После того, как я прочитал свои записи, для меня начались трудные дни и длинные ночи. Каждая скупо начертанная строчка оживала новой картинкой воспоминаний.
Воспоминания терзали меня, мучили, возрождая в изможденном мозгу все новые подробности, которые очень часто вместо желаемого ответа, вносили еще большую несуразицу, ставили новые вопросы, ответов на которые я отыскать не мог.
Мое добровольное затворничество в четырех стенах не давало возможности отвлечься, развеяться, и тяжесть воспоминаний захлестнула меня полностью, доводя до полного отупения.
Нередко, находясь на грани нервного срыва, я доставал из холодильника заветную бутылку коньяка, однако, выпив рюмку, благоразумно прятал ее обратно и, укутавшись с головой в одеяло, пытался утонуть в забытье. Но если и удавалось забыться, то не надолго.
Видения с настырностью кошмара преследовали меня неотступно, и я ощущал, что уже недалек тот час, когда я окончательно двинусь рассудком…
«С каждым днем поведение Татьяны становится все более непонятным. Она, по-прежнему, почти ни с кем не общается, все о чем-то думает, а иногда срывается и начинает психовать. Внешне это проявляется в резких, порывистых, движениях, в ее глазах загорается какой-то неистовый огонь. В таком состоянии она начинает бормотать разборчивые, но совершенно непонятные фразы, типа «Что они себе думают? Они, что совсем оборзели?..» и тому подобное. Не знаю, к кому относились нелестные реплики, только, явно, не к нам.
Иногда мне приходит в голову странная мысль, что во время разговора с девушкой Сторож что-то пообещал ей и не выполнил. Хотя, наверное, я брежу. Что мог пообещать ей совершенно незнакомый старик, которого мы видели всего два раза в жизни да и то мельком?..»
Ожидать нам пришлось не долго. Вскоре из калитки появилась процессия, во главе которой двигались два старца в таких же. как и у Сторожа, накидках, а за ними - шесть воинов в кожаных безрукавках и юбках, прикрывающих бедра выше колен. Вооружены они были короткими мечами, за спинами у каждого, подобно ружьям, торчали луки и колчаны со стрелами. В руках воины держали длинные древка копий.
Вблизи воины, отнюдь, не тянули на суперменов. Они были коренастыми, но низкорослыми. Самый высокий из них едва достигал Федору до подбородка. Лица всех украшали клиноподобные бородки, а длинные волосы были стянуты на макушке широкими кожаными ремнями.
Старики, возглавляющие отряд, выглядели менее экзотично, но более внушительно. В их манерах, движениях, облике чувствовалась уверенность людей, привыкших повелевать.
Оба были старыми, но не дряхлыми. Я пытался определить их возраст, и у меня ничего не получилось. С одинаковым успехом им можно было дать от шестидесяти до восьмидесяти и больше лет.
Старики были худощавые. Их лица имели строго очерченные профили, носы – длинные, с костлявой горбинкой, словно у древних римлян, абсолютно седые волосы перевязаны лентами. Светлые накидки - подпоясаны на талии, что подчеркивало стройные осанки фигур.
Они были выше ростом, чем воины и очень отличались от них, словно представители совершенно иной расы…
Приблизившись, воины окружили нас со всех сторон. Они не проявляли агрессии, но были готовы ко всяким неожиданностям с нашей стороны.
Во всяком случае, копья держали наготове.
Один из стариков что-то сказал. Резко, требовательно, словно отдал приказ.
Татьяна тоже произнесла длинную фразу, однако, старцы на ее речь не прореагировали, словно бы не у слышали.
Такое непочтение озадачило девушку, от обиды она даже прикусила губу.
- Что он сказал? – спросил Федор.
- Чтобы мы следовали за ними…
Татьяна снова повернулась к старикам и опять произнесла что-то на непонятном для нас языке.
Ее слова так же остались без ответа.
Старики отправились в обратный путь, а воины тычками тупых сторон копий, словно скот, погнали нас следом. По дороге Татьяна пыталась заговорить со стражами, однако, они или были немыми, или умело такими притворялись.
Наверное, город для чужеземцев являлся запретной территорией. Вместо того, чтобы распахнуть калитку и встретить хлебом-солью дорогих гостей, нас пригнали на пристань и рассадили в двух длинных лодках.
Я оказался в одной лодке с Ильей, Рыжей и Татьяной. Фермер, его друзья и Катька – в другой.
