Трупоняня и Мурь

Солнечный Волк
Смерть достаточно близка,
чтобы можно было не страшиться жизни.
 Фридрих Ницше

  Одну картину из своего детства я унесу, пожалуй, навсегда. Маленькая двенадцатилетняя девочка со свертком одеяльца в руках. Одеяльце белое, с красными яблоками на боках, с не отмытым красно-ржавым пятном у края. Редкие растрепанные грязно-желтые волосы, и чистейшей воды голубые глаза, вечно смотрящие на тебя с каким-то непонятным, и от этого немного страшным укором. Она часто ходила по нашему двору и подходила к людям, преимущественно взрослым. Тихим голоском спрашивала «Вам не нужен котенок?». Этой детской робостью, подкупающей скромностью, этим не по годам взрослым взглядом, она, почему-то, вызывала у взрослых восхищение. Этакое умиление, с которым они гладили девочку по голове, и аккуратно приоткрывали одеяльце, с обычной для них маской участия.
        Правда запах гнили и разложения мигом убивал у них все дальнейшее желание общаться с «милой» девочкой. Трупик котенка торчащими ребрами, укоризненно смотрящий на тебя, вызывал лишь искреннее отвращение.
        Взрослые отворачивались. Кто-то, ничего не понимая, кричал на девочку, кто-то бил её, кто-то, мучительно сглатывая слюну, быстрым шагом уходил прочь.
А она как будто не понимала их. Все с тем же презрительно-испуганным удивлением смотрела на человека, поправляла одеяльце и шла искать следующего потенциального хозяина. 
       Её сверстники не общались с ней, дав ей полупрезрительную кличку Трупоняня. Смеялись, игнорировали, иногда издевались, но это всегда было односторонне. Девочка всегда молча поправляла растрепанные волосы, проверяла все ли в порядке у её котенка, и молча шла дальше.
    Взрослые боялись её. Её руки насквозь пропахли смертью.


Мне было 17.  Я был заперт в себе, старался не замечать других, делал все, что бы не замечали меня. Но я жалел Настю. И котят. И делал я это в перерывах между своими мыслями или когда натыкался на неё при возвращении домой – она жила на моей лестничной площадке. Раньше, когда я думал о ней, мне было интересно, откуда она брала котят? Но ответ нашелся довольно быстро – пара кошек в нашем подвале таскали котят именно в наш подъезд. Видимо здесь пахло вкуснее всего, да и было достаточно сухо. О том, что здесь у котят будет своя Няня они, к сожалению, не знали. Хотя, учитывая Настину страсть к котоводству, вряд ли это что-либо изменило бы.


Был вечер, когда я увидел её. Через три дня мы с семьей переезжали в Москву, я пытался сдать все школьные экзамены экстерном. Привычные мысли об учебе, одноклассниках и скуке разорвал полумрак подъезда и довольное мурлыкание на ступенях.
Настя сидела рядом, осторожно положив пустое одеяльце рядом, и гладила котенка по головке.
«Это не мое дело», мелькнуло у меня в голове. Но я так и не смог пройти мимо тогда, уловя её чуть слышный шепот: «я буду заботиться о тебе, малыш… ». Остановился рядом с её острыми сбитыми коленками и сел рядом. Холод ступени обжог голые руки, но это ощущение, по-крайней мере, перебивало запашок гнили в полуметре от меня.
- Привет, – полушепотом сказал я девочке. Она осторожно повернула голову ко мне, улыбнулась одними губами, осторожно поправила волосы, и вернулась к зверьку.
Я не знаю, что нахлынуло на меня когда она потянулась обеими руками, что бы взять котенка на руки. Ржавые пятна крови на одеяле? Жалобный писк задыхающегося в неосторожных руках Трупоняни малыша? Или желание, наконец, поучаствовать в жизни? Не знаю. Но, тем не менее, из моих губ вырвались те самые слова.
- Ты знаешь, что это Мурь? – спросил я её, добавив в голос немного страха.  Её руки застыли на подходе к засыпающему котенку, и она медленно повернула свою маленькую нескладную голову ко мне, и я торопливо добавил – да-да, это точно он!
- А кто такой Мурь? – она осторожно выдавила это имя из себя своим хрупким голоском, я облегченно вздохнул. Впрочем, настороженный взгляд её ярко-голубых глаз вернул меня к реальности.
- Мурь – это очень опасный зверь. Он только притворяется котенком, но на самом деле он очень коварен, – медленно начал я, но вскоре возбуждение ложью захватило меня. Но что там – ведь это ложь во спасение. – Он приходит ночью во сне и вызывает кошмары или наоборот, хорошие сны, в зависимости от своей поведения своей хозяйки. Ты же не любишь кошмары, Насть?
Это был стопроцентный удар. Она вздрогнула и отвела руки от невозмутимого зверька. Котенок выразительно зевнул, и девочка, вздрогнув, спрятала руки подмышки. Она осторожно перевела взгляд с него на меня, и её личико скривилось.
- И что мне теперь делать? – чуть дрожа от страха и слез, спросила она.
- У меня дома есть книжка о Мурях. Но она очень редкая и секретная – сказал я, понизив голос – дать тебе её? Что бы этот коварный зверь ничего не натворил?
- Д-д-да, - заикаясь, проговорила она, осторожно хлопая ресницами.
Я вскочил и быстро зашагал к своей квартире. Лихорадочно открыл её ключом, прошел мимо матери, бросив ей торопливое «я скоро», нашел в её шкафу книгу по уходу за кошками, пошел обратно, но внезапно меня осенила мысль.


