- Семен Егорович, а Петров сегодня точно придет? – спросила молоденькая секретарша только что раздевшегося и расположившегося за своим столом начальника. Ее и без того большие зеленые глаза расширились от страха.
- А куда он денется? - ответил шеф.
Ему было тоже не по себе, но страх Светланы его отчасти мобилизовал. Надо вдохнуть немного бодрости в эту дурочку.
- А что мне ему сказать?
- Скажите, пусть проходит в кабинет.
Светлана всхлипнула.
- Ну-ну, перестаньте, Светлана Васильевна. Ничего страшного не произойдет. Мы немного поговорим, и я его отпущу.
- Вам хорошо. Вы его видели, когда… он оставался после работы. И беседовали с ним, - продолжала всхлипывать секретарша.
- Тогда он был, по крайней мере, живой, - задумчиво сказал шеф.
Света не выдержала и разрыдалась.
Семен Егорович смотрел на девушку с жалостью.
- И Марью Степановну вы тоже не видели? – спросил он.
Девушка разразилась истерическим ревом и убежала в приемную.
Шеф последовал за нею.
Светлана склонилась над столом, закрыв лицо руками.
- Я это самое, - дипломатично начал начальник, - Марью Степановну тоже еще не видел…
Дверь распахнулась
Семен Егорович вздрогнул.
Светлана закричала.
В приемную вошел Петр Петрович Сторожевский.
- Ага! – воскликнул знаменитый литературовед. – Я вижу, вы уже в рабочем состоянии.
Он вынул руку из-за спины и протянул Светлане букет цветов.
- Вы не представляете, как много классических сюжетов напомнило мне ваше заплаканное личико, мадемуазель!
Секретарша взяла цветы, поблагодарила, достала зеркальце и занялась удалением с лица следов классики.
- Два чая, пожалуйста, - попросил начальник. – И вот что, Светлана, если будете держаться молодцом, выпишу вам премию.
Зазвонил телефон. Семен Егорович сам взял трубку.
- Да. Здравствуйте, Валентин Федорович. Уже пришел? Скажите, пусть поднимается ко мне. И не забудьте, сразу после обеда общее собрание.
Шеф жестом пригласил друга войти в кабинет.
Евгений Павлович Петров был одним из старейших работников фирмы. Исполнительный, скромный, нечестолюбивый, некреативный, четырнадцать лет на одной должности, на одном и том же окладе, без единого нарекания от начальства. Случился, однако, в этой ровной служебной биографии один остросюжетный момент, от которого она, как ни странно, не стала менее ровной, но в диаграмме фирмы в целом возник существенный зигзаг.
В тот роковой день Евгений Павлович, как всегда, внимательно смотрел на экран, внося новые показатели в таблицы с именами клиентов фирмы. Его коллеги еще не настроились на работу после обеденного перерыва и ждали, что вот-вот войдет начальник отдела Валентин Федорович Евчук и, по обыкновению, взбодрит подчиненных каким-нибудь изысканным афоризмом.
Две сотрудницы Петрова справа от него спорили о цене на фарфоровые статуэтки. Двое молодых коллег обсуждали вчерашнюю вечеринку, смеялись и время от времени кидали бумажные шарики в спину старшего товарища. Остальные сослуживцы шарились по интернету и играли в компьютерные игры.
- К нам едет ревизор! – возгласил Евчук, входя в помещение. Он не рассчитывал никого напугать, а просто очередной раз продемонстрировал безупречное знание классики.
Тем не менее, Петров вздрогнул. Но взгляда от экрана не оторвал. Только через минуту он сначала вопросительно посмотрел на женщин, потом обернулся и наградил печальным взглядом молодых парней, после чего одобрительно улыбнулся Евчуку. Во всех трех взглядах был заметен оттенок прощания…
Это был один из «гоголевских» дней, канун юбилея великого писателя, о чем постоянно талдычили по телевизору, попутно нагружая граждан цитатами из школьной программы.
С этого «гоголевского» дня Петров заметно изменился. В него словно вселился дух Башмачкина. Он перестал следить за собой, как бы духовно съежился и вышел из круга общих интересов. Младшие товарищи почти открыто смеялись над ним, старшие все чаще отказывали в дружеской поддержке, а затем весь отдел окончательно махнул на него рукой. Петров не обижался и не стремился восстановить прежние отношения. Покорная робость вытеснила все его остальные чувства к людям. Но самое главное, Евгений Павлович, так же, как гоголевский чиновник, стал очень эмоционально переживать не отличающийся разнообразием трудовой процесс. Заполняя одни и те же таблицы, проставляя напротив одних и тех же фамилий одни и те же цифры, он улыбался, смеялся, с сожалением качал головой, грустил, сердился. Словом, погружался в одному ему видимый и чем-то таким особенным богатый служебно-виртуальный мир.
Не вникая в очередность причин и следствий, работники отдела единодушно решили, что печальный образ их коллега принял по причине своего чрезмерного усердия, и если они будут серьезно относиться к своим служебным обязанностям, то с ними произойдет то же самое. Валентин Федорович Евчук, не желая оставаться в компании Петрова, присоединился к мнению коллектива. Таким образом, Евгений Павлович превратился в устрашающее чучело добросовестности и трудолюбия.
Однако странности на этом не кончились. Как-то раз Алена Сергеевна Дубченко обедала с Петровым за одним столом. У него было отсутствующее выражение лица, и она не сочла нужным заводить разговор. Столовую дама покинула раньше и сразу, никуда не заворачивая, пошла в отдел, чтобы взять оставленную в кармане пальто пачку сигарет. Войдя, она вскрикнула. Петров уже сидел за своим компьютером. Он испуганно оглянулся, но, убедившись, что никакая опасность ему не угрожает, повернулся к экрану и продолжил заполнять таблицу.
Алене Сергеевне никто не поверил, хотя ее ложь показалась коллегам подозрительно неизобретательной и, кроме того, не соответствующей стилю уважаемой сотрудницы – для нее были характерны крутые реалистические повороты сюжета, мотивированные скрытыми пороками действующих лиц. Пройдя через все испытания, обычно выпадающие на долю тех, кто общался с потусторонними духами или инопланетянами, Алена Сергеевна начала сама сомневаться в том, что законы физики в данном случае были нарушены. Может быть, она просто забыла, как свернула по дороге в туалет, или Евгений Павлович, чтобы подшутить над ней, сломя голову понесся окружным путем и только поэтому оказался в отделе раньше? Но откуда у него взялось чувство юмора?
Недели через две в аналогичной ситуации оказался другой сотрудник отдела – Дмитрий Сергеевич Остроносов. Он даже заговорил с двойником Петрова, но тот и не глянул в его сторону. Петров же настоящий (ли?), когда сотрудник вошел в отдел, повернулся к нему и виновато улыбнулся, как бы извиняясь за проделанный фокус.
