..............На фото живописные работы Галины Маренич-Козий
Шарль Бодлер Падаль, полнообразно эквивал. Перевод
Душа моя, когда за поворот тропинка нас вела,
Приятным ярким утром мы смотрели:
Утратив честь свою, как падаль возлегла
На каменной сияющей постели.
Раскинув ноги в похоти, [скрывая рот]
И, жгучей влагой исторгая яды,
Беспечно, и цинично перед нашим взглядом
Она открыла полный испарения живот.
Сияло солнце – падаль гнила -
В лучах своих её в готовность приводило.
Она Природе в сто крат больше отдавала
Чем та в себе когда-нибудь соединяла.
И небо видело великолепный остов,
В нем расцветал невиданный цветок.
Смрад от него был столь жесток,
Что на траве дурман лишь мог пустить росток.
Над гнилью живота лишь мухи песню выли
И чернокожих батальоны выходили
Личинок – густотой текли
Вдоль жизни ветхой пыли.
[Бесстыдно] перед нами это тело
Волнами поднималось и [блестело],
Трещало, надувалось и дышало
[на этом свете] проживанье умножало.
Мир этот тайной звуки исторгал.
Как шепчет нам проточная вода и ветер.
Как в ритме сеятель свое зерно бросал
И [в борозду под скрип] фургона [метил].
Стирались формы и мечтою возвращались к нам
Наброском медленно на ткань ложились
Картины, что художником забыта где-то там.
Финалом в ней воспоминания ожили.
С добычей сука за скалой томилась разобраться
И злобно нас сопровождала глазом,
Момент подстерегая, чтоб в скелет забраться
И в лакомую часть впиваться раз за разом.
Однако, срок пройдет - вы станете отходом.
Ужасною заразой суждено Вам стать.
О, глаз моих звезда – о, солнце всей Природы,
Вы ангел мой – моя Вы страсть!
Да, королева милостей своих – все впереди:
После последних таинств, не скрываю,
Средь сочных трав, цветов Вы будете идти
Лишь плесенью скелет свой укрывая.
Тогда, о, красота моя! Скажите паразитам,
Которые Вас поцелуями сожрут,
Что в форме божества ко мне с визитом
столь низменных страстей приходит суть.
http://poesie.webnet.fr/auteurs/baudelai.html
Une charogne
Rappelez-vous l'objet que nous vmes, mon me,
Ce beau matin d't si doux :
Au dtour d'un sentier une charogne infme
Sur un lit sem de cailloux,
Les jambes en l'air, comme une femme lubrique,
Brlante et suant les poisons,
Ouvrait d'une faon nonchalante et cynique
Son ventre plein d'exhalaisons.
Le soleil rayonnait sur cette pourriture,
Comme afin de la cuire point,
Et de rendre au centuple la grande Nature
Tout ce qu'ensemble elle avait joint ;
Et le ciel regardait la carcasse superbe
Comme une fleur s'panouir.
La puanteur tait si forte, que sur l'herbe
Vous crtes vous vanouir.
Les mouches bourdonnaient sur ce ventre putride,
D'o sortaient de noirs bataillons
De larves, qui coulaient comme un pais liquide
Le long de ces vivants haillons.
Tout cela descendait, montait comme une vague,
Ou s'lanait en ptillant ;
On et dit que le corps, enfl d'un souffle vague,
Vivait en se multipliant.
Et ce monde rendait une trange musique,
Comme l'eau courante et le vent,
Ou le grain qu'un vanneur d'un mouvement rythmique
Agite et tourne dans son van.
Les formes s'effaaient et n'taient plus qu'un rve,
Une bauche lente venir,
Sur la toile oublie, et que l'artiste achve
Seulement par le souvenir.
Derrire les rochers une chienne inquite
Nous regardait d'un oeil fch,
Epiant le moment de reprendre au squelette
Le morceau qu'elle avait lch.
- Et pourtant vous serez semblable cette ordure,
A cette horrible infection,
Etoile de mes yeux, soleil de ma nature,
Vous, mon ange et ma passion !
Oui ! telle vous serez, la reine des grces,
Aprs les derniers sacrements,
Quand vous irez, sous l'herbe et les floraisons grasses,
Moisir parmi les ossements.
Alors, ma beaut ! dites la vermine
Qui vous mangera de baisers,
Que j'ai gard la forme et l'essence divine
De mes amours dcomposs !
Перевод В. Левика (который, к сожалению, далек от образной системы и смыслов первоисточника):
Вы помните ли то, что видели мы летом?
Мой ангел, помните ли вы
Ту лошадь дохлую под ярким белым светом,
Среди рыжеющей травы?
Полуистлевшая, она, раскинув ноги,
Подобно девке площадной,
Бесстыдно, брюхом вверх лежала у дороги,
Зловонный выделяя гной.
И солнце эту гниль палило с небосвода,
Чтобы останки сжечь дотла,
Чтоб слитое в одном великая Природа
Разъединенным приняла.
И в небо щерились уже куски скелета,
Большим подобные цветам.
От смрада на лугу, в душистом зное лета,
Едва не стало дурно вам.