Нас разместили в центре узких и неудобных посудин. Двое охранников сели за весла, третий с луком и стрелой на натянутой тетиве расположился на корме. Его лицо было беспристрастным, он внимательно следил за нами и был готов, не колеблясь, выпустить стрелу при малейшем подозрительном движении.
Высадили нас на маленьком островке посреди озера. Его берега были плотно укрыты кустами и вьющимися растениями, за которыми виднелась стена густого леса.
По едва заметной тропинке нас привели вглубь острова, и мы оказались на обширной поляне, по краям которой располагались несколько хижин, наподобие шалашей.
Посреди поляны – вытоптанная площадка, лишенная растительности, в центре которой находился сложенный из камней очаг.
Рядом с очагом лежало толстое бревно. Его поверхность была стесана и, вероятно, служила для разделки пищи.
Возле бревна валялся большой металлический котел. Судя по всему, им давно никто не пользовался, он был весь заляпан грязью и почти доверху набитый песком.
Здесь нас и оставили, ничего не объяснив. Старики ушли первыми, немного выждав, за ними отправились конвоиры.
Когда мы опомнились и добежали до воды, лодки уже были далеко…
В хижинах на поляне никто не жил, да и на всем острове не оказалось ни единой живой души. Он весь был в нашем распоряжении, только мы не тешили себя иллюзиями, прекрасно понимая, что видимость свободы ограничивается пределами маленького клочка суши.
Конечно, нас никто не стерег и, при желании, мы смогли бы убежать, только: куда и зачем? Тюремщики рассудили здраво, считая, что самым надежным стражем для нас станет здравый смысл.
Хижин было пять. Все одинаковые: большие шалаши с куполообразной крышей, сплетенной из сухого камыша. Из мебели – ничего, кроме набитых травой мешков, которые должны были служить вместо постелей.
Нас было семеро, но проблем с жилплощадью не возникло. Роман Ильи с Рыжей, несмотря на обстоятельства, шел по нарастающей и, естественно, они решили поселиться вместе. Катька успела помириться с фермером, друзья Федора также разделили одну хижину.
Я решил, что сам Бог велел нам жить с Татьяной вместе, только она, неожиданно, решительно воспротивилась. Настаивать не имело смысла. С Татьяной и так творилось неладное, и назойливые притязания с моей стороны вполне могли послужить поводом для истерики.
Голодом нас морить не собирались. В каждой хижине имелись небольшие запасы продуктов. В основном – мясо: засоленное и сухое. Были также фрукты, грибы, овощи: свекла, морковь, какие-то, неизвестные нам, корни. А в больших кувшинах с высокими узкими горлышками, плотно закупоренными деревянными затычками, оказалось вкусное и крепкое вино.
Первый вечер, проведенный на новом месте, запомнился особенно ярко.
С голодухи мы бросились поджаривать мясо на раскаленных углях, но вынуждены были пережить горькое разочарование. Мясо оказалось соленым и несъедобным. Прежде, чем готовить, его нужно было долго вымачивать в воде.
Тогда девчонки вымыли котел и начали варить бульон из сушеного мяса и овощей.
Дожидаться, пока он будет готов не оставалось сил, и мы запихивали себя фруктами, обильно запивая их вином.
Настроение быстро улучшилось, мы развеселились и даже временно смирились со своим подневольным положением. В сущности, ничего ведь плохого не произошло, и незачем зазря ломать голову, размышляя над тем, что будет дальше…
Вино основательно ударило в голову. Мы травили анекдоты, пели песни, веселились, словно полоумные.
Лишь только Татьяна держалась особняком, почти не пила и в разговоры не встревала. Сначала мы пытались приобщить ее к общему празднику, а, поняв, что растормошить ее не удастся, плюнули на дохлое дело.
Когда суп был готов, возникла новая проблема: чем его кушать?
Задача поначалу казалась неразрешимой. Оставалось одно: дождаться, пока варево остынет и, уподобившись свиньям, хлебать его прямо с котелка.
Смекалку проявил Федор.
У него в кармане отыскался складной нож, он ловко посрезал кору с деревьев и, скрутив ее, мы получили нечто вроде ковшиков, которыми и черпали наваристый бульон, а после выгребали гущу.
