Пуговка...

Лаврофф Михаил
      - Ты не против, брат, если я присяду? А где твои? Разбежались? Да не переживай ты так! Вернутся они! Да и вообще, знаешь, иногда полезно побыть одному. Я вот тоже выбрался. Одиночества захотелось. Слышишь, во-он там, на восьмом этаже, где свет горит, поют, пляшут? Это они моему юбилею так радуются… М-да… да… А я вот решил поразмышлять наедине с собой… Сто лет не был на детской площадке… столько воспоминаний… столько…  эх… детство…вернуть бы  всё… Ну ты прямо как партизан: молчишь и молчишь.  Или ты моё одиночество нарушать не хочешь? Да ладно тебе! Оно мне и не поможет… В моём случае нужен собеседник. Причём не какой-то там обычный, а… такой как ты, например! Я смотрю, тебе тоже от жизни досталось. Где уж ты глаз-то  успел потерять? Ладно, прости, не обижайся.
   Представляю, если меня сейчас кто-нибудь из соседей увидит, скажут: «Вон, Синицын, ну точно с ума сошёл!» Да пусть, что хотят, то и говорят, да? Слушай, а давай ты побудешь моим детством? А? Совсем чуть-чуть? Хотя бы пять минут…

     Синицын окинул взглядом  родной двор. Вечер уже почти сдался. Лишь только верхние окна  высоток  пылали пожаром зашедшего за горизонт  солнца. С другой стороны, под многоголосый аккомпанемент  сверчков, уверенной поступью надвигалась тьма. Обычные предметы: детская горка, качели, фонарь, что освещал площадку, и вся растительность, которой, благо дело, хватало, - приобрели какую-то загадочность, словно каждый из них хранил свою собственную тайну. Даже далёкий рёв моторов и кошачье нытьё  наполнились неведомым смыслом. А из окон восьмого этажа, где ещё минуту назад слышался топот задорной пляски, зазвучали минорные ноты.
          Вдруг всё вокруг как будто бы сдвинулось. Колыхнулся старый фонарь. Листья на деревьях  в одно мгновение сменили цвет, показав свою обратную сторону. И даже ругающиеся коты сменили место стычки. В любой другой день Синицын  не заметил бы произошедшего, а если бы и заметил, то подумал: «Ветер». Но только не сегодня…
         - Спасибо… Спасибо… Хм, вот что значит возраст. Сижу здесь, разговариваю с тобой и всё равно не могу в это поверить. Ты, конечно, не понимаешь меня, ведь ты всегда верило в чудеса. Да и я верил… пока был с тобой. А ты ничуть не изменилось, всё такое же, в шишках да царапинах. Помню то время, когда и у меня они не успевали заживать: коленки, локти. И,  что самое интересное, ведь  было не больно. От любых ссадин  спасал подорожник. Сейчас… сейчас  всё  иначе. Сегодняшние раны не проходят годами, да и подорожник  к  душе не приложишь. Больно. Грустно. Где-то  даже  не излечимо.  Знаешь, а ведь тогда  вся жизнь  подчинялась  каким-то  неписаным  законам. Всё  складывалось так, как мы сами этого хотели.
           Помню,  как-то с друзьями  мы решили  найти  край  света. Да. Набрали  дома  бутербродов и отправились  в путешествие.  Прошли  всего-то две  троллейбусные  остановки,  забрались  под  мост и, как-то  не сговариваясь,  решили,  что  за  этим  мостом  и  есть  край  света.  Вот  так  оживали  любые  наши  мечты…
         У  меня  тогда  было  много  друзей,  помнишь?  Мальчишки,  девчонки.  Помню  даже  первую  любовь - Ленку.  Нас  тогда  ещё  все  дразнили «жених  и  невеста».  А  мы  с  ней  были  уверены,  что  когда  вырастем,  то  обязательно  поженимся,  и  у  нас  будут  такие же  маленькие  дети, как и мы  сами.  И мы  будем  разрешать  им  гулять  допоздна.  Да,  мы  ссорились,  но  всё  это  было  понарошку.  Зато,  зато  мы  мирились  по-настоящему.  Мы  каждый  день  встречались  и  каждый  день  не  хотели  расставаться.  Мы  хотели  нагуляться  вдоволь,  но  не  знали,  как  это  сделать.  Поэтому  каждый  из  нас  с  нетерпением  ждал  следующего  дня.  Так  каждое  утро  становилось  желанным.
            Мы  любили  мечтать.  И  если  нам  удавалось   погулять  до  темноты,  мы  забирались  на  крышу  и  смотрели  в  звёздную  россыпь.  Нет,  нас  не  пугало  необъятное.  Да  и  вообще,  тогда  мы  были  гораздо  ближе  к  звёздам,  чем… чем  сейчас.
           А  знаешь, я  ведь даже толком не помню, как мы с тобой  расстались. Помню только, что всё  случилось  как-то сразу, стихийно.  Каким-то  утром,  выходя  на  улицу,  я  просто  забыл  тебя  взять  с  собой.  И  всё…  Всё… Теперь  я  другой.  Конечно  всё  это  закономерно  и  мы  должны  были  с  тобой  расстаться…  ведь  это  же  жизнь… но  не  так.  Какую-то  частичку  тебя мне  следовало  захватить  с  собой.  И  вот  только  теперь  я  это  понял.  Я  понял, почему  мне  не  хватает  сил,  чтобы  перемолоть  жизненные  неурядицы.  Просто,  просто  я  перестал  смотреть  на  звёзды,  я  перестал  верить  в  чудо,  я  разучился  жить… Всё  это  я  оставил  тогда,  вместе  с  тобой,  тем  самым  утром  и  сбежал… С тех пор я только и делаю, что сижу в своей скорлупе. Сижу и ничего не вижу... Впрочем… Давай  не  будем  об  этом.  Спасибо  тебе  за  беседу. Ты  не  представляешь,  как  много  ты  для  меня  сделал.  Теперь  позволь  и  мне отблагодарить тебя.  Нет, нет, нет, никаких отказов! Договорились?
         
          Синицын,  как-то  неестественно  живо  снял  с  себя  пиджак  и  оторвал  первую  попавшуюся  пуговицу.  Потом так же живо,  буквально  на  ощупь,  нашёл  под  лавочкой  небольшой  кусочек  проволоки  и с её  помощью прикрепил свою пуговицу на то место, где у  плюшевого  медвежонка  должен  быть второй  глаз.
         -Ну,  вот,  другое  дело!  И  не  благодари  меня.  Ладно,  пойду  к  гостям.  Пусть  поздравляют  именинника!  Теперь  есть,  с  чем  меня   поздравить!  Ведь  мы -то  с  тобой  знаем,  что  это  не  просто  пуговка!