Автор текста: Григорий Хубулава
Автор идеи: Денис Патракеев
Посвящается Адаму…
Кабинетно-чёрная сцена.
По обеим сторонам сцены висят железные листы с натянутыми струнам. Струны подзвучены звукоснимателями, при прикосновении и вибрации издают звук.
Все предметы (кроме гончарного круга) сделаны из сырой глины. 2 стула (пуфа), стол набор чашек на стульях ОН и ОНА в плотно облегающей одежде чёрного цвета. Сидят друг напротив друга, с зонтиками в руках. Идёт дождь (рассееватель ).В течении спектакля глина медленно тает.
Он слепо и медленно передвигается по сцене задевая струны, прислушиваясь и вздрагивая от каждого звука. ОНА сидит неподвижно, глаза закрыты, колени поджаты, руки скрещены на груди (эмбрион).
ОН: Лилит, как лилия красивое имя, кто его мог приду…. Созда… изо…бразить…изобрести?
Лилит, как лилия, чей стебель погружен
в зияющее чрево темноты,
кто создан кем, кто от кого рождён,
где начинаюсь Я, где ТЫ
кончаешься, как замирает звук
нечаянно затронутой струны,
так остаётся от всего, что вдруг
исчезло, вопрошанье тишины,
какие-то безумные слова такие липкие, густые как слюна, я их учусь произносить. Искать и проносить сквозь воздух, сквозь огонь, сквозь нас, сквозь всё чего ещё пока не существует.
(Садится на стул, раскрывает, зонтик. В другой руке у него сначала сигарета, а потом и зажигалка. Он прикуривает. Огромное пламя зажигалки мгновенно охватывает ткань зонтика. Снова оживает едва умолкший рассеиваитель воды. Герой ежится под остовом зонтика. Женская фигура вздрагивает распрямляется… герой нервно отбрасывает намокшую сигарету.)
Лилит, кто мог такое имя вообразить, изобразить оставить, на камне на песке, на скалах на деревьях, в причитанье листьев, в стоне струн которых я не вижу, но слышу так отчётливо как будто они под кожей у меня, как имя, что состоит из двух слогов, двух гласных, и трёх согласных: «и», «эль», «и», «тэ». Я чувствую тебя, ты где-то рядом. Быть может ты во мне самом застряла, как заноза. Или, может из меня растёшь, как волос, быть может, просто бьёшься ты как сердце во мне. Душа, жена, прикосновенье, имя. Единственное, что я знаю, помню и если кроме этих звуков, названия которого не понял сама имеешь очертанья голос и образ, хоть какой-нибудь скажи мне, я звать устал, я знаю, ты так близко и если слышишь, видишь, отзовись, явись мне.
ОНА: Секс в презервативе – это исповедь с кляпом во рту. Самая извращенная из известных мне форм мастурбации. Фантазия из латекса, безвкусная, ужасная, прозрачная, полая, лишенная всякого чувства. Взаимодействие кожи с резиной, как ты один можешь допустить мысль, что бы твоё живое горячее тело стало бесчувственной резинкой, которую я ещё и обречена ощущать внутри. Фальшивка. Презерватив – значит консервант. Я не консервирую страсть, не консервирую жизнь и любовь. Абсурд – латекс с ароматом клубники, чипсы со вкусом грибов, секс со вкусом любви, ложь с привкусом правды, жизнь с привкусом сырой и холодной земли, горе с ароматом лилий, моя кожа, пахнущая жимолостью. «Да» со вкусом «Нет» и «Нет» с явным ароматом «Это не твое дело». А что было бы без этих привкусов? Ароматов? Лживых и бессмысленных оттенков? Вместо жизни такой, какая она есть, и твоего тела, такого, какое оно на самом деле, что остается мне? Что? Скользкая, склизкая, розовая, ёрзающая резинка, ёзрающая ерзника….. юзращена ёзнряка… сжжаак, зеалем, иж, аркезин, желе… жижа…. Сма…зка, рези…нка. Розовая резинка мерзкая скользкая тварь - жевательная резинка, нет, не жевательная резинка, не съедобная ****ельная резинка. Не бальзамируй своё тело, на превращай его в латекс, стань моей кожей, моим телом, моим настоящим, стоя, СТОЙ, ТЫ таешь ….. Но чем ты вообще занимаешься? Даже прямо сейчас, в этот самый момент. Чего бы ты хотел? Скажи мне это прямо и честно. На что бы ты мечтал себя потратить? Как бы собой распорядился? Как бы выглядело это странное блюдо под названием твоя собственная жизнь? Блюдо, в котором мысли и слова – это соль, слезы, надежда и страх – специи, а мир, в котором ты живешь – только тарелка с соусом. Как бы смотрелось, каким бы было по вкусу это самое блюдо, которое можешь приготовить и съесть ты один? Или, может быть, ты хотел бы угостить этим шедевром кого-то? Возможно, меня одну, а может всех потомков? Угости меня первой. Угости, но вначале, расскажи мне: что это за блюдо – твоя драгоценная жизнь? Чего бы ты хотел, возлюбленный мой эгоист? A selfish, a self-made, a self-eaten…
Хотел бы ты потратить пять минут на то что бы выплюнуть из себя текст великой книги на сотне языков, и всю остальную жизнь, на то, чтобы сократить его до одного слова? Одной фразы, например такой: «Босой старик с беспамятством в глазах, с развевающейся на ветру бородой, летит на косе над Оптиной пустынью.
