Тем же вечером я объяснил Джи, что у меня есть примерно два месяца, чтобы сделать из него стрелка. Потом переведусь в южное крыло, и ему придется выживать самому. Так что все непотребства пусть творит сейчас, заступлюсь.
Спросил:
– Будешь помнить?
Он испуганно кивнул. И глаза были грустные. Неужели успел-таки привязаться? Вот ведь сакрайи Дади пассейша…
Орать я на него стал теперь меньше. Визит генерала немного успокоил меня. Ждать чего-то определенного – вернее ежедневного провисания в пустоте.
Я ждал, что Мерис за мной вернется. И он вернулся. Даже раньше, чем обещал – на тридцать седьмой день от приснопамятного разговора.
Генерал еще больше осунулся и потемнел лицом, наверное, сказались постоянные «проколы».
Мы только посмотрели друг на друга и поняли, что ни он, ни я от своих идей не отказались.
– Ох, как ты мне запомнился, сержант, – только и сказал Мерис вместо приветствия.
Я все еще был сержантом, правда, уже старшим. Мы сильно отличились с Джи в последние две недели, и я знал, что капитану будет жалко меня отдавать. Но что он мог сделать, если все уже решено?
Зная мой скверный характер, Мерис кое-что объяснил прямо в капитанской, что называется «на пороге». Меня возьмут на базу на астероиде «Бета 1718-МТ», это всего в паре тысяч единиц отсюда. Там соберут всех, с кем мне придется потом служить. Там же нам назовут стартовые условия. Кто откажется, подпишут «о неразглашении» и могут убираться восвояси. Нужны только стопроцентные добровольцы.
Я кивнул. Он фыркнул. Вот так и договорились. А ведь недавно я был довольно болтливым щенком.
С Джи мы прощались тяжело. Он таки привык ко мне, да и я к нему тоже уже привык. Но со мной он, слава Беспамятным, так и не попросился.
На «Бете» мне сразу не понравилось.
База оказалась пыльной и полузаброшенной. Мерис привез туда двести молодых ребят с разных КК, в основном стрелков, но были и настройщики, и даже два техника. Весь первый день мы просто драили все подряд, от пола до потолка, чтобы вышло поспать, не задыхаясь от пыли. А вечером генерал устроил нам встречу совсем не на отмытой нами территории.
Мы сошлись в грязном, захламленном подвале, где по углам валялись разбитые пульты, а с потолка свисали цепи с магнитными зажимами. И пахло в этом подвале странно. Скотину тут раньше потрошили, что ли?
Мерис выглядел раздраженным и злым. Может, говорил по дальней связи с начальством? Вот бы хорошо, если бы Дьюп, то есть Колин, ему вставил!
Зато он нам кое-что объяснил. Рассказал, что набрал две группы из спецоновцев северного крыла (они полетят другим транспортом) и нашу группу – из перспективных, но малообстрелянных ребят. И сделал это нарочно. Он сказал, что каждого из нас ждет более трудный путь, чем просто служба в особых войсках южного. Нас бесполезно, да и нет времени переучивать так, как учат обычно особистов. На это понадобился бы не год и не два, а времени в обрез. Выход один – раскидать новичков по уже сформированным подразделениям южного спецона, чтобы мы выучили себя сами. И чтобы ни у кого не возникло подозрений, когда он «наберет» нас повторно.
Мерис предупредил, что служба в спецоне вообще гораздо страшнее и грязнее, чем в армаде, а в южном крыле – особенно. И отношения между сослуживцами там сейчас тоже хуже некуда. Если кто-то из нас не готов испытать все многообразие жизни на своей шкуре, то сегодня еще можно отказаться и вернуться на корабль. Завтра будет поздно.
С Мерисом явились двое хмурых парней в полевой форме спецона со споротыми нашивками. Пока он говорил, они откровенно маялись, глазели по сторонам, переминались с ноги на ногу, то есть вели себя совсем иначе, чем были обучены мы.
И только когда генерал велел мне выйти из строя, я понял, зачем тут эти двое, и что за цепи болтаются на потолке.
– Вас будут унижать и бить, – сказал Мерис. – Над вами будут издеваться сослуживцы и высшие чины. И вы должны быть к этому готовы. И должны выдержать. Трусы и слабаки мне не нужны. Кому сейчас происходящее не понравится, можете сразу собирать вещи, – он повернулся ко мне. – Видишь эти цепи, сержант? К ним когда-то приковывали ослушников и избивали. В южном крыле так делают до сих пор. Вэнс, – он кивнул одному из спецоновцев, – активируйте механизм, мы на днях проверяли, он работает.