Спеша на пиршество, жужжащей тучей мухи
Над мерзкой грудою вились,
И черви ползали и копошились в брюхе,
Как черная густая слизь.
Все это двигалось, вздымалось и блестело,
Как будто, вдруг оживлено,
Росло и множилось чудовищное тело,
Дыханья смутного полно.
И этот мир струил таинственные звуки,
Как ветер, как бегущий вал,
Как будто сеятель, подъемля плавно руки,
Над нивой зерна развевал.
То зыбкий хаос был, лишенный форм и линий,
Как первый очерк, как пятно,
Где взор художника провидит стан богини,
Готовый лечь на полотно.
Из-за куста на нас, худая, вся в коросте,
Косила сука злой зрачок,
И выжидала миг, чтоб отхватить от кости
И лакомый сожрать кусок.
Но вспомните: и вы, заразу источая,
Вы трупом ляжете гнилым,
Вы, солнце глаз моих, звезда моя живая,
Вы, лучезарный серафим.
И вас, красавица, и вас коснется тленье,
И вы сгниете до костей,
Одетая в цветы под скорбные моленья,
Добыча гробовых гостей.
Скажите же червям, когда начнут, целуя,
Вас пожирать во тьме сырой,
Что тленной красоты - навеки сберегу я
И форму, и бессмертный строй.
© Copyright: Сергей Козий, 2007
Свидетельство о публикации №1708021488
Бодлер Злоба и ideal, lxxviii, полнообразно эквивалентный перевод
Когда край неба тяжкой крышей навалился, [вдруг],
На разум стонущий – беда добычу [хочет]
И горизонт всё охватил – вокруг
Двоих нас, пьющих черный день – печальней, чем те ночи.
Когда земля как влажный карцер [твой] –
Надежда в ней летучей мышью [бьётся],
Со стенами сражаясь, звуком крыльев робко [вьётся] –
В гнилые потолки стучит своею головой.
Когда дождь оставляет длинный след [реки] –
Тюрьмы просторной чертит прутья,
Народ немой, бесчестный – пауки,
Приходят в глубину мозгов, чтоб сеть тянуть там.
Колокола внезапно, вдруг, ударят в ярость [рьяно]
И бросят к небу свой ужасный Крик.
Как те – без родины – бродячие умы, [в которых он возник],
Им [в жизни] суждено стонать упрямо.
И катафалки длинной чередой, без музыки,
Идут в моей душе неспешно.
И, побежденных плач – Надежда,
………………………………………[муки] –
Тревога, на склонённом черепе моём, поставит чёрным флагом звуки.
Quand le ciel bas et lourd pse comme un couvercle
Sur l'esprit gmissant en proie aux longs ennuis,
Et que de l'horizon embrassant tout le cercle
II nous verse un jour noir plus triste que les nuits ;
Quand la terre est change en un cachot humide,
O l'Esprance, comme une chauve-souris,
S'en va battant les murs de son aile timide
Et se cognant la tte des plafonds pourris ;
Quand la pluie talant ses immenses tranes
D'une vaste prison imite les barreaux,
Et qu'un peuple muet d'infmes araignes
Vient tendre ses filets au fond de nos cerveaux,
Des cloches tout coup sautent avec furie
Et lancent vers le ciel un affreux hurlement,
Ainsi que des esprits errants et sans patrie
Qui se mettent geindre opinitrement.
– Et de longs corbillards, sans tambours ni musique,
Dfilent lentement dans mon me ; l'Espoir,
Vaincu, pleure, et l'Angoisse atroce, despotique,
Sur mon crne inclin plante son drapeau noir.
Spleen et Ideal, LXXVIII
Так называемые переводы. По сути - проиведения по мотивам первоисточника:
LXXVII. СПЛИН
Когда свинцовый свод давящим гнетом склепа
На землю нагнетет, и тягу нам невмочь
Тянуть постылую, — а день сочится слепо
Сквозь тьму сплошных завес, мрачней, чем злая ночь;
И мы не на земле, а в мокром подземелье,
Где — мышь летучая, осетенная мглой, —
Надежда мечется в затворе душной кельи
И ударяется о потолок гнилой;
Как прутья частые одной темничной клетки,
Дождь плотный сторожит невольников тоски,
И в помутившемся мозгу сплетают сетки
По сумрачным углам седые пауки;
И вдруг срывается вопль меди колокольной,
Подобный жалобно взрыдавшим голосам,
Как будто сонм теней, бездомный и бездольный,
О мире возроптал упрямо к небесам;
— И дрог без пения влачится вереница
В душе, — вотще тогда Надежда слезы льет,
Как знамя черное свое Тоска-царица
Над никнущим челом победно разовьет.
Перевод Вяч. Иванова
СПЛИН
Бывают дни — с землею точно спаян,
Так низок свод небесный, так тяжел,
Тоска в груди проснулась, как хозяин,
И бледный день встает, с похмелья зол,
И целый мир для нас одна темница,
Где лишь мечта надломленным крылом
О грязный свод упрямо хочет биться,
Как нетопырь, в усердии слепом.
