Дом председателя сельсовета заметно выделялся из ряда жилищ рядовых обитателей деревни. К нему с трассы вела ровная, видно, что недавно заасфальтированная, дорога, заканчивающаяся полукруглым пятачком аккурат у высоких металлических ворот. Дальше тянулась прозаичная раздолбанная грунтовая колея.
Сам дом выглядел величественно и богато: имел два этажа с громадной, застекленной, словно оранжерея, терассой. К крыльцу вела выложенная бетонной плиткой дорожка, над которой полукруглой аркой высилась сетка, густо закамуфлированная виноградной лозой.
Вдоль дорожки на цепи, скользящей по натянутому у самой земли проводу, резвилась громадная псина неизвестной мне породы. Она угрожающе зарычала, едва мы открыли калитку.
На поднятый шум из дома вышла пухлая женщина неопределенного возраста в цветастом халате с закатанными по локти рукавами. По раскрасневшимся рукам нетрудно было догадаться, что мы оторвали ее от стирки.
- Вам кого? – спросила она.
- Андрей Павлович дома? – поинтересовалась Татьяна.
- Дома. А вы кто? – она близоруко щурила глаза, явно пытаясь опознать в нас кого-то из местных аборигенов.
- По делу. Из Киева, – лаконично объяснил я, и женщина сразу преобразилась.
Недавняя апатия сменилась бурным желанием действовать. Она громко прикрикнула на собаку, от чего та, испуганно поджав хвост, сразу же спряталась в конуре, и, со словами: «Проходите!», скрылась за дверью.
Мы с Татьяной, Илья с Рыжей благоразумно остались в машине, поднялись на крыльцо и в нерешительности остановились.
- Что же вы в дом не заходите?
Председатель сельсовета, как оказалось позже, он же и председатель колхоза, оказался видным мужчиной необъятной комплекции, словно вылитый по стандарту чиновника доперестроечных времен. Возраст его давно перешагнул за полтинник и приближался к критической отметке заслуженного отдыха. Несмотря на домашний вид: простые спортивные штаны и тапки на босую ногу, его волосы были аккуратно причесаны. Густые, без малейших признаков облысения, хотя и окрашенные пепельным цветом благородной седины. Плечи и руки, видневшиеся из-под майки, покрыты ровным слоем бронзового загара. Чувствовалось, что большую часть времени он проводит на свежем воздухе и, отнюдь, не гнушается физического труда, о чем красноречиво свидетельствовали загрубевшие на ладонях мозоли.
С первого взгляда Андрей Павлович вызывал симпатию и уважение, хотя я на этот счет уже не раз ошибался. Именно такие функционеры старой закалки, добродушные и интеллигентные с виду, способны сотворить самую гадкую подлость, а потом преподнести ее таким образом, что, вроде-бы, и обижаться грех…
Хотя, может, зря клевещу на порядочного человека? Пока он ничего плохого нам не сделал…
- Здравствуйте, здравствуйте… - председатель элегантно и совершенно естественно поклонился Татьяне и крепко пожал мне руку. – Вот уж не думал, что с утра гости пожалуют… А я сегодня решил для себя выходной сделать, немного по хозяйству управиться…
Он жестом пригласил нас войти, и мы оказались на широкой светлой террасе, единственным убранством которой был кухонный стол и несколько стульев.
- Присаживайтесь, я сейчас…
Он скрылся за дверью и вскоре из глубины дома нашего слуха достиг его зычный бас:
- Галина, я пока переоденусь. А ты сообрази что-нибудь позавтракать…
- Ну, вот я и готов, - предстал перед нами спустя несколько минут.
Теперь на нем были серые, аккуратно выглаженные, брюки, клетчатая рубашка с короткими рукавами и вычищенные до блеска, явно для домашнего пользования, коричневые лакированные туфли.
Сразу за Андреем Павловичем появилась и его супруга, толкавшая перед собой аристократический столик-поднос на колесиках. Почти такой, как мой. Вскоре на столе появился графинчик с зеленоватой жидкостью, нарезанная тоненькими кусочками копченая колбаса, сыр, сало и какие-то салаты из консервации.
Разложив все это, жена председателя незаметно исчезла, а сам он откупорил графин и налил содержимое в крохотные стопочки.
