Был то ли конец мая, то ли начало июня. Утро обычного будничного рабочего дня. Мужики, работающие на верхнем складе, как всегда, к семи часам, собрались возле диспетчерской, откуда уезжали в лес, в деляны, находящиеся километрах в шестидесяти от посёлка. Вальщики, трактористы (они себя в шутку называли операторами трелёвочных агрегатов), чокеровщики, слесаря. С ними же повара котлопункта с коробками и мешками продуктов и флягами воды, а так же десятница Татьяна Шилова, которая там же, на месте, принимала сваленный и стрелёванный на эстакады лес. В общем, самая разнообразная публика. Дядя Вася, водитель автобуса, прикреплённого к бригадам верхнего склада, уехал на заправку, которая находилась тут же, на промзоне, метрах в трёхстах от диспетчерской.
Мужики курили, сидя на скамейке, кто-то спорил о том, как лучше делать подпил, чтобы лесина легла в нужном направлении, кто-то ещё дремал, а Шурка Настюхин принялся подшучивать над Андреем Тихоновым, который давно уже «подбивал клинья» к поварихе Верке Ващенко, пышнотелой хохотушке-хохлушке. Верка нравилась Андрею, он делал всё, чтобы завоевать её благосклонность: таскал тяжёлые коробки с продуктами, фляги с водой, колол дрова и заносил их в вагончик-столовую, где повара готовили обед лесорубам. На обед Андрей приходил раньше всех и уходил из столовой тогда, когда все уже пообедали и уходили в деляны. Все видели старание парня, казалось, только Верка не замечала этого. Вот мужики и подшучивали над несмелым ухажёром.
– Андрюха, ты хоть раз обнимал её? Зажми где-нибудь в уголке так, чтобы и пикнуть не смогла. Ты же мужик! Так покажи ей это! Они, бабы, любят силу! – Шурка говорил с самым серьёзным видом, только в глазах молодого, недавно ставшего отцом вальщика прыгали лукавые чертенята.
– Не слушай его, балабола, Андрюха, спроси, как он свою Таньку первый раз пробовал зажать. И что получилось из этого, – пожилой тракторист дядя Гриша с усмешкой посмотрел на Шурку, а мужики, сидящие рядом, так и грохнули хохотом. Все помнили эту историю.
Шурка только вернулся домой из армии. Ладный, статный, весёлый балагур, он сразу стал душой поселковой молодёжи. Парни тянулись к нему, так как он без конца мог рассказывать анекдоты из солдатской жизни, истории, часто выдуманные им самим. А девушки тайно вздыхали: какой жених!
Но Шурка с первых дней положил глаз на молоденькую фельдшерицу Татьяну, год назад приехавшую в посёлок заведующей медпунктом. Бравый солдат решил сразу взять быка за рога. На танцах в клубе он ни на шаг не отходил от Тани, шёл провожать её домой и настойчиво напрашивался в гости. Тане Шурка нравился тоже, но, когда он в первый же вечер полез обниматься-целоваться, она насторожилась: парни с таким напором пугали её. Еле вырвавшись из рук парня, она убежала домой, под крылышко бабы Гани, у которой квартировала. Шурку это не остановило, он ещё настойчивей преследовал девушку, не давал ей проходу, приходил в медпункт, выдумав какие-то недуги, ожидал окончания вечернего приёма и, словно приклеенный, ходил за девушкой по посёлку. Татьяне наконец это надоело, и она решила проучить парня. В тот злосчастный для Шурки вечер девушка закончила приём больных, сняла халат и, закрыв медпункт, пошла домой. Шурка уже тут как тут:
– Танечка, ну давай встретимся вечерком! Пригласи в гости, чаёк попьём, поговорим… Я же знаю, баба Ганя сегодня у дочери ночевать будет, с внуками. Дочь с мужем на день рождения ушли.
В маленьком посёлочке не утаить ничего, все всё и про всех знают: у кого день рождения, свадьба, кто умер и кто родился. А тут и таить ничего не надо было, половина посёлка собиралась отмечать юбилей леспромхозовского механика Николая Строгова. Единственное, чего не знал Шурка, так это того, что баба Ганя внуков забрала к себе на ночь. А Татьяна знала…
– Ладно, приходи. Только попозже, когда стемнеет совсем, чтоб люди не видели. А то разговоров потом не оберёшься.
Шурка, окрылённый предстоящим свиданием, побежал домой, помылся-побрился, отутюжил брюки и рубашку, начистил до зеркального блеска туфли и стал ждать, когда же совсем стемнеет.
Ну, вот, наконец – то, и ночь наступила. Сунув в карман бутылку вина, загодя приготовленную, в другой – большую плитку шоколада, он надёргал каких-то цветов, выращенных матерью в палисаднике, и пошёл к дому бабы Гани. Немного потоптавшись у калитки, собрался с духом, глубоко вдохнул и, как в омут головой, взбежал на крыльцо, не раздумывая, постучался в дверь. Постоял минутку-другую и опять тихонько постучал.
Дверь скрипнула и отворилась. Шурка проскользнул в тёмные сенцы. Он расставил руки, поймал женское тело, прижал к себе и потянулся губами к лицу. И вдруг…
– Караул! Убивают! Рятуйте, люди добрые! – истошный вопль бабы Гани разбудил не только домочадцев, но и ближних и, наверное, дальних соседей. Через несколько секунд в доме закричали перепуганные внучата, а спустя пять минут прибежал Володька, сосед, живущий за стенкой, в одних трусах, взлохмаченный со сна, с лопатой в руках. К этому времени в сенцах уже горел свет, который включила выскочившая на крик Таня, а баба Ганя, ругаясь на чём свет стоит, хлестала Шурку веником, который попал ей под руку.
– Ирод проклятый! Ишь, чего удумал! Смеяться над старухой?!! Да я тебе зенки твои бесстыжие выцарапаю! – Шурка настолько опешил, что даже не убегал, стоял и слова вымолвить не мог.
В конце концов всё выяснилось, старуха, что-то сердито бормоча, ушла успокаивать перепуганных внуков, ошеломлённого Шурку Володька увёл к себе в летнюю кухню, где они распили Шуркино вино, а Татьяна давилась смехом в подушку.
В таком маленьком посёлке, как уже было сказано выше, секретов не бывает, и на утро «сарафанное радио» разнесло весть о том, как «первый парень на деревне» вместо девушки тискал старуху, и что из этого получилось. Несколько дней Шурка и носа на улицу не казал.
А потом что-то другое произошло, и народ переключился с незадачливого ухажёра на другое событие. Постепенно первое свидание Шурки отошло на дальний план, но нет-нет да вспоминали мужики при случае. С той поры парень как-то притих, два года ухаживал за фельдшерицей, ненавязчиво, осторожно. Потом они всё-таки поженились, а недавно в семье родился сын.
И когда дядя Гриша вклинился в разговор, Шурка сник, закурил и отвернулся в сторону. Тут и автобус подъехал.
– Садись, мужики, поехали. Пора, – дядя Вася открыл дверь. Мужики расселись по местам. Автобус выехал на таёжную дорогу. Начался трудовой день, с его заботами, хлопотами. И с очередными историями…