Тюремщик — дождь гигантского размера
Задумал нас решеткой окружить,
И пауков народ немой и серый
Под черепа к нам перебрался жить...
И вдруг удар сорвался как безумный, —
Колокола завыли и гудят,
И к облакам проклятья их летят
Ватагой злобною и шумной.
И вот... без музыки за серой пеленой
Ряды задвигались... Надежда унывает,
И над ее поникшей головой
Свой черный флаг Мученье развевает...
1904
Из Шарля Бодлера Иннокентий Анненский
© Copyright: Сергей Козий, 2007
Свидетельство о публикации №1707240893
Оргазм Бодлера в Падаль скрытый скопцами переводчи
Можно ли сегодня понять Бодлера, читая множество переводов стихотворения Падаль. Каким предстает в них Шарль Бодлер?
Скорее всего, поэтическим героем банального сюжета, в котором вид «Безобразная», «зловонье», «лошадь дохлую», «отвратительная», «жалкая» Падали приводит поэтического героя к мысли, что он: «Что я душу любви моей мертвой сберег, Образ пери нетленно-прекрасный!»; «Что лик моей любви распавшейся из тленья Воздвигну я навек нетленным и святым!»; «Что тленной красоты — навеки сберегу я И форму, и бессмертный строй.»… Одним словом, будет жить дольше, чем любимая и сбережет в себе ее нетленные черты или воздвигнет ей памятник нерукотворный… понимая, что сама она не избежит тления, как и созерцаемая падаль…
Не ищите приведенных ужасающих эпитетов в первом четверостишье первоисточника: http://poesie.webnet.fr/auteurs/baudelai.html
Вы их там не найдете – это вымысел «переводчиков», сотворенный по морально этическим или каким-нибудь другим соображениям…
Вы обнаружите там:
Утратив честь свою, как падаль возлегла
На каменной сияющей постели.
На самом деле вы обнаружите в произведении эротическую сцену, созерцанием которой вожделенно наслаждаются герои и напоминающую им об их реализованных низменных желаниях… В которой присутствует кульминация оргазма:
И чернокожих батальоны выходили
Личинок – густотой текли
Вдоль жизни ветхой пыли.
Созерцание оргазма падали «мечтою возвращалось» к ним:
Стирались формы и мечтою возвращались к нам
Наброском медленно на ткань ложились
Картины, что художникам забыта где-то там.
Финалом в ней воспоминания ожили.
И в финале Бодлер пишет об энергии (кнуте) своих разложившихся (низменных) страстей:
Тогда о, красота моя! Скажите паразитам,
Которые Вас поцелуями сожрут,
Что в форме божества ко мне с визитом
столь низменных страстей приходит кнут.
Ясно одно, пока существуют «школы» поэтического ВЫМЫСЛА в переводе, от русскоязычного читателя будут СКРЫТЫ ШЕДЕВРЫ мировой литературы…
Скрыто выражение порочной любви к золотисто-коричневому телу…
(На фотографии реальная героиня романа «Гибель Титаника – время обнимать и время уклоняться от объятий» http://www.stihi.ru/2007/05/12-2478 подобная той, которой посвящены строки первоисточника).
P.S. ниже приведен полнообразно эквивалентный перевод Падали Шарля Бодлера, сделанный овтором (добавленное в первоисточник отмечено []), и фрагменты известных переводов:
Душа моя, когда за поворот тропинка нас вела,
Приятным ярким утром мы смотрели:
Утратив честь свою, как падаль возлегла
На каменной сияющей постели.
Раскинув ноги в похоти, [скрывая рот]
И, жгучей влагой исторгая яды,
Беспечно, и цинично перед нашим взгрядом
Она открыла полный испарения живот.
Сияло солнце – падаль гнила -
В лучах своих её в готовность приводило.
Она Природе в сто крат больше отдавала
Чем та в себе когда-нибудь соединяла.
И небо видело великолепный остов,
В нем расцветал невиданный цветок.
Смрад от него был столь жесток,
Что на траве дурман лишь мог пустить росток.
Над гнилью живота лишь мухи песню выли
И чернокожих батальоны выходили
Личинок – густотой текли
Вдоль жизни ветхой пыли.
[Бесстыдно] перед нами это тело
Волнами поднималось и [блестело],
Трещало, надувалось и дышало
[на этом свете] проживанье умножало.
Мир этот тайной звуки исторгал.
Как шепчет нам проточная вода и ветер.
Как в ритме сеятель свое зерно бросал
И [в борозду под скрип] фургона [метил].
Стирались формы и мечтою возвращались к нам
Наброском медленно на ткань ложились
Картины, что художникам забыта где-то там.
Финалом в ней воспоминания ожили.
С добычей сука за скалой томилась разобраться
И злобно нас сопровождала глазом,
Момент подстерегая, чтоб в скелет забраться
И в лакомую часть впиваться раз за разом.
Однако, срок пройдет - вы станете отходом.
Ужасною заразой суждено Вам стать.
О, глаз моих звезда – о, солнце всей Природы,
Вы ангел мой – моя Вы страсть!
