Позерство.
Почему они все так делают?
Солнце, раз от раза пробиваясь сквозь свинцовые тучи, остывающим медным пятаком медленно катилось к кромке чернеющих на юго-западе гор. Куда ни брось взгляд, всюду властвует старая осень - брезгливыми и скупыми ручонками она разбрасывает листву и желто-коричневую, гниющую траву всюду. Она сварливо норовит попасть моросящей слякотью внезапного невыразительного дождя в лицо. Эта дряхлая старуха жадно выдергивает из под ног покрывало земли, жестким взглядом колючих и пустых глаз ждет, что ты поскользнешься. Она сует иссохшие ветви скелетов-деревьев в глаза, бессовестно тычет острые сучья в холодеющие от пронизывающего ветра щеки. Старческим, выцветшим и дряхлым покрывалом она накрыла реку, чтобы сохранить до весны под мглистым саваном.
Если обернуться, можно увидеть едва различимые в мелком дожде и надвигающемся закате стены Столицы. Очень близко. Дорога, на которой я стою, почти прямая, ее вытоптали миллионы ног и телег. Она вялой лентой разрывала ровную гладь равнины, покрытой мертвой травой. Местами расширяясь, местами сужаясь, она текла от ворот Столицы к мосту через Угрюм-Ручей, разветвлялась дальше на три дорожки-ручейка, один из них вел к западным пределам.
Справа и далеко впереди - источенные зубы горного хребта Череды Прадедов. Хребет начинался здесь и уходил, виляя на все тот же самый запад. Однако, там горы были значительно выше и назывались Хребтом Титанов. Чуть левее, брезгливо сторонясь вытоптанной дороги, начинался лес. Сперва небольшие кустики, за спинами которых стояли небольшие деревца. Сперва жидкий, едва ощутимый на всхолмьях, лес укреплялся дальше. Его черные великаны, гордо высившиеся тенями вдали, казалось, своими корнями скребут кости земли. Сейчас лес казался черным и мрачным. Казалось, он, будто хитрый убийца, прикинулся пьяным и грязным гулякой и лег рядом с дорогой только лишь затем, чтобы неразличимым движением послать отравленную иглу в спину.
Почему-то, они всегда приходят с запада. Всегда только с запада.
О том, что она идет к Столице стало известно пять дней назад. Разумеется, можно было убить ее в то же время, но был указ - при наличии возможности - всех обладателей дара перетягивать на нашу сторону.
Кто знает, зачем они все время стараются что-то изменить в существующем мире? Кто они, чтобы оценивать, что хорошо и что плохо? Кто они, чтобы судить, что у каждого есть право выбора? Они пытаются прийти сюда и свергнуть Правителя, сковырнуть, как им кажется, гнойник на теле Империи. Все они движутся сюда и в каждом селе и городе пытаются проповедовать: "Люди! Раскройте глаза ваши!" И так далее. Они взывают и стараются увлечь других. Иногда выходит создать какую-то шайку сумасшедших разбойников.
Эта шла одна. Она была в обветшалом малиново-коричневом плаще с капюшоном. За плечами у нее был мешок. Почему-то она не добыла лошади, не обзавелась спутниками - странно. По ее походке было видно, что она шла долго и устала, но в то же время, готова пройти еще не одну тысячу шагов.
Когда она приблизилась к мосту, с той, закатной стороны Угрюм-Ручья, воины ринулись в атаку. Одетые в латы крестьяне, совсем неуклюже переставляли ноги, ополченцы, ругая крестьян, натыкались то и дело на них, наемники плотным строем и обособленной кучкой перемещались быстро и слаженно. Капитан на коне жестами отдавал приказания. Всего - триста двадцать семь человек. Они стояли здесь, рядом со мной, в ожидании сигнала добрых три часа. Конечно, за это время одежда пропиталась влагой и стала тяжелой. Щитки брони холодили, несмотря на подшлемники. Каждое движение они делали с неохотой и только свирепый страх или суровая дисциплина могла заставить их безропотно молчать все эти три часа и выполнять приказы.
Мрачной и бесформенной, неуклюжей массой они потекли вниз, к мосту, будто грязный ручей захотел соединиться с рекой. Кто-то оскальзывался и падал. Подняв голову на шум, она увидела эту бестолковую толпу, увидела и группу профессионалов, изготовившихся к атаке.
Странно, она не испугалась. Я не почувствовал страха или удивления в ее потоках. Она воспринимала происходящее как что-то, просто имеющее место быть. Она продолжила идти.
Когда она ступила на мост, отряд из десяти лучников выпустил стрелы. Опять же, оказалось странным, что она позволила стрелкам спустить тетиву. Обычно, все, кто был раньше, едва заметив издали лучников, уничтожали их сразу. А эта будто бы и не заметила взмывших в ее направлении стрел. И это было сюрпризом. Мне пришлось тщательно проследить, чтобы ни одна стрела не попала в нее. Может быть, она совсем слабая и не умеет направлять потоки энергии?
Стрелки сделали еще залп. Я направил одну из стрел точно в ногу путнице. Однако, будто попав в невидимую трубу, стрела ушла в сторону. Все-таки, она не слабачка. Уже хорошо, а то столько трудов пропало бы зря!..
Капитан приказал бойцам нападать. Люди бегом помчались к мосту, на котором, было, остановилась женщина. Но она, будто не замечая бегущих на нее и кричащих мужиков, продолжила свое движение. Стрелы летели вокруг нее, жужжа будто жирные мухи, запуганные и замерзшие бойцы бежали к ней, стремясь расквитаться за долгое ожидание под холодным ветром и дождем. А она продолжала идти по дороге.
