Меня зовут Ив. Мне 93 года и я хотела бы написать историю всей моей жизни. Но я начала слишком поздно и боюсь не успеть. Я больна и каждый новый день отбирает у меня частичку моей памяти. Поэтому я расскажу только о том, что составило смысл моей жизни. Я расскажу о своей любви.
Его зовут Людвиг. Я встретила его, будучи совсем девчонкой, однако до него у меня уже были мужчины. Они были и после, потому что сначала моя любовь была безответна. У Людвига была Вивьен. Она играла в театре. Более неуравновешенного и более страстного человека я не встречала в жизни. Их любовь была как война и ни один из них не сдавался другому. Эта война была бесконечна, в ней не было победителя и проигравшего, только два безумных воителя, уничтожающих все на своем пути.
Я была упряма и однажды мне все-таки удалось вклиниться в самую гущу боя. Я стала островком перемирия, тихой гаванью для Людвига. И он полюбил меня. И все еще любил ее. Мы стали любить втроем, с безумными скандалами, истериками Вивьен и еще более безумными воссоединениями. Временами я уходила, я старалась забыть период моей жизни, в котором перемешались страсть, ненависть, любовь, презрение, ревность, отчаяние. Этот коктейль отравлял мне душу. Я тогда находила себе мужчину, жила с ним, заставляла полюбить себя – я пила эту любовь жадно, как вампир. Я тосковала, ревновала, рыдала и смеялась. Ненавидела тех, кто был рядом со мной. Потом я всегда возвращалась к Людвигу. Я так любила его. Что до Вивьен – ей было все равно, есть или нет, она почти не замечала меня, уверенная в своем полном господстве в сердце мужчины, которого мы обе любили и ненавидели.
Я не запомнила тех мужчин, с которыми жила. Тех, кто искренне любил меня. Кроме одного. Его звали Александр. Он был непохож на других, не сносил молча моих отлучек, истерик и депрессий. Он пытался вырвать меня из пучины сражения, в которое я вовлекла себя по доброй воле. Ничего не получилось, но я так благодарна судьбе, за то, что Алекс был в моей жизни. Сейчас я часто думаю, какой она была бы, если бы я позволила спасти себя. Впервые за последние спокойные годы моего замужества, по щекам текут давно забытые слезы. Я улыбаюсь. Эти слезы наполнили всю мою молодость. Для меня они словно старые фотографии из фотоальбома. Алекс погиб очень давно, но моя болезнь милует его лицо. Оно до сих перед моими глазами – смуглое, чисто выбритое, очень задумчивое и всегда немного грустное. Я часто прошу прощении у Алекса. Старость сделала меня сентиментальной.
Вивьен и Людвиг часто ругались вдвоем, тогда я становилась бесплотной тенью. Я забивалась в какой-нибудь угол, или бродила по улицам и по моим щекам текли те же слезы, что текут сейчас. В такие дни я не существовала в жизни Людвига и Вивьен. Они погружались в свой мир, мир, доступный лишь двоим. Мне кажется, этот мир существует и сейчас, когда я пишу эти строки. Мои пальцы уже потеряли свое изящество и ловкость, мои волосы белы, как снег, но один из этих людей, оставшийся в живых все еще оберегает покой маленькой вселенной, где покоится их любовь.
Мне до сих пор больно. Я знаю, что он никогда не любил меня, как ее. Я знаю, что для меня всегда любить самой было главным, но теперь я теряю мужество. Вместе с каждой каплей жизни, покидающей мое тело я теряю уверенность в том, что было моим принципом всю жизнь – быть с тем, кого любишь, пусть и он не любит тебя. Я все чаще думаю, как было бы проще умирать, зная, что любима. Что кто-то будет страдать без тебя и плакать, глядя на твою фотографию. Забавно, о таких вещах в молодости думаешь с пренебрежением, а сейчас мысли об этом наполняют все мое существование.
Вивьен умерла спустя два дня. Она была пьяна и поскользнувшись на полу в ванной, ударилась головой об раковину. Врач сказал, что смерть наступила мгновенно, она умерла, даже не успев осознать это.
Несколько дней после смерти Вивьен стали худшими в моей жизни. Я не могла смотреть на Людвига. Он кидался на стены и выл. Я никогда не слышала более жутких звуков. Они до сих пор иногда преследуют меня в кошмарных снах. Так же как и его белое как простыня лицо, от которого я отводила глаза. Я все время была рядом, я помню каждый его крик. По ночам я слушала его дыхание, я была как тень. Я смотрела в пространство и не могла отойти от него ни на шаг. Эти были ужасные дни для меня, мне никогда не требовалась быть сильнее, чем тогда, я никогда больше не кусала губы так, что текла кровь. Но я точно знаю, что никогда не любила сильнее.
Сейчас, спустя сорок семь лет, мы еще любим друг друга. Эта любовь тепла и нежна, я чувствую ее мягкое прикосновение. Мы все еще держимся за руки, гуляя по парку, на наши поцелуи оборачивается молодежь. Они думают, что у нас была идеальная жизнь. Женщины все еще завидуют мне. Уже не красоте моего лица, а красоте любви двух стариков, которые уже и не помнят, как познакомились. Это правда, я начинаю забывать мою жизнь, поэтому и написала этот дневник. Доктор говорит, болезнь неизлечима, можно только замедлить процесс. И я принимаю лекарство, хотя гораздо больше боюсь медленного угасания. Я боюсь взгляда мужа, когда прихожу утром на кухню и начинаю умываться, перепутав ее с ванной. Это мерзко, но страх в его глазах иногда вызывает во мне мгновенный, жгучий прилив радости, который затем также быстро угасает. Этот страх внушает мне, что я дорога ему, что он любит меня почти так же, как когда-то любил Вивьен.
А иногда ночью я просыпаюсь одна в постели. Я пытаюсь снова заснуть, но не могу. Я знаю, где Людвиг. Он тихо сидит на веранде, глядя на темные цветы в саду. Он не видит их. Сигарета догорает до фильтра. Он сейчас в маленьком мире, за призрачные стены которого я так и не пробилась. Он остался в нем один, но как в древности люди поддерживали крохотный огонек, так и мой любимый поддерживает тень своей угасшей любви. Я подхожу к нему сзади, кладу руки на его плечи и шепчу: « я люблю тебя, милый, я так тебя люблю. Поэтому я знаю, что ты чувствуешь, мой голос дрожит, - ты скоро встретишься с ней.»
Я знаю, что он не слышит меня, и все равно шепчу, снова и снова. Так же как когда-то сидела с ним рядом, глядя в пространство и слушала, как он спит.