Меня все бесило. У меня кончилась тушь для ресниц. И нормальная помада. Челка отросла и лезла в глаза. Вскочил прыщ. Мои пятки покрылись трещинами от босых парикрам по святым местам. А ногти на руках, как ни подстригай и ни чисти – под ними всегда скапливалась черная матхурская грязь. И как достали эти путающиеся под ногами сари и чадары, заматываясь в которые, женщины похожи на разноцветные кочаны капусты; эта зима с обезьянами, раскачивающимися на городских проводах; эта Кешава-врата – ныряй-в-Ямуну-в-феврале; отсутствие горячей воды и душа - ах, меня поймут, кому доводилось оставаться без воды в критические дни! - и в довершенье праздника колючие рейтузы, надетые под сари.. Но более всего - отсутствие смысла во всем этом. Какой во всем этом смысл? Это что, духовная жизнь такая? В чем тут фишка, гайс? Где медитация-то? Где волшебство? В чем тут тут нектарный экстаз? Что за хрень в конце-то концов, мать моя женщина!
На кухне разбросаны чугунные котлы, вымазанные черной сажей и кастрюли с дольками резаных овощей, на полу в луже воды валялись картофельные очистки. Гопал носился по храму, строил девчонкам рожи и со всей дури бил в колокол. Среди мусора, похожая на «Жницу» с картины Васильева, томно обнимая швабру, стояла Анурадха. Златовласая нимфа, Ану бесшумно появлялась и исчезала в разных углах матха. Она монотонно чистила кастрюли, молчаливая и отрешенная. Иногда Анурадха застывала посреди комнаты, словно глядя на какой-то предмет перед собой, невидимый для остальных, и слеза катилась по розовой щеке. Поговаривали, будто родом она из Германии, а ее папа с мамой несколько лет занимались какими-то духовными практикам вроде медитаций на слияние с парабрахманом. Про Ану ходили слухи, что она не закончила даже средней школы. Когда Ану приехала в Индию, индусы выдали ее замуж, что наверное было нетрудно: алые губы, округлые локти и бедра, златые кудри – Ану была прекрасна как Афродита. Однако никто этого мужа не видел. Меж тем Ану годами ходила в одном и том же застиранном сари в бежевый цветочек, пришпиленном невидимками к золотистым волосам. Уже четыре года она непрерывно начищала полы и котлы в ашраме под присмотром Прабху джи. До сих пор такого не удавалось никому. Как правило, через полгода или год брахмачарской жизни Прабху джи оправляет всех девиц на родину. Все попытки его ослушаться неизменно оборачиваются полным крахом.
- Что это с тобой, Калинди? - нахмурилась Деваки.
- Меня все бесит, - посетовала я, - это лечится?
- Дорогая, пойдем, Прабху джи спросим...
Прабху джи стоял у кипящего котла и задумчиво в него глядел.
- Прабху джи, - Деваки молитвенно сложила ладошки (сегодня она уже падала ему в ноги)...Прабху джи перевел взгляд с котла на Деваки, - а у Калинди какой-то ментальный дистербанс, помоги ей, пожалуйста, скажи ей, как же ей дальше жить..
- Хм.. дистербанс.., - Прабху джи снова задумчиво уставился в котел, - пусть Калинди почистит туалеты.
«Это я еще не чистила,» - мелькнуло у меня в голове, когда мы с Деваки спускались вниз по узкой лестнице.
- Ты, что, Калиндюшка, это же такой экстаз - чистить туалеты, - залопотала Деваки, наблюдая, как я меняюсь в лице - все велкие ачарьи в юности мыли туалеты, ибо это вырабатывает смирение и очищает зеркало ума… Вамана Махарадж достиг просветления, чистя туалеты. Сюда специально в Матхуру с всего мира приезжает народ, чтобы почистить туалеты. Да… Вот взять, например, Радха-Канти...у нее папа - знаменитость из Коста-Рики... Приходит Радха-Канти как-то к Прабху джи и дает ему пачку евро, а Прабху джи ласково так улыбается ей и говорит: «Что-то мало ты даешь бабосов». Радха-Канти припухла как-то. Она хотела пожертвовать круглую сумму, предаться Прабху джи и заняться духовными практиками… а он ей, мол, ах, как я рад, с пребольшим удовольствием, иди почисти туалеты. Она раз почистила, два.. Прошел месяц.. Прабху джи спрашивает брахмачари: «А где Радха-Канти? Она чистит туалеты?»
«Мы давно ее там не видели», - отвечают брахмачари.
«Возлюбленная Радхаканти, чистишь ли ты туалеты? - спрашивает он ее, - Эх ты, собираешься очистить свое сердце от анартх, стереть пыль с зеркала ума, а не способна вычистить и туалет...»
Короче, Калинди, когда мой ум мне сопротивляется, я иду чистить туалеты. Это мое самое любимое занятие, дорогая, мы все тут с девчонками – мы обожаем чистить туалеты, просто тащимся...Это же такой кайф...
- Бэээээээээ, - отозвалась я.
