Я вам вот о чем хотела рассказать, не пугайтесь, я не пьяная, не буду вещами бросаться и слова всякие кричать, как вчера. Просто я слов много знаю, потому и кричу, когда пьяная. Но пить врачи мне не разрешают из-за травмы головы. Инвалид детства, так они назвали меня и пенсию дали за это.
- Как я ненавижу эту жизнь! – говорю я каждое утро, пробираясь в ванную.
Но я вам хочу рассказать совсем не про это. Не про детство, от которого я инвалидом стала, не про милицию, которая бывает в своей ванной чаще, чем я, не про врачей, которых я не видела с тех пор, как мать померла. Она думала, я психическая, а я как все люди, только достали меня эти люди и в гробу я их видела.
-Люди! Вы – сволочи! – кричу я им, стоя на балконе.
Но я не про это. Послушайте меня еще хоть 5 минут, а то я точно собьюсь и все забуду. Кстати, меня зовут Аня. Я не каждому про это говорю, вот вчера никому не сказала. Не важно, как зовут, важно куда. Но я вам не какая-нибудь девочка по вызову, я знаю свое место и уважаю свою девичью гордость.
Ох, опять я не об этом. Блин, ну сколько же можно, вы меня уже и не слушаете. Ну и ладно, хрен с вами, только не уходите, все равно же вам делать нечего. Сидите тут, пиво пьете, но я же лучше. Мне вчера очень плохо было со здоровьем, но сегодня все прошло, честное слово. Но я домой боюсь идти. Нет, я не бомжа какая-нибудь, я живу на улице Дарвина, серая такая пятиэтажка, четвертый этаж, восьмая квартира. Там у меня мебель есть – стол, стул, раскладушка и лампочка. И одежды у меня много, от мамы осталось. И окошко есть, и балкон, только немножко выгорел, - какие-то сволочи непотушеную сигарету бросили. И ванна у меня…
Ну ладно, вы не слушаете, а я все равно вам расскажу. Назло расскажу, и пусть вас тогда совесть мучает. Утро было, пели птички, и захотела я в ванной помыться, чтобы стать, как эти птички, чистой и веселой. Дверь открыла, а в ванной человек лежит голый и в черных очках. Я, конечно же, упала и спрашиваю:
- Ты чего тут делаешь в черных очках?
А он молчит, как рыба об лед.
- Вылезай сейчас же, как тебе не стыдно! А еще очки надел!
Схватила я его за руку – а она холодная. Тут я поняла, что он мертвый, и стало мне плохо.
Не знаю как, но вышла я на улицу. А что бы вы сделали на моем месте? Если у вас в ванной мужик – голый, мокрый им мертвый? Это что же дальше будет – сегодня мертвый мужик в ванной, а завтра крокодил или черепаха?
Послушайте, что же вы молчите? Я шла по улице и думала: «У меня в ванной мертвый мужик в черных очках, я иду по улице, у меня в ванной мужик в черных очках…». Потом я сообразила, что он труп, а труп всегда бывает чей-нибудь. Я решила спросить у прохожих, может, кто-нибудь сознается.
- Извините, это не ваш труп лежит у меня в ванной? – вежливо спрашивала я, но все от меня шарахались
Я облазила всех своих подружек и друзей, но никто так и не признался. Я обошла все кладбища – думала, может быть, кто-нибудь выкопался из могилы. Моя лучшая подружка Люська сказала мне:
- Ты дура, Анька! Это же труп Санечки моего, с которым я живу. Ты же мучила его, не давала ему, матюкалась, и он тебе морду разбил и пришел ко мне жить. Он пропал уже 4 дня, нет его ни в одном пивбаре…
Мы пошли ко мне домой. Куда же вы уходите, я еще не все рассказала. Не уходите, не бросайте меня, я нормальная, я правду говорю, я же на людей не бросаюсь… Люську уже у подъезда стало трясти, и с каждой ступенькой трясло все больше и больше. А когда мы вошли в квартиру, она сказала, что у нее разыгрался ревматизм и села отдохнуть на пол. И все рассказывала мне про своего Санечку, какой он был хороший.
- Он пригласил меня в кафе и заказал два пива. И официант принес два пива, шампанское и четыре черных презерватива…
А потом стала обзываться и выгнала меня, хлопнув дверью. Скажите, как же она там, с этим трупом? Ведь ей же может стать плохо и она умрет, и помочь-то ей некому. Она же больная такая, у нее ревматизм, аллергия, и вообще она прибацаная. А еще труп этот плохо пахнет. Что она с ним будет делать?
Послушайте, пожалуйста, может быть, это ваш труп? Это же с каждым может случиться, честное слово. Ну, бывает, ошиблись ванной, одежду где-то позабыли, дело житейское. Ну, умерли, - самое обычное дело. Пожалуйста, сделайте что-нибудь, Люську спасите, и этого, голого, мокрого, мертвого, и меня. Ну не можете, хотя бы послушайте. Послушайте еще немного. Я вам все расскажу, и про себя расскажу, и про жизнь нашу расскажу, и про людей, и как же трудно жить людям.