В одном небольшом городе жила-была старая барыня. Ни детей, ни внуков у барыни не было, и всю любовь и нежность она отдавала белой кудрявой болонке. Баловала её, купала, в одёжку одевала, в наряды наряжала, шерстку вычёсывала, бантики вывязывала.
А была та собачонка предрянной, характером склочная и завистливая. К барыне ластится, вьётся, руки лижет, чуть ли не мурлычет, а прислуга зайдет – начинает визжать и скулить, жаловаться, вроде её эта самая прислуга обидела. Ну, барыня и рассчитает прислугу, взашей вытолкает – и дело с концом. Все в доме старалась болонке отомстить: то хвост как бы невзначай прищемят, то лапу придавят. Война, да и только!
В конце осени хозяйка обычно уезжала за границу поправить здоровье и любимицу свою брала с собой, а на этот раз решила ехать одна. В день отъезда наказала слугам беречь животину, ежедневно отписывать об её здоровье.
Как только высохли колеи от колёс кареты, слуги тотчас же выбросили болонку за ворота вместе с чепчиком и бантиками, а барыне отписали, что «ввиду печали барыниного отъезда собачка занемогли и вскорости померли, и доктор не помог. А погребли её в саду под барынином любимом жасмином. Все скорбят».
Долго блуждала бедняжка по переулкам и закоулкам и, наконец, вышла на окраину города, на развалины старого замка – туда, где собрались брошенные, больные и старые собаки. В этих развалинах животные создали сообщество, где каждому было отведено определённое место.
Вожаком у них был Король. Так прозвали красавца-лабрадора за справедливость, а ещё за величественную осанку, степенную походку и бесподобный бас. Всем был хорош Король, но уж очень он был добр, чего сам ужасно стеснялся и всячески старался скрывать. И еще – не мог он спокойно видеть женских слёз. «Осанка у него от батюшки, а доброта – от матушки», – рассказывала дворняжка с рыжими подпалинами на боках, которая знала обо всём на свете.
Короля все любили, не боялись и слушались. Если кто-то не хотел понимать его требований, Король отходил в сторонку, поднимал голову, и из его горла сначала вырывались звуки самые низкие, бархатные, сила их росла, постепенно они переходили в рычание и заканчивались мощнейшим «гав». Тогда со старой колокольни испуганно срывалась стая галок и ворон и долго кружила, прежде чем вернуться на прежнее место.
Вот в таком сообществе очутилась болонка, ей отвели место под листом пыльного огромного лопуха, а дворняжка с рыжими подпалинами на боках поведала её историю. На следующее утро болонка уже рыскала по помойкам и отбивалась от мальчишек, которые с удовольствием досаждали ей, на что болонка отвечала истеричным визгом и злобным тявканьем, а мальчишки покатывались со смеху.
Вечером Король, как всегда, обходил территорию, прислушиваясь, не нуждается ли кто-нибудь в его помощи. Начать свой обход решил с пыльного лопуха, который приютил новенькую. Он знал, как трудны первые дни привыкания. Возле лопуха его остановил горький плач.
– Сударыня, – обратился к болонке Король, – я вижу вас в затруднении. Чем я могу помочь?
Болонка зашлась плачем пуще прежнего. Слезы лились ручьём, и сквозь рыдания она твердила: «Нет! Мне никто на свете не сможет помочь! Никто!..» Король переминался с ноги на ногу и не знал, что делать. Наконец он произнес:
– Сударыня, я не знаю, как вы на это посмотрите, а что если я предложу вам на время свой голос, острые зубы и мощные лапы. И пусть мальчишки почувствуют, какая вы сильная и…
Болонка не дала ему договорить:
– Нет, я не могу воспользоваться вашей добротой! Не могу! Нет, нет и нет!
– Ну, хотя бы на день, только на один день. Соглашайтесь, – упрашивал Король.
– Нет, нет и нет! И не уговаривайте! – твердила болонка. Потом сквозь слёзы улыбнулась и прошептала, – вы меня уговорили, но только на один день. Учтите – на один день. Не забудьте – на один день.
И Король отдал малышке свои мощные лапы, бархатный бас и свои острые зубы, а взамен взял визгливое тявканье, мелкие зубки и слабые лапы, которые не держали его мощного тела. Безлунная ночь скрыла уродца-Короля, который проковылял в своё логово.
Сердце Короля замирало от счастья, когда на следующий день он слышал свой бас то в одном, то в другом месте. Болонка чувствовала себя героем. И когда мальчишки решили подразнить уродину, болонка вначале зарычала, обнажив белые острые клыки, принялась задними лапами откидывать комья земли и глины. А в конце выдала «гав» такой силы, что мальчишки бросились врассыпную.
Настал вечер, но болонка не пришла к Королю. Прошёл день, и еще день. Король страдал от голода: мелкими зубами он не мог грызть кости, что принесли ему два его верных старинных друга. Прошёл ещё день. Вечером Король еле-еле приковылял к болонке.
– Сударыня, – протявкал он тонким визгливым голосом, – верните мой бас, острые клыки и крепкие ноги. Вы, вероятно, забыли, что наш уговор был только на один день.
От гнева на болонке шерсть поднялась дыбом. Этот жалкий уродец требует от неё то, что даёт ей власть, силу и авторитет!!! И Король услышал свой голос, но не узнал его, столько было в нем ненависти:
– Жалкий урод! (Сердце Короля пропустило один такт). Да можешь ли ты понять, что такое власть, когда тебе заглядывают в глаза и ищут твоего покровительства?! Упоение властью – вот высшее наслаждение. Ничего ты не получишь! Не я, а ты предложил мне обмен! Ты! Я у тебя ничего не просила. А теперь пошёл вон!
Король смотрел и не мог поверить – болонка ли это?! Бархатный рокот болонки перерос в рычание и от её мощного «гав» Король чуть не умер со страха. Два охранника болонки, бывшие верные друзья Короля, подошли к нему с виноватым видом, как бы говоря: «Да, брат, вот такие дела. Уползай подобру-поздорову, пока цел». Но не вытолкали, а только подтянули его к выходу.
… Медленно кружил в воздухе первый снег, он насыпал над Королём белый холмик, два дня над ним струился пар от дыхания несчастного. На третий день Король увидел на солнечной поляне своих братьев и сестёр, и себя среди них. Он, самый маленький, ловко увёртывается от погони, и все кубарем падают, вскакивают, борются и вновь бегут. Их добрая мама зовет к обеду. Аппетитно пахнет овсяный суп с мясной косточкой! Малыш здорово проголодался. С ходу он бросается к своей миске, но промахивается и падает в бездонную пропасть. И падает, падает, падает…
Прошло три года. Болонка стала настоящей хозяйкой большой стаи. Её слушались, но не любили, она же требовала только подчинения, иначе пускала в ход зубы. Когда у болонки интересовались её экзотической внешностью, она обычно отвечала:
– О, это длинная история! Я из породы лхаса апсо, мой род ведётся от собак тибетских лам.
Правду помнила только дворняга с рыжими подпалинами на боках, но она никому ничего не рассказывала. Боялась.