Да, королева милостей своих – все впереди:
После последних таинств, не скрываю,
Средь сочных трав, цветов Вы будете идти
Лишь плесенью скелет свой укрывая.
Тогда о, красота моя! Скажите паразитам,
Которые Вас поцелуями сожрут,
Что в форме божества ко мне с визитом
столь низменных страстей приходит суть.
На http://magazines.russ.ru/inostran/2000/9/bodler.html приведена подборка переводов:
Падаль Бодлер (фрагменты)
Было ясное утро. Под музыку нежных речей
Шли тропинкою мы; полной грудью дышалось.
Вдруг вы вскрикнули громко: на ложе из жестких камней
Безобразная падаль валялась...
Как бесстыдная женщина, нагло вперед
Обнаженные ноги она выставляла,
Открывая цинично зеленый живот,
И отравой дышать заставляла...
Но, как будто на розу, на остов гнилой
Небо ясно глядело, приветно синея!
Только мы были хмуры, и вы, ангел мой,
Чуть стояли, дрожа и бледнея.
Рои мошек кружились вблизи и вдали,
Неприятным жужжаньем наш слух поражая;
Вдоль лоскутьев гнилых, извиваясь, ползли
И текли, как похлебка густая,
Батальоны червей... Точно в море волна,
Эта черная масса то вниз опадала,
То вздымалась тихонько: как будто она
Еще жизнию смутной дышала.
И неслась над ней музыка странная... Так
Зерна хлеба шумят, когда ветра стремленьем
Их несет по гумну; так сбегает в овраг
Говорливый ручей по каменьям.
…………………………
Формы тела давно уже были мечтой,
Походя на эскиз, торопливо и бледно
На бумагу набросанный чьей-то рукой
И закинутый в угол бесследно.
……………………..
Так скажите ж червям, что сползутся в свой срок
Пожирать ваши ласки на тризне ужасной,
Что я душу любви моей мертвой сберег,
Образ пери нетленно-прекрасный!
Перевод Петра Якубовича (В кн.: Ш. Бодлэр. Цветы Зла. СПб., 1909)
Падаль Бодлер (фрагменты)
Скажи, ты помнить ли ту вещь, что приковала
Наш взор, обласканный сияньем летних дней,
Ту падаль, что вокруг зловонье изливала,
Труп, опрокинутый на ложе из камней.
Он, ноги тощие к лазури простирая,
Дыша отравою, весь в гное и в поту
Валялся там и гнил, все недра разверзая
С распутством женщины, что кажет наготу.
И солнце жадное над падалью сверкало,
Стремясь скорее все до капли разложить,
Вернуть Природе все, что власть ее соткала,
Все то, что некогда горело жаждой жить!
Под взорами небес, зловонье изливая,
Она раскинулась чудовищным цветком,
И задыхалась ты — и, словно неживая,
Готовилась упасть на свежий луг ничком.
Неслось жужжанье мух из живота гнилого,
Личинок жадные и черные полки
Струились, как смола, из остова живого,
И, шевелясь, ползли истлевшие куски.
Волной кипящею пред нами труп вздымался;
Он низвергался вниз, чтоб снова вырастать,
И как-то странно жил и странно колыхался,
И раздувался весь, чтоб больше, больше стать!
………………………………………………………
Вдруг нам почудилось, что, пеленою черной
Распавшись, труп исчез, как побледневший сон,
Как контур выцветший, что, взору непокорный,
Воспоминанием бывает довершен.
………………………………………………………….
О да, прекрасная – ты будешь остов смрадный,
Чтоб под ковром цветов, средь сумрака могил,
Среди костей найти свой жребий безотрадный,
Едва рассеется последний дым кадил.
Но ты скажи червям, когда без сожаленья
Они тебя пожрут лобзанием своим,
Что лик моей любви распавшейся из тленья
Воздвигну я навек нетленным и святым!
Перевод Эллиса (В кн.: Ш. Бодлэр. Цветы Зла. М., 1908)
Падаль Бодлер (фрагменты)
Вы помните ли то, что видели мы летом?
Мой ангел, помните ли вы
Ту лошадь дохлую под ярким белым светом,
Среди рыжеющей травы?
Полуистлевшая, она, раскинув ноги,
Подобно девке площадной,
Бесстыдно, брюхом вверх лежала у дороги,
Зловонный выделяя гной.
И солнце эту гниль палило с небосвода,
Чтобы останки сжечь дотла,
Чтоб слитое в одном великая Природа
Разъединенным приняла.
И в небо щерились уже куски скелета,
Большим подобные цветам.
От смрада на лугу, в душистом зное лета,
Едва не стало дурно вам.
Спеша на пиршество, жужжащей тучей мухи
Над мерзкой грудою вились,
И черви ползали и копошились в брюхе,
Как черная густая слизь.
Все это двигалось, вздымалось и блестело,
Как будто, вдруг оживлено,
Росло и множилось чудовищное тело,
Дыханья смутного полно.
…………………………………
То зыбкий хаос был, лишенный форм и линий,
Как первый очерк, как пятно,
Где взор художника провидит стан богини,
Готовый лечь на полотно.
…………………………………….
