На следующее утро все сползались к клубу, словно сонные мухи. Неопохмеленные, хмурые, безрадостные.
Однако, после первого тоста и горяченького жидкого супа общий тонус за столами значительно повысился. Музыканты снова наяривали веселые мелодии, гости, напрочь позабыв о недавних страданиях, веселились до упаду.
Только оба женихи сидели, как в воду опущенные. Видно, после вчерашнего у обоих брачная ночь не сложилась…
Когда мы с Татьяной появились, Андрей Павлович был уже на месте. Выглядел он слегка озабоченным, но, в общем, как для его возраста, учитывая бессонную ночь, вполне прилично. Он даже кивнул нам, и мы, в свою очередь, вежливо ответили на приветствие.
В наших отношениях сложились некие правила. Уподобясь дипломатам враждующих сторон, мы вели себя подчеркнуто вежливо, дабы посторонние, не посвященные в суть истинных отношений, не могли ни о чем догадаться.
Присутствовал и капитан Ященко.
Он напрочь забыл о сегодняшнем дежурстве или же просто решил проигнорировать его.
Да и в самом то деле: не каждый день крестник женится…
В отличие от Андрея Павловича, милиционер не стал изображать притворного радушия, он втупился глазами в тарелку и сделал вид, что нас не заметил.
Марья Григорьевна встретила нас у навеса и проводила к молодым. Меня посадили на мое место, а Татьяну на место дружки, которое почему-то пустовало.
Мне неудобно было спрашивать, куда подевалась Лара, но Рыжая не выдержала и сама рассказала, что мать Ильи прогнала ее сразу, как только та проснулась.
Что ж, сама виновата. Никто ее силой не заставлял лезть в постель к чужому жениху…
Никто из сельчан подмены так и не заметил.
Лишь Игорь таращил удивленные глаза на Татьяну, озабоченно морщил лоб, видно, пытаясь вспомнить что-то очень важное, но, чувствовалось, что мыслительный процесс дается ему с большим трудом.
Федор, конечно же, не мог не узнать Татьяны, только он был настолько погружен в собственные невеселые мысли, что лишь слегка кивнул головой в знак приветствия, не утруждая себя задуматься, откуда девушка здесь появилась.
В отличие от женихов, обе невесты блистали свежестью и красотой. Только и на них мало кто обращал внимание.
Второй день свадьбы – уже не торжество, а своеобразная агония, в процессе которой мало кто достоверно помнит, ради чего, собственно, затеяна пьянка.
Татьяна умоляла меня, чтобы я не напивался и сам я прекрасно понимал. что мне, как никогда раньше, нужна свежая трезвая голова. Только совсем не просто удержаться от рюмочки-другой, особенно, когда рядом сидит друг и на глазах издыхает от глубокой тоски-кручинушки. Как видно, утром ему хорошенько досталось и от матери, и от молодой жены…
Я тихонько толкнул Илью локтем и предложил поправить здоровье. Он посмотрел на меня таким жалобно-грустным взглядом, что я сразу же осознал нецелесообразность сказанного. Пришлось просить в собутыльники Татьяну.
Мне ведь также необходимо было подлечиться.
К счастью, Татьяна, осознав тяжесть моего положения, не отказалась пропустить рюмочку, правда, с существенной поправкой, что она будет первой и последней на сегодняшний день.
Пришлось смириться.
Так, безнадежно уныло, проплелись часа два.
Никто из нашей стороны стола не стремился составлять компанию веселящимся гостям, не рвался танцевать, не злоупотреблял алкоголем. Как будто каждый из нас проходил испытание на вступление в общество трезвости.
Андрей Павлович устроился у самого выхода и глаза мне не мозолил. Но, ей-богу, мне было бы намного спокойнее, если бы он, как и раньше, сидел напротив.
Врага нужно всегда держать в поле зрения…
Я попросил Татьяну, чтобы она взглянула на медальйончик-индикатор. Зеленая точка вроде бы потускнела. Но оставалась достаточно яркой, чтобы надеяться незаметно улизнуть.
- А противоядия никакого нету? – спросил, даже, не рассчитывая на обнадеживающий ответ.
- Может и есть, - ответила Татьяна, - только мне оно неизвестно.
- А если просто вырубить Андрея Павловича и Ященко? Не думаю, чтобы посвященных было слишком много…
Татьяна не удосужила мою глупость ответом.