Какая тишь над головой,
Какая в сердце сушь.
В земном раю какой ценой
Досталась я тебе женой
Тебе не знать, мой муж.
Я из ребра сотворена,
Всегда с тобой, всегда одна, беда уже в пути.
Предвижу тысячи невзгод,
И передав запретный плод,
Предам тебя, прости….
Я о другом мечтаю знать:
Скажи, Отец, какая мать,
Потомству суждена?
Что будет, если не смогу
Жить у чужой любви в долгу?
Моя ли в том вина?
Отец, спешит лукавый Змий,
Посланец огненных стихий
И искуситель наш.
Теперь я не увижу свет,
Я Твой нарушила Завет,
И голос Ты подашь.
Всевидящий, ты скажешь нам:
- Где мой возлюбленный Адам?
Что сотворила ты?
И выйдет муж к тебе, и вот,
снег на весенний сад сойдет
Из мертвой темноты.
Он, катая по ладони комочек глины
Он: Маленькая косточка. Вот она. Едва видна на моей ладони. Ложась в землю, она питается соком земли, дождевой влагой. Она исторгает росток со стоном почти с криком. Из самого сердца и тянется, тянется высоко. Дышит и греется на солнце.
Я тоже был землей. Отец бросил в меня зерно. Может быть, такое же маленькое, горячее, беспокойное, такую же маленькую косточку, мне в самое сердце… мое несовершенное сердце, кусочек обожженной глины, что в нем растет теперь… что мешает мне дышать?… кажется, ещё один выдох и что-то распустится прямо в горле… что это? Что же случится, когда лягут в землю мои маленькие косточки? Что пробьется из меня? Такой же росток? Да. Ведь я – земля…
А из косточки этой произрастет древо познания. Чем выше его ветви, тем мощнее корни. Ветви растут вверх, корни – вниз. И это жизнь, Жена. Это жизнь. Нам все время видна лишь меньшая половина дерева, только одна ее половина. Мы роняем на землю слезы, ждем, когда из них произрастут желания. Несбывшиеся желания. А слезы приносят лишь новые слезы, они не могут приносить иных плодов. Гранат не плодит инжир, а слезы плодят одни слезы. Мы не видим корней. Посмотри на меньшую половину дерева… наше «Хочу» - возвращается лишь эхом, так похожим на крик совы. Чу… чу… у. А что такое хотеть? Ронять свои слезы в землю, чтоб пожинать только слезы? Разве, Жена моя… желание – брошенная в землю косточка, Жена моя! Брось, Забудь и не жди плодов, Жена моя… и тогда Отец, даст нам, Жена Моя, плоды больше тех, чем желали мы. За то, что мы не сеяли слез, а умели отпустить косточку в землю… отдать её в руки Отцу нашему, Жена моя. Отцу, который за веру нашу дарит нам плодов больше, чем сами смеем Его просить. Верь Ему, Он один в этом саду видит каждое древо Свое от корней до ветвей и листов и плодов его. Он один.