- Вот она, держи. – Настя аккуратно взяла книгу в руки и вздрогнула, прочитав обложку.
«Правила Ухода За Мурем». Правда последнее слово было написано жирным красным маркером, но ведь это секретная книга, не так ли?

- И делай все по ней, хорошо? – я потрепал её по голове, и зашагал к своей квартире. Девочка, не отрываясь, смотрела на вылизывающего котенка. И, вдруг поняв ещё одну очень важную вещь, я развернулся и добавил. – Кстати, Насть, Мурь очень ревнивый. Поэтому ты лучше других котят не трогай.
Она напряженно кивнула и медленно потянулась к котенку.  Зверек поднял на неё глаза и протяжно мяукнул.
Улыбнувшись, я довольный зашел домой.

Она позвонила мне через три дня, за три минуты до взлета. Я, быстро отвернувшись от родителей, склонился к ногам, делая вид, что поправляю шнурок – телефоны мы должны были выключить ещё перед посадкой.
- Мурь заболел. Он кашляет кровью и почти не мяукает, что мне делать? – девочка была очень взволнована, и чуть не плакала – это чувствовалось по её тонкому, дрожащему голосу. – Скоро он заснет, как и все котята?
- Нет, просто тебе надо позвонить врачу – шепотом начал говорить я, но, получив затрещину от отца, выронил телефон. Выругавшись про себя я с отчаяньем подумал о Насте.

Больше я не слышал ни её ни о ней. Её телефон оказался бессмысленно утерян вместе с выброшенной отцом симкой, а больше ничего от неё у меня и не было. Несколько дней я думал о ней, о своей маленькой лжи, которая вполне могла стать очень большой из-за какого-нибудь неосторожного слова её друзей, но вскоре и это прошло. Меня захватила, закрутила эта новая жизнь.


Я вернулся в этот город лишь восемь лет спустя. Осенью. Промозглый ветер, швыряющий мокрые желтые листья в лицо, изменившийся до неузнаваемости двор. Да и сам я зашел сюда лишь в приступе ностальгии. Оставляя отпечатки на грязи, я медленно подошел к своему подъезду и задрал голову, выискивая свои окна, когда меня сзади окликнул женский голос.
- Привет!
- Привет, - протянул я, оборачиваясь.
Я узнал её лишь по свертку в руках, и меня мигом пронзило это гадкое ощущение дежа-вю. Я сделал шаг назад и попытался улыбнуться Насте.
- Да, я теперь такая – улыбнулась она мне потускневшим небом своих глаз. – Уже не та Трупоняня, что ты знал.
Из ощущения неправильности происходящего меня вывело прикосновение к моей ноге.
Огромный черный кот, поймав мой взгляд, вызывающе мяукнул. Я выдохнул.
- Да, Мурь подрос – расхохоталась Настя и протянула мне одеяльце – тебе не нужен котенок?
Я оцепенело смотрел, как высокая стройная девушка разворачивает сверток.
Из которого мне улыбнулся младенец.
Живой.

Я выдохнул второй раз. И рассмеялся вместе с девушкой.
Страшно коварный ревнивый зверь яростно заметался между наших ног.

В этом мире  лишь наша вера становится правдой
NN