Мироходы, часть 2, глава 48. Месть

Виталий Бабкин
               


      Чтобы вытеснить застоявшийся воздух, внутри запалили костер. Оттуда, с тревожным писком удирали летучие мыши. Вычистили от мусора и помета пол. Потом из хвойных веток и мха устроили лежанки. Решили здесь задержаться, пока женщины не наберутся сил. К вечеру управились с обустройством стоянки.
      - Братцы! «Летающая смерть»! – В страхе прошептал Владимир.
Зловещий диск, в плавном полете, зигзагами тщательно утюжил оба берега речки. Беглецы поспешили в пещеру. Толстый слой гранита  над головой надежно защищал от смертоносных лучей.
      - Значит, мы ушли очень вовремя. Похоже, слонги не задержались с посещением подопечных. Иначе с чего бы так встревожились, посылая нам вслед эту гадость.
      Быстро стемнело. Из пещеры выходить опасались. Расположились на ночь на голодный желудок.

      Проснулись на рассвете. Рука у Николая распухла и сильно болела. Похоже, стрела была отравленная.
      - Давай, Федор, сходим, поищем корень тора. Надо спасать Николая. Да и женщинам для укрепу не повредит.

      В лесу, то и дело, попадались убитые излучением животные и птицы.
      - Как думаешь, Вовка, их мясо есть можно?
      - Считаю, что можно.
      - А если они радиоактивные?
      - Сомневаюсь. В прошлом году меня эта гадина своими лучами долбанула. Правда, слегка. Но я ведь не облучился. А потом, радиация штука тихая. Она подло казнит: исподтишка, без боли, спустя время. А эти лучи сразу насмерть бьют.

       Вскоре им повезло. После недолгих поисков, обнаружили целые заросли растения Тора. Его розовые, с белыми прожилками листья, повсюду изобиловали островками. Тут же принялись откапывать, похожие на морковку, корешки. Земля была влажная и легко поддавалась усилиям. Отбирали только самые спелые, что покрупнее..
      - Ну что, пожалуй, хватит?
      - Нет, Федя, запас карман не тянет. Да и расход, на троих пострадавших, будет   большой. Особенно на женщин. Они вон как душевно, да и физически, измотаны.
      - Софья - ничего, молодец, крепится. А Ленка совсем раскисла. Всё еще в шоке. С ней долго придется возиться. Васька из-за неё совсем извёлся. Ходит сам не свой
      - Да ладно, Вовка. Всяк по своему с ума сходит. Кто бы мог подумать, что я так присохну к Гаули?
      - Да уж, это так. Характер у Ленки ещё тот. По этой же причине и тело быстро раскисает. И чего Васька к ней так присох? Она же его ногтя не стоит. Из него веревки вьёт. Он из-за каприза этой стервы полез на отвесную скалу за дрянным цветочком. Упал и разбился. А ей всё равно. Как будто так и надо. Его же в дурости и обвинила. А Гаули того стоит. Вон смотри, ради тебя от народа своего отказалась. Нас спасла, да и ладная девка, красивая. Так, что тебя понять можно.

      На обратном пути их насторожило какое-то движение в кустах бузины. Друзья затаились. Садилось солнце. Стало плохо видно. И тут, на поляну, падая и вновь поднимаясь на дрожащих ногах, вышел молодой олень.
      - Бедняга, это его «летучая» прихватила, - пожалел зверя Федор. – Смотри какой красавец! Ему бы жить, да жить, потомство плодить. Я одного понять не могу, как бездумно слонги относятся к окружающей среде. Ведь они одной этой летающей гадиной подчистую, без разбора, уничтожают всё живое.
- Что с них взять. Эти летающие сгустки энергии не имеют ни каких чувств. У них,главное, удовлетворять любой ценой свои потребности.
      Животное снова упало. Оно делало все новые попытки подняться, но тщетно. Владимир подошел и дубинкой избавил оленя от мучений.

      Свежее мясо, корень тора, а главное свобода, на всех оказали доброе влияние. Рука у Николая быстро зажила, женщины набрались сил. Росла надежда на скорое возвращение домой. Алена, как ни странно, подружилась с Гаули. Они были почти неразлучны. Она охотно обучала обретенную подругу знанию языка и еще чему-то. Они часто уединялись, перешептывались, и бросая взгляды на мужчин, заливисто смеялись.
      Однажды вечером, сидя у костра, за ужином, Иван Ефимович сказал:
      - Засиделись мы. Пора домой. До единственной стартовой точки, что осталась в резерве – около сотни километров.