Я пытался уловить хоть малейшую попытку с ее стороны воздействовать на нападающих, но ни на секунду ее "кокон" не раскрылся. Она укутала себя броней из обычного воздуха и больше ничего не делала! Невероятно! Первые шеренги "ополчения" добрались до нее. Перекошенные от ярости лица, вонючее дыхание, топоры, вилы, булавы... А ей хоть бы что! Обрушившиеся, было, удары отскакивали, будто натыкаясь на лед.
Она остановилась, словно ища прохода между этими, непонятно зачем собравшимися здесь незнакомыми мужчинами. Я возликовал: вот сейчас, в эту минуту она нападет на них, заставит драться друг с другом, раздавит их или разорвет на части. Но нет - вместо атаки, она просто "вытянула" свой кокон, состоящих из воздуха, вперед, раздвигая толпу.
Это было похоже на сон. Со стороны казалось, что по дороге идет усталая женщина, ее со всех сторон окружают дикие мужчины, машущие разным оружием, которое причиняет урон разве что им самим - по неосторожности.
А я видел белые замкнутые потоки энергии, которые пассивно, словно огромные каменные стены, препятствовали любой атаке. Она шла походным, размеренным шагом дальше, приближаясь к капитану. Он, видя, что нападение не удается, стал кричать не самые красивые фразы в ее адрес. Капитан тщательно словами прохаживался по родне женщины, доставалось и ополчению. Он попытался, было, мечом достать женщину, но меч скользнул по невидимому стеклу и ушел в сторону. Капитан хотел разогнать коня и его массой протаранить, затоптать ее. Но конь так же не мог пробиться сквозь стены, оберегающие врага.
Да, пожалуй, сильна! Я был удивлен, на сколько хорошо и плотно она формировала потоки своей энергии. Выглядело так, будто ее сила не тратится, а такое почти невозможно! Хотя, конечно, если она не размыкает линий своего поля, то это становится много более просто, но все равно...
Мои бойцы окружали женщину и беспрестанно пытались на нее напасть, но она все так же продолжала идти к Столице. И ее сила не уменьшалась. Десять минут, полчаса, час... Мы уже очень близко подошли к городу. Еще немного и мне придется ее убить. Да, я могу это сделать в любую секунду. Но хотелось бы, все-таки, захватить такой интересный экземпляр!
Рядом с дорогой появился какой-то маленький пастушок. Случайный свидетель. Конечно, он совсем не мешал, но капитан, разозленный длительной и бесполезной заварушкой, подскочил к нему и, размахнувшись, рубанул мечом.
Мальчик вскрикнул и мешком упал.
Женщина повернула голову на вскрик и увидела падающего пастушка, пораженного солдатом. По ее ауре пробежали разные оттенки, среди которых я с радостью увидел алые и бардовые цвета - злости и агрессии. Но она опять не стала нападать на капитана - ее аура, померцав оттенками заката, стала желтой, сострадательной, ее кокон на долю секунды разомкнулся и включил в себя пастушка.
Я был бы готов отдать палец на отсечение в уверенности, что парень мертв! Я не просто бул уверен в этом - я знал, видел то, что он умер, но она - непонятным фокусом, неизведанным приемом - ухитрилась "исправить" его тело и "вернуть" отлетающую душу обратно, в тело! Мальчик зашевелился, схватился за место, где только что была страшная рана, он ощупал себя, удостоверился, что жив, помотал головой и стал подниматься на ноги.
Женщина "удерживала" мальчика в коконе, пока, видимо, не убедилась, что он жив и здоров. Потом она обратно уменьшила свою ауру и продолжила движение.
А капитан, увидев это исцеление, вышел из себя окончательно. Он направил коня на пастушка. Тот пятился и кричал от страха. В последнюю секунду он отпрыгнул, но все равно, боевой конь ударил его копытом. Мальчик упал, потеряв сознание. Капитан спрыгнул с лошади и подбежал к повергнутому. Он вонзил в него с чавкающим хрустом свой меч, а потом стал рубить без остановки бездыханное тело.
Женщина смотрела на эту сцену с безграничным изумлением, непониманием, жалостью. И вдруг - нет, она не стала нападать на капитана - вместо этого, она будто потянулась к его голове, чтобы узнать: "Почему?"
И это, конечно же, стало ее ошибкой. Как только она коснулась сознания капитана, с ее губ проклятием сорвалось:
- Скользящий!..
Да, это я! Я могу скользить по чужой энергии, или магии, или ауре, или душе, но сперва мне нужно с этим соприкоснуться. Вступить в прямой контакт. И тогда я могу "соскользнуть" до самой глубины, до сути человека. Я могу полностью прочесть его. Я могу его переписать! От корки до корки.
Как только она прикоснулась к капитану, пропал смысл в бутафории - все триста двадцать семь человек исчезли. Все они были моим порождением - только лишь для того, чтобы спровоцировать ее атаку. Все это время я был каждым из них и никем в отдельности. Я создал эту толпу и вдохнул в них на время жизнь и сознание. Каждый из них думал, что он есть. В каждом из них был я, каждый из них был немного Скользящим.
Она замерла и не шевелилась. Казалось, она даже перестала дышать. На самом деле, она уже не могла контролировать себя - я целиком овладел ею. Только лишь яростный взгляд еще метал молнии. Тридцать девятый трофей.
Непонятно как, но вдруг она будто вновь овладела собой:
- Зачем тебе жить? Ведь у тебя нет надежды! Нет надежды, что вокруг тебя хорошие люди! Ты потерял надежду, что ты хороший человек!
Разумеется, это были ее последние самостоятельные слова.
Но почему они думают, что они и есть правда, совесть и честь других людей?
Почему они все время думают, что только они знают, что такое "хорошо"?
Почему они думают, что в силах победить водиночку? Прийти и победить...
Позерство!