Она: Что хотим, что смеем мы сказать, что говорим мы, произнося, я люблю… я верю… слышали ли вы эти слова в устах ваших? Что они значат? Чего хотим мы, говоря их…? Чтобы за внимание нам заплатили вниманием, за заботу – заботой, за обиду терпением? Зачем, кому повторяем мы изо дня в день… Я люблю тебя……? И ждем ответа, и встречая молчаливую улыбку, спрашиваем…
Он: Почему не любишь меня?
Она: Спрашиваем, не сознавая, что молчаливый любит нас, безгранично, спокойно, безмерно, не на миг, не отпуская нашей нервной руки, снося нашу гордыню, капризы и бесконечные звучные признания, более всех нужные нам самим, что улыбка его и есть улыбка любви. Истинной и неистощимой. Почему говоря: я люблю тебя, мы требуем ответа, говоря это другому, ищем у него взаимности, тепла, понимания. Просим того же, что и отдаем, этим измеряя глубину своего чувства. Мы не стремимся понять, желания другого, навязывая ему свои. Мы не знаем хочет и может ли он быть более, чем продолжением наших дел слов и чувств. Но если он хочет быть чем-то иным, чем нужно нам, мы не видим в этом любви. Говоря: я люблю другому…
Он: Говорим это себе… и любим в другом ничто не более чем себя….
Она: Знаешь, мне был сон. Скоро мы оба покинем это место. И только наши потомки, очень немногие из наших потомков снова смогут увидеть его.
Он: Что же мы будем делать без Отца и друг без друга?
Она: Мы будем строить огромные дышащие смогом и раздутые нашей алчностью и гордыней города.
Он: В них будут жить наши потомки, которые никогда не увидят друг друга…
Она: Одни несут коробки с едой, которую готовят другие, а едят третьи. Они никогда не увидят друг друга…
Он: Одни выращивают хлопок, другие ткут ткани, третьи шьют одежду, которую продают четвертые, а пятые носят. Они не увидят друг друга, не узнают имен их и имен их детей, не узнают кого они обнимают тайком, что видят во сне и о чем плачут ночью… Никогда не узнают друг друга… (Задевает струну).
Она: Эти люди слепы и глухи…
Он: Скоробеи, слепни и мухи…
Она: Они не знают друг друга.
Он: Эта струна натянута слишком туго.
Она: И потому нет звука…
Он: Это и есть разлука…
Она: Наверное, это она и есть.
Он: А в Нью-Йорке на углу восьмой и мэдисон такси собьет нищего.
Она: Нью-Йорк? Где это?
Он: Сейчас это там же где Берег слоновой кости, где черные люди собирают бобы, из которых варят лакомство, вкуса которого эти черные люди не узнают. Сейчас это там же где и Москва, где в праздник на площадях людей бывает столько же сколько и в дни беды. И все эти люди и в праздник, и в беду и в будний день не понимают того, зачем на самом деле они собрались здесь снова и куда именно едут, идут, что едят и пьют. Нью-Йорк сейчас там же где Амстердам, Амазония, Вавилон и Бангладеш. Он все ещё нигде. Пока все ещё нигде.
Она: А кто такой нищий? Что это значит…
Он: Бомж, Бродяга, Клошар, Попрошайка, Шерамыга, Забулдыга, Оборванец, Бездомный, Зловонн…
Она: Он все эти люди сразу? Все эти люди – он один.
Он: Не знаю… наверное…. Я не знаю.
Она: У него грязная борода, одежда.
Он: Он почти такой, как мы….
Она: Почему почти….
Он: Нам не нужна одежда.
Она: (впервые почти раздраженно): нам не нужна ни-ка-кая одежда. Ни-ка-кой одежды… ещё нет. Ни у кого. И ни-ко-го тут нет.
Он: А Отец?
Она: Отец не есть тут или там он вообще не где-то… Отец просто есть, потому, что само есть – это и есть Отец.
Он: Я не понял….
Она: За…будь.