Где-то еще через час к клубу подкатили два автобуса. Среди гостей началось непонятное оживление. Музыканты перестали играть и тамада, завладев микрофоном, объявил присутствующим, что сейчас, по устоявшейся местной традиции, празднество предлагается перенести, так сказать, на лоно природы.
- Куда это? – спросил у Ильи.
- Как, куда? На Монастырище!
Наверное, я побледнел. Татьяна тоже выглядела растерянной.
- Неужели, все это из-за нас?
Девушка только сдвинула плечами.
- Что же делать?
Я посмотрел на председателя. Он не спускал с нас глаз. Татьяна также посмотрела в его сторону и мило, обезоруживающе, улыбнулась.
- Иллюша, Света. – обратилась к молодым. – Зачем вам трястись в автобусе? Поехали с нами на машине.
Естественно, они не отказались.
Гости длинной чередой двигались зигзагообразным спуском к подножию застывшей в долине скалы.
Что-то подобное я уже видел в том, ином, мире и от воспоминаний становилось не по себе.
«Не по себе» – мягко сказано.
Временами мой мозг пронзали приступы такого отчаянного страха, что, минутой спустя, когда сердцебиение восстанавливалось и мне снова удавалось более-менее контролировать собственные эмоции, я искренне удивлялся прочности нервной системы, которая оказалась способной выдерживать столь непосильные нагрузки.
Мое состояние было похоже на состояние шизофреника, я видел себя одновременно в нескольких реальностях. Мне чудилось, будто я снова оказался в кошмаре параллельного мира, и меня, как безропотного барашка, ведут к алтарю, дабы напоить моей кровью ненасытные каменные изваяния.
Иногда перед глазами возникали картинки уже из этого мира, но, словно вытащенные из далекого прошлого. Те же унылые люди в белых одеяниях. Те же несчастные, обреченные на смерть жертвы.
И, неизменно, я в их числе…
В мгновения особенно сильных приступов ужаса я в отчаянии, словно за соломинку, хватал руку девушки и тут же разочарованно отпускал ее, понимая, что Татьяна чувствует себя ничуть не лучше…
Нам бы вырваться из этой толпы и, наплевав на условности, бежать куда подальше…
Но даже этого мы сделать не могли.
Монастырище словно околдовало нас. Связало невидимыми прочными нитями и немилосердно тянуло к себе.
Мы уже просто не подчинялись себе, своим желаниям, и уныло, вместе со всеми, плелись протоптанной тысячелетиями тропой к скале, вершину которой венчали ожидающие нас жертвенные камни…
Теперь роль тамады свелась к нулю. Заправлял всем Андрей Павлович.
Едва гости спустились в долину и обосновались у подножия скалы, невесть откуда, по его указке, появились мангалы, в которых тут же запылали загодя приготовленные дрова. На длинные шампура нанизывались куски промаринованного мяса.
Одними шашлыками, судя по всему, дело не должно было ограничиться. Рядом с мангалами лежали связанные и затравленными глазами таращились на происходящее два ничего не соображающих молодых барашка.
- Гости дорогие! – обратился ко всем председатель. – Издавна это место – священное для всех нас. Испокон веков предки наши приходили сюда, дабы ублажить суровых богов быть милостивыми и снисходительными. Они приносили сюда свой скромный дар, орошали кровью животных, да и не только животных, жертвенники. И боги нередко прощали им все прегрешения и одаривали своей милостью. Не будем и мы отступать от традиций славных предков, они ведь были не глупее нас, и дадим вкусить камушкам свеженькой кровушки, чтобы боги позаботились о счастье молодых…
Вековую тишину нарушили радостные вой и свист. Присутствующим понравилось новое развлечение.
- И кому, как не друзьям молодых, ублажать всемогущих? – закончил свою речь председатель и снова заработал бурю оваций.
- Ну ка, подсоби, - обратился затем ко мне, поднимая с земли связанного барашка.
И я безропотно подчинился его приказу.
- Тебе туда нельзя… - пробовала остановить меня Татьяна.
Однако, я не мог ничего с собой сделать. Разумом осознавал смертельную опасность уготованной председателем ловушки. Только тело и разум, почему-то перестали быть единым целым…
Игорь с Ященко подхватили второго барашка, и мы вчетвером направились к вершине пирамиды.