И вас, красавица, и вас коснется тленье,
И вы сгниете до костей,
Одетая в цветы под скорбные моленья,
Добыча гробовых гостей.
Скажите же червям, когда начнут, целуя,
Вас пожирать во тьме сырой,
Что тленной красоты — навеки сберегу я
И форму, и бессмертный строй.
Перевод Вильгельма Левика
(В кн.: Бодлер. Цветы Зла. М., 1970)
Падаль Бодлер (фрагменты)
Мы видели ее в один из летних дней —
Мой друг, напоминать вам надо ль? —
Тропинка, поворот — и там, среди камней,
Та отвратительная падаль,
Потея ядами, задравши ноги ввысь,
Как уличная потаскуха,
Бесстыдно разлеглась, и источало слизь
Еe чудовищное брюхо.
………………………………….
Неясны делались размытые черты,
Как светотени переливы,
Что, в спешке набросав, лишь силою мечты
Закончил мастер прихотливый.
…………………………………
— Но ведь и вам смердеть, как мерзкий тот скелет,
Как та гниющая зараза,
Звезда моих очей, души моей рассвет,
Царица страсти и экстаза!
Такой вы будете, когда, под женский вой,
В приюте, что дощат и тесен,
Вы успокоитесь под пышною травой —
Кормить прожорливую плесень.
Скажите же червям, что страстно иссосут
Ваш облик, как огонь — поленья,
Что я сберeг векам и душу и сосуд
Моей любви, добычи тленья!
Перевод Ивана Бабицкого, 1999
Падаль Бодлер (фрагменты)
Ты помнишь, жизнь моя, как позднею весною,
Когда так ласкова заря
Нам падаль жалкая предстала в луже гноя
На жестком ложе пустыря?
Наглей распутницы, желаньем распаленной,
Раскинув ноги напоказ,
И тупо выставив распаренное лоно,
Она врасплох застигла нас.
А солнце жгло ее, частицу за частицей
Варило, сцеживая муть,
Чтобы единое расторгнуть и сторицей
Природе-матери вернуть.
……………………………………..
А формы таяли, как сон, как отголосок,
Как выцветает полотно,
Где блекнет замысел — и завершить набросок
Одной лишь памяти дано.
Собака тощая, косясь на наши спины,
Трусливо щерилась вдали
И караулила, чтоб долю мертвечины
Успеть похитить у земли.
И ты, любовь моя, таким же трупным ядом
Насытишь землю эту всласть,
И ты, звезда моя, разъятая распадом,
И ты, судьба моя и страсть!
И ты, красавица, и ты покинешь вскоре
Цветеньем высветленный дол
И в мире тления неутолимой своре
Пойдешь на пиршественный стол!
Когда голодный червь вопьется поцелуем,
Скажи нахлебнику могил,
Что я от гибели, которой не минуем,
Твое дыханье сохранил.
Перевод Анатолия Гелескула
© Copyright: Сергей Козий, 2007
Свидетельство о публикации №1708050375
Шарль Бодлер в квадратных скобках Андрея Кроткова
Известно, что Бодлер в России – больше, чем Бодлер…
Можно говорить о досимволистском и символистском периодах перевода произведений Бодлера…
Можно говорить о его проникновении в русскоязычную культуру…
Можно рассматривать Бодлера в качестве кумира русских декадентов в «проклятии» непризнанности и трагического одиночества…
Можно углубляться в пласты культуры и ворошить прах переводов Бодлера…
Но, как бы мы глубоко не опускались, нас всегда влечёт «ясный свет» поверхности сегодняшнего дня – времён постмодерна…
Переосмысление вечный процесс…
Он может происходить в культурном дискурсе, а может возноситься до высот внекультурного – трансгрессировать…
Ярким примером такой трансгрессии является перевод произведения «Падаль» Шарля Бодлера Андреем Кротковым.
Постмодерн в совдепии ознаменовался не только низвержением куполов с Храмов, но и возникновением таких институций, как «Институты культуры», попросту именовавшимися в народе кульками…
От других учебных заведений они отличались полным отсутствием образования их выпускников…
Известно, что образованность и совдеповская культура – вещи совершенно несовместимые…
Каждый кулькист мечтал стать редактором… Ибо, если ты уже редактор, тебе самого себя редактировать ненадобно… Для «редактирования» полным полно других…
Ежели места редакторов отсутствовали, то кулькист становился журналистом… Ведь яснее ясного – чтобы правду матку жизни писать образования не требуется!
А коли правда-матка утомила, можно перевод на-пи-сать… душою отдохнуть… Ясно-красно – переводить не творить – дело не хитрое…
Но, как бы нить времени ни вилась, тайное всегда становится явным – разоблачается…
Разоблачение обнажает тело поэзии… Чтобы разоблачить перевод, его необходимо не раздеть, а наоборот – одеть… Например, в квадратные скобки…
Давайте в переводе Андрея Кроткова возьмём в квадратные скобки то, что никогда не писал и не мог писать, исходя из эстетических принципов, Шарль Бодлер (он образования в «кульках» не получал):
Ну что, душа моя, [припомним – это было]:
Когда [по полю мы брели],
Нам падаль [гнусная] тропу [загородила],
Разлегшись в каменной [пыли].