Он: Где? Куда? За какую ещё такую будь? Ты сказала про какую-то забудь. Ужасное слово. Похоже на муть, гнуть, жуть. Когда я это слышу, я, словно бы уже и не здесь. А в другом мире, в мире, что далеко от нас. Может быть, этот чужой мир, за этой чужой будью так просто представить, потому, что его ещё нет. И поэтому этот мир сейчас лежит как на ладони. В нем, как в самой чистой и спокойной воде, не видно отражения. Там, наверное, нет ничего, и поэтому все только может быть. Все на свете и ничего. Совсем ничего. Так близко, словно твое лицо. Но дальше, намного дальше, чем разбитый пробуждением на сотню сотен мелких осколков и навсегда исчезнувший сон. Я вижу…
Колонн останки у пустой стены.
Заросших парков скрытые тропинки
По памяти читают без запинки
Немой канон шершавой тишины.
Пробьется покаянная тоска
Сквозь аромат и прелесть запустенья,
И зазвучат таблицей умноженья
Скупые, бесконечные века.
Размашистая надпись: Не входить!
С ограды глядя, вновь полнеба скроет,
А по пути пришельцу козни строит
Репей, левкой, крапива или сныть.
В Эдеме тихом постигает суть
Смущенный дух слепого неофита.
Заржавленная сталь плющом увита.
Запомни твердо: навсегда забудь.
Скажи мне честно: за этой будью, Что там? Это то, что за тем, что было?
Она: Это то, что за тем, что будет или не будет.
Он: А что там, то, что за тем, что будет?
Она: (смеясь) там… ещё ничего там…. Потому и забудь.
Он: значит за будью нет ничего? А что же там есть? Ты же сказала что за будью нет только ничего… ну, а кроме этого ничего, которого там нет, там, за нашей, за этой будью есть ещё хоть что-нибудь… что-нибудь?
Она: Наверное, там за будью нет ничего, но может быть там есть какое-то ни будь. Забудь это уже, я прошу… Лучше скажи: кто такой нищий, которого…
Он: в Нью-Йорке…
Она: Который нигде…
Он: на углу восьмой и мэдисон
Она: которых ещё нет.
Он: собьет грязное желтое такси с водителем из Пуэрто-Рико.
Она: с водителем из чего? Кто такой нищий?
Он: У него грязная борода, одежда.
Она: Он почти такой, как мы….
Он: Почему почти….
Она: Нам не нужна одежда. Потому что тут у нас Ни-ка-кой одежды… ещё нет. Ни у кого.
Он: А у нищего есть одежда. И она грязная. А он хочет чистую и дорогую одежду, которая есть у других. И автомобиль, который есть у других. И виллу, которая есть у других, которые его никогда не узнают…Но у него этого нет. И он почти такой же как мы… почти потому, что…
Она: потому что он стал бы точно таким же как мы, если бы оказался здесь, когда его собьет грязное желтое такси с водителем не понятно из чего. Если бы он оказался здесь с нами, где ни у кого нет никакой одежды?
Он: Не знаю… наверное да. Вот кто нищий…
Она: Вот кто он такой.
(Он садится на остаток стула, часть которого растаяла под струями воды. Медленно водит лучом световой указки по полу. Она осторожно и медленно ходит след в след за светящейся точкой. Останавливается и прислушивается, если задевает рукой струну).
Он: Что ты делаешь?
Она: Не мешай. Разве не видишь? Я свою черепаху выгуливаю. Рафаил постоянно убегает, и мне приходится ходить следом. Рафаилу надо гулять.
Он: Рафаилу? Но выгуливают собак иногда кошек, а черепах не выгуливают. И… (задумавшись) Рафаил… это никакая не черепаха, это невидимый посланник Отца, через него Отец будет исцелять… и…
Она: Замолчи же, наконец. Говорю я тебе… Рафаил – моя черепашка и ему надо гулять часто. Я люблю его. Боюсь потерять. Он такой маленький и милый…
Он: пусть… но он не невидимый посланник Отца….
Она: А если каждая живая тварь все-таки невидимый посланник отца.
Он: Но почему же тогда невидимый….
Она: потому что их послания и облик посланника в них не видят надутые умники, вроде тебя…
Он: А ты, значит… видишь…..?
Она: Я вижу… я все ви… (вздыхает, садится на корточки) Рафаил… куда же ты опять сбежал? Малыш, зачем же ты залез под корень этого огромного дерева? Иди к мамочке… как же я достану тебя оттуда? (всхлипывает).