- Мы гостям всегда рады, - сказал он. – Так что не побрезгуйте, а там и о деле поговорим…
Напиток оказался легким и приятным на вкус. Едва ощутимой теплой волной он ненавязчиво прокатился в желудок, орошая путь тонизирующей мятной прохладой. И в то же время в нем ощущалась настоящая крепость. Спрятанная в обманчивую оболочку вкуса и запаха, она, тем не менее, достигнув пункта назначения, вырывалась из оков, согревала внутренности, разгоняла кровь, поднимала настроение.
Мне, правда, эти свойства едва удалось уловить, так, как луженный утренними процедурами желудок сделался почти невосприимчивым к ничтожно малой дозе, но Татьяна, которая выпила настойку, даже не скривившись, мгновенно залилась алым румянцем и расцвела, словно майская роза.
- Сам делал, - остался довольный нашей реакцией Андрей Павлович. – Есть в наших краях травка… Не знаю, как она называется по-научному, но мы ее иначе, как украинским женьшенем не величаем. Настаиваешь на водке, и. хоть внутрь, хоть снаружи… Эффект одинаковый – чисто лечебный. И вкус отменный, не так ли?
Он посмотрел на Татьяну, и та поспешно кивнула головой, ибо рот оказался занятым бутербродом.
- Так с чем вы ко мне пожаловали? Вижу, что не местные, а раз так – то и дело должно быть важное…
- Вы не ошиблись, Андрей Павлович. Хотя, это с какой стороны посмотреть… Я – корреспондент областной газеты… - назвал имя и фамилию, - неоднократно писал о ваших краях… Теперь ими заинтересовались люди из столицы…
- Андрей… Тезка, значит… И чем же наши края так приглянулись столичной гостье?
Татьяна также представилась, назвала свою должность и кратко сообщила о цели нашего приезда.
- Монастырище, значит… - лицо председателя нахмурилось. Мне показалось, услышанное ему не очень понравилось. – Значит, исследовать собираетесь? – голос его был все так же вежлив, но, почему-то, менее приветлив. – А вам известно, дорогие мои, что место это - уникальное и, между прочим, охраняется государством, как природный заповедник?
- Да, Андрей говорил мне об этом.
- И, тем не менее, вы собираетесь его исследовать?
- Возможно, именно потому, что место – уникальное, оно и привлекло мое внимание… - перемена в настроении гостеприимного хозяина не смутила мою спутницу. – Ведь, не исключено, что Монастырище, кроме всего прочего, является и историческим памятником?
- Возможно, - не стал спорить Андрей Павлович. – Но так ли необходимо это доказывать?
- А почему бы и нет? – вклинился в разговор. – Если некоторые научные работники настолько близоруки, что не замечают очевидного, может, только потому, что им так удобнее, я считаю, необходимо им это очевидное вдалбливать в голову.
- Кое в чем вы, Андрей, возможно, и правы. Я читал ваши статьи и в некоторой степени знаком с вашей точкой зрения. Не отрицая права на ее существование, все же осмелюсь заметить, что придерживаюсь по этому поводу несколько иного мнения. – Он на минутку отлучился и вернулся с пачкой «LМ». Достал сигарету, помял ее и подкурил от поднесенной мною зажигалки. – Молодежи свойственны излишние максимализм и эмоциональность. Относительно к представителям вашей профессии, следует также добавить склонность к провокации и разжиганию страстей. Возможно, так и должно быть, и, по нынешним временам, такими мерками измеряется ваш профессионализм… Но я – человек старой школы, и то, что является нормой для вас, для меня часто бывает непонятным, а иногда и неприемлемым…
Я никак не мог сообразить, к чему клонит председатель и какое отношение имеет столь длинная речь к цели нашего визита. Вероятно, недоумение слишком явно обозначилось на моем лице, потому что Андрей Павлович, повернулся ко мне, акцентируя, что сказанное к Татьяне отношения не имеет:
- Знаешь, Андрей, у медиков есть хороший принцип: «Не навреди!». Жаль, что в последнее время о нем забывают, как врачи, так и все остальные. Особенно – журналисты. Вот, к примеру, написал ты несколько статей о Монастырище. Казалось бы, сделал неплохо. Надеюсь, руководствовался благими намерениями… Прославил наши глухие края, вон, слух даже до столицы дошел. А если с другой стороны посмотреть? Что же ты наделал? Веками, может, тысячелетиями стояло это место нетронутым… Я не спорю, что здесь, возможно, когда-то было языческое или иное святилище. Паломники здесь бывали всегда и даже в наше время… Но – единицы. От них не было никакого вреда. Наоборот, они всячески опекались этим местом, пытались сохранить его первозданный вид. А после выхода статьи? Вокруг Монастырища стали крутиться подозрительные особи. Появляются слухи, что здесь спрятаны сокровища… Того и гляди, какому-нибудь недоумку взбредет в голову сровнять его с землей, взорвать или еще что-то в этом роде…
- Чушь! – не выдержав, грубо перебил я. – Если следовать вашей логике, уважаемый Андрей Павлович, так и египетские пирамиды нужно предать забвению, ибо в них действительно находили золото. И грабителей, и авантюристов там во все времена хватало. Но почему-то они стоят до сих пор. И вам, как человеку государственному, должно быть известно, приносят немалый доход от посещения туристами…
- Кое в чем вы, возможно, и правы. Вопрос о цивилизованности подхода к делу… Но я хочу сказать еще об одной проблеме… как я уже говорил, Монастырище охраняется, как природный заповедник. И для этого есть основания. На его территории сформировался своеобразный микроклимат с неповторимыми фауной и флорой. Многие растения, которые там растут, занесены в Красную книгу, то же можно сказать о птицах и насекомых. Как все это сохранить, если сюда нахлынут толпы туристов? Даже одиночные посещения не рекомендуются, скажем, во время гнездовья птиц или, когда они высиживают птенцов…
- По-моему, вы слишком далеко зашли, - произнесла, хранившая до сих пор молчание, Татьяна.
- Да? – резко повернулся к ней Андрей Павлович. – А, как по мне, слишком далеко зашли именно вы, пытаясь уничтожить уникальный памятник природы ради удовлетворения собственных амбиций!
- Вы так считаете? – голос Татьяны звучал сухо и строго. – подобное обвинение слишком серьезное и требует аргументации.
- И какие аргументы вам нужны? О роли вашего друга я уже сказал все, что думаю. Разве что, могу еще добавить, раньше не хотел этого делать, дабы не оскорблять ваших чувств… - председатель закурил новую сигарету. Похоже, он не на шутку разволновался и разговор приобретал нежелательно резкий оборот. – Так вот, всего содеянного ему оказалось мало, и он притащил сюда ученую из Киева, дабы здесь вообще все пораскапывали и не оставили камня на камне…
- Неужели?
- А разве я не прав?
- Конечно, нет.
Татьяна решила поменять тактику, как-то внутренне расслабилась и даже улыбнулась. Перемена не осталась незамеченной. Андрей Павлович явно устыдился собственной вспыльчивости.
- Разве не ваши собственные слова, что вы приехали сюда для того, чтобы изучать Монастырище, как исторический памятник?
- Мои, - ничуть не смутилась Татьяна, извлекла из пачки председателя сигарету и уж очень спокойно ее подкурила
- Может, я по своей провинциальности чего-нибудь недопонимаю, но само слово «изучать» мне больно слышать. Знаете, не так давно, ну, лет двадцать назад, я тогда был секретарем райкома, приезжали ко мне историки из Киева. Сказали, будут изучать курганы, мы их казачьими могилами называли, гордились ими… Так теперь от них и следа не осталось… Не знаю, нашли что-нибудь эти изыскатели или нет, нам тогда об этом не очень докладывали, но курганов, как и не бывало. Все тракторами разровняли… Ровная степь осталась… А ведь еще деды наши о них легенды рассказывали. А что я внукам расскажу?
- Знаете, Андрей Павлович, а ведь я с вами полностью согласна. Более того, убеждена, что те сокровища, которые могут храниться в курганах, ничего не стоят по-сравнению с памятью, которую курганы хранят о нашей истории. Но современные археологи, к сожалению, ничем не отличаются от авантюристов прошлых времен. Разве что действуют более цинично… Если раньше золотоискатели ограничивались шурфом и не нарушали целостности архитектуры, то после нынешних исследователей не остается ничего. И эта беда проистекает, отчасти, от нашей бедности…
- Если нет средств, разве нельзя подождать?
Таня пренебрежительно хмыкнула. Она оседлала любимого конька, и я приготовился выслушать еще одну лекцию, наподобие той, с которой и началось наше знакомство.
К счастью, на этот раз обошлось малой кровью.