Проблема достигла стадии серьезного обсуждения. Вспомнили Гофмана, Гоголя, Достоевского, Эдгара По, царицу Анну Иоанновну, Гитлера, Сталина, один зарубежный фильм, другой зарубежный фильм, потом наш, потом еще несколько зарубежных. Примеров набралось так много, что все успокоились. Петрову разрешили раздваиваться, но с условием, что он покажет, как это делается. Впрочем, до его сведения данный вердикт никто не довел. Побоялись услышать от чудного коллеги скучное научное объяснение сей захватывающей иллюзии и еще более того – прекращения чудачеств. Решили проследить.
На следующий же день факт раздвоения получил окончательное подтверждение. Два сотрудника, Остроносов и Малевич, один из которых сидел в кабинете, другой – в столовой, созвонились по сотовой связи и установили, что оба находятся в обществе Петрова. Причем, первый пошел на впоследствии всеми осуждавшийся риск и спросил своего Петрова, как так получается, что его двойник в настоящий момент обедает в столовой в обществе Малевича. Алена Сергеевна, не равнодушная к этому отчаянному парню, ночью долго не могла заснуть, представляя, как она после перерыва заходит в отдел и видит на полу оторванную голову своего возлюбленного. К счастью, Петров, услышав вопрос, не стал превращаться в страшного монстра, а только захихикал, стараясь показать, что понял шутку. Его сочли очень хитрым.
Далее последовали процедуры, имеющие целью прояснение механизма раздвоения. В первый день эксперимента никто не побежал в столовую занимать очередь, все сидели до последнего и видели, как Евгений Павлович встал из-за компьютера и вышел из комнаты, но тут же вернулся и сел за свой рабочий стол. Его коллеги ринулись в столовую, и нашли там двойника, не торопясь поедающего гуляш с картошкой. Пообедав, он направился в отдел. Сотрудники, соблюдая знакомые по фильмам методы маскировки, устремились за ним. Он зашел и сел за свой пустующий стол. Детская ошибка! Кому-то надо было остаться.
На второй день эксперимента основной контингент повторил вчерашние действия, а Никита Малевич получил задание во время обеда занять наблюдательный пост в отделе. Он видел, как в начале перерыва Петров встал и вышел в коридор, но вернулся сразу после того, как комнату покинул последний спешащий на обед сослуживец. На исходе обеденного времени он снова вышел и снова вернулся, как будто забыл сделать что-то очень важное со своими таблицами. Остальные, ввалившиеся в двери минутой позже, видели то же, что и вчера.
На третий день Дмитрий Остроносов еще до начала перерыва занял наблюдательную позицию в коридоре. Он видел, как Петров вышел и быстро зашагал в сторону столовой. Его первый коллега видел, как он вскоре вернулся обратно на рабочее место. Произведенная на четвертый день замедленная съемка ничего не дала: момент раздвоения в кадр не попал.
Обманутый народ начал роптать. Кто-то даже заявил, что ему мешают нормально работать. Следующий шаг был неотвратим: сотрудники отдела избрали делегацию во главе с Валентином Федоровичем, долженствовавшую обо всем доложить начальству.
Семен Егорович первым делом вызвал Петрова к себе. Тот, услышав выдвинутое против него обвинение, поклялся, что никогда ничего подобного себе не позволял, а потом заплакал. Шеф запретил подчиненному работать в обед, отпустил его и задумался. Сотрудники добездельничались до полной атрофии мозга. Решили выдавить из коллектива единственного трудолюбивого работника и не смогли придумать ничего лучше сценария детского триллера? Производственная проблема представлялась чрезвычайно серьезной. Немного подумав, он вызвал к себе Евчука и сообщил, что Петров обещал больше не давать повода для нелепых слухов, но, на всякий случай, в отделе будет установлена камера видеонаблюдения.
Петров перестал работать в обед и раздвоения прекратились. Камера же была установлена. Надо ли говорить, как возненавидели после этого Евгения Павловича коллеги? Столовая превратилась для него в камеру пыток: то кто-нибудь нечаянно выльет на голову тарелку с супом, то споткнется о его стул, то уронит в стакан котлету. Петров не подавал виду, что неуклюжесть сослуживцев доставляет ему беспокойство. Наоборот, каждый раз извинялся, словно сам был виновен в неудачной координации их движений.
За всем этим безобразием несколько дней молча следила Марья Степановна Берковская, пожилая заведующая складом. Наконец, она не выдержала и предложила Евгению Павловичу обедать в ее рабочем кабинете. С тех пор они запирались на перерыв в каморке при складе, где делили принесенную из дома скромную трапезу. По адресу Петрова посыпались разные пошлые шуточки. В ответ он только загадочно улыбался, словно соглашаясь, что повод подозревать его в «некоторых шалостях» действительно имеется.
В целом, ситуация нормализовалась. Семен Егорович был доволен работой отдела. Но как-то раз он, провозившись с бумагами лишних несколько часов, собрался уже было домой, взглянул, прежде чем выключить, на экран с картинкой опального отдела, и увидел сидящего за своим компьютером Петрова. Семен Егорович перенаправил руку в сторону телефона, намереваясь спросить Евгения Павловича, почему он не идет домой. Но, передумав, открыл блокнот и нашел его домашний номер.
Трубку взяла жена.
- Добрый вечер, вы не скажете, где сейчас находится ваш муж?
- Дома, телевизор смотрит, - ответила женщина слегка обеспокоенным голосом.
Семен Егорович пригляделся к экрану. Сомнений быть не могло – за компьютером сидел Петров.
- А вы можете позвать его к телефону? – спросил шеф.
- Пожалуйста.
В этот момент Петров на экране взял трубку. Его начальник открыл рот.
- Я вас слушаю, Семен Егорович, - раздалось из телефона.
- Откуда вы знаете, что это я? – медленно спросил шеф.
- Не знаю, - испуганно пробормотал Петров.
- Почему вы… Где вы сейчас находитесь?
К Семену Егоровичу постепенно возвращалось сознание превосходства над подчиненным.
- На работе. Нужно было кое-что доделать.
- А почему жена говорит, что вы дома?
- Не могу знать, - ответил Петров и робко хихикнул.
Шеф понял, что подчиненный считает его пьяным. Действительно, Семен Егорович иногда пропускал рюмку-другую в конце рабочего дня, но сегодня до этого дело еще не дошло. Он представил бедную женщину, находящуюся в одной квартире с призраком.
- Идите домой, Евгений Павлович. Я запрещаю вам работать по вечерам, - строго сказал шеф.
- Слушаюсь.
Петров тут же вскочил с места и начал торопливо собираться.
Начальник полез в стол за водкой. Он хотел поразмышлять над этим происшествием, но у него не получилось. Тогда он вошел в локальную сеть и открыл на компьютере документы, с которыми сегодня работал Петров. Не найдя в них ничего интересного, босс выпил рюмку водки. У него возникла идея. Семен Егорович залез в базу данных и отыскал документы достопамятного «гоголевского» дня.