Он (отпускает указку и садится за её спиной): Успокойся, Милая…. Никакой черепашки тут не было… это все я… и вообще… с чего ты взяла, что это была черепашка… это ведь я…
Она (испугано, почти в панике, ощупывая ладонями землю): Рафа-ил… Деточка… куда ты подевался…. Ты же только что…. Иди к мамочке, Рафаил… ой…
Он (смеясь): Наивная глупая жена! Успокойся… нет у тебя никакой черепахи… понимаешь, это шутка. Это я её… а ты поверила… Я же пошутил… не хотел я… Он не пропал. Понимаешь… его и не было… не было никакого Рафаила… Несчастье… где же эта указка…?
Она: Нет. Нет… у меня была черепашка, маленькая морщинистая чудесная с изумрудными пятнышками на синем панцире… и я её гуляла… каждое утро…
Он: У нас здесь всегда утро….
Она: Не важно, не перебивай. У меня была маленькая прекрасная деточка – черепашка. А теперь он пропал. Куда ты его девал? Где он? Верни мне его. Или тебе так нравится смотреть на мои слезы?
Он: О, Милосердный! Жена, тебе больно от твоих же выдумок. Ну не было никакой черепахи. Это только пятнышко света. Шутка. Понимаешь меня? И если бы я знал, что это твой Рафаил, разве я стал бы так шутить… прости меня. Я не могу вернуть тебе твою черепаху, ведь не было её. Ты сама придумываешь повод для смеха и слез, а я должен за это платить. Как глупо. Как нелепо. Что же…
Она: Говоришь… это ты выдумал мою черепашку?
Он: нет. Я так не говорил. Я сказал, что это ты выдумала, что это пятнышко света, с которым я пошутил, - твоя черепашка Рафаил. Я оставил указку, что отбрасывала свет, и поэтому… он будто пропал, но на самом деле…
Она: мне все равно… на моем самом деле – это моя любимая черепашка. Ты понимаешь? Пусть на твоем самом деле – это какое-то там пятнышко, какого-то там света из какой-то там указки. Но я ему сказала: «Будь моей любимой черепашкой, Рафаил!» - и все. Я же тебе сказала: я все вижу… а ты…только различаешь тьму и свет. Я вижу и тьму и свет и все остальное… а ты… ты… нет.
Он: Чего ты хочешь, жена?
Она: Если ты говоришь, что Рафаил – только пятнышко от луча, испускаемого твоей указкой… это не на самом деле. Не на самом деле. Но если правда, что когда ты пошутил, у меня появилась моя любимая черепашка, то я хочу, чтоб ты пошутил опять, и она появилась снова. Вот чего я хочу.
Он: но …я не понимаю. Ведь ты уже знаешь, что все это – моя шутка, что это пятнышко света. Зачем тебе?... Это уже не так смешно.
Она: Точно. Ты не понимаешь. Это не смешно. Потому что это – моя черепашка, если я только этого захотела. Потому что я верю во все твои шутки, а ты знаешь это. Верю, даже если ты говоришь, что это шутка. Я такая. А это моя черепашка. Прошу тебя, верни её, немедля…сейчас.
Он: Отец Мой! Создатель! (найдя указку, светит ее лучиком на пол.) Ну, вот, несчастная…. Успокойся….
Она (вздыхая): Рафаил! Вот ты где…. Пошли гулять. Вообрази, малыш: мой неразумный муж, говорит, что ты – его шутка. Пятнышко света. Но ты прости его. Что может понимать тот, кто сам – шутка нашего Отца… красивая вдохновенная им фигура из речной глины? Но знаешь, что, Рафаил? Ведь люблю я его не как глиняную амфору, а как живого человека и мужа. Наверное, и это тоже – шутка Создателя….. Поэтому и тебя я люблю ни как какое-то там пятнышко, какого-то там света из какой-то там указки, а как черепашку, маленькую морщинистую чудесную с изумрудными пятнышками на синем панцире. Ты слышишь, Малыш?
Он: что ты там ещё шепчешь, Жена?
Она: А? я только говорю моему мужу спасибо за то, что он вернул мне мою очаровательную черепашку. Только я сменила ей имя… его теперь будут звать Ахеец. Нет-нет. Его будут звать Ахиллес. Точно. Моя черепашка по имени – Ахиллес.
Он: что за чудные имена чудных языком приходят тебе на ум?
