Он растоптал клумбу в парке, пнул собаку, протаранил плечом соседку, убежал в дальний угол парка, где его никто не мог видеть, и расплакался. Было больно, обидно, не хотелось видеть и слышать.
Зачем лгать, дарить надежды, что позовут на стрельбище, а потом сказать, что пошутили. Для чего обещать принести щенка овчарки, а потом заявить, что это была просто шутка…
Миша вскочил с земли, сбросил одежду и нырнул в пруд. Ему было абсолютно безразлично, что сейчас о нем думают люди. Хотелось лишь одного: чтобы ушла боль…
Он подплыл к старой коряге и, ухватившись за нее, плотно закрыл глаза. Ничего не хотелось видеть, слышать и чувствовать. А в груди была боль. Пусть детская, но все же боль. И он страстно желал только одного: чтобы она закончилась.
Душу жгло, в груди болело, слезы текли по лицу, и он не стеснялся их. Ему было просто безразлично. Для чего обещать позвать в лес, а в последний момент отказаться? Почему Дашка при всех сказала, что он дурной и штаны у него рваные? К чему бабушка напекла пирожков, а угостила только любимую внучку, а про него, внука, забыла. Да еще, когда он пришел в кухню, погнала его полотенцем…
Обида захлестнула его. Чувство несправедливости овладело сознанием. Со злым выражением, он стал мечтать, что когда вырастет, сам купит себе собаку, автомат, а Дашку проучит. Когда она будет возвращаться со своей музыкалки, он обольет ее грязью и рассмеется в испуганное лицо.
Захотелось стать человеком, чтобы все поняли, кого они обижали. Чтобы раскаялись, но будет поздно. Он станет лучше их всех! Пусть потом локти грызут…
… Дорога домой была короткой. Лишь солнце грело Мишкин затылок, а ему казалось, что это Дашка сожалеет о своем поступке. Но это была лишь мечта…
О нем никто не думал и не вспоминал. Зачем думать о том, кто топчет клумбы и толкает прохожих? О душе не думал никто. Всем казалось, что правы лишь они. Может потому на свете так много мести, и так мало счастливых людей?