Проходя мимо вахтера, Семен Егорович спросил, ушел ли Петров.
- Давно ушел, еще в пять часов, - с готовностью доложил охранник-пенсионер.
Начальник испытующе посмотрел ему в глаза. А может быть, они договорились меня извести? подумал он. Но тут же отбросил эту мысль.
Дома Семен Егорович набрал телефон своего друга и одноклассника Петра Сторожевского. Еще учась в школе, они организовали рок-группу и до сих пор, хотя группа давно распалась, продолжали встречаться вдвоем и записывать ради собственного удовольствия кое-какие новые вещи. Происходило это, правда, очень редко. Раз в полтора-два месяца. А иногда еще реже.
- Я же тебе говорил в прошлый раз! А ты все посмеивался, эмпирик-прагматик сраный. Знаток практической жизни, твою мать! Вот тебя Бог и наказал! – восклицал Петр Петрович.
- Что ты говорил? – спросил Семен Егорович, скептически улыбаясь.
- Про соляки свои! Спонтанная импровизация имеет целью не анархический шум, а поиск иных оснований гармонии. Иных структур бытия. Понял?
- Чаю будешь? – спросил Семен Егорович.
- Опять чай! Как ты меня уже задолбал своим чаем! Все время этим долбанным чаем рот мне затыкаешь!
- Не хочешь, как хочешь, - сказал Семен Егорович с обидой в голосе
- Короче так! Я скину тебе ссылку на свою статью. Прочитаешь, потом поговорим, - закончил разговор Петр Петрович.
Странности Петрова вскоре вышли за рамки двойничества. В одну из суббот весь отдел попросили выйти на работу. Настроение царило расслабленное, субботнее, хотя всем хотелось изобразить энтузиазм, так как плата за этот день была вдвое больше обычной. Никите Малевичу повезло – его попросили съездить в Управление за кое-какими бумагами. Вернулся он только к пяти часам, с озабоченным видом.
- Сегодня же «Спартак» с ЦСКА играл Думал, успею домой смотаться, хоть немного посмотреть. Кого там! Долбанные бюрократы два с половиной часа ждать заставили. Никто не слышал, какой счет?
- Один-один, - не поворачиваясь от компьютера, сказал Петров.
Все удивились. Никто раньше не замечал у него интереса к футболу. Впрочем, и у остальных сотрудников, за единичным исключением, его не было. Петрову почти некому было сообщать об этом своем тайном увлечении.
- Опять не выиграли! – возмутился болельщик «Спартака». – А кто забил?
- Павлюченко и Жирков, - ответил тем же бесстрастным голосом Евгений Павлович.
Никита понял, что Петров нашел отчет о матче в интернете, а, может быть, даже посмотрел тайком он-лайн трансляцию на каком-нибудь сайте. Он подмигнул друзьям: мол, товарищ исправляется.
Но, придя домой, Малевич включил телевизор и обнаружил, что матч только что начался. Оказывается, в программе стояло московское время. Никита обругал Петрова и сел смотреть. Игра закончилась со счетом 1:1. Голы забили Павлюченко и Жирков.
Чудной коллега снова стал предметом обсуждения. Сама собой возникла мысль использовать его провидческий дар для игры на тотализаторе. Однако, когда к нему во время перерыва обратились с просьбой сказать результаты следующего тура, он виновато улыбнулся и сказал, что не разбирается в футболе.
- А как же «Спартак»-ЦСКА? Ты же точно предсказал результат матча!
Петров испугался, забормотал, что ничего подобного не помнит, что его, наверно, не так поняли. Стало ясно, что в выходные за Петрова работает двойник. А может быть, не только в выходные. Разумеется, Семен Егорович немедленно был об этом оповещен.
Никаких мер он, однако, не принял. Шеф предпочел бы видеть на месте всех сотрудников отдела их работящих двойников.
Следующая вспышка интереса к Петрову произошла после смерти Марьи Степановны. У старушки ночью остановилось сердце. На другой день вся фирма была на похоронах. Кроме Евгения Павловича. Когда ему сообщили о кончине приятельницы, он, не глядя на говорящего, коротко хихикнул, желая показать, что с чувством юмора у него все в порядке. Коллеги дружно повертели пальцами у висков. Пока на место заведующего складом не приняли нового человека, исполнять его обязанности было поручено секретарю Семена Егоровича Катеньке, несколько полноватой, густо накрашенной девице. Она была рада этому назначению и втайне надеялась, что шеф, если его хорошо попросить, разрешит ей совмещать две должности. Помимо увеличения зарплаты, новое место сулило Кате комнату для свиданий с сотрудниками, проявлявшими к ней сексуальный интерес.
Завладев ключами, она отправилась на склад осуществлять ревизию. Прежде всего, однако, необходимо было проинспектировать на предмет дизайна каморку почившей заведующей.
Из-за дверей кабинета Марьи Степановны раздавались чьи-то приглушенные голоса. Катенька тем более удивилась, что на замке была целая печать. Но она сразу объяснила себе это булгаковское чудо: по-видимому, старушка забыла выключить радио или телевизор. Катенька сорвала печать, открыла дверь и увидела мирно чаевничающих Евгения Павловича и Марью Степановну. Девушка пронзительно завизжала, ключи упали на пол, а вслед за этим раздался звон двух разбитых кружек, выпавших из рук насмерть перепуганных сотрапезников.
Катенька вбежала в кабинет шефа и сбивчиво рассказала о случившемся. Семен Егорович мерно отстукивал ручкой по столу медленный блюзовый ритм.
- Пока никому ничего не говорите, - наконец сказал он и взял трубку телефона.
- Я ни хера не понял в твоей статье, - сетовал другу Семен Егорович. - Кафка, Гоголь, Пушкин, кино, литература, интернет. О двойниках ни слова не нашел. И об оживших покойниках.
Петр Петрович сидел в кресле, закинув ногу на ногу.
- Как ты понимаешь настоящее?
- Типа все уже было или будет? Никакого сейчас не существует? Слышал эту трепотню, - отмахнулся Семен Егорович.
- Дело не в этом. Дело в том, что мы своей рефлексией превращаем настоящее в прошлое. Подумали об этом – этого уже нет, есть только наша мыслительная конструкция. Или даже увидели это – этого тоже уже нет, есть только визуальный образ, соответствующий возможностям нашего зрения. Настоящее утекает сквозь пальцы нашего восприятия. И как настоящее не воспринимается.
- Чаю будешь?