Она: какая разница? Может став Ахилессом, он стал чуть счастливей? Да. Посмотри на него: моя черепашка улыбнулся.
(На сцене стоит гончарный круг, мужчина разматывает невидимый моток и держит нитку в воздухе, точно пытаясь запустить в небо змея. Женщина сидит неподалеку, разглядывая деревянный волчок).
Она: Говорите, нельзя, нелепо
Быть повсюду самой собой?
В знойный полдень, под сводом склепа.
В бесконечности голубой.
Это верно, правдой мгновенной,
Что, слабея под грузом лет,
Ты поймешь, что во всей вселенной
Двух похожих деревьев нет.
Горьким криком рожденный снова,
Не добавивший ничего,
Возвратится обрывок слова,
Призрак голоса твоего.
И сознаться ещё не поздно:
Звезды светят из пустоты
Не тебе, ведь они – лишь звезды,
Если ты – это только ты.
Но ничто не может случиться,
Бесконечен знакомый ход:
Задыхается песней птица,
Звезды гаснут, и день встает.
Мне скучно.
Он: Запусти волчок.
Она: Мне его не запустить. И ты сам видишь.
Он: И змий не хочет летать…
Она (встревожено): Змий? Какой? Муж… разве ты тоже слышал его среди листвы, на том де…? (в испуге зажимает себе рот).
Он: Какое дерево? Какой ещё голос? Ты что опять придумала, Жена? Да, ну тебя, - неразумная… сначала черепашка, потом змеи. Нет у нас никаких змеев и гадов.
Она: Ну, ты же сам сказал: Змей… значит… это он…
Он: Это мой воздушный Змий… видишь… (указывает) вверх. Это веревка похожа на длинный хвост…. И она должна извиваться на ветру… с вот таким звуком… ззззззмммммиииииии Я думаю, что так должно быть. Потому я и назвал эту штуковину змий. Только вот, я ещё пока не придумал какой он… Ветряной? Ручной? Вертлявый? Небесный змий? (указывая вверх) небесный змий…. А красиво….. а?
Она: Воздушный. Назови его воздушный змий. Он плывет в воздухе, послушный ему и движению руки… воздушный. Это хорошо. А про Небесного Змия ты ничего не знаешь… ничего совсем. Он же не говорил с тобой…. И ты же слышал голос его… не знаешь…..
Он (хватаясь за правый бок): Ой… Больно.
Она: Что с тобой…
Он: Болит тут…. Болит всякий раз, когда ты несешь такую чушь! Даже не знаю почему, но очень сильно болит.
Она: Все. Прости, пожалуйста, Милый! Я не буду….
Он: Ну, скажи, Ради Отца, ведь никаких говорящих змей нет? Ты сама все это выдумала? Никто не говорил с тобой? Ты меня пугаешь, женщина. Милая, скажи, что этого не было. Это опять твои глупости, правда?
Она: Успокойся, Родной… (опасливо оглядываясь) да. Я сама выдумала все это. Никаких змей тут нет… и не говорил со мною никто… (снова оглядываясь) это мне, наверное… просто мерещится….
(раздается звук струны, женщина вздрагивает, мужчина обнимает ее, идет дождь).
просто мерещится мне этот голос, ведь верно? Голос, который говорит мне, что пора сорвать плод с дерева. Ничего этого нет. Только ты успокойся, хорошо, Дорогой?
Он: Ничего нет…
Она: Ничего нет….
Он: Честное слово.
Она: Честное.
Он: А что это за слово?
Она: Какое?
Он: Честное.
Она: Откуда же я знаю…. Ты сказал: «Честное слово».
Он: Что?
Она: Я только сказала, что ты сказал… «честное слово».
Он: Нет. Это ты первая сказала «Честное слово».
Она: Я?
Он: Ты. А я только спросил: «Что это за честное слово? Это одно единственное такое слово на всем свете?»
Она: Не знаю. Наверное, может это как слово «Отец»?
Он: Когда Отец говорил нам: - Землей и миром владейте, дети, Это что было «Честное слово»?
Она: Муж, это не честное слово. Это уже четыре честных слова. А честное слово, которое я тебе говорю и ты мне, оно должно быть одно как «Муж», «Жена», «Отец»… Понимаешь?
