Невзирая на позднее, как по сельским меркам, время, Илья еще бодрствовал, и после нескольких минут надрывного воя импортного клаксона соизволил появиться на свет Божий. С тех пор, что мы не виделись, он ничуть не изменился. Те же, торчащие во все стороны, клоки темных волос и полусонное выражение на худощавом продолговатом лице. Одет он был в потертые старые джинсы и неопределенного цвета рубаху, застегнутую на пару, чудом сохранившихся, пуговиц. В общем, мой однокурсник предстал в полной красе.
Некоторое время Илья недоуменно рассматривал нагло пристроившуюся к его калитке иномарку и, так, наверное, и не сообразив, что к чему, приблизился вплотную к автомобилю, прижался головой к стеклу, пытаясь что-то рассмотреть через лобовое стекло. По выражению его лица нетрудно было догадаться, что к этому времени он успел изрядно принять на грудь, а с могучим сивушным перегаром не смог справиться даже хваленый японский кондиционер.
- Ну и рожа… - раздался с заднего сидения едкий смешок. Я цыкнул, и Рыжая послушно замолчала.
- Что, не узнаешь?
Я открыл дверцу и показался глазам однокурсника. Он обалдело втупился в меня, тщетно пытаясь что-то сообразить и, когда я уже совсем отчаялся обнаружить в нем признаки узнавания, лицо Ильи неожиданно расплылось в радостной улыбке.
- Андрюха! Братан!
Широко расставив руки, он полез обниматься, споткнулся, и я едва успел его подхватить и удержать на весу.
- А ты – красавец!
- А… - обретя, наконец, равновесие, махнул он рукой и сконцентрировал внимание на автомобиле. – Это, что, твой?
Исходя из того, что мой друг еще не утратил способности удивляться, я понял, что Илья не дошел до последней стадии опьянения, хотя и находился не очень далеко от ее грани.
Есть вопросы, на которые ответить очень сложно. Но, пока я придумывал, что сказать, внимание Ильи переключилось на другую тему.
- Ты, что, ко мне в гости приехал?
- Как видишь.
Вообще-то, странно было даже предположить, что я, накувыркавшись по непроходимых дебрях забытого Богом уголка, заглянул к однокурснику просто так, мимоходом, как говорят, по пути. Само понятие «по пути» здесь было неуместным, ибо, в моем понимании, эти края подразумевались сплошным тупиком, где само слово «цивилизация» звучало неуместно.
- Может, ты нас познакомишь?
Таня легко выпрыгнула с машины, обошла ее, и остановилась рядом с нами.
При виде миленькой крошки Илья обалдел окончательно, а когда перед его глазами возникла еще и Рыжая, вообще утратил дар речи. Он всегда, сколько я его помнил, не то, чтобы робел перед представительницами слабого пола, он их панически боялся. Поэтому он, наверное, до сих пор оставался закоренелым холостяком и, как мне кажется, нецелованным девственником. Мать Ильи всякий раз, когда мы виделись, заводила разговор о необходимости женить сына и настоятельно просила подыскать ему в городе невесту.
- Пусть хоть какая-нибудь будет, - с горечью вздыхала она. – Нам ведь богатства и красоты не нужно… Абы работящая… Ато вон уже люди смеются, спрашивают, не болен ли Илюша?..
Во всем, что не касалось женщин, Илья был нормальным парнем. С ним можно было и поговорить, и выпить… В общем, мужик, как мужик…
- Знакомься, это – Таня, это… - Я замялся, так как имя Рыжей снова напрочь улетучилось из моей головы.
- Светлана. – Представилась она сама, внеся в мои мысли полнейший сумбур. Ведь я прекрасно помнил, что Таня называла ее совсем по-другому.
- Лана – производное. – Заметив мое замешательство, шепнула Татьяна, и я с благодарностью пожал ей кончики пальцев.
Илья продолжал стоять, словно истукан, но лицо его постепенно приобретало осмысленное выражение. Мне даже показалось, что он начинает трезветь ускоренными темпами.
- Извините, что мы нагрянули так внезапно… - пробовала растормошить моего друга Таня, но не успела она закончить фразы, как калитка открылась и в свете фар возникла мать Ильи.
- Илюша, ты где? – робким, испуганным голосом спросила она.
- Здравствуйте, Марья Григорьевна!
В отличие от Ильи, его мать узнала меня сразу.
- Андрюша! Ты? – Непритворно радостно воскликнула она, а при виде двух девушек лицо женщины засветилось от радости. Ведь каждую из них она воспринимала, как потенциальную невесту для сына. Несомненно, подумала, что я, наконец то, решил сдержать неоднократно даваемое обещание и сейчас заявился в гости с единственной целью – женить ее нерадивого отпрыска.