      Речка катила бурные воды в попутном направлении. Мужчины несли на плечах обожженные дубины. Владимир и Федор смастерили из оленьей кожи пращи. У Николая на вооружении  оставался стреляющий нож, с последним сменным лезвием. Дорога шла под уклон и хорошо отдохнувшие путники делали большие переходы. Чтобы сберечь силы и не переутомляться, на третий день устроили дневку. Продовольствие было на исходе. Для пополнения припасов, Николай, Федор и Владимир ушли на охоту. Иван Ефимович с Василием устроились на каменных глыбах, в затишке, ловили на удочки форель. Женщины хлопотали у костра. Алена ни на шаг не отходила от Гаули. Они общались пока все еще ограниченным словарным запасом и посредством касания рук, с передачей мыслей.

      К вечеру вернулись охотники. Им удалось, с помощью пращи, добыть нескольких крупных птиц и молодого оленя. Рыбаки принесли богатый улов. Все радовались большой охотничьей удаче. Лишь Гаули, с грустинкой в больших глазах, лежала в стороне на подстилке. Когда улеглись страсти, она тихо позвала Федора. Он тут же поспешил к ней. Сел рядом, ласково коснулся девичьих рук. - Ты чего-то хотела сказать?
      - Да, Федя. Милый, я очень тебя люблю… но, ухожу… Прощай, родной. Я приняла Лого. Так надо. А ты пожалей Алёну. Ей помогать надо уметь жить. У тебя это получится.
      - Ты чего, Гаули? Какое такое Лого? Причём тут эта стерва Ленка?
      - Лого это яд. Мы всегда держим его при себе. Когда хотим уйти из жизни, то и… делаем это. Скоро меня не станет. Посиди рядом. Положи руку на живот, Там есть маленький Федюшка. Мы уйдем вместе с ним.
      - Ефимыч! Братцы! Ребята! Гаули умирает!
      Все всполошились и бросились к лежанке. Лишь Алена сидела у костра и помешивала палкой угли.
      - Надо корень тора. Может, поможет?- Предложил Иван Ефимович- а ну, мужики, одна нога здесь другая там все за корнем –срочно ищите! С  ней остается Федор и Соня.
      Гаули медленно угасала. Ее губы беззвучно что-то шептали. Федор, в отчаянии, держа умирающую за руки, мысленно взывал к ней:- «Гаули, милая, зачем ты это сделала»?– В его сознание медленно перетекал ответ:
      - «Федя, я не хочу быть, как это говорят у вас – экспонатом… Я не хочу сидеть в клетке рядом с животными. Я не хочу, чтобы на меня приходили смотреть разные люди, как на чудовище. У вас это называют зоо-парк. Я не хочу, чтобы надо мною делали разные опыты. Ты, Федя, обманул меня, что любишь. Но я благодарна судьбе, что познала тебя. Мне, хоть самую чуточку, но досталось счастья. Ты меня, Федя обманывал ради, как ее, на-у-ки. А ты полюбишь Алену.  Она тебя очень любит. Она хорошая… Желаю всем счастья…»- Гаули закрыла глаза, ее руки стали холодеть.
      - Гаули! Родная! Не умирай! – неумело, по мужски, навзрыд плакал Федор, размазывая скупые слезы по веснущатым щекам.

      К стоянке, запыхавшись, подбежал Владимир с волшебным корнем в руках. Следом появились остальные сборщики. Сообща быстро приготовили снадобье. Зубы умирающей были плотно сжаты. Их с трудом разжали с помощью складного ножа. Целебную пасту мелкими порциями проталкивали в неподатливый рот, тут же створкой раковины вливали воду. Ее тело натирали сплошным слоем фиолетовой кашицы. Софья, все время прослушивала пульс и прикладывала ухо к груди:
      - Сердце бьется, но очень слабо. Удары редкие, с перебоями.
      Вскоре начались судороги, изо рта пошла фиолетовая пена и обильная рвота.
      - Это хорошо,- радовалась Софья,- надо повторить чистку желудка.
      Спустя время, Софья, следящая за состоянием Гаули, сообщила: - Кажется, кризис миновал. Ей теперь надо дать хорошо отдохнуть.
      Гаули спала целые сутки. Дыхание было глубоким и ровным. Федор не отходил от постели больной ни на шаг.
      Она проснулась на рассвете и приподнялась на локте. Рядом, уронив голову на колени, дремал Федор.
      - Федя,- позвала она чуть слышно. Он тут же встрепенулся:
      - Гаули! Родная,- обрадовался он,- как ты себя чувствуешь?
      - Очень болит голова и в груди жжет.
      Федор напоил ее свежей водой, заботливо поправил постель, поцеловал в лоб. И Гаули, тут же забылась в крепком здоровом сне.