком на лбу, кокетливо обрамлявшем глаз, неустанно мыла и чистила ее.
На другой день, придя с работы, Лева весело сказал:
-Ну, мама, корову купили! – настроение было замечательное, он улыбался, непрерывно шутил, - кого еще купить, чтобы Вы у нас не заскучали?
- Порося, - серьезно ответила Александра Яковлевна.
- Мама, - засмеялась Вера, - «не было у бабы заботы, так купила порося!» хватит нам и коровы! Тебе тяжело будет.
- Та, Дынысыха сказала, что завтра поросят на базаре продавать будут. Може сходыть?.. – от волнения она перешла на украинский выговор.
- У тебя и так работы хватает, – поставила точку Вера, считая, что тема закрыта.
- Бабушка, а как корову зовут? – спросил Славик.
- Марта, - ответила бабушка, - думая о чем-то своем.
Далеко по улице, пронзительно врезаясь в уши, разносился поросячий визг.
«Наверное, у Денисовых или Медведевых», - возвращаясь с работы, подумала Вера.
- Борька! Борька! – наперебой загалдели дети, выскакивая навстречу, как только она вошла в прихожую.
Обвешенная восторженно визжащими детьми Вера с трудом прошла в кухню и застыла в изумлении. На старом одеяле, расстеленном на полу, лежал новорожденный… поросенок!
- Мама?! – только и смогла вымолвить она.
- Так, Лева ж сказал!
- Он же пошутил, мама!
- Пусть будет, – Александра Яковлевна бережно взяла Борьку на руки, прижала к себе, всем своим видом показывая, что не даст в обиду, – и мне веселей!
Борька согрелся и успокоился.
Хозяйство разрасталось стремительно. Следом за коровой и поросенком, появились куры.
И когда только Александра Яковлевна успевала всех накормить, за всеми помыть, постирать, убрать, погладить, да еще с детьми позаниматься, в голове не укладывалось.
Она также считала святым делом отовариться продовольствием, которого для семьи требовалось много. Кроме того, что давало натуральное хозяйство, еще нужны были хлеб, макароны, крупы и другие, в большинстве своем дефицитные продукты. За ними как правило надо было заранее занять и отстоять очередь.
- Дынысыха сказала, что гречу завезли, - хватая авоську, обычно сообщала она, - я там уже заняла.
- Мама, если очередь большая, я сама постою, - кричала вслед Вера.
- Та ни! Я трэтя, – на ходу отвечала Александра Яковлевна.
Через некоторое время, начав беспокоиться, Вера бежала следом. Обнаружив маму в самом хвосте очереди, оживлено беседующей с какой-нибудь соседкой, удивлялась:
- Мама, ты же сказала, что третья в очереди!
- Та ж, трэтя, – не понимая, в чем ее уличали, отвечала Александра Яковлевна.
Неграмотная, считать она умела только до трех. Да еще знала одну букву «хви», на которую начинался хвартук (фартук). Он же, как и вся остальная одежда, отличался чистотой и аккуратностью. А белье тщательно отбеливалось и крахмалилось.
В свои шестьдесят семь, энергичная подвижная, Александра Яковлевна сохранила следы былой красоты и стройность.
«Як рюмочка!» - шутила она.
Все еще без следов седины, русые волосы почему-то с годами становились только гуще. Она, выстригая их на затылке, переживала, что вдруг не к добру.
Очень жизнерадостная общительная, Александра Яковлевна передружилась со всеми соседями, их детьми, друзьями Веры и Левы, и поэтому дом часто был полон радостного оживления, смеха и детских голосов.
Скучать теперь было некогда, и новые пополнения в хозяйстве более не предвиделись.
Как-то ближе к вечеру наработавшись в огороде Александра Яковлевна спешила встречать с выпаса корову, когда ее внимание привлек громкий сиплый собачий лай. Здоровенная дворняга, бесновалась вокруг дерева, на котором сидел кот.
Взъерошенный, абсолютно черный комок, с полными ужаса изумрудно-зелеными глазами, угрожающе шипел.
- Вааська! - это была любовь с первого взгляда!
Кот жалостливо беззвучно мякнул.
- Где палка?! – грозно закричала Александра Яковлевна и замахнулась лопатой на злую собаку. Когда та испуганно отскочила в сторону, позвала:
- Васька, Васька! Кис - кис – кис!.. Иди сюда. Спускайся!
Но кот подозрительно смотрел на лопату, и слезать не спешил.
- Тетя, Вам котенка не надо? – как из-под земли появился мальчик, - у нас их много народилось, мы уже всех раздали, этот последний остался.
- Вера, Лева, не ругайтесь, только, - когда они пришли с работы, решительно заявила мама, - новость у нас…
- Ты поросенка купила? – напряглась Вера.
- Нет…
- Корову, козу, курицу!? – Вера начала паниковать, - ну не молчи, пожалуйста! Нам не надо больше скотины.
Она набрала в легкие побольше воздуха и выпалила:
- Я тоже! Тоже хотела сказать вам сегодня новость!
- Подожди, Вера, - Лева рассудительно остановил распалившуюся жену, - дай сначала маме сказать.
Но он еще не успел договорить, как откуда-то явственно послышалось:
- Мяу!
Лева с Верой переглянулись:
- Дети балуются, - хором вслух подумали они, но при этом почему-то очень внимательно посмотрели на маму.
Та опустила глаза:
- Это Васька…
- Кто??? – вместе, но гораздо громче спросили они.
- Да вот он, - и уверенная в его неотразимости, она открыла дверь в свою комнату.
Васька не заставил упрашивать себя и выбежал знакомиться.
- Нет! Только не это! – чуть не заплакала Вера, - это инфекция, антисанитария! У нас скоро будет ребенок! – нервно выкрикивала она.
- Вера! Мама! Как все замечательно! – обрадовался Лева, не обращая больше внимания на кота.
Он подхватил Веру на руки, чуть не уронил, посадил на стол, потом на диван и упал перед ней на колени.
- От, буду нянчить! – следом обрадовалась Александра Яковлевна.
Про Ваську тут же все забыли.
- Мяу, - вежливо напомнил о себе кот, отчаянно протискиваясь между Левой и Верой и вопросительно заглядывая им в глаза.
Вера посмотрела на Леву, сияющего от счастья, на маму, прослезившуюся от умиления, на Ваську, в глазах которого читалась пронзительная мольба.
- Васька? – Вера, вздохнула, - ну, пусть будет!
Ведь это ее когда-то в детстве дразнили «Кошачья матерь».