- Что ж ты гостей на улице держишь? – набросилась на Илью. – Нажрался, как свинья… - Внезапно осеклась и обернулась к девчонкам. – Вы его извините, он не всегда такой… Сейчас – каникулы, отпускных еще не выдали, в город поехать не может, вот и сидит дома. А тут, какие развлечения?.. С тем сто грамм, с тем сто грамм… Проходите…
Веранда, в которой Илья обитал в теплое время года, представляла собой жалкое зрелище. Хоть Марья Григорьевна и пыталась заслонить собой царивший там беспорядок, я успел заметить расбросанную по топчану постель, грязную посуду на столе и кучу окурков, валяющихся где попало. Затхлый, устоявшийся запах табака в вперемешку со всепроникающими сивушными испарениями, создавал неописуемый аромат, и мы, дабы не задохнуться, быстро проскользнули сквозь своеобразную газовую камеру и оказались в уютной гостиной с мягким диваном, креслами и до безобразия чистым ковром под ногами.
Илья с матерью задержались на веранде и, сквозь неприкрытую дверь до нас достигало неразборчивое ворчанье Марьи Григорьевны, иногда прерываемое лаконичными репликами моего однокурсника.
Мы сидели молча и чувствовали себя ужасно неловко. Даже Рыжая забилась в уголок кресла, и создавалось впечатление, что она о чем-то напряженно размышляет, что само по себе было невероятным.
- Наверное, мы не вовремя… - робко подала голос Татьяна, и я поспешил ее заверить, что в любое иное время мы застали бы точно такую картину.
- Илья выглядит заторможенным потому, что не привык общаться с женщинами, а мать распекает его за не совсем парадный вид, так как в любой представительнице слабого пола видит потенциальную невесту, - объяснил я, и в комнате снова зависла тишина.
Наконец, минут через двадцать, дверь отворилась, и на пороге возник Илья. Выглядел он посвежевшим. Волосы мокрые, чувствовалось, что он пытался придать им божеский вид, новая рубашка с не разглаженными изгибами от упаковки, чистые брюки, трезво-растерянное выражение на лице.
Марья Григорьевна приняла радикальные меры по созданию его положительного имиджа.
- Сейчас мать приготовит ужин, - несмело промолвил он и примостился на краешке дивана.
На девушек Илья старался не смотреть, и его глаза беспомощно перебегали с предмета на предмет, не зная, на чем остановиться.
- Расслабься и будь попроще, - попробовал приободрить его. – Они не кусаются.
Илья тяжело вздохнул и, втупившись в пол, окончательно скрылся в собственной ракушке.
- Андрюха, твой дружбан случайно не заболел? – озвалась с кресла Рыжая. – Что-то видок у него не ахти…
- Увидела б себя с бодуна. – встал на защиту друга.
- А… - понятливо протянула Лана. – Тогда это дело поправимое…
Чтобы немножко растормошить приятеля, я предложил Илье выйти покурить.
Он даже подскочил от радости. Схватил меня за рукав и чуть ли не силком вытащил из комнаты.
В темном дворе, наедине со мной, Илья сразу превратился в нормального человека.
- Что за подруги? – спросил он.
- Одна – научный сотрудник из Киева, интересуется Монастырищем. Вторая – так, решила попутешествовать. Жениха ищет…
- Так вы на Монастырище приехали?
- Куда же еще?
Дверь скрипнула, отворилась, вышла Татьяна.
- Садись, покурим, - предложил я.
- Потом, – отмахнулась девушка, быстро прошла бетонной дорожкой к калитке, и мы услышали, как на улице хлопнула дверца автомобиля.
Вскоре Татьяна вернулась обратно, неся в руках внушительный сверток.
- А она – ничего… - проводил ее восхищенным взглядом Илья.
- Угу, – согласился я. – А ты чего так нажрался?
- Да я уже почти трезвый…
- Ребята, кушать! - раздался с веранды голос Марьи Григорьевны.
Мы выбросили истлевшие окурки и поднялись со скамейки. Раскованность Ильи мгновенно испарилась, и он двигался к дому, словно осужденный к смертной казни на эшафот.
Веранду было не узнать. Дорожки убраны, пол подметен, постель аккуратно сложена, на столе свежая скатерть, на ней блюдо с салатом, свежая яичница на сковороде, на отдельных тарелках тоненько порезанная «салями», рыбные и мясные консервы. Последнее, как я понял, из Таниного свертка.
- Извините, что так скромно… - оправдывалась Марья Григорьевна. – Мы ведь не знали, что вы приедете. Завтра Илья курочку зарежет…
- Не волнуйтесь, Марья Григорьевна, все нормально. Это вы нас извините, что так внезапно и без предупреждения…
- Да что ты говоришь, Андрюшка… Мы тебе всегда рады.
Мать Ильи куда-то исчезла, а через минуту вернулась с бутылкой. Косо посмотрела на сына и поставила ее на стол.
- Только этому ироду больше не наливайте…
Илья примостился в самом уголку, рядом со мной, подальше от девушек.
- А вы, Марья Григорьевна? – спросила Таня.
- Я уже поела. И ложиться нужно, завтра с утра на работу… Андрюша, я тебе в маленькой комнате постелила, а девочки в гостиной лягут…
- Хоть немножко посидите с нами. – не отставала Татьяна.
- Разве что чуть-чуть…
Я открыл Танину «Смирновскую», налил Марье Григорьевне, девушкам. Илья мужественно прикрыл ладонью свою рюмку. Себе, дабы не обидеть хозяев, налил самогон.
