(Из цикла "Улица Перестроечная и ее жители")
Короткие гудки на другом конце провода отвратительно-ноющими звуками настойчиво проникали в самое сердце карлицы, тупо вонзались мозг, раня и без того уязвленное самолюбие.
«Она меня раскрыла» - пульсировало в ее уродливой голове.
И еще более сокрушительная догадка:
«Он меня не хочет. Они заодно. Они против меня».
Мысль, что Настя, эта глупая смазливая курица, снова разрушила ее планы, желчью растекалась по жилам ее неказистого тела, отравляя ее всю.
Вид карлицы был настолько страшен, так безжизненно застыли и опустели ее глаза, что у Мишки, который случайно вошел в комнату, тревожно сжалось внутри.
- Мама, что случилось? – он тихонько подошел и забрал трубку из ее рук, - кто звонил?
На одеревеневшем лице матери не дрогнул ни один мускул, не отразилось ни одной эмоции. С огромной болью и отрешенностью, она обездвижено смотрела куда-то в одну точку.
- Мама! Маамаа!, - Мишка тряс ее за бесчувственное плечо, - тебе плохо? Не молчи же! Мама!
В ответ она прохрипела что-то неразборчивое.
Мишка знал, что у матери бывают перепады настроения, случались истерики, депрессивные состояния, но такой обезумевшей он еще не видел ее никогда.
Сказать, что он любил свою мать, не сказать ровным счетом ничего, он боготворил, был частью ее, дышал ею. Если она смеялась, он радовался и смеялся тоже, и тогда не было в мире ребенка счастливей, а если она болела, грустила, он сильно мрачнел, уходил в себя, ненавидел весь мир, который нес ей зло. И связь эта была на каком-то очень глубоком подсознательном уровне. Наверно, только он один во всем мире не замечал ее внешнего уродства, она казалась ему маленькой слабой женственной мамой, и он готов был защищать ее до последней капли крови. Мишка никогда не спрашивал, где его отец, словно чувствовал, что этим причинит боль матери. Да и не нужен был ему никто кроме нее. Бабушку он любил капризно и потребительски, она должна была накормить, обстирать, отмыть, мама же была для него неприкосновенным божком, идолом.
И вот сейчас на его глазах с мамой происходило что-то очень страшное, может быть, непоправимое. Мир – их благополучный мир с грохотом рушился.
- Разбужу бабушку, - дрожащим голосом пытался он достучаться до ее сознания, страх фатального парализовал разум, - Сейчас, сейчас…
Она с безразличием посмотрела на уходящего Мишку, взгляд скользнул по поверхности обеденного стола, блеснуло острое лезвие ножа, и рука сама потянулась к нему.
Карлица остервенело кромсала вены на руке не чувствуя боли, боль нестерпимо мучительно сжигала изнутри - где-то там была огромная пульсирующая, рвущая на части рана.
- Неет! Не смей!!! – в ужасе заорал вернувшийся Мишка, с силой схватил ее за запястье и, рискуя пораниться сам, вырвал нож. Кровь фонтаном заливала одежду, диван, на котором она сидела, пол.
- Кто? – тихо спросила вошедшая следом мать.
- Настя, - одними губами ответила карлица.
Врачи, приехавшие на скорой обработали и забинтовали ее руку, сделали укол успокоительного. В больницу не забрали, сказали расплывчато «если станет хуже, звоните».
Две недели карлица без движения, лежала на своей кровати, уткнувшись носом в стенку.
- Мама, зачем я только родилась? – Она с невыразимой мукой посмотрела на мать, горестно склонившуюся над ней с кружкой не отпитого травяного чая.
Взгляд прожег насквозь пожилую женщину, вызвав горестное чувство вины и беспомощности. Она была готова сейчас на все, чтобы только хоть немного утешить боль своего ребенка, своей девочки, даже умереть. С тех самых пор, как Галочка родилась на этот свет слабенькой и больной она неустанно молилась за нее. Они с мужем, здоровые и красивые, постоянно чувствуя перед этим беззащитным крохотным существом свою вину, всю жизнь положили на то, чтобы сделать ее хоть немного счастливой. Чтобы завести второго ребенка не могло быть даже речи. Все, что они зарабатывали шло на оздоровление малышки, на бесконечные консультации в лучших клиниках, санатории, курорты, в конце концов, на целителей, поездки в монастыри. Ей покупали самые лучшие игрушки и одежду. Галочка радовала своей смышленостью, хорошо училась, рисовала, писала изумительные стихи, легко поступила в ВУЗ. Но случилась еще одна беда, серьезно заболел муж, с операцией опоздали, но врачи предположили, что лет десять – пятнадцать при хорошем уходе и на свежем воздухе он проживет. Тогда они и поменяли хорошую квартиру в Ленинграде на полдома в дачном городке. Денег теперь едва хватало, жили более чем скромно, и одна надежда была теперь на Галю, которая успешно училась в институте и подавала хорошие надежды.
