Блаженная Олимпиада
Олимпиада Ивановна работала добросовестно. Приходила в восемь, уходила в пять, отпрашивалась крайне редко и только по великой необходимости. Сначала корпела над машинкой, печатала какие-то обзоры, потом перебралась за компьютер. Всё бы ничего, но финансовый вопрос, а попросту сказать зарплата, не зависимо от того, за чем она сидела, своим ребром всегда причинял ей некоторое неудобство.
Особенно неприятно было открывать старый кошелёк, который не только давно рвался по швам, но и резал пальцы какими-то острыми выпирающими стальками.
А так как в то время буквально все увлекались садом и огородом, ей приходилось, кроме обычных затрат, ещё выкраивать деньги на пакетики с семенами.
Однажды она, покупая очередную порцию надежды на будущий урожай, так сильно поранила мизинчик, что великодушный продавец не мог не приложить бактерицидный пластырь к её крохотному пальчику, предварительно слизав с него капельку крови.
О, это был очень опытный промоутер, как сказали бы сейчас, он метил в супервайзеры, а потому, пока проделывал все необходимые медицинские процедуры, успел объяснить, как будет прекрасно, если она займётся реализацией этих пакетиков, например, у себя в НИИ, как она сможет не только почти бесплатно выбирать новые высокоурожайные сорта семян, но и получать процент от выручки.
Олимпиада не могла отказать такому обаятельному мужчине, да и мечта о грядках с пышной растительностью уже казалась ей реальной.
Теперь её рабочий день проходил бодро и разнообразно. Быстро выполнив необходимую по должностной инструкции работу, она предавалась своему новому увлечению:
обзванивала отделы, знакомых и незнакомых людей, обсуждала с ними сорта огородных культур. У неё появилась клиентура в других НИИ и даже в министерстве.
Оказалось, что бизнес её приносит немалые доходы. Она задумала пробурить скважину на участке, потому что без полива все её овощи были похожи на выходцев с того света.
Получив от своего благодетеля добрый процент от продаж столь ценного товара, Олимпиада первым делом купила новый кожаный кошелёк. В соседнем отделе переводчица Ангелина, специализирующаяся именно на этом виде изделий, подобрала специально для неё бумажник-купюрник женский из кожи питона какого-то супермодного иностранного производителя. Вот это да!
Она аккуратно сложила деньги, как когда-то делала одна сотрудница с её старой работы, у которой муж работал зубным техником, и радостно выпорхнула из дверей института.
В троллейбусе было тесно.
Какая-то толстая неряшливая старуха с мясистым лицом прижимала её к пожилому в духовитом пиджаке мужчине с бутылкой пива.
Олимпиада поворачивала лицо то вправо, то влево, но ни её фас, ни профиль не могли найти положение удобное для вдохов и выдохов. Она вспомнила любимое выражение рентгенологов : “Вдохнуть и не дышать”, прохихикала про себя несколько раз и, как ей показалось, вполне благополучно добралась до метро. Выйдя на конечной остановке своей непритязательной серой линии, она пересела на автобус, где её тоже изрядно помяли.
Придя, домой, прежде чем проверить кошелёк и его содержимое, она выполнила ритуал домашних дел и только глубокой ночью полезла в сумочку, которую наметила поменять со следующей семенной прибыли.
Плакать Олимпиада не умела, а потому, не обнаружив купюрника, занялась стиркой, которая её всегда так хорошо успокаивала. Правда, домашние принялись ворчать, что она мешает им спать, но, узнав причину её активности, решили не отвлекать.
Сон её был неспокойным. Ей снилась то старуха с толстыми пальцами, то худой несвежий мужчина. Каждый из них держал в руке её новый кошелёк с аккуратно сложенными бумажками.
Сначала Олимпиада видела только их руки. Потом перед ней проплыли их лица - больные, у неё одутловатое, серое, у него изнурённое, с желтизной, с ввалившимися щеками. В глазах у обоих ей показалась такая тоска, что от жалости то ли к ним, то ли к себе она расплакалась и проснулась.
Утром она позвонила начальнице, отпросилась, сказала, что придёт чуть позже и … пошла в церковь. Нет, Олимпиада, или как называли её близкие, Липочка, безбожницей не была, про таких говорят: “Захожанка”, они идут в Храм, когда уже нельзя не идти, и ноги сами туда несут. А тут вроде и случай-то несерьёзный, подумаешь – кошелёк.
Она поставила свечки, записочки подавать не стала, потому что не знала имён тех, двоих, и стала просить за них, молиться. И вдруг увидела их лица, уже другие, ни как во сне, а будто выздоровевшие.
Выйдя из Храма, Липочка запорхала к троллейбусной остановке, ей было легко, весело, она заметила любимых синичек на рябине, протянула к ним руку, одна самая маленькая подлетела и села на ладонь, ткнув клювиком в тоненький золотой ободок бабушкиного колечка.
Так начался новый виток её жизни. Без нового кошелька и семян, но с Верой, Надеждой и Любовью.