Как известно, главным достоинством любого музыканта является его способность к собственному развитию. Никто не спорит, что заниматься самоплагиатом не в пример удобней и надёжней, чем осваивать новые территории, но если говорить о музыке, которая претендует на то, чтобы быть услышанной и прослушанной, приём с самокопированием идёт только во вред. Но как относиться к тем музыкантам, чей творческий рост проходит через области, мягко говоря, дискредитированные? И как реагировать на их уместность в этих жанрах, хотя их идеология, мелодика и внешний вид говорили когда-то об обратном? И как сами музыканты относятся к своему неосознанному перерождению?
Как говориться, лучшее подтверждение теории – практика. Попробуем пояснить вышесказанное на примере одной отдельно взятой группе, чья творческая эволюция привела её участников к любопытному парадоксу. Не секрет, что Германия – маленькая, но очень самобытная страна. Всё, что она производит, обязательно носит на себе отпечаток Вечности. Если Германия воюет, то со всем миром, если строит философские системы, то они оказываются самыми «башнесрывательными», если играют в футбол, то обязательно побеждают до потери пульса, причём пульс теряют, зачастую, противники. Да и вообще, Германия сильна многим: именно их электроника самая бездушная, порно – самое популярное, а язык – самый корявый (уступая, впрочем, некоторым кавказским). Музыка немецкого разлива также несёт на себе печать самоидентификации: природная простота и топорность, заклеймившие всё, что имеет отношении к дойчляндии постоянно борется внутри предметов искусств с вечным немецким стремлением к многосложности и неоднозначности. Действительно, слушая хорошие немецкие композиции, обычно не витиевато плывёшь по нотным закуткам и симфоническим неожиданностям, а идёшь по голой гладкой поверхности, которая вдруг проваливается под тобой, обнажая ещё одну структуру, такую же голую и безжизненную, но – другую.
Как и в случае с краут-роком, немцы решили изобрести новый музыкально-стилевой велосипед теперь уже в сфере более-менее тяжёлого металла. Не являясь творцами ни американского трэша, ни скандинавского блэка, немцы, тем не менее, поднатужились и выбросили из своих эстетических недр немецкую трэш-школу, так тесно переплетённую с блэком, что, порой становится неясно, какой пассажик внутри композиций вышеозначенной откуда стырен.
По традиции, каждому уважающему себя стилю следует иметь собственный флагман, на который обычно водружается знамя. Таким флагманом стала группа Кreator, о которой пойдёт речь (хотя, на мой взгляд, это определение ошибочно. Все прекрасно знают, что с потоплением флагмана тонет и весь стиль (или хотя бы испытывает временный кризис). Кreator, «изменив курс» ничего подобного не вызвал, кроме того, что знамя, от греха подальше, перенесли на Sodom).
Путь славного немецкого бэнда вначале повторял путь всех групп подобных стилистических направленностей, а именно был усеян скорее шипами, нежели розами. Низкокачественные демо, концерты в душных клубах, потеря личного состава, мировоззренческие кризисы – всё это только закаляло отважных парней, делая тексты песен мрачнее, а темп исполнения – быстрее. Вроде всё шло по давно накатанной другими коллективами колее, но потом начались странности... Надо сказать, что странности эти проистекали сугубо от проводимой политики фронтмена Милле Петроцца.
Глядя на этого ладно скроенного мрачного потомка итальянского эмигранта понимаешь что, иначе в креаторской общине и быть не могло. Прежде всего, то, что творилось с группой на протяжении всей истории её существования можно описать коротким словом discipline, причём в том контексте, который вкладывал в это понятие Великий и Могучий Роберт Фрипп. Читая петроццевские интервью можно усмотреть некую общность в эстетических взглядах этих двух талантливых ребят. И тот и другой не задумываясь кладут голову на алтарь того, что они понимают под словом «музыка». Бесконечные смены состава, бесспорно, направлены на достижение «того самого звучания», неугомонные стилевые метания высвечивают кривую творческого роста английского интеллектуала и немецкого металлиста. А странности и нестыковки в процессе музыкальных исканий ещё прочнее связывают их единым эстетическим узлом. Стоит только посмотреть клипы Chosen few и Endorama, как станет понятно, что фрипповский термин сознательно ли или неосознанно был взят Петроццой на вооружение. В этих клипах Милле, пытаясь уйти от клише затянутого в кожу и обвешанного цепями трэшера, предстаёт в элегантном костюме с микрофонной стойкой возле завуалированного собственными волосами рта. Томно извиваясь на фоне унылой стриптизёрши (Chosen few), Петроцца повествует мрачную эсхатологическую байку с политическим контекстом, в то время как вокруг видеорядом разворачиваются недотарантиновские страсти и псевдопсиходелические смыслы. В Endorame трио: костюм, Милле и стойка, плавно переносятся из предыдущего клипа и дополняются Тило Вульфом, пугающим кадавром хрипящим справа от Петроцца и опять-таки полутриллером, полуслэшером с бегущей девушкой, красиво умирающей непонятно от чего на берегу моря (мне кажется, погибла она от истощения, так как клип долгий, а бежала она с самого его начала, причём по пересечённой местности и в разное время суток).