[Как баба,] похотью [сжигающая злобу,]
[Дымясь от блудного тепла,]
Она [разверзнула смердящую] утробу,
Бесстыдно [ляжки] развела.
Особенно впечатляет «каменная пыль»!
Ляжки… Утроба… Видимо, чувствуется влияние Рубенса на переводчика…
Но что же собственно написал Шарль Бодлер?
Душа моя, когда за поворот тропинка нас вела,
Приятным ярким утром мы смотрели:
Утратив честь свою, как падаль возлегла
На каменной сияющей постели.
Раскинув ноги в похоти, [скрывая рот]
И, жгучей влагой исторгая яды,
Беспечно, и цинично перед нашим взглядом
Она открыла полный испарения живот.
Бодлер пишет о том, как, превозмогая Стыд, Совесть и Честь, он с красавицей мулаткой Жанной Дюваль созерцал падаль, сквозь призму образа которой ярко вырисовывались его низменные желания к спутнице…
И в этих низменных желаниях даже каменная постель становится сияющей, а сок любви, испитый из лона спутницы, в своей сущности является ничем иным, как обжигающим сознание ядом… утолить жажду соития, которым невозможно…
Шарль Бодлер – философ…
Кем является переводчик Андрей Кротков – трудно понять:
[На] солнечном [огне, как на плите кухонной],
[Плоть околевшая пеклась],
[И в первородный прах стократ разъединенной
Текла ее живая связь].
Цветенью [мерзости надменно потакая],
[Глядело] небо [в этот ад].
[Скукожилась] трава, [а] вонь [была такая],
[Что вы попятились назад].
[Над чревом лопнувшим неутолимой тучей]
Гудела мух [ночная мгла].
Их черная [детва лавиною] текучей
[Ошметки плоти залила].
[То опадала гниль], то плавно воздымалась,
[Как беспокойная волна],
[То умножалась вдруг, то собиралась в малость,]
Трескучих [шорохов полна].
[Был музыкальный тон в распаде том глубоком] –
Как ветра [шум], [как плеск реки],
[Как тихий звон] зерна, [когда оно потоком
Течет из веялки в мешки].
И формы плавились, мечте [подобны зыбкой],
Как живописца [смутный сон],
[Как образ стершийся, который кистью гибкой
По памяти напишет он].
За каменной грядой встревоженная сука
[Поскуливала от тоски],
[Мечтая отодрать и уволочь без звука
Большие смачные куски].
И вас,[ моя любовь], мой ангел [светозарный],
[Моя богиня], страсть моя –
Заразная [чума сожрет ваш облик тварный
Для гнусного небытия!]
[Над вами второпях проблеют отходную],
[И ваша царственная стать]
Уйдет под полог трав, [под тяготу земную]
[Цветами тленья расцветать].
А там, краса моя, вас [черви] зацелуют
И объедят. [Но им вослед]
[В душе я сберегу любовь мою былую],
Распавшуюся, как скелет!]
По всей видимости, этот «перевод» является вторым порядком известных интерпретаций произведения Шарля Бодлера…
Сам же Бодлер в приведенных строках писал следующее:
Сияло солнце – падаль гнила -
В лучах своих её в готовность приводило.
Она Природе в сто крат больше отдавала
Чем та в себе когда-нибудь соединяла.
И небо видело великолепный остов,
В нем расцветал невиданный цветок.
Смрад от него был столь жесток,
Что на траве дурман лишь мог пустить росток.
Над гнилью живота лишь мухи песню выли
И чернокожих батальоны выходили
Личинок – густотой текли
Вдоль жизни ветхой пыли.
[Бесстыдно] перед нами это тело
Волнами поднималось и [блестело],
Трещало, надувалось и дышало
[на этом свете] проживанье умножало.
Мир этот тайной звуки исторгал.
Как шепчет нам проточная вода и ветер.
Как в ритме сеятель свое зерно бросал
И [в борозду под скрип] фургона [метил].
Стирались формы и мечтою возвращались к нам
Наброском медленно на ткань ложились
Картины, что художником забыта где-то там.
Финалом в ней воспоминания ожили.
С добычей сука за скалой томилась разобраться
И злобно нас сопровождала глазом,
Момент подстерегая, чтоб в скелет забраться
И в лакомую часть впиваться раз за разом.
Однако, срок пройдет - вы станете отходом.
Ужасною заразой суждено Вам стать.
О, глаз моих звезда – о, солнце всей Природы,
Вы ангел мой – моя Вы страсть!
Да, королева милостей своих – все впереди:
После последних таинств, не скрываю,
Средь сочных трав, цветов Вы будете идти
Лишь плесенью скелет свой укрывая.
Тогда, о, красота моя! Скажите паразитам,
Которые Вас поцелуями сожрут,
Что в форме божества ко мне с визитом
Столь низменных страстей приходит суть.