- Нет. Представь себе такую ситуацию. Ты вышел на балкон с журналом, открытым на репродукции картины Перова «Охотники на привале». И вдруг видишь во дворе трех мужиков, расположившихся за столом в таких же позах, как у Перова. Какая-то связь сразу установилась. Но потом мужики сдвинулись, и ты уже начал размышлять, что вообще-то это позы типичные, ничего странного тут нет. А может быть, они и сознательно подражали картине. А может, и бессознательно. Просто видели картину когда-то и она впечаталось в память жестов. Все! Связь пропала! Развязалась рефлексией. Вытряхнулась кондовым ритмом времени. Замазалась гармонией. Событие превратилось в мертвое прошлое. А если ее ухватить? Если зацепиться за эту ниточку, эту струну? Если настроить по ней свое восприятие? Может быть, тогда ты и войдешь в настоящее, которое никогда не бывает прошлым и будущим?
- По-моему, ты все усложняешь, - вздохнул Семен Егорович.
- Тебе ли говорить? Один сотрудник раздвоился, другой из мертвых воскрес. А ты простого выхода ищешь! Знаток практической жизни, твою мать!
- Не надо ругаться в моем рабочем кабинете.
- Ты меня для того сюда и пригласил, чтобы я проникся уважением к большому начальнику и порадовал его позитивным решением проблемы?
- Я думаю, надо обратиться к экстрасенсам.
- Вот как! Отлично! Это то же самое, что попросить мусорщиков очистить подвал от невесть как сюда попавшего сундука с золотом! Мешает, видите ли. Старую мебель поставить некуда.
Семен Егорович задумался.
- Ну что ж, - спокойным голосом сказал шеф, - значит, новый завскладом нам пока не нужен.
Девушка подождала несколько секунд, убедилась, что Семен Егорович не шутит, и с громким криком убежала в приемную. Там сначала послышался шорох перебираемых листов, шум падающих на пол предметов и, наконец, скрип пера по бумаге. Через две минуты Катя вбежала в кабинет, бросила на стол шефа заявление и скрылась.
- Мы не вправе отказываться от услуг добросовестных сотрудников только потому, что законы физики до сих пор недостаточно хорошо изучены наукой, - договорил осиротевший Семен Егорович.
Итак, Марья Степановна после своей смерти продолжала заведовать складом. Никто, однако, непосредственно с нею не сталкивался. Все операции осуществлялись через Петрова. Евгения Павловича просили обратиться к Марье Степановне, чтобы она выдала то-то и то-то или предоставила те-то и те-то документы. Он шел на склад и все исполнял. Подписи, однако, были ее. Петрова даже устроили по совместительству на должность помощника завскладом, на полставки. Он искренне этому обрадовался – все-таки первое повышение зарплаты за все время работы в фирме. Покойной же деньги перечислять на карточку прекратили.
Семен Егорович понимал, что кое-кому это может показаться несправедливым. Однажды он вызвал к себе Петрова и спросил, довольна ли Марья Степановна своей заработной платой. Евгений Павлович предсказуемо увильнул от ответа:
- Я думаю, лучше вам у нее самой спросить, Семен Егорович.
Шеф вздрогнул, хотя ожидал услышать что-то в этом роде. Однако его нежелание встречаться с призраком было обусловлено не только страхом. Он понимал, что рано или поздно встреча должна произойти, но меньше всего ему хотелось, чтобы она была посвящена обсуждению данного вопроса. Покойникам деньги не нужны – это ясно. Но их речью, вероятно, управляет инерция прежних потребностей, а не реальное положение вещей. Поэтому адекватного ответа ожидать не приходилось. С другой стороны, неизвестно, чем они руководствуются в своих действиях. Может быть, как раз прежними потребностями?
- Мне кажется, мнение Марьи Степановны, высказанное ею лично… - Семен Егорович замялся, подбирая наиболее точную формулировку, - …не отразит ее истинного отношения к своим финансовым делам.
Петров испуганно захлопал глазами.
- Поймите, уважаемый Евгений Павлович, - попробовал успокоить его шеф, - я вовсе не жду от Вас доноса на старую приятельницу. Просто Марья Степановна чрезвычайно скромный… человек и может не сказать, чего бы ей действительно хотелось, хотя нам не составит никакого труда эту просьбу удовлетворить.
Петров изобразил фирменное подобие улыбки.
- Я никогда не слышал от нее никаких жалоб, Семен Егорович. Но, конечно, чай, булочки, пирожки, печенье… тоже денежек стоят, и от маленькой прибавочки она не отказалась бы.
Шеф задумался. Слава богу, сверхъестественные силы не гневаются на него за даровое использование их трудовых ресурсов. Должны понимать, как трудно назначить призраку жалование. Вот взять хотя бы «булочки, пирожки, печенье». Он из собственного кармана отсчитал бы сейчас на всю эту снедь столько денег, что мертвая старушка смогла бы лет двадцать спокойно гонять чаи на пару со своим живым замом. Но нельзя. Необходимо обставить дело официально. Чтобы все – и живые, и мертвые – оставались в рамках определенных служебных функций. Иначе система может выйти из строя.
- Сделаем так, Евгений Павлович, - солидно начал Семен Егорович. - Учитывая заслуги Марьи Степановны перед фирмой, и ваше личное усердие, мы наладим для вас двоих ежедневную поставку холодных завтраков и десерта.
Одна сторона лица Петрова засветилась от счастья, на другую легла тень недоверия.
- Спасибо, Семен Егорович! Большое спасибо! Она будет очень рада! И я тоже очень рад!
Кланяясь, Петров медленно пятился к двери. Он надеялся скрыться до того момента, когда прозвучит обременительное условие начальнической щедрости.
- Постойте.
Сотрудник обреченно замер.
- Да, Семен Егорович.
Шеф сделал паузу.
- Скажите, Евгений Павлович, что вы в последнее время чувствуете, когда работаете с документами?
Петров мялся. Было видно, у него есть что сказать, но он боится разочаровать своим ответом начальство.
- Что-нибудь особенное чувствуете? – спросил Семен Егорович как можно более неформально.
- Я чувствую себя самим собой, - неожиданно твердо ответил подчиненный и так же твердо посмотрел начальнику в глаза.
- И все? – почти испуганно промолвил тот.
- Да, - не опуская глаз, сказал Петров.
Семен Егорович опешил. Сторожевский был прав.
- До свидания, Евгений Павлович! Скажите Марье Степановне, это самое маленькое, что мы можем для нее сделать. И для вас.
На лице Петрова снова засияла робкая улыбка. Он последний раз поклонился и исчез.
- Гоголь, понимаешь?! Вся фишка в Гоголе! – объяснял Сторожевский. – Он у себя на Украине зацепился за что-то живое и настоящее, выжал из этого несколько веселых текстов, приехал в новую столицу, включил тот же прибор, а здесь другие структуры, другие ритмы. И он их услышал. В отличие от коренного населения. Потому что прибор сверхчуткий был.
- Официальный Петербург? – вспомнил Егор Семенович из школьной программы.
- Помнишь, мы пели «Все еще мертво»? Тебе тогда тоже мой соляк не понравился. Якобы я там в ритм не попадаю. Третий куплет:
Мертвое поле. Вокруг провода.