- Туалеты в храме - это не просто туалеты, это ого-го, - с энтузиазмом продолжала Деваки, - с ее-то многолетним монашеским стажем, хе-хе, эта туалетная тема явно задевала ее за живое, - ты чистишь туалет и погружаешься в медитацию на то, что туалет это твое сердце, в нем столько грязи... И ты ее оттуда вымываешь, выскребаещь, вылизываешь.. На тебе веник. Вот. И совочек. А это, - Деваки, пошуршала скарбом, вытащила из закромов длинную медную проволоку и сладостно мне улыбнулась улыбкой до ушей, - это на особый случай… Вон баба стоит, он тебя проводит.
Худощавый пожилой индус в набедренной повязке кивнул мне, мол, ача, я тебя провожу. Я швырнула веник и проволоку в ведро, подтянула повыше сари и отправилась за ним, шлепая по мраморному полу голыми пятками. Анурадха, флегматично повиснув на швабре, молча провожала нас взглядом.
Баба привел меня в затерянный закуток в глубине мандира, где мне еще не приходилось бывать, широким жестом он махнул на древние «туалеты» - 3 перегородки в стене, отделяющие дырки одну от другой. Мол, дорогая, это все нуждается в бережном обращении. Потом отворил дверь в предбанничек и указал на облупившийся бетонный пол, мол, глянь, сколько тут хлама, ай-ай-ай, надо это все вымести, а потом залить водой несколько раз и тщательно соскребать воду и мусор склизером, пока вода не станет прозрачной...
«Ок, баба, ваш туалет станет обителью чистоты и святости, - уверила я его взглядом, баба, не беспокойся, я сделаю все как надо.»
И вот где я, хто я..? Мою туалеты в глухой индийской деревне, воображая, что это мое сердце.. Ржунимагупаццталом… Филфак мой филфак…
- Все, Деваки, я помыла туалет, - сообщила я, отжимая подол сари, волочившийся за мной по полу.
- Ну, и как ты себя чувствуешь, ок?» - заботливо спросила Деваки, прикладывая к моему лбу ладонь.
- Прекрасно чувствую, Деваки, экстаз, - ответила я сдавленным елейным голоском.
Ну ничего, попытка номер два. Туалет помыла, склизь с зеркала ума соскребла... Мытье туалета расставило приоритеты в моей голове по своим местам. Итак, чего мы ожидаем от Прабху джи, этой трансцендентной личности в этом трансцендентном месте в этой трансцендентной жизни? Нектарных наставлений в бхаджане. Мы здесь зачем? Чтобы медитировать, мать твою за ногу. Так, надо к нему по-другому, надо не исподлобья зыркнуть, а смиренно припасть к лотосным стопам..
«Тринад апи суничена тарор апи сахишнуна
Аманена манадея киртания сада харих»
«Только считая себя ниже травы, которую все топчут ногами, человек способен совершать бхаджан.»
Я потуже подвязала сари на поясе и покрыла голову его свисающим по спине хвостом, аккуратно убрав под этот хвост косоньку и челку, и выбивающиеся из косы волосья. Деваки одобрительно кивнула, поправила еще пару моих вихров и вновь подвела к Прабху джи.
Прабху джи стоял на том же месте в той же позе и задумчиво созерцал кипение рассола с чили в котле.
- Прабху джи, расскажи, пожалуйста, что такое настоящая медитация, Калинди очень хочется об этом узнать, - перевела Деваки.
«Сейчас снова пошлет чистить туалет, он это любит.. тяжелый физический труд,» - обреченно подумала я.
Говорят, как то раз америкосы подарили Прабху джи посудомоечную машину. Прабху джи улыбнулся, поблагодарил и приказал отнести ее на крышу. Брахмачари с готовностью приперли машину туда. А Прабху джи не спеша так ее обошел и вдруг - хлобысть ее с крыши. И улыбается стоит довольный. Все в шоке.
«Прабху джи, - в недоумении восклицают американцы, - зачем ты грохнул посудомоечную машину?»
«Я не хочу лишать людей служения в этом храме,» - отвечает Прабху джи.
Такая вот байка. Не важно, что ты конкретно делаешь для Бога, важно, сколько ты затрачиваешь усилий, чувств, любви. Не важно, сколько у тебя денег или сил, важно, сколько ты хочешь отдать.
Прабху джи зорко на меня глянул, помолчал пару секунд и изрек:
- Замуж, только замуж...
От обиды у меня чуть было слезы не навернулись на глаза.
- Езжай в Рашу, - продолжил Прабху джи, - найдешь себе там русского мужа, выйдешь за него замуж и нарожаешь детей... мноого-много…
- Но я не хочу в Рашу, Прабу джи, я хочу медитацию, - умоляюще воскликнула я.
- Замуж, только замуж...
***
Теплый синий вечер плыл над матхом. Брахмачари всей кучей чистили овощи к ужину на крыше. А мы с Деваки, сидя на холщовых мешках, расколупывали гранаты. Я раздраконила один гранат и тяжело вздохнула...Прабху джи послал меня замуж. Для девчонок в матхе это все равно что послал...Все матховские девчонки считают позорным думать о мужчинах... А тем более замуж. Они же все брахмачарини... Целибат это же часть духовной практики...ооо
- Калиндюшка, - начала Деваки, - замуж - это совсем неплохо, очень даже неплохо, найдешь себе хорошего мужа, внимательного и религиозного, выйдешь за него замуж…Ты вон у нас какая красавица, так индусам нравишься..