В общем, наелись до отвала и упились до упаду…
К счастью, все были слишком уставшими и обошлось без конфликтов…
Утром возле тропинки у озера мы обнаружили корзины со свежим мясом и фруктами. Пока мы спали, невидимые стражи позаботились о нашем благополучии. И так, впоследствии, повторялось каждый день.
Дни на острове проходили скучно и однообразно.
Единственным стоящим развлечением было купание в озере. Иногда, чтобы разнообразить пищу, рыбачили.
Ловить рыбу оказалось совсем нетрудно. На острове имелась узкая заводь, которую мы рано утром перекрывали частоколом из прутьев, после чего руками вытаскивали крупных карпов…
И все же, мне было скучно и неуютно.
Так и не найдя общего языка с Федором и его друзьями, они держались особняком, я лишился также и компании Ильи с Рыжей. Они были поглощены взаимным чувством и, вообще, ни на что не обращали внимание. Татьяна упорно не желала растормаживаться и на контакт также не шла.
Волей обстоятельств я оказался предоставлен только самому себе.
Возможно, именно вынужденное одиночество и натолкнуло меня на мысль завести дневник?..
Первые несколько дней мы свято верили, что о нас вспомнят и в жизни наступят какие-то перемены. Но миновала неделя, две, три, а все оставалось по-прежнему. Вечерами, а ужинали мы, как и раньше, вместе, все чаще возникали разговоры о необходимости что-то предпринимать.
Не сидеть же, в самом деле, на этом острове всю жизнь…
И в один из вечеров мы твердо настроились бежать. Организатором стал Федор. Он оказался самым нетерпеливым и самым решительным…
- В общем, так, мужики и бабы, - молвил он, наполнив перед этим самодельные деревянные кружки вином. – Вы, конечно, как хотите, а мне эта экзотика осточертела. Не кажется ли вам, что пора дергать отсюда?
- Куда? – поинтересовался Илья.
- Да какая, в хрена, разница?
- А зачем нужно убегать? Ведь здесь так здорово! – запротестовала Рыжая.
- Дурочка! – вызверился Федор, но сразу же взял себя в руки. – Кайф, девочка, нужно понемножку ловить, иначе он приедается и перестаешь получать удовольствие. В общем, так, если никто ничего против не имеет, завтра и двинем…
- А через озеро как переправимся? У нас же нет лодки… - запаниковала Катька.
- Ты что, плавать не умеешь?
- Умею…
- Тогда переплывешь. Ничего с тобой не станется. Здесь недалеко и вода спокойная. Главное, продуктов подзапасти. Для них плотик смастерим…
- Федя, а куда плыть будем? – спросил я.
- Хороший вопрос… - призадумался фермер. – Думаю, подальше от города. Че-то мне его обитатели совсем не нравятся…
- А вдруг на кого-то нарвемся? – это Игорь.
- У тебя что, руки из задницы выросли? – подколол его Вася. – У тебя – вон какие кулачищи, а они здесь все какие-то чахлые…
На том и порешили. Больше возражений, вроде бы, ни у кого не было. Но вдруг, неожиданно для всех, озвалась Татьяна. Мы настолько отвыкли слышать ее голос, что даже вздрогнули.
- Все, конечно, хорошо, - сказала девушка, и мне показалось, что я слышу прежнюю Татьяну. – Но не кажется ли вам, друзья, что, прежде, чем ломиться неведомо куда, необходимо провести небольшую разведку. Пусть для начала кто-то один переплывет озеро и попытается разузнать, что к чему…
Предложение было дельное и заслуживало на внимание. Открытым оставался лишь вопрос, кому поручить роль Штирлица? Дабы не тратить времени на бесполезные споры, решили бросить жребий.
И тут снова вмешалась Татьяна.
- Думаю, правильным будет, если поплыву я. Я знаю язык и мне будет легче раздобыть необходимую информацию…
Возражать против такого аргумента было глупо. Однако, предприятие могло быть опасным.
- Татьяна, я тебя одну не отпущу…
Она внимательно посмотрела на меня и при свете костра я разглядел знакомый, но уже позабытый, блеск в ее глазах. Мне даже показалось, что девушка улыбнулась, и от этого слегка притупившееся за последнее время чувство вспыхнуло с новой силой.
- Андрюшенька, дорогой, я очень тебе благодарна. Если ты будешь рядом, я буду чувствовать себя намного увереннее…
Мы решили отправиться на следующий день вечером.
Только, когда я утром проснулся, Татьяны в лагере уже не было…