“ Нас утро встречает прохладой!” - почему-то поздно вечером поет черно-белый телевизор. На крошечном, как спичечный коробок, экране семеро одинаковых юношей в белых трусах и майках приседают и машут гантелями. "Близнецы" - предполагаю я. За окошком предновогодняя темень: "и снег, и ветер, и звезд ночной полет", а у нас елка, праздник и уют: - поленья потрескивают в печке, телевизор работает, ватный дед-мороз на маленьком подоконнике мерцает серебряными блестками. Хорошо!
* * *
Дверь распахивается, в комнату врывается сказочное морозное облако. Из облака появляется красивая мама (она по вечерам учится в институте), сбрасывает пальтишко, шапочку, целует меня, хватает кусок хлеба и садится за учебники. Папа наливает ей чай в стакан с подстаканником. Мама обхватывает подстаканник ладошками - греется.
Прямо над столом висит оранжевый абажур, и все вокруг окрашено в оранжевый цвет: и белая скатерть стала оранжевой, и мамины тетрадки, даже черная блестящая мамина переливается огненными бликами. Оранжевый папа в оранжевой тельняшке тоже сидит за столом и делает сразу три дела: разговаривает с мамой, смотрит футбол по телевизору и мешает в кастрюльке горячий заварной крем. Ошеломляющий, невероятный запах наполняет нашу маленькую, жарко натопленную комнатку, а из печки уже вынут противень с пирогом, и папа уже заливает этот пирог кипящим ванильным кремом.
И вот мама разливает чай, а папа разрезает пирог на огромные желтые ноздреватые куски. Острый нож с хрустом надламывает румяную корочку и бесшумно погружается в нежный желтый бисквит. М-м-м...
Почти полвека прошло, а я до сих пор помню этот вечер, потому что ничего вкуснее этого пирога я больше никогда не пробовала. И запах этого вечера я всегда буду помнить - запах чистого деревянного пола, печного дыма, горячего ванильного крема , - запах маленького счастья бедной московской семьи начала 60-х.