Выпили, закусили. Мать Ильи что-то опять начала говорить о завтрашней работе и таки сумела ускользнуть.
Илья сидел, словно засватаный. Сосредоточенно ковырялся вилкой в тарелке и, как на мой взгляд, выглядел абсолютно трезвым. Только глаза его выше стола не поднимались.
- Ну что, вздрогнем?
Илья радостно встрепенулся, опасливо покосился на дверь и потянулся за бутылкой.
- Предлагаю выпить за знакомство… - сказала Татьяна.
- Здорово! – Поддержала ее Рыжая, которая после ухода Марьи Григорьевны также начала выходить из столь несвойственной для нее летаргии.
Чокнулись, выпили. Илья сразу налил снова.
- Третий тост… - несмело предложил он, но даже эта фраза, слетевшая с его уст, по значимости не уступала подвигу легендарного капитана Гастелло.
- Мужчины – стоя, женщины – до дна! – поддержал друга.
Чувствовалось, что Илья начинает оживать. Возможно, еще после пары рюмок вообще на человека станет похожим…
Хмель уже начал туманить мозги, и я не сразу сообразил, что Рыжая настойчиво толкает меня ногой под столом.
- Что случилось? – спросил, ощущая, что язык стал менее послушным и начал слегка заплетаться.
- Писать хочу! – громким шепотом, со зверским выражением на лице, сообщила Рыжая.
- Так в чем проблема? Выйди и…
Внезапно мне в голову пришла чудная идея.
- Илья, - обратился к другу. – Дама желает по нужде. Проводи, пожалуйста…
На Илью было жалко смотреть. Он выглядел затравленным кроликом. И все же, он показал себя настоящим мужчиной. Налил себе в стакан водки, молча его осушил, и решительно поднялся со стула.
- По-моему, это жестоко с твоей стороны… - прокомментировала Татьяна, когда они вышли.
- Ничего, пусть привыкает. Мужику почти тридцать пять, а он до сих пор баб боится.
- Он просто очень скромный и застенчивый. А скромность, как известно, украшает человека…
- Может быть, – не стал спорить. - Только всего должно быть в меру.
- Думаю, сегодня его не стоит ни о чем расспрашивать?
- Сама что ли не видишь? Да и куда спешить? До завтра он оклемается и все тебе расскажет. Успевай только записывать…
Вернулись наши друзья минут через десять. Рыжая выглядела, в общем, как всегда, а с Ильей случились коренные преобразования. Он почему-то был совершенно красный, словно вареный рак, однако, в его облике просматривались удовлетворение и даже какая-то гордость самим собой.
- Ты что, его изнасиловала? – поинтересовался у Рыжей.
- Как можно… - поддала губки, словно манерная гимназистка. – Просто пару раз прижалась и попросила подсветить. Там ведь темно, как у негра в заднице…
- На первый раз и это неплохо, – похвалил я.
А Илью словно бы подменили. Как по его меркам, он разошелся не на шутку. Предложил еще парочку тостов, пытался шутить и даже рассказывать анекдоты. Теперь его взгляд то и дело, словно ненароком, отрывался от крышки стола и, как бы невзначай, косился в сторону рыжеволосой подруги. На наших глазах загоралась искорка первой романтической любви.
Рыжая талантливо ему подыгрывала. Корчила из себя невинного ягненка, бросала в сторону Ильи томные, полные обещания, взгляды, в общем, использовала весь набор женских уловок, предназначенных для прельщения избранной дичи. Над девственностью моего друга нависла серьезная угроза.
Несмотря на внешне скромное поведение Светланы, из ее уст иногда вырывались такие перлы, что, услышав их, мертвые в гробах попереворачивались бы, но, в атмосфере всеобщего опьянения, воспринимались они, как легкая, невинная шалость.
- А что, дружбан, - с присущей ей фамильярностью обратилась Рыжая к Илье, - у вас в дыре постоянно такая скукотища?
Илья призадумался, но ненадолго.
- Почему же? – с легкой обидой молвил он. – У нас в клубе кино крутят. Сегодня – танцы…
- Ой, как здорово! Люблю попрыгать, повыпендриваться… Ты меня сводишь?
Илья, начавший ощущать себя неотразимым Дон Жуаном, с радостью согласился.
- А не пора ли спать? – вмешалась Татьяна.
- Да ты что? – искренне возмутилась Рыжая. – Это ведь в кайф – подрыгаться в сельском клубе.
- Боюсь, я свое уже оттанцевала…
- Нельзя так рано хоронить молодость… - пытался образумить строптивое создание. Однако Татьяна была непреклонной.
- Вы, как хотите, а я – устала.
Настаивать было бесполезно, да я не очень и пытался. Мое возбужденное алкоголем сознание уже рисовало заманчивые картинки пышнотелых сельских красоток, охотно поддающихся на мой городской шарм. А потому я с легким сердцем и чистой совестью пожелал Татьяне спокойной ночи, после чего она сразу отправилась в отведенную девчонкам комнату.