Я заметил, что Татьяна идет вслед за нами.
Не знаю, было ли это нарушением традиции, да и существовала ли такая традиция до сегодняшнего дня, но председатель не пытался препятствовать девушке. Наверное, ее присутствие в нашей компании его вполне устраивало.
Первому предстояло пасть смертью храбрых барашку, предназначенному в жертву за счастие и благополучие Федора и Катьки.
Капитан Ященко ловко свалил тушу на жертвенный камень, извлек откуда-то длинный острый нож, оттеснил Игоря и профессиональным движением перерезал горло несчастному животному.
Я не любитель кровавых зрелищ. При виде крови, почувствовал тошноту и поспешно отвернулся.
Очнулся от дикого крика восторга, издаваемого Федькиным шафером.
Каплеподобная чаша к тому времени была до краев заполнена алой жидкостью, а Игорь стоял на камне и размахивал над головой тушей убиенного, обескровленного барашка. Парень был во власти дикого, непонятного мне, веселья. От вида пролитой крови у него, словно бы, крыша поехала…
В отличие от Игоря, Ященко и председатель держались спокойно и невозмутимо. Капитан стащил Игоря с камня, что-то сказал ему, и парень, не переставая издавать диких воплей, вместе с барашком отправился вниз.
На вершине скалы мы с Татьяной остались наедине со своими врагами. Надвигалась развязка затянувшейся драмы.
Теперь уже не только тело, но и чувства мои оказались парализованными необъяснимой силой, исходящей от мрачных камней. Они словно бы наслаждались своей властью надо мной, самим своим величавым спокойствием утверждая, что никуда я не денусь, и, что неоткуда мне ждать спасения.
Кажется, я даже поверил в это и перестал на что-либо надеяться. Более того, я смирился с неизбежным и стал подобен тому самому барашку, безропотно ожидающему, когда ему перережут горло
Окровавленный клинок жреца уже вонзался в мое тело…
Тогда мученическую смерть согревала надежда на возвращение домой. Теперь же рассчитывать было не на что.
Впереди меня ожидала лишь Вечная Тьма…
Откуда же такое безразличие к собственной участи?
Почему я не сопротивляюсь?
С долины нас не было видно, как и мы никого не видели внизу. Мы находились на плоской вершине, отрезанные от всего живого. Вдали медленно протекала река, вокруг нее холмилась успевшая пожелтеть степь.
Все это уже казалось каким-то нереальным. Лишь только глубокое синее небо было близким и почти осязаемым…
- Что же вы застыли, молодые люди? Не пора ли агнцу принять уготованную ему участь? – измывался Андрей Павлович.
Глаза капитана Ященко излучали кровожадный блеск и не обещали ничего хорошего. Татьяна стояла у жертвенного камня и растерянно озиралась вокруг.
Она еще могла убежать, но, по-моему, даже не мыслила об этом.
Андрей Павлович приблизился ко мне, нагнулся и подхватил лежавшего у моих ног связанного барашка. Легко поднял его и небрежно бросил на влажный от крови камень.
Милиционер стоял рядом с девушкой.
- Держи! – приказал председатель и я покорно ухватился за голову несчастного животного.
В то же мгновение над ним взблеснул остро заточенный клинок. Барашек содрогнулся в моих руках, издал робкий блеющий звук, который тотчас сменился предсмертным хрипом.
Теплая липкая жидкость потекла по моим рукам, после чего кровь из горла животного брызнула фонтаном и заслепила глаза.
Мир вокруг превратился в алое зарево.
На какое-то мгновение я полностью ослеп.
Сильные руки схватили меня за плечи, повалили на спину и я ощутил под собой мокрую шероховатую поверхность жертвенного камня.
И, опять таки, я даже не пытался сопротивляться.
Все происходило, вроде бы, не со мной. А если даже и со мной, то в каком-то нелепом кошмарном сне, который кажется страшным, лишь пока спишь. И я спал, во всяком случае, внушал себе, что сплю, с непонятным садистским наслаждением ожидая той страшной боли, которая меня разбудит, перечеркнет несуразность происходящего и возвратит все на круги своя…
- Не надо! Не трогайте его! – услышал голос Татьяны и резко мотнул головой, чтобы согнать с глаз красную пелену.