Мертвые ходят и не задевают.
Но вот кто-то дернулся, зацепился, упал,
И взрывом бессмертья простор озарился.
- Недавно переслушивал. Ну, ты там и наворотил делов! Надо было всего-то четыре нотки.
Семен Егорович взял гитару и исполнил нотки.
- Я же тебе показывал. Давай перепишем в следующий раз.
Петр Петрович молча смотрел другу в глаза.
- А знаешь, что мне понравилось в твоей статье? – спросил Семен Егорович.
- Что?
- Первая фраза: «О чем нельзя сказать, о том следует молчать».
- Витгенштейн.
- Да, кажется. Чаю будешь?.
- Буду.
Вскоре Семен Егорович провел первое всеобщее собрание, посвященное проблеме Петрова.
Сотрудники фирмы собрались в просторном конференц-зале с мягкими креслами. Семен Егорович поднялся на кафедру и окинул аудиторию строгим взглядом. Воцарилась тишина. Он положил перед собой несколько листов, набранных Сторожевским, и принялся читать, изредка поднимая глаза на слушателей.
- Господа! У нас сегодня необычное совещание. Я хочу поговорить с вами об одном нашем сотруднике, Евгении Павловиче Петрове, о котором в последнее время ходит так много слухов. Только не думайте, что я буду эти слухи опровергать. Если в других отделах есть сомневающиеся, есть те, кто не воспринимает доходящую до них информацию всерьез, то авторитетно им заявляю: может быть, и не все, что говорят о Петрове правда, но мы действительно столкнулись с неким неизвестным науке на данном этапе ее развития, явлением.
Слушатели вспомнили цикл передач «Необъяснимо, но факт» и затаили дыхание. У них появился шанс засветиться на телевидении. Некоторые заподозрили, что их уже снимают. Алена Сергеевна Дубченко как могла вытянула шею, чтобы попасть в кадр.
- Наш с вами коллега неожиданно приобрел сверхъестественную способность раздваиваться, пророчествовать и, предположительно, воскрешать мертвых. Но я вовсе не стремлюсь к тому, чтобы ваши сердца преисполнились мистическим восторгом. Сейчас для нас, для нашей фирмы, главное – выработать правильное отношение к данному явлению. Не сомневаюсь, что многие уже раструбили о нем за пределами предприятия.
В зале послышался ропот возмущения, обращенный против болтунов. Алена Сергеевна с ненавистью посмотрела на свою соседку. Но вдруг поймала на себе уничтожающий взгляд Валерия Остроносова. На ее глазах выступили слезы.
- Трубите, если хотите. Не могу вам этого запретить, но предупреждаю: репутации фирмы вы наносите ощутимый урон. Где происходят чудеса, там может произойти все что угодно. Едва ли такая перспектива привлечет к нам новых клиентов и поможет удержать старых. Так что угроза фирме исходит от вас, а не от нашего уважаемого коллеги, помимо своей воли, оказавшегося жертвой каких-то необъяснимых процессов.
Семен Егорович строго посмотрел на зал и увидел десятки честных глаз, обращенных в его сторону.
- Странно сказать, но, по всей видимости, только он один во всей нашей организации не имеет представления о происходящих с ним чудесах. Однако хватит о чудесах. Я хотел поделиться с вами некоторыми наблюдениями, приоткрывающими природу данного явления.
Начнем с двойничества. Двойничество Петрова не есть, так сказать, явление универсальное, происходящее в различных ситуациях и в различной обстановке. Это, если выражаться научным языком, двойничество окказиональное.
Зал издал тихий уважительный гул.
- Оно происходит только в одной определенной ситуации – когда Евгения Павловича Петрова, помимо его воли, отрывают от работы. И оно является ничем иным, как результатом этой работы.
Семен Егорович сделал паузу, еще раз внимательно оглядев зал.
- Хочу особо подчеркнуть: результатом его работы с электронными документами. В тот «гоголевский» день что-то такое произошло, после чего он стал иначе к ней относиться. Я полагаю, что в тот момент, когда Валентин Федорович Евчук произнес крылатую гоголевскую фразу – «К нам едет ревизор»…
Начальник отдела покраснел от смущения. Никита Малевич скептически хохотнул.
- …произошло смещение сознания Евгения Павловича и замыкание его, то есть сознания, в рамках каких-то неведомых науке структур. Надо учесть, что в таблице перед ним в этот момент сияло имя нашего давнего клиента – Иван Городничий. Знаете его?
Зал утвердительно закивал.
- Только не подумайте, что Евгений Павлович в этот момент сошел с ума. Наоборот, он вошел в Ум. С большой буквы!
Следуя ремарке Сторожевского, Семен Егорович сделал паузу, секунд десять оглядывая зал. Он обратил внимание на скромную симпатичную девушку из второго отдела, не отрывающую от него больших зеленых глаз. Вопрос с новой секретаршей был решен.
- Но какова природа этого Ума, нам неизвестно. Мы знаем только, что в то время, когда Евгений Павлович к нему подключен, он способен творить так называемые чудеса. Вероятно, поэтому он так не хочет отключаться от него. Двойничество, согласно этой теории, является продуктом данных структур, данного Ума.
Случай с предсказанием говорит нам о том же. Оно совершилось именно в тот момент, когда Петров сидел за своей работой. Большой ошибкой было спрашивать его результаты предстоящих матчей в коридоре, когда он был отторгнут от Ума, от источника своих чудесных способностей. Но не вздумайте эту ошибку исправлять! Если узнаю, уволю и отдам под суд! Хотите опозорить фирму скандалом с букмекерскими конторами?!
Евчук грозно уставился на Никиту Малевича. Тот оглядывался по сторонам, словно пытаясь понять, кого из рядом сидящих подозревает в жульничестве его непосредственный начальник.
- Что касается воскрешения Марьи Степановны, то я не знаю, что тут сказать. Могу предположить, что Петров ее каким-то образом смоделировал. Есть еще одна версия. Можно озаглавить ее «Пробужденная память места». Согласно данной концепции, люди, постоянно обитающие в каком-либо конкретном пространстве или совершившие в нем какие-то роковые действия, как бы отпечатываются в этом пространстве, оставляют в нем свой слепок, по которому оно потом вылепливает их образы, создает дубликаты – призраки. Полагаю, что неожиданно открывшиеся способности Евгения Павловича позволили активизироваться этой функции пространства. И, конечно же, он сделал это неосознанно. Мне данное объяснение кажется наиболее предпочтительным.
Зал согласно закивал. Опыт просмотра западных кинофильмов подтверждал правоту этой теории.
- Так или иначе, воскрешение уважаемой покойницы – это не такой уж тревожный факт. Чему тревожиться? Только тому, что мы столкнулись с неведомым? Неужели кто-то и вправду думает, что мы подвергнемся атаке кровожадных монстров?