Чтобы до конца понять Шарля Бодлера, надо хотя бы раз в жизни любить Красавицу Мулатку…
Граждане переводчики! Возьмите честно в квадратные скобки лексические единицы, отсутствующие в первоисточнике, как это делает в своих переводах Ваш покорный слуга, чтобы, как поговаривал Пётр Великий: «Дурь каждого была видна всякому».
* На фото ГАЛАТЕЯ – реальное воплощение идей Доктора Логики ВОЛАНДА (Джульетта в Миру)…
© Copyright: Сергей Козий, 2008
Свидетельство о публикации №1806172272
Шарль Бодлер, Падаль и Цветок Зла
ПРОЛОГ
Мир этот тайной звуки исторгал.
Как шепчет нам проточная вода и ветер.
Как в ритме сеятель свое зерно бросал
И [в борозду под скрип] фургона [метил].
Стирались формы и мечтою возвращались к нам
Наброском медленно на ткань ложились
Картины, что художником забыта где-то там.
Финалом в ней воспоминания ожили…
……………………..…….Шарль Бодлер
БЫТИЕ
Так Воздух любит Воду
и, в жарком зное немых чувств,
желает губительной влаги,
струящейся под поверхностью…
Когда он нежно прикасается к поверхности,
чернотой скрывающей недостижимую смертным бездну,
по упругому телу Воды
пробегает первая дрожь
лёгкого волнения,
пугающего
девственный штиль …
Замирающее дыхание чувственности,
влагой поднимается над поверхностью
и смутно опускается в глубину
темнеющего лона наслаждений …
Волны первых чувств,
в смущении,
разбиваются о страх неведомого,
рождая на поверхности
робкие гребни содроганий …
Воздух
нежными губами
жадно впитывает в себя
влагу отвергнутых чувств
и бережно
хранит
в сердце
прозрачных высот
пёрышками надежды …
P.S. О, сладострастья шторм
В любви прекрасном море –
Бескрайностью восторга – широтой
И глубиной – жестокого томленья,
Где волны чувств захлёстывают нас
И опускают в бездну наслажденья;
Пугают роковым свинцом бегущих туч,
Сжимают тел порыв и увлекают в мрак
Холодными горбами…
Томленье тишина
И, вдруг, желанья гром
Пронзает чувственность
Сверкающей стрелою…
Бушует страсти шторм,
Подруги безрассудства
Могучий шквал любви
Стихия бытия.
ЭПИЛОГ
Душа моя, когда за поворот тропинка нас вела,
Приятным ярким утром мы смотрели:
Утратив честь свою, как падаль возлегла
На каменной сияющей постели.
Раскинув ноги в похоти, [скрывая рот]
И, жгучей влагой исторгая яды,
Беспечно, и цинично перед нашим взглядом
Она открыла полный испарения живот.
Сияло солнце – падаль гнила -
В лучах своих её в готовность приводило.
Она Природе в сто крат больше отдавала
Чем та в себе когда-нибудь соединяла.
И небо видело великолепный остов,
В нем расцветал невиданный цветок.
Смрад от него был столь жесток,
Что на траве дурман лишь мог пустить росток.
Над гнилью живота лишь мухи песню выли
И чернокожих батальоны выходили
Личинок – густотой текли
Вдоль жизни ветхой пыли.
[Бесстыдно] перед нами это тело
Волнами поднималось и [блестело],
Трещало, надувалось и дышало
[на этом свете] проживанье умножало.
Мир этот тайной звуки исторгал.
Как шепчет нам проточная вода и ветер.
Как в ритме сеятель свое зерно бросал
И [в борозду под скрип] фургона [метил].
Стирались формы и мечтою возвращались к нам
Наброском медленно на ткань ложились
Картины, что художником забыта где-то там.
Финалом в ней воспоминания ожили.
С добычей сука за скалой томилась разобраться
И злобно нас сопровождала глазом,
Момент подстерегая, чтоб в скелет забраться
И в лакомую часть впиваться раз за разом.
Однако, срок пройдет - вы станете отходом.
Ужасною заразой суждено Вам стать.
О, глаз моих звезда – о, солнце всей Природы,
Вы ангел мой – моя Вы страсть!
Да, королева милостей своих – все впереди:
После последних таинств, не скрываю,
Средь сочных трав, цветов Вы будете идти
Лишь плесенью скелет свой укрывая.
Тогда, о, красота моя! Скажите паразитам,
Которые Вас поцелуями сожрут,
Что в форме божества ко мне с визитом
Столь низменных страстей приходит суть.