- Жизнь у каждого только одна, а любой ученый мечтает оставить о себе неизгладимый след, - философски изрекла девушка. – Курганы же, дают самую благоприятную почву. Практически в каждом из них можно отыскать золотую безделушку. А вклад в науку, несмотря на весь кажущийся прогресс, пока еще, по-старинке, оценивается весом драгоценного металла.
- Вот видишь, доченька, а ты меня старика ругаешь. Сама ведь все прекрасно понимаешь. У меня, поверь, душа от всего этого болит… - Андрей Павлович полностью успокоился, только лицо его было грустным, и грусть казалась вполне искренней.
Некоторое время мы молчали, затем, словно бы желая заполнить неловкую паузу, председатель потянулся за бутылкой.
Странно, несмотря на незаслуженные упреки, выссказаные в мой адрес, этот пожилой человек все больше мне нравился.
- Мне ведь почему так больно и обидно, - когда выпили продолжил Андрей Павлович. – Монастырище для нас, местных, то же святилище, каким оно, как вы говорите, возможно, было для наших далеких предков. Еще моя прабабушка рассказывала, как там собирались жители окрестных сел на Ивана Купала, другие праздники, устраивали игрища… Ни одна свадьба не обходилась без того, чтобы молодожены не побывали на Монастырище… Может это и не храм, в прямом значении слова, но место свято для нас памятью об ушедших. К сожалению, не все, что передается предками, воспринимается молодежью. Многое позабыто, легенды, которые передавались из уст в уста, сейчас мало кого интересуют… Время, наверное, такое нехорошее… Но для старшего поколения место по-прежнему дорого и свято. И поэтому всякое вторжение чужаков воспринимается ревностно, как посягательство на родное, дорогое душе, сердцу… Возможно, от таких посещений само место утрачивает частицу своей святости…
- Если человек приходит с чистой душой и чистыми помыслами, он не может навредить. Наоборот, положительной энергетикой он подзаряжает святилище, и добавляет ему чудодейственную силу… - возразил я.
- Так это – если с чистой совестью. А какая может быть чистая совесть у журналиста, который спит и видит, как в тихом святом месте толпами бродят глупые стада туристов, или у ученого историка, которому не терпиться схватиться за лопату и ломик, дабы посмотреть, что находится внутри?…
- Вы снова все утрируете, Андрей Павлович. Понятие «исследовать» имеет разные значения. Я, например, не собираюсь ничего раскапывать, просто хочу посмотреть…
- Просто посмотреть? Зачем же вы тогда подсовываете мне эту бумажку? – он брезгливо отодвинул от себя Открытый лист, который Татьяна накануне ему предъявила. – Посмотреть можно и так, без бумажки. Не в моей власти выставлять кордоны и не пускать желающих глядеть на то, что их интересует…
- Оно то, конечно, так, - мило улыбнулась Татьяна. – Только я человек законопослушный. Хочу, чтобы все было правильно. Тем более, что в дальнейшем мне эта бумажка понадобится при составлении отчета…
- Разве что… - оттаял председатель. – И что же от меня в данном случае требуется?
- Ничего особенного. Только заверить документ печатью сельсовета.
- Всего делов –то?
Андрей Павлович снова, как по мановению волшебной палочки, превратился в радушного хозяина, и с его лица не сходила добродушная улыбка. Может, его убедили слова о чистоте наших помыслов, а может, излив, что накипело в душе, он понял, что никакими словами в данном случае изменить что-то невозможно. А коли так, долг свой он исполнил, и, как говорится, стравив пар, покатился по течению.
Но, мне кажется, все-таки, поверил…
Печать, как и водится, находилась при нем, где-то в глубине дома.
Председатель долго дышал на круглую резинку, после чего, со знанием дела хлопнул ею по листу, достал ручку, размашисто расписался…
- Что ж, успехов вам… - пожелал он, и мы, считая визит завершенным, поднялись со стульев. Но, как оказалось, рановато.
- Спешите, гости дорогие. А ведь не по-христиански. Третью положено выпить. Да и на посошок…
Он снова наполнил рюмки, мы легко их соприкоснули и уже готовы были выпить, когда снаружи раздался шум подъезжающего автомобиля, хлопнула калитка, жалобно затявкала собака, и на террасу ввалился мой старый знакомый – самый крутой в округе фермер Федор Андреевич…