Зал засмеялся. Глаза Алены Дубченко и Валерия Остроносова встретились и они помирились. Евчук и Малевич тоже заключили безмолвное соглашение.
Семен Егорович неотрывно глядел на лежавший перед ним лист и молчал. Смех понемногу затих, но шеф по-прежнему молчал. В этом месте конспекта было написано: «Мое соло».
Семен Егорович огляделся по сторонам. Произойти могло что угодно – замкнуть электричество, выключиться свет, обрушиться потолок, провалиться пол, прорвать трубы, начаться пожар. Ради искусства его друг был способен на все.
Тревога начальника передалась подчиненным. Все сотрудники обеспокоено осматривали помещение и друг друга.
Вдруг на подоконник открытого окна села ворона. Она громко каркнула, и в этот момент на улице раздался вой сирены скорой помощи. Еще через секунду где-то вдалеке послышался взрыв. Потом еще один. Потом еще и еще.
Когда канонада стихла, все в зале несколько секунд продолжали молчать.
- Это – петарды, - весело объявил Никита Малевич.
Валерий Остроносов тут же его опроверг:
- Нет, это старые боеприпасы взрывают за городом. Вчера в газете писали.
Семен Егорович кашлянул в кулак, давая понять, что обсуждение данной темы закончено. - Вот если умрет и воскреснет Петров, тогда ситуация очень усложнится. Над существованием нашей фирмы – по крайней мере, в нынешнем ее состоянии – нависнет серьезная опасность.
Зал проникся.
Семен Егорович вышел на финишную прямую и сделал заключительный рывок:
- Я вижу многие из вас желают высказать свое мнение о Евгении Павловиче Петрове. Это – лишнее. На правах начальника, я попытался сформулировать официальную точку зрения, а коллективное мнение в данном вопросе ни к чему. Для каждого из нас Петров должен стать личной проблемой. Чем больше мы ее будем обсуждать между собой (не говоря уж об обсуждении с посторонними людьми), тем дальше уйдем от истины…
Которая…
Находится…
Внутри нас самих…
Семен Егорович многозначительно уставился на зал.
Зал с пониманием смотрел на него.
После всеобщего собрания жизнь фирмы спокойно шла своим чередом несколько месяцев. Потом случилось несчастье. В пятницу после работы Евгений Павлович Петров был сбит пьяным водителем на пешеходном переходе. Смерть наступила мгновенно. Нарушитель с места преступления скрылся.
В воскресенье вся фирма пришла на похороны. Многие из пожелавших проводить сослуживца в последний путь не перекинулись с ним ни одним словом за все время совместной работы. Можно было подумать, что теперь они хотят загладить вину перед коллегой, при жизни обойденным их человеческим вниманием. Но практически никто, за исключением жены и родственников, не предавался траурному настроению. Вдова с удивлением замечала в толпе улыбающиеся лица, некоторые заговорщически перешептывались. Несколько человек пришли с фотоаппаратами, они с настырностью репортеров лезли чуть ли не в сам гроб, пытаясь запечатлеть мертвого Петрова из разных ракурсов. Как ни странно, все стремились подобраться поближе к покойнику, из-за чего даже возникали небольшие потасовки. Спокойствие и глубоко серьезную озабоченность сохранял один Семен Егорович. Тем не менее, надгробную речь он говорить отказался. На поминки ни один из работников фирмы остаться не пожелал, однако вдове собрали довольно приличную сумму. Расходились с кладбища по домам почти весело.
Потому что все сотрудники фирмы знали, что в понедельник Петров снова выйдет на работу.
Так и произошло. Едва войдя в помещение, где располагался отдел, Евгений Павлович почувствовал обостренное внимание к своей персоне. Женщины смотрели на него, вылупив глаза и зажав рты. Петров испугался, что они сейчас закричат, споткнулся и чуть не упал. Раздался взрыв хохота.
Валентин Федорович грозно встал со своего места.
- Добро пожаловать в ад! – возгласил он приготовленную дома шутку.
Никогда Евчук не имел такого успеха. Все буквально покатились со смеху. Петров быстро добежал до своего места и включил компьютер. Но не успел он открыть рабочие файлы, как его вызвали в кабинет начальника.
Евгений Павлович встал и направился к выходу.
- Собирай вещи! Сейчас тебя уволят, Петров! Считай, что ты покойник! – неслось со всех сторон. Уж лучше бы они кидали ему в спину какие-нибудь тяжелые предметы.
Дрожащей рукой Евгений Павлович открыл дверь в приемную и увидел широко улыбающуюся Светочку.
- Здравствуйте, Евгений Павлович. Семен Егорович вас ждет, - милым и даже слегка певучим голосом сказала секретарша.
Это его несколько успокоило. Хотя он и заметил, что Светочка не столько выражает свою приязнь к нему, сколько старается, чтобы ее доброжелательность оценил находящийся за дверью Семен Егорович. Петров несмело приоткрыл дверь и протиснулся в образовавшуюся щель.
Вид начальника не внушил ему особой уверенности, но и не поверг в панику. Судя по выражению лица Павла Егоровича, решение об увольнении сотрудника еще не было принято им окончательно. Предстояла какая-то проверка.
И вдруг он заметил сидящего в углу человека. На вид ему было около сорока лет. На умном красивом лице сияла доброжелательная улыбка.
Петров улыбнулся и кивнул, хотя в душе у него все оборвалось. Он понял, что это претендент на его место.
- Садитесь, Евгений Павлович, - не здороваясь, предложил шеф.
- Здравствуйте, Семен Егорович, - сказал Петров.
Шеф промолчал. Он молчал еще где-то полминуты, потом встал и начал ходить по комнате. Наконец, Семен Егорович сел и, не поднимая глаз на собеседника, произнес:
- Евгений Павлович, у меня к Вам серьезный разговор. Но сначала ответьте, пожалуйста, на один вопрос: где Вы провели сегодняшнюю ночь?
Петров бросил обреченный взгляд в сторону незнакомца. Едва ли шеф мог задать более заковыристый вопрос. Дело в том, что за пределами здания фирмы сознательная жизнь Евгения Павловича прекращалась. Он имел представление, что женат, живет в двухкомнатной квартире, смотрит по вечерам телевизор, ночью спит, регулярно принимает дома пищу, но все эти события в его сознании не отпечатывались, не запоминались. Мозг словно впадал в анабиоз по окончанию рабочего дня и воскресал только тогда, когда Петров утром пересекал проходную. С этого момента персонажи табличных драм постепенно оживали, просыпались, расправляли плечи, гримировались, занимали свои места на сцене. Словом, готовились к пьесе, которая начиналась в момент открытия файла. Цифры, числа, столбики, фамилии складывались в привычный кристалл, и в нем открывалось захватывающее действие: весь мир, отражаясь и дробясь в гранях, терял прежние обманчивые очертания и приобретал свою истинную форму. Время и расстояния переставали существовать, все становилось единым, все наполнялось Жизнью и Любовью. И Евгений Павлович не просто жил этой Жизнью, он строил ее. Нажимая на клавиши, меняя цифры в столбиках, Петров подправлял судьбы, подсказывал мысли, создавал проблемы и разрешал их, влиял на погоду и вызывал панику на бирже. Это не было похоже на компьютерную игру. Хотя бы потому что он сам был всем тем, во что играл. Но стоило закрыть файл, и он оказывался в уродливом, враждебном мире, где все только и думали, как закрыть ему доступ к любимым таблицам.