Что-то больно оцарапало шею, и рядом со мной раздался стук железа о камень. Наверное, нож не выдержал удара и сломался, потому что Ященко громко выматерился.
В моих глазах уже немного прояснилось.
Я снова увидел над собой небо. Только оно больше не было голубым и бездонным.
Тяжелая серая туча заслонила солнце. С каждым мгновением она опускалась ниже, окутывая все вокруг белесой мглой. Мне показалось, что в надвигающемся тумане я распознал смутный силуэт таинственного Стража Монастырища. Он был все в том же бесформенном балахоне и подавал какие-то знаки моим мучителям.
- Так ты, значит, вырываться… - хрипел надо мной Ященко и его тяжелое колено надавило мне на грудь.
Стало тяжело дышать. Из груди вместе с воздухом вырывался только беспомощный хрип.
- Держи девчонку! – внезапно истерически завизжал Андрей Павлович.
Но милиционер был слишком занят. В его занесенной руке снова блестел нож.
Но опуститься он так и не успел.
Я ощутил толчок и тело капитана слетело с меня. Затем еще один толчок и уже я покатился куда-то вниз, больно соприкасаясь с каменными выступами и острыми ветками кустарников.
Потом я услышал громкий крик Татьяны. Так мог кричать только умирающий человек…
В густом тумане уже почти ничего нельзя было разглядеть.
Почти на ощупь я добрался до жертвенника. Увидел неясную склоненную фигуру и опустил ей на голову загодя припасенный булыжник. Тяжело охнув, капитан Ященко медленно опустился на землю.
Теперь очередь Андрея Павловича.
Где же он?
Я беспомощно озирался вокруг, однако, со всех сторон меня обступала матовая, совершенно непрозрачная, стена.
Затем я споткнулся об что-то мягкое. Наклонился, провел рукой. По длинным волосам узнал Татьяну.
Девушка еще дышала. Из ее груди торчала костяная рукоятка ножа…
- Танечка, дорогая… - слезы душили меня, я не мог ни плакать, ни говорить.
Ее глаза были открыты, и в них отражалась Вселенная.
Я видел мириады маленьких точек-звездочек и громадную пустоту между ними. Звездочки становились все больше и ближе, а пустота затягивала, словно магнит. Снова, как когда-то уже было, я почувствовал, что тело мое начинает рассыпаться на атомы, дабы безвозвратно раствориться в бездонной пропасти. Глубокий зев развернутой спирали уже готов был поглотить меня. Окончательно и бесповоротно…
- Андрюшенька, миленький…
Голос девушки вынудил меня встрепенуться. Я снова почувствовал себя единым целым, снова смог осознать реальность и увидеть себя стоящим на вершине пирамиды у охладевающего тела любимой девушки.
- Андрюшенька, я люблю тебя…
Из последних сил Татьяна приподнялась на локтях и наши губы сомкнулись в прощальном поцелуе.
- Мы еще встретимся…
Это были последние слова Татьяны.
Она решительно оттолкнула меня от себя и я послушно отступил назад.
Над скалой прогрохотал гром, зигзагообразная молния распеленала молочную бледность тумана.
Я увидел, как громадный смерч неистово закружил вокруг жертвенного камня, затягивая в себя Татьяну, капитана Ященко и, невесть откуда взявшегося, Андрея Павловича…
Когда я снова открыл глаза, никакого тумана уже было.
В бездонном небе ярко сияло сентябрьское солнце. На окровавленном жертвенном камне валялась жалкая тушка растерзанного барашка. Рядом с ней, обнявшись, сидели Ященко и Андрей Павлович. Вид у них был, какой-то, пришибленный. Они недоуменно озирались по сторонам, словно не соображали, где находятся…
Мой взгляд остановился на костяной рукоятке складного ножика.
Не вытирая красных пятен, я сложил его и засунул в карман брюк. Это было все, что осталось мне от Татьяны…
Никто не пытался меня остановить. Словно призрак, я миновал толпу гуляющих, никем не замеченный взобрался по крутому склону наверх, к дороге, забрался в Танин «Джип».
На передней панели сиротливо лежал ее брелок-индикатор. Я открыл крышечку. Посредине крохотного экрана ярко пульсировала маленькая зеленая точечка…
Но мне уже было абсолютно все равно.
Без сожаления я забросил брелок подальше в густую траву и завел двигатель…