Я молчала и напряженно чистила гранаты.
- Да, Калинди, красота – это такое испытание, - со вздохом сказала Бхавани, - слава Богу, что я не красивая, как бы мне было тяжело, если бы я была даже вот хотя бы такая, как ты.. Красота столько с собой проблем приносит. Мама не горюй.
- Кстати, Калинди, - воскликнула Деваки, - сегодня в матх приходили богатые индуски и всех одарили подарками. Гляди, сколько всего пожертвовали матху, Деваки вытащила из под холщового мешка огромный пластиковый пакет с цветным тряпьем и с преувеличенным усердием принялась в нем рыться, вытряхивая тряпье наружу.
- О! - вдруг воскликнула она, Калинди, - посмотри-ка, а это как раз для тебя!
Я искоса взглянула на Деваки.
Деваки торжественно извлекла из мешка помаду и протянула ее мне. Зыркнув на Деваки исподлобья, я все же взяла помаду и открыла ее. Это была неистово-розовая б-ццкая помада, старая, наполовину смазанная и покосившаяся вбок. Я еле удержалась, чтобы не треснуть Деваки чем-нибудь по башке. Деваки заливисто расхохоталась.
В Деваки временами вселялся бес безбрачия, а вместе с ним язвительность и ржак. В такие времена она делалась невыносимой.
Я обиделась и спросила:
- Слушай, Деваки, а ты-то сама влюблялась когда-нибудь?
- Я? Нет. Никогда.
- Вообще-вообще?
- Вообще не влюблялась.
- И замуж никогда не хотела?
- Упаси Господь, Калиндюшка, не хотела. У меня вызывала отвращения все эта.. эта..как ее? ... эта вся физиология... с детства.
Я погрузилась в воспоминания о своей физиологии, физиология была разнообразной, в уме чередовались имена и города...и музыка теплыми эфирными волнами опускалась с небес..
- Но Прабху джи как-то и меня решил выдать замуж, - созналась она виновато, - в матх тогда заглянул какой-то индийский магнат и пожертвовал много денег. И Прабху джи сказал, мол, Деваки, а не пора ли тебе выйти замуж? Вон магнат. Он богатый. Хочешь, сосватаю тебя? Я так расстроилась, я чуть не упала, но сказала ему «как тебе будет угодно, Прабху джи». А сама едва держусь, чтобы не разреветься. Тогда Прабху джи указал на меня пальцем всем и сказал «Вот, учитесь у Деваки смирению». В общем, пронесло...
Деваки смотрела вниз, на носу поблескивали очки в тонкой оправе, в носу серебряное кольцо. Она, опустив глаза, расколупывала гранаты. Голубой чадар так плотно прилегал к лицу, что длинные волосы, уложенные бабьей гулькой, никогда из него не выбивались. Деваки была буквально замотана чадаром, как шахидка Фатима. Серые глаза, русые брови и ноль макияжа – красавицей ее не назвать.
«Это все только потому, что я некрасивая, Калиндюшка, - сказала Деваки, состроив мне скорбную мину, - Зато вот ты такая красотка, вон Прабху джи смотрит на тебя, гляди!
И Деваки снова залилась хохотом.
Бледно-розовые зерна гранатов выглядели незрелыми.
«Русские гранаты,» - с косой ухмылкой бросил Прабху джи, проходя мимо.
Ла-ла-ла...Незрелое манго не доставит наслаждения. Четырехлетняя девочка не может родить ребенка. Медитация сладостна и желанна как спелый плод, как выношенный под сердцем ребенок.. О Калинди...слушай больше катхи, и тогда... как-нибудь однажды у тебя родится темнокожий малыш, играющий на золотой флейте.
Я лежала на циновке на полу, уставившись в потолок. За маленьким зарешеченным окном сгущалось и чернела ночь. Деваки, Бхавани и Индулекха сопели в своих спальниках очень тихо, наверное, они заснули. Даже обезьяны не топали по крыше, они тоже уснули. Застыли салатовые ящерицы на стенах под самым потолком нашей комнаты, погруженной в ночной мрак. Это первые и самые лучшие часы ночи, когда все только-только уснули, а мыши и крысы (Деваки зовет их «Маруськи») еще не решаются появиться из своих нор... Но для них в углу мы оставили папаю с чапати и кхиром. Прасад. Пища, предложенная Божествам. Маруськи съедят прасад и в следующей жизни воплотятся людьми. Поедание прасада духовно возвышает, это служение Бхагавану. Как гармоничен мир индуизма. Невозможно умереть навсегда, невозможно пропасть и нет вечного ада... О Бхагаван...Где же ты...Как ты там поживаешь..? Бхагаван...Эх, Бхагаван...подстава эти туалеты. В этой жизни практичнее не иметь ментальных проблем.