Спецоновец не спеша поковырялся в пульте, и тот действительно ожил. Цепи поползли вниз, остановились на уровне его лица.
Я уже все понял, но почему-то надеялся, что обойдется. Еще думал, что Мерис может шутить. Щенок доверчивый. С какой стати я питал такие надежды?
– Напоминаю, – сказал генерал. – Заставлять никого не будем. Откажетесь – ваше дело. Да и с такими, как наш сержант, – он хлопнул меня по нижней части бицепса, – мы втроем и не сладим. Но я его знаю, он упрямый. Он пойдет добровольно. Вэнс, покажите сержанту, что он должен сделать.
Спецоновец подошел к цепям (концы их с магнитными захватами болтались рядом со мной) и вложил в захваты запястья обеих рук.
– Давайте, сержант! – весело кивнул мне Мерис.
Похоже, его радовала возможность еще и отомстить мне заодно по-мелкому.
Почему я не испугался, не знаю. Обычно страх что-то обрывает внутри меня. Но с уходом Дьюпа все, что могло, уже оборвалось. Я, видно, еще не способен был тогда чего-то бояться по-настоящему, думал, самое страшное уже случилось.
Подошел и вложил руки куда просили.
Захваты сжали мои запястья, а цепи дернулись вверх. Впрочем, я почти стоял. И все-таки от этой нелепой позы и металлического холода мне стало не по себе.
Мерис достал из кармана цилиндрик электробича, передал второму спецоновцу.
Что ж, боль от боли отличается мало. Да и импульсный бич хуже. У нас на ферме один рабочий попал под направленный импульсный сигнал. Он орал, что называется не приходя в сознание, с пеной изо рта и галлюцинациями. Но и электробич – тоже ничего, встречались мы с ним в детстве. Как-то отец пытался таким способом объяснить мне свое мнение. Я, честно говоря, до сих пор ему этого не простил. Дьюпу простил бы – у него были пару раз серьезные причины. Но Дьюп-то как раз сдержался. А у отца особых причин не было, он просто по-иному смотрел на жизнь. Но если бы богам хотелось, чтобы мы полностью повторяли родителей, они бы нас клонировали. Так я ему тогда и сказал. Отец спал и видел, чтобы я остался на ферме…
Зато я знал теперь, что нужно глубоко вдохнуть и выдохнуть. Дышать, скорее всего, в ближайшие минуты не придется.
Я не кричал, хотя и не соображал почти. Сначала от болевого шока пропало дыхание, а потом, чтобы выдохнуть, надо было еще как-то вдохнуть. И только когда я услышал, как на ребрах лопается кожа, я смог подумать, что припомню еще все это Мерису. Обязательно припомню.
Цепи провисли, генерал поймал мой не самый ласковый взгляд, но только хмыкнул. У него свои цели и свои враги, что ему месть какого-то сержанта? Мерис смотрел на меня с чувством глубокого морального удовлетворения, по-моему, не более.
– Вызывай подкрепление, Вэнс, – бросил он спецоновцу и задрал голову, пересчитывая цепи. – Нужно человек десять, иначе мы тут и за два часа не управимся.
Из набранных генералом бойцов развлечь его персону не отказался никто. Хотя молчать многие не умели. И от этих криков было куда больнее, чем от саднящих ран на спине и на ребрах.
Но заткнуть уши я не мог. Беспамятные боги! Я уже ничего не мог. Только стоял и смотрел, как избивают ребят. Моих ребят. Мерис уже сказал, что я их будущий командир. И я смотрел. И молчал. И, может быть, только теперь начинал понимать, почему Дьюп так не хотел брать меня с собой. Он знал. И навигатор знал. Каким бы я ни возомнил себя в последние месяцы суперменом, изначально я не был приспособлен к службе в спецоне. Даже когда в башке щелкнуло, и я бросил в Баруса кресло, я бросил его не в голову. В стену НАД головой. Как был я добрым доверчивым деревенским щенком, так им и остался. Почему же Дьюп меня не бил, чтобы я хотя бы помнил об этом?!
Дьюп всегда бил расчетливо и наверняка, я – молотил воздух. И никогда не мог смотреть, как кому-то больно. Сам могу терпеть, пожалуйста, но смотреть...
Да и кем Дьюп мог взять меня с собой в спецон? Ординарцем, что ли? Разве я способен вот так, как этот, со споротыми нашивками, избивать человека только потому, что это пришло в больную голову его командира? Какой я дурак, Беспамятные боги!
А если бы Дьюп отдал мне такой приказ?