…..…………………………..Шарль Бодлер
© Copyright: Сергей Козий, 2008
Свидетельство о публикации №1806163172
Шарль Бодлер под надгробной плитой перевода Евгения Туганова
Когда читаешь Шарля Бодлера
(http://baudelaire.litteratura.com/?rub=oeuvre=pov=89)
в переводе Евгения Туганова
(http://stihi.ru/2007/07/19-1722 )
В сознании появляется образ «небесного свода, налегшего надгробной плитой на утомленный дух» Бодлера и «заградившего» ему «уста» и, как наяву, видишь как «натекла на день ночная темнота»… и «стиснут земной круг огромной десницей»…
И мир «прохвачен … сыростью угрюмого колодца» и о «своды» такого мира «бьется надежда жалкая, как тень нетопыря»…
И очень важно, что, когда дождь «развесит … хмари» и, очень существенно, «все вокруг возьмет в решетчатый затвор» (здесь небольшая загвоздка – не могу представить, как дождь чертит решетку)…
Но далее образный ряд поддается воспроизведению…
«Безмолвно-вкрадчиво вползут паучьи твари в извилины мозгов, ища места для нор»… Здесь очень важно, что они обязательно вползут в «извилины»… Переводчик очень тонко чувствует анатомию…
«И воедино, вдруг сольются в диком звоне и к небу языки взметнут колокола»… Дикость вполне уместна, когда в «извилинах» пауки…
Всё это приводит к тому, что «сонмы душ заскорбят в согласном стоне» потому, «что ни одна юдоль их боль не вобрала»…
И, совершенно логично, от таких картин, в бессмертной душе Боблера «без музыки прощанья поплывет надежды гроб, безвестностью томим, и мутная тоска склоняет жесткой дланью чернильную хоругвь над черепом» его…
Переводчик не уточняет почему «безвестностью» и «мутная», но «жестокая длань» смотрится очень убедительно и в этой убежденности переводчика «чернильная хоругвь над черепом» не выглядит комично…
Таким перед читателями предстает Бодлер в переводе сделанном в 21 веке!
Евгений Туганов утверждает, что «вышеприведенное - перевод произведения Бодлера». Проверим это утверждение на истинность.
Для этого достаточно сравнить образную систему перевода с образной системой оригинала в процедуре проверки пообразного соответствия.
Воспроизведем смысл первоисточника в полнообразном соответствии:
(Бодлер Spleen и Idеal, LXXVIII, полнообразно эквивалентный перевод)
Когда край неба нависает тяжёлой крышей
Над разумом стонущим - добычей длительных бедствий,
И горизонт всё охватывает вокруг
Двоих нас, пьющих черный день – печальней, чем те ночи.
Когда земля как влажный карцер –
Где надежда как летучая мышь,
Со стенами сражается звуком крыльев робко
И стучит в гнилые потолки своею головой.
Когда дождь оставляет длинные следы -
Тюрьмы просторной чертит прутья,
Народ немой, бесчестный – пауки,
Приходят в глубину мозгов к нам сеть тянуть.
Колокола внезапно ударят с яростью
И бросят к небу свой ужасный Крик.
Как те – без родины – бродячие умы,
Которым суждено стонать упрямо.
И длинные катафалки, без тамбуров и музыки
Проходят медленно в моей душе; Надежда -
Побежденных плач и ужасная деспотичная Тревога,
На склонённом черепе моём, поставит чёрным флагом звуки.
Как поговаривал Уильям Шекспир, «No traveller returns, - puzzles the will» - «не возвратится путешественник – загадка воли»… Сколько ни сравнивай текст перевода с текстом оригинала – до конца своей жизни ничего общего не найдешь…
Возникает вопрос, как поговаривают в Одессе, в куда сделал перевод Евгений Туганов?
Шарль Бодлер – Гений!
Что можно прибавить к его словам, выражающим глубочайшую философскую идею – вечную закономерность бытия:
Колокола внезапно ударят с яростью
И бросят к небу свой ужасный Крик.
Как те – без родины – бродячие умы,
Которым суждено стонать упрямо… ?
Ясно одно – Евгений Туганов перевел не Бодлера в себя, а себя в «Бодлера» и для читателя накрыл Гения Мировой Литературы «надгробной плитой» с надписью: «здесь был Евгений Туганов»…
Печально другое, эгопупизм большинства переводчиков до сих пор скрывает достижения мировой литературы от русскоязычного читателя, за поросшими мхом баррикадами «переводческих школ»…
Пришло время разобрать эти «баррикады»!
P.S. Полнообразно эквивалентный перевод рассмотренного произведения Бодлера приведен на странице:
Когда край неба тяжкой крышей навалился, [вдруг],
На разум стонущий – беда добычу [хочет]
И горизонт всё охватил – вокруг
Двоих нас, пьющих черный день – печальней, чем те ночи.
Когда земля как влажный карцер [твой] –
Надежда в ней летучей мышью [бьётся],
Со стенами сражаясь, звуком крыльев робко [вьётся] –
В гнилые потолки стучит своею головой.
Когда дождь оставляет длинный след [реки] –
Тюрьмы просторной чертит прутья,
Народ немой, бесчестный – пауки,
Приходят в глубину мозгов, чтоб сеть тянуть там.
Колокола внезапно, вдруг, ударят в ярость [рьяно]
И бросят к небу свой ужасный Крик.
Как те – без родины – бродячие умы, [в которых он возник],
Им [в жизни] суждено стонать упрямо.
И катафалки длинной чередой, без музыки,
Идут в моей душе неспешно.
И, побежденных плач – Надежда,
………………………………………[муки] –
Тревога, на склонённом черепе моём, поставит чёрным флагом звуки.
© Copyright: Сергей Козий, 2007
Свидетельство о публикации №1707290236