Болезнь куклы

Элина Свенцицкая
        Вначале он пил по-черному, потом завязывал насмерть. Вначале он завязывал насмерть, потом опять пил по-черному. У него был веник, а еще матрац и расстроенное пианино. А больше ничего не было. Но он жил в этой комнате, потому что делать было нечего. За окном проходили трамваи с круглыми и грустными глазами, полные трамваи чужих людей.
        Каждое утро он бил кому-нибудь морду. Потому что он решил набить морду всем любовникам своей жены. Тех, про которых он знал, должно было хватить где-то года на три, но были еще те, про которых он не знал, и на них уже не хватало целой жизни, и потому он старался как можно чаще бить кому-нибудь морду.
        Потом он ходил по комнате и думал. Думал о рваных рублях в кармане, о воде, текущей по штрекам выбросившей его шахты, и о том, как было бы хорошо, если бы премьер-министр  Дурдинец собственноручно пожал ему руку. Время шло, а ему только этого и надо было.
         Он ложился на матрац вниз лицом. Приблудная Динка сидела в углу и читала обрывок газеты. Там писалось про аварию на шахте, про окучивание ранней редиски и просили сообщить о местонахождении Элины Свенцицкой, 1960 года рождения, инвалида детства, которая месяц назад ушла из дому и не вернулась.
        Приблудная Динка села за пианино и стала тыкать в него одним пальцем.
- Что ты играешь? - спросил он.
- Болезнь куклы Чайковского, - ответила она и улыбнулась. И снова тыкала в пианино пальцем, и кукла стонала, у куклы была температура и она плакала горючими слезами, слизывая их сухим языком.
- Сыграй лучше танец маленьких лебедей.
- Не могу. Слишком пианино расстроенное. Почему у тебя такое расстроенное пианино?
- От жизни, - ответил он. - Оно три переезда, два развода выдержало - и расстроилось.
         Динка опять застучала пальцем по клавишам, и заскакали маленькие лебеди, а кукла начала плакать и просить, чтобы не расстраивали пианино, потому что оно уже и так расстроенное, и все из-за вас.
         Тогда и появилась Элина Свенцицкая, инвалид детства, о месторождении которой надо было сообщить за вознаграждение.
- Вот я, Господи, - тихо сказала она.
         Но Господь её не увидел и никому не сообщил.