Старая мать сидела, глубоко задумавшись в скорбной позе, когда голос дочери вывел ее из оцепенения:
- Этот мир только для смазливых дур. Мне нет здесь места. Я карлица!
- Галонька, я помогу тебе дочка, возьму грех на душу, – внезапно решилась мать, - мы разведем их или она умрет. Коленька будет наш, на него приворот сделаем.
- Но что ты можешь, мама? – Почти насмешливо прозвучало в ответ, - вот если бы достать соляной кислоты! С какой радостью я бы плеснула кислотой в это кукольное лицо пустышки.
- У меня есть водичка от покойника, - мать словно не расслышала Галину, погруженная в свои мысли, - а Давыдовна рассказала, как ею пользоваться и еще я кое-что умею.
- Мама, - карлица резко села в кровати, в глазах ее нехорошим огнем горела ненависть, - я уничтожу ее, чего бы мне это не стоило!
Настя готовилась к Пасхе, перемывала дом, окна. Весна рвалась в их дом, переворачивая все вверх дном, вселяя предчувствие хороших перемен. Соседка не появлялась, мелькнула только однажды за забором, замотанная в серый старушечий платок и с перевязанной рукой, подвешенной на косынке к плечу. Вид ее был страшен.
- Может, колдует, - вечером суеверно сообщила Настя мужу.
- Не обращай внимания, - рассеянно ответил Николай, - я, кстати, сегодня Мишку встретил, и ты знаешь, он не поздоровался.
Ему и в голову раньше не приходило, что соседи могут не здороваться. Что бы между ними не происходило, а поприветствовать друг друга было делом святым.
- Ну, это то, как раз логично. – Рассудительно сказала Настя, - за это парня можно только уважать, он же ничего не знает и естественно, что принял сторону матери. А знаешь, я рада, что позвонила и расставила все точки, – добавила она с облегчением. - Пусть лучше она сейчас переживет, потому что потом ей будет только больней.
Настя еще не знала, что смертельная война ей уже объявлена, и что она будет жестокой и изматывающей.
Настя не знала еще, что уже приготовлена кукла-макет с ее именем, которой будут выкалывать глаза, воображая, что это ее, Настины глаза, будут колоть в сердце, чтобы ее, Настино сердце изнылось и высохло от слез.
Она не знала, что приготовлены ножи с черными ручками и обломанными кончиками лезвий, чтобы их с Николаем ссоры вели к разводу. И что однажды она обнаружит один такой нож, воткнутый в землю у колодца, а второй, точно такой же найдут воткнутым под забор, нанятые ими строители, когда будут готовить площадку для строительства нового забора.
Настя еще не знала, что однажды, когда она будет работать в саду, в глаз ей залетит липкая муха и на этом месте в углу глаза вырастет опухоль. Что больше года она потратит на скитание по врачам, которые будут лишь руками разводить, пока не поставят страшный диагноз.
А когда она перенесет операцию на лице, утратив свою привлекательность, пройдет курс облучения, рискуя потерять зрение, и когда, наконец, вернется домой к Коле, к семейной жизни, она поймет, что мужа у нее нет, как нет и семьи.
Вместо ее милого Николеньки, с которым много лет их живые сердца бились в такт друг другу, она найдет безжизненное безразличное апатичное существо, сросшееся с компьютером, а его рука покажется ей продолжением компьютерной мыши, бесконечное щелканье которой заменит им общение. Его глаза с безразличием будут смотреть в экран монитора, где останется еще хоть какая-то видимость жизни, в виде движущихся шариков и геометрических фигурок. Все попытки реанимировать зомби, в которого он превратится, не увенчаются успехом. Борьба окажется бесполезной. Перед ней будет муляж человека, потерявшего ту часть памяти, которая связана с их жизнью, эмоциями и чувствами.
И она еще не ведала ни сном, ни духом, что, однажды осознав, что потеряла все: и красоту, и мужа, и любовь, с опустошенным сердцем она погрузится навсегда в бездну одиночества и безысходности.