Хотя… Он бы сделал все сам. Он всегда самую грязную работу делал сам. И мне велел сидеть там, где сижу. Он отвечал за то, что делал. Это я... Беспамятные боги, что же я натворил. Да кончится это когда-нибудь или нет?!
После экзекуции Мерис велел нам идти за спецоновцами. Они, пока мы тут мыли, развернули в одном из ангаров передвижной госпиталь.
– Но, – сказал генерал, – шрамы по возможности оставляйте. Они вам еще пригодятся потом, эти шрамы.
Я был зол на него, но понимал – да, шрамы пригодятся. Татуировок на правом виске, положенных в штрафбате, нам делать не будут – не та степень взыскания. Предполагалось, что мы не законченные отморозки, а так, мелочь, сосланная в южное крыло за дисциплинарные проступки. И в психологическом аду, который нас ждет, годятся иногда и шрамы – как моральный буфер.
Он-то делал все правильно, просто моя природа не понимала и не принимала такой поганой правильности. И еще я очень хотел знать: когда Мерис «делает из нас тех, кто нужен ему», в нем самом остается еще что-то человеческое?
Генерал набрал двести парней. Пока нас везли, я постарался запомнить всех – кого как зовут, кто что любит, чего боится. Мерис как-то вызвал меня и разложил передо мной двести голокарт.
– Расскажи о каждом, – приказал он и закурил.
Рассказать я смог немного, но имена и привычки назвал. Он хмыкнул. Вот так мы с ним и общались.
Добирались восемь суток. И все восемь он старался нас достать не мытьем, так катаньем. Устраивал провокации, давал непосильные нагрузки. Если бы не искусственный сон во время проколов пространства в зонах Метью, мы, наверное, не доехали бы живыми.
По легенде, все мы являлись штрафниками из северного крыла и, наверное, действительно должны были выглядеть подавленными и измученными. Тогда на первых порах сольемся с такими же бедолагами. И Мерис нас к этому готовил. А его спецоновцы показывали запрещенные приемы и стимуляторы. Знакомили даже с наркотиками.
Интересно, Дьюп, то есть Колин, вообще знал, что делает Мерис? У генерала был приказ набирать спецоновцев, а не таких, как я. Возможно, не знал.
Нет, я не хотел, чтобы он узнал. Я свой счет хотел вести сам. Да и делал Мерис, скорее всего, то, что нужно. Но не выносил я его, и все тут. Разные мы с ним были.
И Дьюп не такой, как этот Мерис. Или такой? Нет, Дьюп не побоялся бы сообщить, что он не послушается приказа, если таковой последует. А Мерис струсил. И признался, что не сможет не исполнить приказ. Дьюп, видимо, мог. Может, за это его когда-то и отправили простым стрелком в наше крыло?
Нужно привыкать называть Дьюпа – Колин, а то неудобно когда-нибудь выйдет. Хотя на юге у него, возможно, другое прозвище.
Перед прибытием в зону дислокации южных генерал собрал нас.
– Вас двести парней. Каждого, слышите, каждого через полгода я хотел бы видеть живым! Я знаю, так, скорее всего, не выйдет. Но берегите себя. У нас с вами есть более важные цели, чем сдохнуть от оружия экзотианцев или мятежников.
Он не знал, что живых останется 183 человека. И я не знал.
Мы прибыли. В магнитных наручниках – мы же якобы штрафники. Измученные и почти не спавшие последнюю ночь. В форме со споротыми нашивками. В слишком легкой для здешних мест форме.
Абэсверт. Ледяные миры. Или Миры Белого Блеска, как называют их экзотианцы. Цепочка причудливых негостеприимных планет, одна холоднее другой. Название завораживало, и от него веяло смертью. Однако с одной из планет Абэсверта была родом и древнейшая аристократия Экзотики.
Дьюп, как всегда, успел меня предупредить о том, куда попаду. Это была, наверное, последняя его подсказка. Я воспользовался ею, как мог. Прочел то, что удалось прочесть. И многое успел рассказать тем, кто прилетел сюда со мной. И спецоновцы Мериса тоже рассказывали. Но я знал, что рассказы и жизнь – это две самые большие разницы.
Особисты выгрузили нас практически пинками. Мы уже не огрызались. Солнце слепило, но было красное и холодное. Мы сели на Страт, самую удаленную малую планету К-976, забыл, как звезда называется.
Ледяной мир. Пронизывающий ветер и проталины. И привычный запах озона. Здесь, слава Беспамятным богам, была весна.
Мы знали, что не задержимся на Страте надолго. Нас разберут по действующим частям и…
Я обнялся с каждым. Может быть, ребята простят меня за то, что с нами еще будет.