Он (смеясь): Великий Отец наш! Пусть мою жену за ее болтливость постигнет наказание. Она же не верит мне, когда я говорю ей, о том, какой прекрасной ты создал ее для меня. Так пусть, если будет так болтлива, она уже никогда больше не увидит отражения своего в прозрачной глади, или уже скажет наконец мне это единственное на свете «честное слово»! Она клялась им мне, Мужу, Отец наш, но сама о нем не знает… так пусть, если так болтлива и пустослова будет, пусть она больше никогда….
Она (смеясь и целуя мужчину): нет-нет… я не вынесу такой кары. Мне страшно не видеть себя больше никогда. Хоть и хочу верить тебе, когда ты говоришь, как я прекрасна…. Я скажу, скажу тебе, что это за честное слово. Я сейчас поняла. Честно.
Он: Говори.
Она: Мой.
Он: Что мой?
Она: Мой – это честное слово, одно единственное такое слово на всем свете. Честно. Сам наш Отец говорил: «Мир этот мой. И вы мои.» Говорил и творил все. Он и есть – бытие. Он говорит: «Мир этот мой. И вы мои» - и так мир есть и мы есть. Так что «Мой» - это и есть честное слово.
Он: Жена, ты серьезно…?
Она: Но ты же есть. И ты – мой?
Он: Твой, - честное слово.
Она: Вот видишь, ты и сам сказал. Честное слово – Мой.
Он: Да. Наверное я понял.
Она: Наш мир, Созданный Отцом, может сиять в этом звуке. Он – Мой. Ты – Мой. Честное слово.
Он: Не заигралась ли ты, Жена?
Она: Почему?
Он: Ты ведь говоришь, что весь наш мир создан под одно честное слово «Мой»?
Она: Да.
Он: Слово, честное слово, одно единственное такое слово на всем свете, в котором прибывает Наш Великий Отец, это слово – Мой?
Она: Да.
Он: Ну, нет, Жена!
Она: И почему? Он волен прибывать в любом слове, но в этом более.
Он: И почему?
Она: Скажи, Наш Великий Отец, он и твой?
Он: Конечно. Конечно Он – Мой. И твой?
Она: И мой, конечно! Ты понял? Какое честное слово, одно единственное такое слово на всем свете, сейчас сказали мы оба?
Он: Мой.
Она: Да.
Он: И мы говорили это честное слово, одно единственное такое слово на всем свете, о Нашем Отце, Сотворившем мир! Бескрайние небеса, наш мир держится на одном честном слове. На слове Мой?
Она: Да. Видишь, я оказалась права.
Он: Не вижу, а слышу.
Она: Упрямец. Ну, хорошо. Слышишь, я оказалась права.
Он: Слышу, жена, ты оказалась…. Постой, жена…
Она: Что?
Он: Если ты и впрямь стала так мудра, что познала, честное слово, одно единственное такое слово на всем свете, то скажи своему мужу… Почему…
Она: Почему не летает воздушный Змий…
Он: Почему не летает воздушный Змий…
Она: Почему не вращается волчок….
Он: Почему не вращается волчок….
Она: И гончарный круг с глиной на нем.
Он: И гончарный круг с глиной на нем.
Она: Здесь нет ветра, не летает воздушный Змий…нет времени… не вращается волчок…. гончарный круг с глиной на нем, и сам мир… ты не чувствуешь, как тут скучно? Тут ничто не летает, ничто не вращается и ничто ни во что не превращается, никогда. Тут нет времени. Нет. У нас нет времени. Это и есть бессмертие. Это оно и есть. Когда нет времени. Ни на что. Потому что его нет вообще. Оно не существует…. И скучно. Но отец говорил….
Голос: А правда ли? Правда ли то, что Отец сказал Вам?
Он: Жена, кто это? Я тоже слышу…
Она: Я пыталась тебе сказать. Это Змий. Он давно говорит со мной. И заставляет слу…
Он: Это не может быть, Змий, Жена! Ведь я слышу твой голос. Глубоко внутри. Он говорит эти слова: «А правда ли?»
Она: Мой? А я слышу твой! твой голос. Глубоко внутри уже давно мне шепчет… эти же слова…
Он: Мой? Голос? Мой?
Она: Честное Слово!