Одна Марья Степановна его понимала, хотя он ей и ничего не рассказывал. Какую бы тему они ни затрагивали, их общение происходило через посредство того же кристалла, под музыку его переливающихся граней…
- Евгений Павлович, вы меня слышите? Что вы делали сегодня ночью?
- Не знаю, - честно ответил Петров.
Он не представлял, что мог натворить такого, за что его теперь хотят уволить. Или, может быть, это как-то связано с таинственным незнакомцем? Может быть, он нанес ему какой-то ущерб.
Евгений Павлович с глубокой жалостью посмотрел на несчастную жертву своего анабиоза.
– А хотите, я вам скажу, где вы были сегодня ночью? А может быть, и сейчас там отчасти находитесь… - хитро улыбнувшись, сказал начальник.
Петров молчал, глядя на пол. Не хочу, но куда деваться? Говорила его поза.
Семен Егорович не торопился резать правду-матку. Он достал из ящика пачку «Marlboro». Протянул Сторожевскому. Они оба закурили. Вообще-то, Семен Егорович уже два года, как бросил. Но иногда, очень редко, позволял себе побаловаться.
- Вы лежали в сырой могиле, в только что сколоченном, еще пахнущем древесиной гробу.
- Да? – без малейшего удивления в голосе проговорил Петров.
- Вы умерли в пятницу вечером. А вчера вас похоронили. Вот фотографии с кладбища.
Он сел за стол, достал из ящика пухлый конверт и бросил перед подчиненным. Евгений Павлович неохотно принялся рассматривать снимки. Лицо его ничего не выражало. Но к концу пачки оно начало немного дергаться. Петров опустил голову ниже. И все же не смог скрыть рыданий.
Друзья переглянулись. Такого поворота они не ожидали.
Сторожевский встал, собираясь утешить несчастного покойника. Но едва он прикоснулся к плечу Петрова, тот дернулся, как будто его обожгли каленым железом. Сторожевский отошел.
Бедный служащий перестал сдерживать слезы. Он плакал так, как будто понес самую страшную в жизни потерю. И действительно, может ли быть что-то страшнее осознания собственной смерти.
У его начальника тоже навернулась слеза.
- Не увольняйте меня, пожалуйста, Семен Егорович, - сквозь всхлипы простонал Петров.
- Что-о-о!!! – взревел Семен Егорович, с грохотом подымаясь из-за стола.
В приемной раздался звон разбитой посуды. Вероятно, Светочка представила катастрофическое развитие событий и впала в панику.
Сторожевский открыл рот, грудь его пару раз дернулась, и через секунду он захохотал так, что свалился со стула на пол.
Глава фирмы подошел к окну, взял еще одну сигарету, закурил. Панорама района его немного успокоила. Он оглянулся.
Петр Петрович стоял на коленях и бился головой в шкаф, продолжая хохотать. Евгений Павлович смотрел на начальника все тем же жалостливым взглядом.
Семен Егорович хмыкнул несколько раз для разгона, и, наконец, засмеялся в полную силу. Неудержимо и весело. Не как сумасшедший, а как первооткрыватель какой-то очень простой истины.
Евгений Павлович несмело улыбнулся. В дверь заглянула Светочка.
- Чаю! Чаю! Чаю! – сквозь смех кричал Сторожевский.
- Три чашки, - сквозь смех уточнил Семен Егорович.
Петров расцвел.
Оказывается, чай уже был готов. Разбилась только сахарница. Светочка вошла с подносом. Она вся сияла от счастья. Смерть Петрова была шуткой, поняла она.
Друзья понемногу успокаивались. Семен Егорович достал из кармана платок и вытер мокрое от слез лицо.
- И вам не интересно, от чего вы умерли? – спросил он Петрова.
- Нет! – ответил тот.
- А от чего я умру, не подскажете? – неожиданно для самого себя спросил шеф, но тут же спохватился, - Ах да, вам же нужна эта ваша штука, компьютер…
- Вы не умрете, - льстиво улыбаясь, сказал Петров.
- Да? - Шеф остановил на подчиненном долгий сосредоточенный взгляд. Потом посмотрел на Сторожевского.
Тот оторвался от чашки и утвердительно кивнул.
Петров покраснел и виновато опустил глаза, понимая, что ляпнул лишнее.
- Уволить его? – спросил Сторожевского Семен Егорович.
Петров посмотрел на незнакомца с мольбой и надеждой.
Сторожевский хлебнул чаю и испытующе воззрился на несчастного покойника.
- Ну, если он еще хоть раз посмеет умереть, увольняй к чертовой матери. Без выходного пособия.
- Не посмею, не посмею, честное слово, больше никогда не буду умирать, - затараторил Петров.
- Хорошо. Сделаем так… - сказал начальник.
- Да, - с готовностью ответил Евгений Павлович, понимая, что угроза увольнения миновала.
- Вы переселитесь в рабочую комнату Марьи Степановны.
- Да!
- Она еще там? Или…
- Там!
- Мы наладим вам двоим бесперебойную поставку трехразового питания.
- Да! – со счастливой улыбкой выпалил Петров.
- И чтобы никуда оттуда не выходить!
Петров заерзал на стуле, явно желая что-то спросить. Шеф ждал.
- А можно мне туда перенести компьютер? – наконец решился он.
- Конечно, можно. Даже нужно. Светлана Васильевна будет доставлять вам все необходимые для работы документы. Всё. Идите. И пришлите ко мне сейчас Марью Степановну.
Евгений Павлович перестал улыбаться.
- Хотя нет. Не надо. Все и так ясно.
Семен Егорович курил уже пятую сигарету подряд.
- Ты в прошлый раз написал какие-то белые стихи, - сказал он. – Я чуть не запел. Ей-богу, еле удержался.
- А это и были стихи, - ответил Сторожевский, не отрываясь от компьютера. – Я и сейчас пишу стихи. Думаешь, я умею писать что-нибудь другое?
Петр Петрович перестал стучать по клавишам.
- Пиши-пиши. Только чтобы конец был хорошим.
- Конец будет классическим, - пообещал Сторожевский и сделал большой глоток из чашки.
Через три часа состоялось второе общее собрание фирмы, посвященное Петрову. Вид у сотрудников был решительный. Все понимали, в какой тяжелой ситуации оказалась фирма, и готовились приложить максимум усилий, чтобы способствовать выходу из создавшегося положения.
