Быть невидимым

Александр Парфентьев
Автор: Даниель Клаус (Daniel Klaus), перевод с немецкого

Каждый день она разговаривает с людьми, которых никогда не видела. Она поступает так, как будто это в порядке вещей. Каждый день она пытается завести разговор с совершенно незнакомыми людьми о чем-то новом. О средствах по уходу за волосами. О страховании жизни. Об автомобилях и кормах для собак. И она радуется, если ей это удается.

Анника в своих наушниках сидит рядом со мной и как раз сейчас кончиками пальцев по поверхности стола нанизывает друг на друга бодрые такты в три четверти. В своих мыслях она вероятно сидит за белым роялем в Королевском Альберт-холле, играет последние ноты одной очень сложной пьесы и знает, что через мгновение публика встанет и будет чествовать ее несмолкаемыми овациями.

Анника только что закончила интервью, уже восьмое по счету, и это означает, что у нее сегодня хороший день. Для меня он также чудесен, так как в данный момент она повернулась в мою сторону и улыбается мне. Всякий раз, когда она так делает, я глубоко вздыхаю. Но я тут не один-единственный, ведь глаза Анники того цвета, который собственно можно найти только на картинах Ван Гога, а все они надежно охраняются в музеях. Кажется, что все ее лицо состоит только из этих глаз. Думаю, что даже на черно-белых снимках ее глаза не перестанут светиться.

Естественно, они - первое, о чем я заговорил, когда мы вместе вышли покурить.

"Твои глаза," - произнес я. Больше мне ничего не пришло в голову.

"Я знаю, - ответила она и опустила взгляд, - все хотят увидеть мои глаза." Ее голос звучал очень уставшим.

"Мне жаль," - сказал я, потому что сам поступал как раз именно так.

Мы затягивались нашими сигаретами и молчали.

"Что же мне делать?" - спросила она после некоторой паузы. Она по-прежнему смотрела вниз. "Я же ведь не могу мои глаза, словно большую грудь, спрятать под мешковым пуловером. Или весь день носить солнечные очки и рассказывать, что у меня редкая болезнь, похожая на ту, что была у Хайно (Heino, немецкий поп- и кантри-исполнитель, постоянно выступавший в солнечных очках)."

"Нет, - говорю я, и мне неожиданно становится грустно от того, что у нее такие голубые глаза, - нет, это не выход."

"Мое последнее место работы стало для меня настоящей пыткой. Я работала в одном книжном магазине. И люди вообще не хотели покупать никаких книг." Она вздохнула. "Они приходили только за тем, чтобы посмотреть мне в глаза."

"И теперь ты здесь, так как люди, с которыми ты общаешься по телефону, не могут тебя увидеть?" - спросил я.

Она кивнула.

После того разговора прошло какое-то время, и она стала гораздо спокойнее относиться к своим глазам. Когда мы разговариваем друг с другом, она больше не смотрит в пол, и иногда, между делом, во время энного особенно скучного интервью, ее глаза рассказывают мне истории размером с вишневую косточку. Заметно, что работа ей в радость. Люди, с которыми она ежедневно разговаривает по телефону, даже не предполагают, почему у нее так хорошо поставлен голос. Вероятно они относятся к ее голосу как к части ее профессии. Думаю, что они бы изрядно понервничали, когда бы узнали, что за глаза скрываются за этим голосом. Однако, на их счастье, они не имеют об этом ни малейшего понятия. Анника может спокойно проводить интервью, будучи уверена, что ее глаза не выведут ни кого из равновесия.

Конечно же они и дальше останутся на своих местах, и только слепой не сможет их заметить, и в любое время будет существовать вероятность того, что Анника со своими глазами станет на улице виновницей дорожной пробки или скопления людей. Но я не буду говорить ей об этом. Она обходится с ними между тем так спокойно и непосредственно, что было бы жаль, если бы тут что-то изменилось.