Голос: Пришло Время, которого ты ждала, Женщина. Пришло время поговорить. Глупо затыкать уши. Мой голос не умолкнет, потому что этот голос твой. Это не обман. Ни уж-то ты женщина, ни разу не думала о том, зачем Отец создал Вас? Чтоб наблюдать за Вами, словно за букашками под стеклом? Вне времени, среди этого чудесного безграничного, неистраченного, безущербного мира? Вряд ли? Какая бы Любовь Отца к Вам тогда явилась в том? Он создал Вас для счастья? Но счастье ли – просто быть каплей воды, бесконечно отражающей одно и то же небо, сияющее Вечной Отцовской Славой? Не томит ли тебя скука? Я ведь знаю, как она мучит тебя…. Волчок и гончарный круг не вращается, змей бумажный не летит. А ведь отец наградил Вас волей принимать свои решения. Он сотворил Вас ради Свободы и жизни на этой земле по собственной Вашей Воле. На земле, что должна вращаться, как этот гончарный круг. Пришло время, Ваше время. За собственную волю стоит платить. Падут горы, придет пламя, первая кровь прольется на девственную, невинную землю, тварь пожрет тварь. Все задвигается в слезах и хаосе, в хаосе, которым одна лишь Ваша Воля сможет править, если Вы будете иметь мужество сами владеть Вашей Землей и собою. Начнется время, и Отец не вернется больше, чтоб утереть Вам пот со лба. Дерзайте же, Дети. Трудитесь, ошибайтесь и отвечайте за те ошибки, которые уже нельзя будет никак исправить. Отец не оставит Вас. Но Вы выросли, выросли, чтоб познать боль и хаос, создавая из него порядок, своими смелыми руками. Будут и те, кто уже не вспомнит Имени Отца, и те, кто будут скрежетать зубами от злобы на Того, Кто Создал все. Найдутся и те, кто скажут, что Отец умер, и что Его нет, и не было никогда вовсе. А есть один лишь только хаос и грядущая смерть. Принесите эту жертву. Принесите, и вскоре поймете, что в основании всякого нового, светлого, милосердного или просто огромного дела и делания непременно и неизбежно есть жертва. Большая или малая, кровавая или бескровная, но непременно жертва. Так врач, дабы найти лекарство от чумы, которую Вы или ваши потомки скоро узнают, заразит себя смертельным вирусом. Заразит, даже не подозревая о том, что в этот миг, он будет подражать вам, - первым людям, заразившим себя смертью ради начала миров и времен.
Хаос и смерть ужасны. Но порядок и бессмертие создаются только из них. Если будет на то Ваша Воля. Вы выросли. Таков замысел Отчий. И Он дал Вам меня, чтобы Вы сумели открыть Его и ответить перед Отцовской волей. Начните Жизнь. Слушай меня. Ты готова, Женщина. Сорви этот плод и предложи мужу. Будь смела и умей ответить за свою Смелость. Знай, что сейчас ты начинаешь мир. Мир Пророков и гениев, бездарей и негодяев. Мир убийц и жертв, первооткрывателей и искупителей. Выполни Волю свою, ибо такова Отцовская воля. Выполни, и увидишь, как бешено завертится гончарный круг. На нем лежит глина. Из нее вылепишь, что захочешь и населишь землю дочерьми и сыновьями. Дерзай, Женщина. Дерзай, и будете как Боги. Скажи, готова ли ты никогда не вернуться в этот сад? Тот другой мир готов быть. А готова ли ты заплатить за него изгнанием? Это время людей. Начни его. Что сказано теперь, то и свершится.
Прощай, Мой Адам!
Стал ропот грозой в раю.
Мой образ, Мой храм,
Мне волю прости свою!
Мой ветер и дождь
Проводят тебя пути,
Мне выпадет всё ж,
На муку за мир взойти.
Что тёрна шипы и гвозди
И груз креста,
И чёрной толпы
Разящая пестрота?
Любовью ведом,
И жертвуя и скорбя,
Во взгляде одном
Последнем найду тебя.
Ты можешь один спуститься
Во смрад и срам,
Себе Господин,
До свидания, Мой Адам !
(Свет гаснет, сильно начинают вибрировать струны, создавая оглушительный гул. Когда свет загорается, то освещает только одиноко вращающийся посреди сцены гончарный круг).