Никакого позирования с гитарой, с которой, кстати, Петроцца обращается виртуозно, никаких черепов и крови. Всё это осталось в прошлом, thrash– is not discipline! Подобная сентенция не раз подчёркивалась Милле, для которого навязчивой идеей стал «творческий рост». Действительно Kreator рос так стремительно, что вчера купленная одежда сегодня становилась ему мала... Вдоволь поэкспериментировав с индастриалом, креаторцы, испугавшись полученных результатов, напролом ринулись в дебри психоделии, затем окунулись в ню-прогрессив и, наконец выдали... поп-альбом!
Говоря о поп-музыке, случившейся в творческом генезисе немецкого метал-бэнда следует сразу оговорится, что альбом Endorama не является халтурой или лажей, что у нас часто обзывается словом «попса». Работая над новым альбомом Петроцци сам того не желая дал жизнь идеальному поп-альбому, который я бы назвал одним из лучших. Эти мрачные песни сделаны на все 100 % по поп-стандарту. У них есть яркая запоминающаяся мелодия, чёткая, без перекосов и «двойных днов» структура, внятные актуальные тексты и зажигательная (именно, что не агрессивная, а зажигательная!) мелодика, под которую легко можно пригласить девушку на танец. И никакие бласт-биты, никакой дисторшн, никакая атака глушеными струнами и даже лающий харш Милле Петроцци не делают этот альбом роковым. Более того, внятные и выдержанные гитарные соло, деликатно рассованные в укромные серединки композиций ничуть не мешают воспринимать этот альбом как поп-продукт.
Стоит отметить тот факт, что Endorama не имеет ничего общего ни с продукцией Sentensed или The 69 eyes и тем более H.I.M. которые в погоне за брутальностью никак не перескочат порог собственного поп-ощущения. Альбомы этих команд, изо всех сил использующих метал-антураж, по сути остаются поп-музыкой, а не думом, готикой и т. д. и именно поэтому они невыгодно отличаются от последних альбомов Kreator, которые пришли к поп-эстетике изнутри, пройдя сложную музыкальную эволюцию, и именно поэтому результат выглядит уместно и достойно, а не вымученно и фальшиво, как у вышеозначенных коллективов, которые из искусственной кожи вон лезут в погоне за философским камнем тяжёлого рока, не подозревая, что корень их легковестности кроется в изначальной неискренности такого поиска. Так же далеко, на мой взгляд, петроццевский парадокс отстоит и от общепринятых канонов поп-музыки, которые на сегодняшний день её только дискредитируют. Поверьте, Endorama воспринимается намного достойней, чем невнятное кривляние Робби Уильямса и бледная сценическая экзистенция Мадонно-Спирсовского разлива. Сам фронтмен Kreatora выглядет не в пример притягательней и сексуальней, чем вышеперечисленные неказистые куклы.
Есть подозрение, что Милле на поп-экспериментах не остановится, уже теперь в его музыке слышны какие-то слабые фолк-отголоски, которые, несомненно, найдут своё развитие в последующем материале группы и которые, конечно же, выродятся во что-то другое.
Несомненно, таланта у Петроцци намного меньше, чем у того же Фриппа, и вращаясь в видовых музыкальных стилях, он вряд ли когда-нибудь переступит рамки стиля родового, вряд ли его творчество приведёт к смене музыкальных парадигм, но само стремление меняться и расти над собой, так редко встречающееся, прежде всего, среди исполнителей экстремальной музыки уже говорит о сыне итальянско-подданного, как о человек неглупом и критичном, а самокритика и перемены – это как раз то, чего как воздух не хватает современной музыке.