- Итак, то, чего мы больше всего боялись, произошло, - начал Семен Егорович. – Наш сотрудник Евгений Павлович Петров умер и воскрес. Но правильно ли мы делали, что этого боялись?
Зал считает, что правильно, но готов, если потребуется, изменить свою точку зрения.
- Сейчас я склоняюсь к мнению, что мы недооценили перспективы, которые открывает перед нами данное чудесное явление.
Зал с удовольствием выслушает шефа, но все-таки желает знать, не укусил ли его покойник и не заразил ли своей покойнической дурью?
- Прошу вас выкинуть из головы идиотские фильмы про мертвецов и напрячь логическое мышление. Перед нами следующий факт: наш с вами товарищ по работе не только приобрел чудесные способности при жизни, но и ожил после смерти. А в результате чего, скажите мне, пожалуйста?
Зал догадывается, но ни за что бы не ответит раньше шефа.
- В результате добросовестного отношения к труду, к выполнению своих служебных обязанностей!
У зала была другая версия. Как хорошо, что он промолчал!
- Вам, наверно это кажется дешевой патетикой и банальной производственной моралью? Но давайте вспомним выводы, сделанные нами на прошлой встрече.
Зал помнит: если Петров воскреснет, его уволят.
- Мы говорили, что Евгений Павлович подключился к неким таинственным структурам в момент перекрестного «гоголевского» совпадения. Были у вас такие совпадения в жизни? Вспомнили какого-нибудь знакомого – и вдруг сразу звонок от него? Открыли книгу – по телевизору герой открывает такую же? Были? И что вы об этом думали?
Зал думал, что это – знаки судьбы.
- Наверно, принимали за знаки судьбы?
Зал иронично улыбнулся.
- А ведь это – результаты действия тех самых структур. И что мы можем сказать о них определенного? Если выкинуть всякую мистику. Если на ваше действие или на вашу мысль незамедлительно отвечает телевизор? Как к этому относиться? А? Укладывается этот коммуникативный акт в рамки физических законов?
Зал отрицательно качает головой. Какие тут, на хер, физические законы!
- Соотносится ли с нашими представлениями о пространстве и времени? Вот именно, что нет! И это единственное, что можно сказать точно о таких совпадениях. Они говорят о каких-то иных структурных основаниях нашего мира. Проходящих через наше сознание и в то же время существующих вне пространства и времени. А если вне их, то значит, и вне смерти… Понимаете вы это?
Что ж тут непонятного?
- Таким образом, данные совпадения говорят, да нет, неопровержимо свидетельствуют, что мы, хотя бы отчасти, бессмертны! Вот откуда явленное нам чудо воскрешения! Евгений Павлович не просто воскрес, он обессмертел! Обессмертел на своем рабочем месте в нашей фирме!.. И, как вы все знаете, не он один! А почему мы не можем?! Что для этого требуется, вы спросите? Когда я поинтересовался у Петрова, что он испытывает в последнее время, сидя за компьютером и выполняя свою работу, он ответил, что чувствует себя самим собой. На своем рабочем месте! Вы можете это представить? Кто-нибудь из вас чувствует себя самим собой на своем рабочем месте?
А как же иначе?
- Знаете ли вы, что значит чувствовать себя самим собой, быть самим собой?
Зал пытается разглядеть укус.
- В-общем, так. Я пришел к выводу, что последние чудесные события накладывают на нас огромную ответственность. Полную меру этой ответственности я определить не берусь. Возможно, нашей фирме суждено стать очагом эпидемии бессмертия, которая распространится потом на весь мир, и только от нас зависит, вступит ли человечество в фазу своего кардинального обновления или бессмертие так и останется маленькой незаживающей язвочкой, надежно укрытой в стенах нашего учреждения. Это не исключено. Но такие глобальные вопросы не входят в сферу моей компетенции. Я могу говорить только об ответственности вас всех и лично моей перед фирмой. А фирма ставит перед собой две основные задачи: улучшение качества труда и повышение уровня жизни сотрудников.
Зал считает, что фирме это очень хорошо удается.
- Наблюдаемый нами феномен открывает уникальнейшую возможность для максимально успешного решения обеих задач. Повторяю: максимально успешного! Насколько это может помыслить человеческий разум. Более того, ставит оба эти решения в прямую зависимость друг от друга: если вы хорошо работаете, то обретаете дар бессмертия, а, обретя дар бессмертия, вы уже ничего больше не будете хотеть, кроме как хорошо работать.
Залу кажется, что в данное суждение закралась логическая ошибка.
- Мой прямой долг – эту возможность использовать. Ведь если вы придете к ручью ловить рыбу и вдруг увидите в воде золотой самородок, вы же не махнете на него рукой и не продолжите рыбачить как ни в чем не бывало? Вы бросите все и примитесь искать золото! Или нет?
Вообще-то, зал начинает сомневаться, что счастье в деньгах.
- Впрочем, ваше мнение меня не интересует. Как руководитель, я не вижу другого выхода. Дилемма стояла так: или выгнать мертвецов, и этим либо навлечь на себя их гнев, либо дать вам возможность восторжествовать над идеей трудолюбия; или оставить их здесь в качестве символа, образца для подражания и, так сказать, налаживания производства совершенных сотрудников. Вы на моем месте что бы выбрали?
Зал выбрал бы первое!
- Вот и я о том же. Придется вам всем менять свое отношение к труду. Будем привыкать к режиму бессмертия. Наши первые ласточки займут каморку Марьи Степановны. И чтобы никто их там не тревожил! Над дверью прикажу установить камеру наблюдения. Кроме того, для каждого отдела выпишу репродукторы, по которым в течение всего рабочего дня будут читаться литературные произведения. В столовой и комнатах отдыха распоряжусь установить телевизоры, по которым будут идти экранизации классики. Дома вам тоже придется читать романы, смотреть театральные постановки и хорошие фильмы. Таким образом, создастся благоприятная почва для совпадений. Качество вашего труда покажет, кто смог зацепиться за нужные структуры.
Зал посматривает на Евчука. Кажется, он смог бы неплохо управлять фирмой.
- Претендентов я буду проверять сам и по одному подселять к нашим двум бессмертным. Когда же там станет тесно, выделим помещение попросторнее. А со временем, когда вся фирма перейдет из разряда живых в разряд бессмертных… Да что там говорить! Сами все понимаете! И имейте в виду, вы будете не только бессмертны, но и бессменны, дорогие мои! Можете больше не бояться за свое место! Никто из бессмертных никогда не будет уволен!
Итак, расходитесь по своим рабочим местам и настраивайтесь на долгий и плодотворный труд. Помните: не желающим себя обессмертить не место в наших рядах! Отныне девизом фирмы будет: Мы не умрем!
Три-четыре!
Все вместе!
Мы не…
Зал безмолвствует.